Приложение 1.ЗАКОН С РОДИНЫ ГЕРОДОТА И ЕГО ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ1
Эпиграфический памятник, о котором здесь пойдет речь (Syll.3 45 = Tod 25 = ML 32), нечасто привлекает к себе пристальный интерес исследователей2, хотя он, на наш взгляд, заслуживает гораздо более внимательного отношения. Надпись, происходящая из греческого полиса на юго-западе Малой Азии — Галикарнасса, родины Геродота, и относящаяся как раз ко времени жизни «отца истории», уникальна в целом ряде аспектов, прежде всего с точки зрения своего содержания, позволяющего высказать ряд довольно далеко идущих соображений и гипотез об историческом контексте ее составления. Она представляет собой закон, принятый совместно гражданской общиной Галикарнасса и тираном города Лигдамидом II, трактующий некоторые вопросы собственности. Необычна, кстати, даже сама судьба открытия памятника. Впервые его видели и скопировали в турецком Бодруме (древнем Гали- карнассе) еще в середине XVIII в. Затем он «выпал» из научного оборота, был вновь обнаружен в XIX в. Ч. Ньютоном и ныне хранится в 1 Первоначально опубликовано под тем же названием в: Вопросы эпиграфики. Вып. 4. М., 2010. С. 63—81. 2 Специальные работы о ней, указанные Мейггсом и Льюисом в библиографии к памятнику (Meiggs R., Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century В. C. Revised ed. Oxf., 1989. P. 69), все сплошь очень давние и относятся к концу XIX — началу XX в. Наиболее информативной и полезной для ознакомления с проблемами, связанными с данной надписью, представляется нам именно комментирующая ее статья самих Мейггса и Льюиса (Ibid. Р. 69—72), наряду с комментариями Диттенбергера (Dittenberger W. Sylloge Inscriptionum Graecarum. 3 ed. Reprint. Hildesheim, 1982. Vol. 1. P. 52—54). От выкладок этих исследователей мы в основном и будем отталкиваться. Что же касается отечественной историографии, то в ней надпись, кажется, упоминалась совсем уже редко. Так, в одной статье Л. А. Пальцевой о ней сделаны некоторые краткие замечания, прежде всего в связи с фигурирующей в надписи магистратурой мнемонов (Пальцева Л. А. Греческие мнемоны // Мнемон: исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 2. СПб., 2003. С. 36—37). Британском музее. За то время, пока судьба надписи была неизвестна, несущая ее мраморная стела подверглась достаточно серьезным повреждениям: ее попросту распилили пополам по вертикали, чтобы изготовить два оконных косяка. При разделе плиты надвое, разумеется, оказались утраченными по 2—4 буквы в середине каждой строки, но, к счастью, они, как правило, легко восстанавливаются, поскольку есть возможность пользоваться для контроля старой копией. Кое-где еще имеются незначительные повреждения по краям, но в целом надпись можно отнести к числу неплохо сохранившихся. Лакуны почти везде (за исключением одного-двух мест, которые будут специально оговорены ниже) заполняются без проблем или сколько-нибудь серьезных разногласий. Прежде всего приведем текст надписи с нашим переводом. Надпись сделана ионийскими буквами; для передачи сочетания ост часто (но не всегда) употребляется буква сампи, впоследствии утратившая фонетическое значение. Омикрон имеет точку в центре, что в некоторых случаях (например, в негреческих личных именах) создает трудности, не позволяя отличить его от теты. Встречаются разные варианты написания одних и тех же или однокоренных слов (evai — elvai, 'AXiKapvriCTCTOv — 'AXiKapva^etov и т. п.), впрочем, нисколько не усложняющие понимание. табе 6 aOXXofylos* ё(ЗоХ?ъстато 6 'АХисарга^ёЫг ка! ZaXpaia- тёоог ка! Лиубарл? ёг Tfji iepfjli] ayopfji, pfjvos1 'Epp.ai(j3vo9 ттёр- 5 тгтг)1 'ютарёго, ёт Лёогто? тгри- тайеиоИто? то ’Оа^а^ю? ка- [I] 2а[ри^]шХХо то 06KutX(o ve- [соттЬЦо, TTplos* руцроуа?" рт| ттар[а]- 6L6o[a0ai] рдте утр* рт|те оЫС- 10 [а] тоТ? pvripoaiv ёт ’АТТОХХСО- тбеа» то Лиубарю? pvripove- шгто? ка1 ITavapuio то Каа(3ш- ХХю? ка1 ХаХрак1тё(ог pi/q- poveuovTOjr Меуа(Затесо то ’А- 15 фиааю? кш Форр'кого? то П[а]- wa^io?. "qv бё TI? 0eXr|L бпса?е- crOai irepi yrfc o’ndiov, ёткаХ[ё]- тсо kv октажсабека pricrlv опт’ от[е] 6 або? ёуёгето" voptoi бё кататт[е]- 20 р vvv оркшМскан тод бпсастта?’ 6 T[I] av ol pvTipove? б1бёсоа1г, тоОто картерог evai. "qv бё TL? Ocrrepov ётпкаХг)1 тоито то хро^о TIOV октажа18бка |±r|va)v, opKov Ivai т- 25 COL V6V0piV0)l TTJV yrjv та O’IK- [i]a, opKov 8ё то? бькаата? f)pl- [CIKTOV бе^ацеуо?- TOV 8ё opicov el- [v]ai ттаребуто? то ёуеатцкото?. к- артеро? 8’ elvai уц? ка1 olidoov oiTive? 30 тот’ elxov оте ’АтгоХХа^бт)? ка1 Ilava- (IUT|9 6pvr|p.6veuov, el рт| исгтеро- v аттеттёрастау. TOV vopov TOUTOV •qv TLS* 0eXr|L стиухёа1 Л TTpoOfjTa- [i] фг)фои ыстте pf| elvai TOV vop.o- 35 v TOUTOV, та ёоута аитб ттеттрг|а0а) каь ТШТТОХХСОУО? elvai lepa ка! а- UTOV феиуе1У aler ЦУ 8ё цт) rji аит- (01 а?ш 8ёка ататг|р(оу аитоу [тт]- eirpTyrOai ётг’ ё^аушуту ка1 |лт|[8]- 40 ара Ka0o8ov elvai ё? 'AXiKapv- r|aaov. 'АХосаруастстёшу 8ё та)? ст- up.TravT(ov TOUTIOI eXeuOepov eft]- vai, о? av таита p.f| ттара^каутр като- ттер та opKia ётароу ка1 (о? уёураттт- 45 ai ev TOOL ’ATTOXXCO[VL]COL, ёткаХеу. Остановимся на случаях упомянутых выше небезусловных конъектур. В стк. 8—9 следуем восстановлению, принятому Диттенберге- ром и Мейггсом—Льюисом, которое представляется предпочтительнее по сравнению с предлагавшимся альтернативным: т]о? рутцтоуа? |if] Trap[a]8i8o[vai] рт|те yrjv ктХ. В стк. 20 на камне до его порчи стояло 0PKQ2IT02; эмендация орксоЮохан то? (также принятая Дит- тенбергером и Мейггсом—Льюисом) дает более удовлетворительную грамматическую конструкцию, нежели оркыкЫ то?. Наконец, в стк. 7 генитив варварского имени вектХо) может быть прочитан также ’ОекшХоо (из-за оговаривавшегося выше наличия точек в центре омикронов в надписи, о которой идет речь. Однако конкретное чтение данного (очевидно, карийского) антропонима совершенно иррелевантно для интересующих нас здесь вопросов. Перевод: Совместная сходка галикарнасцев и салмакитов, а также Лигдамид, на священном народном собрании, в пятый день от начала месяца гермеона, когда пританом был Леонт, сын Оассассия, а должностным лицом, ответственным за строительство храма, — Сарис- солл, сын Фекиила, постановили следующее в отношении мнемонов: не следует передавать ни землю, ни дома мнемонам в год занятия этой должности Аполлонидом, сыном Лигдамида, и Панамием, сыном Кас- боллида, а со стороны салмакитов — Мегабатом, сыном Афиасида, и Формионом, сыном Паниассида. Если же кто-либо пожелает судиться о земле или домах, пусть он подаст иск в течение восемнадцати месяцев с тех пор, как принято это постановление; судьи же должны принять у него клятву согласно действующему ныне закону: «Что установят мнемоны, то должно иметь силу». Если же кто-либо подаст иск позже установленного срока в восемнадцать месяцев, лицо, владеющее землей или домами, должно принести клятву, принимать же у него клятву должны судьи, получив за это гемигекту; клятва приносится в присутствии противной стороны. Во владении же землей и домами остаются те лица, которые ими владели тогда, когда мнемонами были Апол- лонид и Панамий, если позже они не утратили этого права по суду. Если кто-либо пожелает отменить этот закон или предложит провести голосование о том, чтобы этот закон утратил силу, имущество такого человека следует продать с торгов и посвятить Аполлону, а самого его отправить в вечное изгнание; если же его имущество оценивается менее чем в десять статеров, то его самого продать в рабство на чужбину, и пусть никогда ему не будет возвращения в Галикарнасе. Выступить с обвинением против него может любой свободный гражданин из числа всех галикарнасцев, не нарушавший это постановление, согласно тому, что гласят клятвы и что записано в храме Аполлона. * * * А теперь перейдем к концептуальной части исследования и сформулируем некоторые принципиальные наблюдения над историческим содержанием надписи, а также выскажем ряд сопутствующих соображений3. Прежде всего отметим, что Лигдамид4, правивший в Галикар- нассе на момент принятия закона, был то ли внуком, то ли младшим 3 Частично эти соображения уже высказывались нами в более краткой, тезисной форме: Суриков И. Е. Галикарнасский закон V в. до н. э. (надпись ML 32) как эпиграфический памятник и исторический источник // Вспомогательные исторические дисциплины в пространстве гуманитарного знания: Мат-лы XXI Междунар. науч. конф. М., 2009. С. 330—333. Здесь они будут аргументированы гораздо более развернуто. 4 По поводу имени Лигдамид (анатолийского или киммерийского) см.: Иван- чик А. И. Киммерийцы: Древневосточные цивилизации и степные кочевники в VIII—VII вв. до н. э. М., 1996. С. 122—124. А. И. Иванчик считает более корректной передачу данного антропонима на русском как «Лигдамис». Вероятно, это так; но мы будем придерживаться более распространенного в отечественной историографии написания. сыном (источники оставляют место для разногласий по данному вопросу5) знаменитой «женщины-тирана» Артемисии, отличившейся на стороне персов в Саламинской битве 480 г. до н. э. и столь ярко, колоритно изображенной в «Истории» ее земляка Геродота. Лигдами- да, фигурирующего в надписи, принято обозначать как Лигдамид II (или Лигдамид Младший), дабы отличать его от его предка, другого Лигдамида — тоже галикарнасского тирана, отца Артемисии. В правление Артемисии город входил еще в состав Ахеменидской державы, но при Лигдамиде II стал членом Афинского морского союза. Произошло это, скорее всего, после победы Кимона при Евриме- донте, около 468 г. до н. э.6 Правда, в списках фороса галикарнасцы появляются только в 454 г. до н. э. Но этот факт ровно ни о чем не говорит, поскольку сами такие списки были введены именно тогда, в связи с перенесением союзного казнохранилища с Делоса на афинский Акрополь. Точнее, этот факт говорит только об одном: что к указанному году Галикарнасе уже находился в числе союзников. Иными словами, он дает лишь terminus ante quem. Однако Лигдамид остался у власти, афиняне не торопились его свергать, несмотря на то, что он принадлежал к династии, традиционно проперсидски настроенной. Наверное, Афины при большой необходимости могли бы «убрать» этого правителя, используя свои военные силы, но не сочли нужным или не решились. Государственный переворот, инспирированный внешней силой, мог бы породить скандальную ситуацию, оттолкнуть от афинян некоторых из их мало- азийских союзников. С Лигдамидом, очевидно, афинским властям удалось договориться. А может быть, этот правитель сам, почувствовав кардинальное изменение ситуации, вовремя переметнулся со стороны персов на сторону новых хозяев Эгеиды и в результате смог сохранить за собой галикарнасский «престол». Такая ситуация была в Афинском морском союзе редкой, но не уникальной. Известны два тирана — Тимн и Пиг- рет, правившие в малых городах того же карийского региона и оставшиеся во главе своих городов даже после их вступления в союз. Судя по всему, пребывание полиса в этом союзе и сохранение в полисе тиранического правления не были вещами абсолютно несовместными. Всё зависело от того, насколько тиран был послушен воле Афин, насколько тем удавалось найти с ним общий язык. 5 БервеГ. Тираны Греции. Ростов-на-Дону, 1997. С. 154. 6 ManselA. М. Halikarnassos // Der Kleine Pauly: Lexikon der Antike. Stuttgart, 1964. Bd. 2. Sp. 922—924. Надежды тех граждан Галикарнасса, которые были противниками тирании, оказались разрушенными. И эти граждане решили действовать самостоятельно, на свой страх и риск7. Ими был составлен заговор с целью свержения Лигдамида (не исключено, что все-таки имело место тайное афинское содействие заговорщикам). Заговор возглавлял знатный галикарнасский аристократ Паниасид (Паниас- сид), виднейший эпический поэт, а в числе участников, судя по всему, находился также его совсем юный в то время племянник — будущий «отец истории». Однако заговор потерпел неудачу; Паниасид был убит, а Геродоту пришлось бежать с родины. Ему было предоставлено убежище на Самосе, и произошло это, очевидно, по согласованию с Афинами: Самос на тот момент уже был одним из самых давних и надежных членов Афинского морского союза. По нашему мнению, именно в период пребывания на этом острове, причем довольно скоро после переселения из Галикарнасса (в тех же 460-х гг. до н. э.), Геродот установил прочные связи с афинским полисом, его политической элитой8, что и обусловило в значительной степени проафинскую тенденцию многих мест его труда. Что же касается датировки галикарнасского заговора, то, опираясь на один косвенный намек у Евсевия Кесарийского (Chron. 01. 78, 1), считаем возможным отнести событие к 468/467 г. до н. э. Далее ситуация становится более запутанной. В биографии «отца истории» имеется один крайне загадочный и сомнительный эпизод. Упоминание о нем встречаем только в одном, причем весьма позднем источнике — посвященной Геродоту статье византийской энциклопедии «Суда». После описания пребывания историка на Самосе там сказано буквально следующее: «Прибыв же в Галикарнасе, он изгнал тирана. Позже, увидев, что сограждане ему завидуют, он добровольцем отправился в Фурии, где афиняне основывали колонию. Там он умер и похоронен на агоре» (Suid. s. v. Нробото?). Под «тираном» здесь имеется в виду, несомненно, всё тот же Лигдамид II. Когда он был-таки свергнут, в точности не известно. Можно сказать только, что это произошло в 450-е годы до н. э., причем, скорее всего, до 454 г., когда, как мы уже упоминали, Галикарнасе 7 Нижеописанные события подробнее, со ссылками на источники, излагаются нами в книге: Суриков И. Е. Геродот. М., 2009. Здесь же мы даем лишь краткую сводку — в той мере, в какой это необходимо для раскрытия проблематики данной главы. * Возможно, даже побывал в Афинах еще в период простасии Кимона. Ср.: Суриков И. Е. ЛОГОГРАФ01 в труде Фукидида (I. 21. 1) и Геродот (Об одном малоизученном источнике раннегреческого историописания) // ВДИ. 2008. № 2. С. 34—35. появляется в податных списках Афинского морского союза, как раз тогда введенных. Дело в том, что в этих списках он как политический субъект значится следующим образом: «галикарнасцы». Если бы в тот момент во главе Галикарнасса стоял еще Лигдамид, то в качестве плательщика фороса, скорее всего, фигурировал бы именно он, а не галикарнасская гражданская община. Прецеденты есть: в тех случаях, когда в союз входили государства, управляемые тиранами (несколько таких примеров имеется), то в податных списках обычно стояли именно их имена, а не названия полисов. Но при каких обстоятельствах Лигдамид лишился власти — об этом никаких надежных сведений нет. Совершенно непонятно, насколько можно доверять уникальной, беспрецедентной, ничем не подтверждающейся информации, содержащейся в «Суде», о том, что Геродот сыграл чуть ли не главную роль в новом перевороте. Каков источник этих данных в памятнике, отделенном от событий полутора тысячелетиями? Не домыслы ли перед нами? В огромном византийском словаре, наряду с ценными и полезными сведениями, мы встречаем более чем достаточно разного рода «словесной шелухи», псевдофактов и квази-фактов, не вызывающих никакого доверия. С одной стороны несомненно, что Геродот, еще в молодости оказавшись в изгнании, страстно желал вернуться на родину. И эта ностальгия красной нитью прошла через всю его жизнь. Как пишет Плутарх (Мог. 868а), «другие считали его фурийцем, сам же он был сильно привязан к галикарнасцам». Но, с другой стороны, события, как они описаны в «Суде», кажется, вступают в некоторое противоречие с хронологией известных фактов из жизни Геродота. Действительно, из содержания цитированной словарной статьи можно понять, что второе пребывание «Отца истории» в Галикарнассе имело место непосредственно перед его отбытием в Фурии около 444—443 гг. до н. э. Однако как раз в это время Геродот находился не в Галикарнассе, а в Афинах, читал там отрывки из своего труда, был удостоен почестей и денежной награды9. 9 Из литературы о пребывании Геродота в Афинах см.: Strasburger Н. Herodot und das perikleische Athen // Historia. 1955. Bd. 4. Ht. 1. S. 1—25; Schwartz J. Herodote et Pericles // Historia. 1969. Bd. 18. Ht. 3. S. 367—370; Ostwald M. Herodotus and Athens//ICS. 1991. Vol. 16. № 1/2. P. Ill—124; Forsdyke S. Athenian Democratic Ideology and Herodotus’ Histories // AJPh. 2001. Vol. 122. P. 329—358; Moles J. Herodotus and Athens // Brill’s Companion to Herodotus. Leiden, 2002. P. 33—52; Fowler R. Herodotos and Athens // Herodotus and his World. Oxford, 2003. P. 303—318. Об основании Фурий см.: Wade-Gery Н. Т. Essays in Greek History. Oxf., 1958. P. 255 ff.; Ehrenberg V. Polis und Imperium: Beitrage zur alten Geschichte. Zurich; Stuttgart, 1965. S. 298—315; Строгецкий В. M. Политика Афин в Западном Средиземноморье в середине V в. до н. э. и проблема основа- Как бы то ни было, повторим, что сам факт ликвидации тирании Лигдамида ставить под вопрос не приходится, вне зависимости от того, произошло ли это при участии Геродота или без оного. Мы подчеркиваем данный момент потому, что он существенно помогает при более или менее точном датировании рассматриваемой здесь надписи (разумеется, речь не идет о датировании с точностью до года). Обычно в изданиях дается довольно широкая датировка: 465—450 гг. до н. э. (именно так, например, у Мейггса и Льюиса). Но, на наш взгляд, ее можно было бы несколько сузить. С одной стороны, как видим, закон принят еще в правление Лигдамида, и тиран в нем прямо упоминается. Поскольку, как говорилось выше, можно утверждать с высокой степенью вероятности, что к 454 г. до н. э. он уже утратил власть, — это и дает terminus ante quem. С другой же стороны, относить памятник ко времени ранее 460 г. до н. э. мы тоже не стали бы. Дело в том, что, судя по всему, события, описанные в процитированном соглашении, имели место во второй половине тирании Лигдамида, ближе к ее концу. И вот почему. Упомянутые в надписи мнемоны — должностные лица, функции которых в различных полисах, насколько можно судить, заключались в том, чтобы контролировать от лица государства различные сделки между гражданами, в том числе и относящиеся к недвижимому имуществу, как в нашем документе. В качестве одного из мнемонов назван некто Аполлонид, сын Лигдамида. Вряд ли мы ошибемся, предположив, что отец этого Аполлонида тождественен галикарнасскому тирану. Таким образом, к моменту принятия закона Лигдамид имел уже сына, достаточно взрослого, чтобы занимать одну из полисных должностей. В древнегреческих государствах классической эпохи обычно гражданин получал доступ к магистратурам после достижения тридцатилетия. Разумеется, для отпрыска правителя — ввиду его особого статуса — могло быть сделано исключение в возрастном цензе, но не думаем, что слишком большое. В конце концов, пост мнемона предполагал определенные ответственные обязанности, с которыми трудно было бы справиться, скажем, пятнадцатилетнему юнцу. Если же сыну тирана было 30 или даже 25 лет, то, значит, сам тиран являлся человеком уже немолодым. Не может не броситься в глаза имя еще одного члена коллегии мнемонов: Формион, сын Паниассида. Ведь нам отлично знаком Па- ния колонии Фурии // Город и государство в античном мире. Л., 1987. С. 55—79; Касаткина Н. А., Антонов В. В. Внутриполитическая борьба в Афинах в середине 40-х гг. V в. до н. э. и основание Фурий // ИИАО. Вып. 6. Нижний Новгород, 1999. С. 55—63. ниассид (Паниасид)! Как упоминалось выше, это хорошо известный из письменных источников знаменитый эпический поэт и дядя Геродота, возглавлявший оппозицию против галикарнасской тирании и в результате погибший. Выходит, что с его смертью оппозиция не исчезла, не развалилась. «Знамя» Паниасида подхватил его родственники и, очевидно, другие сподвижники. Более того, как видим, им и в дальнейшем удавалось добиваться успехов, занимать высокие государственные посты. Таким образом, фигурирующий здесь Форми- он — двоюродный брат «отца истории». Правда, предпринятые здесь отождествления не всеми признаются за безусловные. Так, В. Диттенбергер10 указывал, что Лигдамид и Па- ниассид — имена в Галикарнассе нередкие; соответственно, нельзя с абсолютной уверенностью утверждать, что их носители, фигурирующие в данном документе, — это именно тиран и эпический поэт. Однако нам значительно ближе позиция Р. Мейггса и Д. Льюиса ", которые настаивают на том, что чрезмерный скептицизм здесь неуместен12, особенно учитывая факт хронологического соответствия. Надпись относится ко времени, когда жил и правил тиран Лигдамид, а Паниасида уже некоторое время не было в живых, и она отражает именно эту ситуацию. Далее, упомянутые в законе носители этих имен явно принад- 10 Dittenberger W. Op. cit. Vol. 1. P. 53. 11 Meiggs R., Lewis D. Op. cit. P. 72. 12 Во всех подобных ситуациях гипертрофированный скептицизм в принципе не является плодотворным, что хорошо иллюстрируется, например, еще одним сюжетом, связанным с тем же Геродотом. Сохранился (ар. Plut. Мог. 785Ь) отрывок эпиграммы поэта Софокла, посвященной Геродоту. В историографии никогда не подвергался сомнению тот факт, что адресат стихотворения — именно «отец истории». Однако недавно саратовский антиковед А. А. Синицын в пространной статье выступил с отрицанием данного общепринятого мнения (Синицын A. A. Plut. Мог. 785 Ь: критические замечания о достоверности источника // Мнемон: исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 7. СПб., 2008. С. 377—418), указывая на то, что это мнение не может быть доказано безоговорочно и неопровержимо. Но, строго говоря, история — не математика, и в ней вообще мало что подвергается исчерпывающему доказательству. Очень часто приходится довольствоваться той или иной степенью вероятности, и это нормально. А выдвинутая самим А. А. Синицыным альтернативная версия, согласно которой упомянутый в эпиграмме Геродот — возлюбленный мальчик Софокла, зиждется только на том обстоятельстве, что драматург был известен своим неравнодушием к отрокам (чем, кстати говоря, нимало не отличался от подавляющего большинства эллинов классической эпохи), и представляется значительно более уязвимой и произвольной по сравнению с традиционной точкой зрения, хотя бы уже потому, что историк Геродот, современник Софокла, — личность реальная, а пресловутый «возлюбленный мальчик» — не более чем фантом. лежат к политической элите галикарнасского полиса, что опять-таки коррелирует с известными нам фактами о тиране Лигдамиде и поэте Паниасиде. Одним словом, в подобной ситуации считать, что перед нами простое совпадение, явно неоправданно; это означало бы — проявлять завышенный ригоризм по отношению к источникам. * * * Итак, какую важнейшую историческую информацию можно извлечь из рассматриваемого здесь эпиграфического памятника? Остановимся на ряде принципиальных моментов. Хорошо известно, что Галикарнасе, основанный греками на территории Карии, имел в составе своего населения значительный «варварский», карийский элемент. Это подтверждается и нашей надписью, хорошо видно из фигурирующей в ней ономастики: ряд личных имен явно не являются греческими. Причем — интереснейшее обстоятельство! — есть случаи, когда эллинское имя сочетается с «варварским» патронимиком или vice versa, что маркирует, разумеется, смешанные по происхождению семьи. Последнее имеет особенное значение вот в какой связи. Закон принят от имени «совместной сходки (т. е. собрания) галикарнасцев и салмакитов», а также Лигдамида. Как выясняется, Галикарнасе предстает нетипичным примером «двойного» полиса, с двумя гражданскими общинами, не вполне слившимися друг с другом. Таковыми были собственно Галикарнасе, а также Салмакида (в топографическом отношении представлявшая собой городской район к западу от входа в галикарнасскую гавань). Каждая из двух общин имела собственные органы самоуправления, но, как видим, для решения важных вопросов обе собирались на общее, объединенное народное собрание, выступавшее как верховная власть. В своей совокупности две общины — о чем опять-таки свидетельствует анализируемый документ — назывались «все галикарнасцы», 'АХькаруаааеь? oi аицлгаутб?. Традиционно считается, что речь в данном случае следует вести о греческом и карийском поселениях, но это верно только с точки зрения их происхождения. На момент же принятия закона картина оказывается существенно сложнее: и должностные лица от «галикарнасцев», и должностные лица от «салмакитов» носят вперемешку греческие и «варварские» имена. Достойный внимания случай весьма глубокого греко-карийского синтеза! Далее, просто-таки бросается в глаза, что Формион, сын Паниасида, выступает в роли мнемона именно от Салмакиды. Это позволяет судить о том, что семья Геродота принадлежала не к собственно галикарнасской, а к салмакитской (т. е. изначально карийской) общине. Уместно будет в связи со сказанным учесть, что в среде родственников «отца истории» греческая и карийская ономастика особенно тесно переплетена. И действительно, отца Геродота звали Л иксом (карийское имя), а его брата — Полиархом (имя чисто греческое, причем весьма аристократического звучания). Лике нарек своих сыновей Геродотом и Феодором, то есть опять-таки по-эллински, а Полиарх, напротив, дал своему отпрыску карийское имя Паниасид. А сына последнего, в свою очередь, назвали Формионом (греческое имя). Здесь, наверное, имеет смысл попытаться разъяснить одно противоречие, имеющее место в связи с родственными связями Геродота. В лексиконе «Суда» приводятся две альтернативные и, на первый взгляд, взаимно противоречащие версии о степени родства историка с Паниасидом: «Сообщают, что Паниасид — двоюродный брат историка Геродота: ведь Паниасид был сыном Полиарха, а Геродот — Ликса, родного брата Полиарха. Некоторые же сообщают, что не Лике, а Рео, мать Геродота, была сестрой Паниасида» (Suid. s. v. Пауиасл?). Удается снять это противоречие и, соответственно, согласовать данные, если предположить, что Лике взял в жены дочь13 своего брата Полиарха. В таком случае Паниасид действительно оказывается одновременно дядей Геродота по материнской линии и его двоюродным братом по линии отцовской. Браки в столь близкой степени родства древнегреческое право вполне допускало; более того, мы встречаем их достаточно часто, особенно в среде аристократов. Очевидно, они практиковались, в частности, для того, чтобы не допустить дробления родового имущества. Достаточно припомнить хотя бы, что мать и отец такого выдающегося деятеля эллинской культуры, как философ Платон, — Аристон и Периктиона, оба из знатнейшего рода Кодридов, — являлись соответственно дядей и племянницей. Если наши выкладки верны, то точно так же обстояло дело с родителями Геродота. 13 Относительно имени этой женщины, матери Геродота, полной ясности нет (в источниках она фигурирует то как Дрио, то как Рео), и, соответственно, мы не можем привлекать его в качестве ономастического материала в рамках наших построений. Хорошо известно, что и в целом имен женщин из истории античной Греции сохранилось многократно меньше, чем имен мужчин (см., например, цифры по Афинам: Matthews Е. Making the Book Again // A Lexicon of Greek Personal Names / Ed. by Fraser P. M., Matthews E. Vol. 2. Attica / Ed. by Osborne M. J., Byrne S. G. Oxf., 1994. P. VI). О причинах такого положения дел см.: Schaps D. The Woman Least Mentioned: Etiquette and Women’s Names // C1Q. 1977. Vol. 27. № 2. P. 323—330; BremmerJ. Plutarch and the Names of Greek Women //AJPh. 1981. Vol. 102. № 4. P. 425—426. Остановимся теперь еще на одном интересном аспекте рассматриваемой надписи. В ней фигурируют два равноправных субъекта государственного права, как бы заключающие между собой договор и вместе принимающие решение: галикарнасский полис в лице народного собрания и тиран. Последний, кстати, назван просто по имени — Лиг- дамид, без указания каких-либо должностей и титулов. А в то же время сомневаться в тождестве этого лица с правителем Галикарнасса, членом династии Артемисии, решительно не приходится. Судя по всему, данным фактом подкрепляется та точка зрения (которой придерживаемся и мы|4), согласно которой слово «тиран» не являлось титулом, и сами представители Старшей тирании себя так официально не называли. Не менее важно другое: исходя из наличия двух равноправных институтов — полиса и тирана, утверждающих галикарнасский закон, можно сделать наблюдение, что в результате установления тирании в греческих полисах периода архаики и ранней классики складывалась ситуация своеобразной диархии, двоевластия. Очевидно, между тираном и народным собранием существовало какое-то разграничение властных полномочий по отдельным сферам политической жизни, но наиболее важные решения, затрагивавшие интересы обеих сторон, принимались совместно, как в данном случае. Этим иллюстрируется чрезвычайно оригинальный статус архаического тирана15. Он — как бы не в полисе, а вне его. Он выступает как некая автономная единица, как «государство в государстве», живущее по своим собственным законам; узаконения же полиса над ним в принципе силы не имеют. Конечно, встречались и исключения, когда тиран демонстративно выказывал лояльность по отношению к полисным нормам (лучший пример — Писистрат в Афинах), но это был лишь жест доброй воли, который делать было вовсе не обязательно и от которого можно было в любой момент отказаться. В связи с этим можно еще напомнить, что тираны обычно избирали местом своей резиденции городской акрополь,6. Кроме них, там 14 Суриков И. Е. Античная Греция: политики в контексте эпохи. Архаика и ранняя классика. М., 2005. С. 161. Иное мнение см., например: Высокий М. Ф. Тирания: к вопросу о терминологии // Власть, человек, общество в античном мире. М., 1997. С. 182 слл. 15 О религиозной составляющей этого статуса см., в частности: Суриков И. Е. Status versus charisma: сакрализация правителя в Греции и греческом мире I тыс. до и. э. // Сакрализация власти в истории цивилизаций. Ч. II, III. М., 2005. С. 7—34. 16 О связи установления тирании с захватом акрополя см. в недавней работе: Rosivach V J. Why Seize the Acropolis? // Historia. 2008. Bd. 57. Ht. 2. S. 125—133. В Галикарнассе роль акрополя играл полуостров Зефирий у входа в бухту (изна- никто не жил, там находились только храмы богов. Разумеется, подобное размещение можно объяснять и интересами безопасности, но лишь отчасти; нам представляется, что в нем был и более глубокий религиозно-политический смысл, относящийся к сфере ментальности. Тиран отделялся от своих сограждан, демонстрировал, что он — «сам по себе», представляет собой особый мир. Но мы не будем здесь подробнее развивать эту увлекательную тему, а просто напомним читателям о знаменитых исследованиях Ж.-П. Вернана и ученых его школы о пространственных коннотациях формирования полиса, в ходе которого очаг власти постепенно перемещается с акрополя на агору — els* pecrov, «в середину»17. Архаические тираны, для которых была характерна в известном смысле «ретроградная» тенденция|8, похоже, пытались повернуть этот процесс «вспять». * * * Остановимся, наконец, на основном содержании интересующего нас документа, на конкретной интерпретации закона, принятого гали- карнасцами и Лигдамидом. Необходимо сразу оговорить, что здесь мы вступаем на очень шаткую почву: ряд проблем были и остаются дискуссионными, допускающими альтернативные трактовки. Не исключено, что какие-то из этих вопросов и в принципе неразрешимы при наличном состоянии Источниковой базы. Одним словом, приходится любые соображения высказывать только в форме самых осторожных гипотез. Выдвижение в надписи на первый план, казалось бы, чисто имущественных сюжетов — о земле и домах — не должно вводить нас в заблуждение. На самом деле, вне всякого сомнения, мы имеем дело с урегулированием какого-то политического кризиса. Любой кризис такого рода в греческих полисах|9, как правило, сопровождался изгнанием тех граждан, которые проиграли данный «раунд» политической борьбы. Так и тут: очевидно, изгнаны были какие-то нелояльные ти- чально — остров, искусственно соединенный с материком); эта пространственная модель наиболее близка к сиракузской. 17 Особенно известной и, можно сказать, классической остается книга: Вер- нанЖ.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988. 18 Тумане X. Рождение Афины: Афинский путь к демократии. От Гомера до Перикла (VIII—V вв. до и. э.). СПб., 2002. С. 299. 19 См. о них наиболее подробно: Lintott A. Violence, Civil Strife and Revolution in the Classical City, 750—330 В. C. Baltimore, 1982; Gehrke H.-J. Stasis: Untersuchungen zu den inneren Kriegen in den griechischen Staaten des 5. und 4. Jahrhundert v. Chr. Miinchen, 1985. рану галикарнасцы, что и повлекло за собой проблемы с собственностью на недвижимость. Ведь бежать приходилось в спешке, спасаясь от репрессий или даже гибели. Брали с собой только самое необходимое, а уж захватить недвижимость, понятно, и вовсе не было никакой возможности. В результате после кризиса на территории полиса оказывались брошенные земельные участки и дома. Неясен был их правовой статус, и, соответственно, неизбежен был вопрос: как с ними поступать? Вот это-то и становилось предметом специального рассмотрения в органах государственной власти. Поскольку исторический контекст галикарнасского закона известен только в самых общих чертах, без конкретных деталей, допустимы самые разнообразные догадки касательно смысла и целей документа, причем, кажется, ни одна из таких догадок не имеет особых преимуществ перед остальными, поскольку все они в равной степени не могут быть ни безоговорочно доказаны, ни категорично опровергнуты. Можно считать, например, что в памятнике отразилось непрочное положение Лигдамида, которого вот-вот уже должны были свергнуть, и он, понимая это, проявлял готовность идти на уступки и компромиссы. В таком случае, закон мог быть связан с амнистией, объявленной для противников тирана. Возможно, однако, и диаметрально противоположное толкование: принятие рассматриваемого постановления означало полную победу Лигдамида и поражение его оппонентов. Согласно этой последней точке зрения, после того, как участники борьбы против тирании в Галикарнассе ушли в изгнание, принадлежавшая им недвижимость, оставшаяся «бесхозной», перешла в ведение мнемонов. Последние, похоже, испытывали недоумение относительно своих дальнейших действий, поскольку официального решения об этом еще не существовало. И вот соответствующий документ был принят, причем его общая интенция оказалась скорее не в пользу изгнанников. Закон, как видим, отнимал у них возможность легитимно возвратить себе обратно свои земли и жилища — даже в том случае, если они когда-нибудь вернутся на родину. Жестокость наказаний, предписанных в надписи за любую попытку отмены закона, судя по всему, говорит о том, что угроза таких попыток была вполне реальной. Не приходится сомневаться в том, что имелись в немалом количестве лица, чьи интересы закон ущемлял. Борьба галикарнасцев против тирании явно не завершилась с казнью лидера оппозиции — Паниасида. Сопротивление продолжалось с переменным успехом, и в нем по-прежнему играли видную роль представители семьи, к которой принадлежали Паниасид и Геродот.