Правление Феагена, пришедшего к власти в 40-х годах VII в. до н. а. на волне общественного недовольства и обострившихся противоречий, закончилось, как мы уже отмечали, изгнанием тирана из Мегар. Дата этого события неизвестна; ясно лишь, что падение тирании произошло после 636 г. до н. э. Можно предположить, что окончившаяся неудачей попытка Феагена поставить во главе Афин своего родственника должна была вызвать раздражение в Мегарах — как со стороны тех, кто поддерживал политику тирана, так и со стороны его политических оппонентов. К тому же гибель мегарского отряда, посланного в Афины, ослабляла военную поддержку власти тирана в Мегарах, ибо можно полагать, что это был один из тех военных контингентов, на которые опирался Феаген. Мы не знаем, однако, как долго Феагену удавалось удерживать власть после поражения Килона. Возможно, он правил еще несколько лет, постепенно утрачивая былую популярность и репутацию защитника народных интересов. По мере того, как слабела социальная база власти тирана, постепенно усиливались позиции его противников. Плутарх сообщает, что после изгнания Феагена в Мегарах на некоторое время установилось умеренное правление (Plut. Quest. Gr., 18). Умеренность нового режима, по-видимому, отмечается как черта, отличавшая его от последовавшего позднее периода «неограниченной свободы» и «необузданной демократии» (Plut. Quest., Gr., 18; 59). Возможно, впрочем, что новый режим противопоставляется также правлению Феагена, который, теряя почву под ногами, мог, как это нередко бывало, прибегнуть к репрессивным мерам. Вероятно, правы те исследователи, которые считают, что состав нового умеренного правительства Мегар был аристократическим. Очевидно, за 595 годы своего правления Феагеиу не удалось до конца сломить аристократическую оппозицию, и именно она явилась инициатором удаления тирана.596 Мы не знаем, как долго длилось в Мегарах умеренное правление. Плутарх говорит о его кратковременности, имея в виду последовавший затем более длительный перид «неограниченной свободы» (ахратос; gXeuOepict). длившийся, видимо, не одно десятилетие. Можно думать, что аристократическое правление продолжалось несколько лет, и именно в эти годы произошло резкое обострение социальных конфликтов, обозначившихся уже около середины VII в. до н. э. В последние десятилетия VII в, до н. а., по-видимому, еще более углубились противоречия в высших слоях мегарского общества. Пример Феогнида красноречиво свидетельствует о том, что не только в VII в., но и позднее в Мегарах сохранялась определенная прослойка представителей старой родовой аристократии, не склонных идти на компромиссы и учитывать новые реалии общественной жизни. В то же время обладавшие значительным экономическим могуществом «новые богачи» из числа людей незнатного происхождения, видимо, все настойчивее стремились к политическому лидерству. Враки знатных (dyaOoi') и низких но происхождению, но богатых людей (xaxot), вызывающие негодование Феогнида (Thcogn., 184-192), должно быть, уже в это время были нередким явлением. Можно предположить, однако, что какая-то часть представителей этого нового слоя стремилась укрепить свое положение в обществе не за счет связей с родовой аристократией, а непосредственно апеллируя к народу. Незыблемые устои общественной жизни, однажды уже нарушенные тираном, теперь расшатывались усилиями демагогов, ищущих поддержки у народа (Plut. Quest. Gr., 18).597 Положение низших слоен населения Мегариды за время правления Феагена, видимо, не претерпело заметных изменений. Более того, резкое имущественное расслоение населения стало причиной развития ростовщичества и увеличения числа должников к копну VII в. до н. э. Как свидетельствует Плутарх, одним из основных требований народа в этот период было решение долгового вопроса (Plut. Quest. Gr , 18). Денежные ссуды выдавались кредиторами, очевидно, под большие проценты, а несостоятельные должники подвергались судебному преследованию, грозившему конфискацией имущества и, может быть, как в соседних Афинах, утратой личной свободы.598 Для значительной части сельского населения насущным оставался также земельный вопрос, отчасти решенный при Феагене за счет аннексии Саламина и вновь обострившийся к концу VII в. до н. э, вследствие войны с Афинами. К этому следует добавить, что какая-то часть сельского населения, по свидетельству Феог- нида, вплоть до VI в. до н. э. не имела гражданских прав и фактически находилась вне закона (Theogn., 53-58). Говоря о противоречиях, лежавших в основе общественного недовольства конца VII — начала VI в. до н.э., следует затронуть и вопрос о возможных этнических различиях. Наиболее подробно отношения различных этнических групп в греческих полисах были рассмотрены Эд. Билем, который полагает, что в Мегарах этнические противоречия выражены весьма* слабо, и главным образом в высших слоях мегарского общества.599 С. Уст, однако, резонно замечает, что у Феогнида, со всеми его сословными предрассудками, нет никакого намека на противостояние дорийцев и недорийцев.600 Вряд ли можно признать удачным и тезис об ангидорийском характере тирании Феагена. Так, Т. Ф. Новикова полагает, что тиран опирался на поддержку недорийского населения, выступившего против дорийской аристократии. К недорийскому населению она относит как сельских жителей, так и торгово-ремесленные слои Мегар.601 Между тем вопрос, как нам представляется, не может быть решен столь однозначно. Выше (гл. II, §5) мы уже высказывали предположение о том, что после вторжения дорийцев ионийская знать, скорее всего, вошла в состав правящей элиты. По-видимому, в течение четырех столетий, отделяющих приход дорийцев от времени Феогнида, аристократические семьи уже достаточно сильно перемешались, и в Мегарах сложилось достаточно монолитное аристократическое сословие, в котором ионийский элемент был практически неощутим. Именно к этому сословию принадлежал Феогнид. Смешение населения в той или иной форме должно было происходить и в других слоях общества. Среди переселившихся в Мегариду дорийцев наверняка были люди разных сословий. Часть пришельцев составили, видимо, рядовое население Мегар, а затем и других городов и селений Мегариды.602 Можно думать, что на нижних этажах социальной лестницы процесс ассимиляции протекал быстрее, чем наверху; возможно, именно этот процесс имеет в виду Павсаний, говоря, что мегаряне, изменив свой язык и обычаи, стали дорийцами (Paus., I, 39, 4; ср.: Strab., IX, 1, 7, р. 393: тоис; avOpontoix; Acopieai; avri ’Icoviuv ^Jtotrjaccv). Известную настороженность вызывает, правда, существование особой категории селян, занимавших, по-видимому, самую низкую степень социальной лестницы — не только бедных, но и бесправных (Theogn., 53-56). Было ли их положение (а оно оставалось таковым, по меньшей мере, до начала VI в. до н. э.) результатом подчинения дорийцами какой-то части древнего населения Мегариды,603 или это следствие социально-имущественной дифференциации в среде этнически однородного населения — мы не знаем. Во всяком случае, источники, как кажется, не дают сколько-нибудь серьезных оснований говорить об этнических противоречиях н Мегарах в конце VII — начале VI в. до н. э. Обострение социальных противоречий в Мегарах в рассматриваемый период совпало с рядом внешнеполитических событий, которые не могли не оказывать определенного воздействия на внутреннюю обстановку в полисе. Об одном из таких событий— длительной войне с Афинами за Саламин мы уже упоминали. В этой войне мегаряне, по меньшей мере дважды, терпели поражения: один раз в конце VII в., когда Солону удалось отвоевать спорный остров, второй —в 60-х годах VI в. до н. э., когда Саламин окончательно перешел к Афинам после победы Писистрата. В конце VII в. одновременно с войной за Саламин произошло также военное столкновение Мегар с Самосом. Причиной войны явилось основание самосцами в 603 г. до н. э. города Перинфа на северном побережье Пропонтиды, близ ме- гарской колонии Селимбрии.604 Основание самосской колонии ущемляло интересы мегарских поселенцев, а возможно, и самих мегарян, не желавших иметь конкурентов в районах, прилегающих к Босфору.605 Как сообщает Плутарх, мегаряне начали войну против Перинфа, но, когда с Самоса на помощь перин- фянам подошла эскадра из тридцати кораблей, были разбиты (Plut. Quest. Gr., 57). Шестьсот мегарян, взятых в плен в морском сражении, приняли участие в заговоре самосских стратегов, в результате которого на Самосе было свергнуто правление геоморов. Неудача, постигшая мегарян в Пропонтиде, должна была самым пагубным образом отразиться на ходе войны с Афинами. Потеря шестисот воинов и флота,606 несомненно, ослабила боеспособность Мсгар, что стало, возможно, одной из причин быстрого успеха Солона в борьбе за Саламин. Поражение в войне с самосцами и потеря Саламина явились, по-видимому, дополнительными факторами, усилившими всеобщее брожение и недовольство в Мегарах, дав демагогам отличный повод для усиления нападок на власть. Наконец, следует упомянуть еще об одном событии, которое происходило в эго время и не могло не затронуть Мегары. Мы имеем в виду I Священную войну, начатую членами Дельфийской амфиктионии против жителей города Крисы (Кирры), которые заняли часть земли, посвященной Аполлону. Согласно Плутарху, инициатива выступления против Крисы принадлежала Солону, а во главе афинского войска, посланного на помощь Дельфийскому святилищу, был поставлен Алкмеон (Plut. Sol., II).607 Хронология событий до конца не ясна: в качестве даты начала войны предлагается 600 или 596 г. до н. э., а окончание ее относят чаще всего к 590-586 гг. до н. э.608 Для нас важно отметить, что I Священная война, в которой Афины играли активную роль, хронологически совпала с войной за Саламин. Конфронтация Афин и Мегар могла отразиться на отношениях Мегар с Дельфийским святилищем, и, как мы увидим далее, источники подтверждают это предположение. После правления умеренного правительства, сменившего тиранию Феагена, в Мегарах начинается длительная полоса социальных смут, которую Плутарх, как мы уже отмечали, называет периодом «неограниченной свободы» и «необузданной демократии» (Plut. Quest. Gr., 18; 59). Мы не знаем, явилось ли свержение умеренного правительства результатом военных поражений конца VII в. до н. э. или это произошло несколько ранее. Возможно, неудачи, постигшие мегарян в войнах с Афинами и Самосом, были следствием той анархии и беспорядков, которыми ознаменовался период «необузданной демократии». Впрочем, говоря о данном периоде мегарской истории, нельзя забывать и о том, что источники, которыми мы располагаем для этого времени, не дают нам объективной и взвешенной оценки происходивших событий. Эксцессы, о которых сообщают древние авторы, связаны, по-видимому, с тем, что давно уже назревшие вопросы общественного переустройства не были решены последовательно, путем реформ, как это произошло в соседней Аттике.609 Наши суждения о событиях и процессах, протекавших в Мегарах в конце VII — VI вв. дон. э., основываются главным образом на данных Плутарха и Аристотеля, а также на тех сведениях, которые дает для своей эпохи мегарский поэт Феогнид. Наиболее определенны в хронологическом отношении сведения, сообщаемые Плутархом. События, о которых он повествует, относятся к периоду, последовавшему после правления «умеренных». Бесчинство городской бедноты, дерзость демагогов, притеснения, которым подвергались зажиточные граждане, говорят, скорее всего, о том, что умеренное правительство было свергнуто насильно (Plut. Quest. Gr., 18). Мы не знаем, какие конституционные изменения произошли в этот период. Очевидно, как не без основания полагает Р. Легон, в Мегарах были расширены полномочия народного собрания,610 к которому перешла значительная часть функций, ранее исполнявшихся магистратами, избираемыми из среды аристократов, и, может быть, отчасти, из «новой знати». При этом, вероятно, состав народного собрания был расширен; в него вошли не только средние слои городского населения, но и беднейшие жители Мегариды. Именно эти прежде обездоленные и полуголодные люди теперь врывались в дома богачей, требуя угощения и забирая силой то, что хотели. Помимо стихийного изъятия имущества у зажиточных граждан (скорее напоминавшего грабеж), по-видимому, имели место и организованные конфискации, санкционированные народным собранием. Одной из мер, основанных на постановлении (8оура) последнего, явилась так называемая палинто- кия (nccXivxoxia), т.е. возвращение уже полученных ростовщиками процентов за долги (Plut. Quest. Gr., 18). Очевидно, что эта мера была вызвана тяжелым положением должников, бравших ссуды под проценты. В Афинах, как мы знаем, накануне реформ Солона тоже очень остро стоял вопрос о долгах (Arist. Athen. Pol., 5 f.; Plut. Sol., 15). Следует, однако, обратить внимание на отличие мегарской палинтокии от сисахфии Солона.611 Сисахфия. проведенная реформатором, пусть даже умеренного толка, в целом оказалась более последовательной и радикальной мерой, чем палиитокия, санкционированная мегарским народным собранием. В первом случае речь идет о единовременном сложении долгов, накопившихся к моменту реформы, и о запрещении впредь долгового рабства,612 во втором — о возврате процентов за денежные ссуды без кассации долгов. Если первая из указанных мер была продиктована осознанным стремлением реформатора ослабить общественное напряжение и ликвидировать опасность чрезмерного социального расслоения, чреватого взрывом, го вторая выражала сиюминутные интересы толпы, не стремящейся к глубоким и последовательным преобразованиям. Как бы то ни было, надо признать, что палинтокия не столь радикальна, как сисахфия; ее воздействие на социальные процессы не могло быть длительным и кардинальным. Вероятно, это связано с тем, что большинство в народном собрании Мегар составляли все-гаки не крайние элементы, а люди, не склонные к слишком радикальным новациям. Можно согласиться с С. У стом в том, что мегарский демос являлся далеко не однородным. Люди, бравшие денежные ссуды под проценты, конечно, занимали не самую низкую ступень общественной лестницы; скорее всего, это были мелкие торговцы, владельцы небольших ремесленных мастерских и другие мелкие собственники.613 Воспользовавшись моментом, они вернули себе выплаченные ранее проценты, не осмелившись, в силу умеренности своих взглядов, произвести полную кассацию долгов.614 Тем не менее это был открыто заявленный социальный протест, характерный для данной эпохи. По свидетельству Плутарха, примерно в то же время, когда было принято решение о палинтокии, произошло нападение ме- гарян на Священное посольство, направлявшееся из Пелопоннеса в Дельфы, в результате чего многие участники посольства погибли (Pint. Quest. Gr., 59). Из-за беспорядков и анархии, охвативших Мегарское государство, виновные в этом преступлении не понесли должного наказания, вследствие чего члены Дельфийской амфиктионии сами наказали святотатцев одних смертью, других изгнанием. Следует согласиться с мнением тех исследователей, которые рассматривают эти события как свидетельство полной беспомощности мегарских властей, хаоса и беззакония, воцарившихся в Мегарах.615 Можно полагать, что вмешательство в этот конфликт амфиктионии, обычно не занимавшейся делами частных граждай, является реакцией на антидельфийскую позицию Мегар в период «необузданной демократии». Инцидент, описанный Плутархом, скорее всего, надо отнести ко времени I Священной войны, т. е. к 90-м годам VI в. до н. э., когда после разрушения Крисы амфиктионы были достаточно сильны и влиятельны. Афины, активно участвовавшие в этой войне, были, видимо, особенно заинтересованы в наказании мегарян, с которыми они в тот период находились во враждебных отношениях.616 Таким образом, данный эпизод дает нам более точный хронологический ориентир для определения времени проведения палинто- кии, позволяя датировать ее 90-ми годами VI в. до н. а. Менее определенны в хронологическом плане данные Аристотеля. Рассуждая в V книге «Политики» о причинах упразднения демократии в разных государствах, он приводит пример также из истории Мегар: «Подобным же образом упразднена была демократия и в Мегарах: демагоги изгнали многих знатных, чтобы иметь возможность конфисковать их имущество; изгнанников этих набралось много; вернувшись, они победили демократов в битве и установили олигархию» (Arist. Polit., V, 4, 3, р. 1304 b. / нер. С. А. Жебелева). Об этом же событии Аристотель вскользь упоминает в другом месте (Arist. Polit., V, 2, 6, р. 1302 b), отмечая, что в Мегарах демократы были побеждены из-за беспорядка и анархии (Si’drrcc^iav xai devapyiav). Интересно также замечание Аристотеля (в связи с рассуждением о способах замещения должностей) о том, что в Мегарах на должности избирались те, кто вернулся из изгнания и принимал участие в борьбе против демократии (Arist. Polit., IV, 12, 10, р. 1300 а). События, связанные с устранением демократии в Мегарах, по-видимому, более подробно освещались Аристотелем в «Ме- гарской политии».617 Из «Мегарской политии», по мнению В. Холлидея, были заимствованы Плутархом и те сведения о мегарской демократии (конец VII — VI вв. до н. а.), которые мы рассматривали ранее.618 Несомненно, период «необузданной демократии» как один из наиболее ярких и драматических эпизодов истории Мегар должен был особенно привлекать к себе внимание древних авторов.619 Данные «Политики» Аристотеля (указания на произвол демагогов, на массовые изгнания знатных, конфискации имущества, наконец, общее определение этого периода, как времени беспорядка и анархии) в целом хорошо соответствуют свидетельствам Плутарха. Поэтому представляются вполне правомерными попытки ряда исследователей отнести данные Аристотеля о демократии в Мегарах к тому периоду, о котором повествует Плутарх.620 Сообщение Аристотеля о многочисленных изгнанниках находит, возможно, подтверждение в надписи, найденной в Олимпии.621 Несмотря на большие лакуны в тексте, можно понять, что речь идет о мегарских изгнанниках, поселившихся в Сели- нунте. Как мы уже упоминали ранее, не совсем ясен вопрос о том, какие Мегары имеются здесь в виду -- Нисейские или Ги- блейские. Может быть, следует все же отдать предпочтение Могарам Нисейским, ибо топоним Мегарида (fr. a, b. Vss.1-2), насколько нам известно, не применялся по отношению к области Мегар Гиблейских. Что касается датировки надписи, то она вполне соответствует периоду «необузданной демократии» первой половины VI в. до н. э.622 Надпись позволяет заключить, что в Селинунт прибыли две (по меньшей мере) волны мегарских эмигрантов. Не исключено, что переселение мегарских изгнанников в Сицилию продолжалось и после издания этого документа. Известно, например, что Феогнид, находясь в изгнании, побывал в Сицилии (Theogn., 783). Жизнь и творчество Феогнида в связи с исследуемым нами периодом имеют особенно большое значение. Мегарскому поэту посвящена обширная литература;623 тем не менее многие вопросы, связанные с его биографией и интерпретацией его элегий до сих пор остаются спорными. Дискуссионным является и вопрос о времени жизни Феогнида, существенно важный для реконструкции социально-политической обстановки в Мегарах в VI в. до н. э. Поскольку целью этой работы не является изучение творчества Феогнида как такового, ограничимся лишь некоторыми замечаниями, позволяющими уточнить наши представления о рассматриваемой эпохе. О времени жизни Феогнида сохранились противоречивые свидетельства древних авторов. Некоторые источники («Хроника» Евсевия и Chronicon Paschale) относят период известности поэта (ёу»ор1СЕт:о)к 57-й или 58-й Олимпиаде (соответственно 552 -548 и 548 —544 гг. до н. э.), другие (Suid. s. v. e^oyvu;; s. v. ФшхиП8г]?) отмечают, что он жил (ycyovto^B 59-ю Олимпиаду (544—540 гг. до н.э.). Указание Свиды часто понимают как дату рождения Феогнида и помещают его во вторую половину VI —начало V в. до н.э.624 Вместе с тем существует довольно устойчивая традиция относить время жизни Феогнида к первой половине — середине VI в. (иногда даже к концу VII в. до н. э.).625 626 Одним из основных датирующих признаков в стихах самого Феогнида считается дважды встречающееся у него упоминание персов (Theogn., 757-764; 775 -782). Одни видят здесь отголоски сооытий начала V в. до н. э. (походы персов на Грецию в 492, 490 и 480 гг. до и. э.), другие полагают, что страх перед персами мог быть вызван покорением Ионии Гарпагом в 540 г. до н. э. Как нам представляется, у Феогнида есть еще один очень важный хронологический ориентир. Это известные стихи (Theogn., 825-830), где он говорит об уменьшении территории страны: с городской площади уже видна граница земли, плодами которой пользуются пирующие и не замечающие опасности друзья поэта. О близости врагов Феогнид говорит и в другом стихе, призывая ввести в дело конницу, которая быстро одолеет неболь- пространство между городом и расположением противника (Theogn., 549-554).10 Как известно, в истории Мегар действительно существовал момент, когда граница государства была видна невооруженным глазом: около 565 г. до н. э. афиняне, возглавляемые Писистратом, захватили мегарскую гавань Ни- сею и некоторое время удерживали ее.627 Указанные стихи как нельзя лучше соответствуют этой ситуации. Следовательно, мы должны признать, что около 565 г. до н. э. Феогнид был уже достаточно взрослым человеком. Исходя из этого, мы считаем более приемлемой точку зрения тех ученых, которые относят его рождение к началу VI в. до н.э. (нельзя полностью исключить и конец VII в. до н.э.), а смерть к периоду после 540 г. до н. э. Это означает, что Феогнид жил в бурную эпоху «необузданной демократии» и являлся, вероятно, свидетелем установления олигархии, которая тоже мало импонировала ему как форма правления, далекая от аристократических идеалов. Действительно, в сборнике Феогнида мы найдем немало стихов, весьма созвучных эпохе, уже известной нам по данным Плутарха и Аристотеля.628 Символично выглядит, например, сравнение гибнущего государства с тонущим кораблем: грузчики, отстранив умелого кормчего, грабят имущество, порядок нарушен; дурные люди заняли место хороших (Theogn., 671 682). У поэта вызывают бурный протест и неприятие те перемены, которые свершились в его городе: вожди, стремящиеся к наживе, творят произвол и развращают народ, отдавая правосудие в руки неправедных (Theogn., 39-46); люди, прежде жившие в полях, одевавшиеся в шкуры и не имевшие доступа к судам » законам, теперь занимают видное место в городе (Theogn., 53- 57); обедневшие аристократы не гнушаются вступать в брак с женщинами из богатых, но незнатных семей (Theogn., 183-192). Сам Феогнид, как, видимо, многие из людей его круга, оказался в изгнании а его собственность подверглась конфискации или разграблению (Theogn., 341-350, 511 522, 1197-1202). Вероятно, поэт провел в ссылке немало тяжелых лет, жил в крайней бедности, потерял прежних друзей. Должно быть, именно в период изгнания он посетил Фивы (Theogn., 1209-1210), Эвбею, Спарту Сицилию (Theogn., 783-788). Кго пребывание в Мегарах Гиблей- ских дало, очевидно, повод считать его уроженцем этого города (Plat. Leg., I, 630 A; Suid. s. v. 0?oyvtв целом довольно хорошо соответствуют периоду «необузданной демократии» и последовавшей затем олигархической реакции. Падение мегарской демократии Р. Легон датирует 80-ми годами VI в. до н. э.,631 что едва ли приемлемо. Более обоснованной представляется дата, кот°РУю предлагает Т. Хадсон-Вильямс—60-е годы VI в. до н. э. 632 К этому времени относятся два известных нам события, которые, вероятно, были связаны с внутриполитической борьбой в Мегарах. Около 565 г. до н. э. Писистрату удалось отвоевать Саламин и занять мегарскую гавань Нисею, что, вполне возможно, явилось результатом ослабления Мегар после внутренних потрясений.633 Спустя немного времени, около 560 г. до н. э., была основана мегарская колония Гераклея.108 Аристо- тсль сообщает, что в городе сначала установился демократический строй; демагоги вынудили знатных людей уйти в изгнание, но затем, объединившие!,, изгнанники свергли демократию (Arist. Polit., V, 4, 2, р. Ш4, Ь). Нетрудно заметить, что описанная ситуация очень близко напоминает ту, что имела место в Мегарах перед основанием Гераклеи. По-видимому, в колонию выселилось большое количество сторонников свергнутой в Мегарах демократии, но вместе с тем и какая-то часть вернувшейся в Мегары знати, которая из-за конфискаций предшествующего периода была лишена собственности в метрополии. Попытку сторонников демократии взять реванш в Iераклее и последовавшее затем их поражение можно рассматривать как отголосок недавних мегарских событий. Итак, в 60-х годах VI в. до н.з. в Мегарах установилось олигархическое правление. Можно думать, однако, что десятилетия «необузданной демократии» не прошли бесследно для города. Произошедшие в это время значительные социальные сдвиги (завершение формирования слоя «новой знати», отличной от старой родовой аристократии; расширение прав прежде обездоленного сельского населения, и, наконец, перераспределение собственности вследствие конфискаций имущества изгнанных противников режима) должны были наложить определенный отпечаток на дальнейшее развитие мегарского полиса. Вместе с тем следует отметить, что необходимые и прогрессивные общественные процессы приняли в Мегарах разрушительный характер социального взрыва, что не могло не иметь негативных последствий для экономики, а также для стабильного политического развития государства. В этом заключается, видимо, одна из причин постепенного упадка Мегар к концу архаического периода. к власти нового (олигархического) правительства.