Версии и факты

Гибель царской семьи вызвала волну откликов во всем мире, накаты которой не ослабевают с течением времени. Более того, они усилились в последнее время в связи с кардинальными преобразованиями в России.

Первые и важные публикации появились в 20-х гг. Это книги Р. Вильтона [1}, Н.А. Соколова [2J, М.К. Дитерихса [3], П. Жильяра [4], С.С. Смирнова [5]gt; опубликованные за пределами большевистской России. Они основывались на первоисточниках, полученных в ходе колчаковского следствия по делу о расстреле Романовых, и личных наблюдениях авторов. Близки к названным по идейной направленности были точки зрения В. Гурко, В, Иванова, И. Мейера, игумена Серафима и других [6], базировавшиеся на тех же источниках и, как правило, существенно их не дополнявшие.

Тогда же увидели свет первые материалы на эту тему в печати Советской России [7]. В большинстве своем они были антиподами приведенным выше, ибо авторы их участвовали в тех же событиях, но находились в противоположном лагере. Названные публикации имеют и нечто общее. Во-первых, их авторы зачастую — непосредственные свидетели и участники событий, стояли у их истоков, располагали ценными первоисточниками и документами, освещали факты фундаментально, без излишних фантазий, хотя и сквозь призму собственных политических пристрастий. Во-вторых, все эти книги вскоре после выхода из печати стали достоянием спецхранов и более полувека не были известны широкой читательской аудитории, по крайней мере в СССР. Только в 90-х гг. они вновь были переизданы в России, и наконец нашли путь к своему читателю. Попытаемся хотя бы бегло рассмотреть наиболее важные из них.

Самая содержательная — книга Н.А.

историческую. Он писал: ”Я никогда не мыслил и менее всего теперь претендую выступить в роли исторического исследователя” [8].

Н.А. Соколов сформулировал ряд принципиальных соображений по делу о расстреле царской семьи, которые до сих пор служат основой многих исследований на данную тему. Прежде всего, это вывод о том, что была расстреляна вся семья. Такой вывод имел не только юридическое, но и политическое значение. Он активно поддерживался колчаковцами и представителями ряда европейских династий и служит в настоящее время базой для исследования предполагаемых останков царской семьи, найденных летом 1991 г. под Екатеринбургом.

Несмотря на недостаток подлинных советских документов, Н.А. Соколов пришел к правильному заключению: "Нельзя думать, что Екатеринбург самовольно не подчинился Москве и сам задержал государя. Подписывая одной рукой полномочия Яковлева, Свердлов другой рукой подписывал иное. Задержала царя в Екатеринбурге, конечно, Москва. Свердлов обманывал немцев, ссылаясь на мнимый предлог неповиновения Екатеринбурга” [9]. Собрав огромный следственный материал непосредственно о расстреле, Соколов пришел к категоричному выводу: ”Судь- ба царской семьи была решена не в Екатеринбурге, а в Москве” [10]. Этот вывод подтверждается публикуемыми нами документами.

Расследование Соколова исключает вероятность вывоза семьи или отдельных ее представителей в какое-то другое место на том основании, что в доме Ипатьева остались самые необходимые для них вещи, в частности все лекарства наследника и иконы, с которыми никогда не расставалась Александра Федоровна, в частности, Федоровской Божьей Матери.

ратрицу этой иконы было бы равносильно лишить ее жизни” [11].

Вместе с тем далеко не со всеми суждениями Соколова можно согласиться. Оценивая деятельность комиссара Яковлева, вывозившего царя из Тобольска, он утверждает: "Будучи враждебен намерениям большевиков в отношении цадgt;я, он был посланцем иной, небольшевистской силы” [12]. Наши материалы полностью опровергают такую точку зрения.

К числу неудач Соколова надо отнести и неспособность, точнее невозможность, обнаружить в те годы трупы расстрелянных, что не позволило доказать наличие преступления, довести следствие до конца и на долгие годы оставило в подвешенном состоянии уже добытые доказа

тельства. Эта задача, возможно, была бы решена, если бы следствие не было сорвано военными действиями на Восточном фронте

Материалы Соколова органично дополняет М.К. Дитерихс, который сыграл важную роль в расследовании убийства царской семьи. Боевой генерал, командующий Восточным фронтом у Колчака, он был глубоко предан старому режиму и старался сделать все зависящее от него для установления истинной причины гибели царственных особ. Дитерихс во многом повторяет выводы и материалы Соколова. Он также считает, что погибла вся семья, а решение о ее уничтожении принято в Москве [13]. Убийство царской семьи и других членов дома Романовых генерал расценивает как ’’преступления идейные, фанатичные, изуверские, но совершившиеся скрытно, в тайне, во лжи и обмане” [14]. Виновником этих преступлений он считает широкое представительство в органах Советской власти лиц еврейской национальности, которые якобы чинили произвол по отношению к христианам вообще и их верховным руководителям, в частности [15].

Отличительная особенность работы Дитерихса и ее ценность заключается в том, что она дает богатейшие сведения по материалам расследований, предшествующих Соколову, то есть вводит читателя в круг представлений, которые стали складываться с первых дней занятия Екатеринбурга белыми и начала следственных действий, связанных с гибелью царской семьи.

Однако в это время, наряду с обнаружением реальных фактов преступления, начинают, как грибы после дождя, плодиться самые невероятные версии не только гибели, но и чудодейственного спасения августейших особ. Источником такой информации были, как правило, свидетельские показания, приводимые Дитерихсом, от имени второго или третьего лица по типу: кто-то что-то видел и кому-то о чем-то рассказал. Такому ’’испорченному телефону” не приходится удивляться, потому что основные участники событий ушли с частями Красной Армии, а второстепенные в силу своих возможностей сообщали то, что осталось от свидетельств очевидцев. Так зародились мифы о спасении Анастасии или других сестер, Алексея и даже самого Николая II [17]. Поскольку трупы не были обнару

жены, то вещественных доказательств преступления не существовало. Между тем семья исчезла. Поэтому возникла -питательная среда для необузданных фантазий.

Сам Дитерихс утверждает, что у невинно убиенных Исаак Голощекин отделил головы, которые были заспиртованы и в трех тяжелых ящиках доставлены в Москву. В подтверждение такого вывода он ссылается на то обстоятельство, что в кострищах, где якобы сжигались тела, не было обнаружено зубов, которые горят хуже всего { 8]. С таким аргументом никак нельзя согласиться потому, что в то время вообще не было обнаружено никаких останков, в том числе, естественно, и зубов. В захоронении, вскрытом в 1991 г. под Екатеринбургом, найдены не только зубы, но и черепа (см. раздел V настоящей публикации). Если будет доказано, что оно принадлежит царской семье, то миф об отрезанных головах развеется сам собой.

Материалы Соколова и Дитерихса дополняет английский журналист Р.

Вслед за Соколовым и Дитерихсом Вильтон живо рисует леденящую душу картину гибели царской семьи, сокрытия ее останков в урочище Четырех Братьев и массированную дезинформацию по этому поводу. Судя по контексту, он считает, что в Екатеринбурге погибла вся семья бывшего императора, а исполнителями приговора были преимущественно лица нерусской национальности.

К вышеназванным работам примыкает публикация П. Жильяра, основывающаяся преимущественно на личных впечатлениях от трагических событий, к которым он имел косвенное отношение. Бывший воспитатель наследника Алексея Пьер Жильяр написал интересную книгу о царской семье, но ее трагический конец он наблюдал только со стороны. По приезде в Екатеринбург его отделили от семьи, и он вынужден был жить на станции в железнодорожном вагоне, а потом уехал в Сибирь. О расстреле Николая Романова он узнал в Тюмени и вернулся в Ека

теринбург только после взятия его белыми. По свежим следам событий Жильяр посетил места, связанные с гибелью семьи, вместе со следователями собрал богатую информацию и вещественные доказательства о кровавых событиях.

Он наблюдал следы пуль и штыков в подвале Ипатьевского дома, видел обгорелые предметы, принадлежащие семье, разговаривал со многими очевидцами событий в городе и Коптяковском лесу. В результате пришел к выводу, что уничтожен не один император.

Ссылаясь на тома следственного дела Соколова, Жильяр утверждает, v что германский кайзер склонялся к реставрации монархии в России при условии, что она примет сторону Германии, но Николай II не пожелал предавать, союзников и в результате оказался в екатеринбургской ловушке [22]. По мнению Жильяра, гибель семьи была предрешена в Москве. Не случайно за два дня до объявления о расстреле Юровский приглашал в Ипатьевский дом священника [23].

Судя по тексту книги, ее автор также является сторонником той версии, что погибла вся семья. Он пишет, что Великая княгиня Анастасия пала под ударами штыков. А однажды в Омске ему представили молодого человека, который выдавал себя за наследника Алексея. Учитель не признал в нем своего воспитанника и горестно заметил, что случай поставил на его пути первого из неисчислимого количества претендентов на русский престол [24].

В качестве ответа на западные публикации следует расценивать и книгу П.М. Быкова, вышедшую в 1926 г. в Свердловске, переизданную в 1930 г. в Москве и вскоре угодившую в спецхран. Будучи первым председателем исполкома Екатеринбургского Совета рабочих и солдатских депутатов, членом Уральского областного Совета в 1917- гг., автор книги хорошо знал обстановку на Урале в те годы и располагал достоверной информацией, связанной с гибелью царской семьи. Ему не откажешь в наблюдатель

ности, содержательности и живости повествования. Однако далеко не все его выводы и оценки событий можно принять на веру прежде всего потому, что они покоятся на безраздельно господствовавшем в те годы классовом подходе к событиям. Крушение царизма и всего связанного с ним, даже гибель безвинных детей императорской фамилии, воспевалось тогда как высшее проявление пролетарской революционности, а следовательно — целесообразности.

Четыре пятых книги посвящено событиям, связанным со свержением династии Романовых и их пребыванием под арестом в Царском Селе и Тобольске. Оценка реальных фактов дана здесь сквозь призму представлений первых послереволюционных лет и грешит не только абсолютизацией классового подхода, но и фактическими погрешностями, которые в значительной степени преодолены в последующих трудах историков. Мы не касаемся детально этой стороны вопроса, поскольку нас интересуют преимущественно сюжеты, связанные непосредственно с екатеринбургской трагедией.

В этом аспекте Быковым приведены весьма важные сведения. Он, в частности, констатирует, что, по имеющимся у него данным, комиссар Яковлев просил у ВЦИК разрешения увезти бывшего царя к себе на родину, в Уфимскую губернию, и скрыть ”в горах”, но это предложение было отвергнуто [25]. Между тем участники VII Уральской областной конференции РКГЦб), состоявшейся в канун прибытия Николая II в Екатеринбург, высказались за скорейший расстрел Романовых, чтобы исключить попытки их освобождения и восстановления монархии в России [26].

Быков откровенно пишет о том, что на одном из своих заседаний Уральский Совет единодушно высказался за расстрел Николая Романова, но не хотел брать на себя ответственность без предварительных переговоров по этому вопросу с Центром. Тогда было решено командировать в Москву Голощекина, чтобы поставить вопрос о судьбе Романовых в ЦК партии и Президиуме ВЦИК. Последний предложил организовать суд над бывшим царем в Екатеринбурге в конце июля [27]. Ко времени возвращения Голощекина в Екатеринбург стало ясно, что для организации суда нет времени, потому что город не сможет долго продержаться под натиском белых. Тогда областной Совет решил Романовых расстрелять, не ожидая суда над ними, что и было сделано. В результате погибла вся царская семья вместе с приближенными, всего 11 человек [28].

В книге приводится ориентировочное место захоронения трупов — район Коптяковской дороги (урочище ”Че

тырех Братьев”, ’Танина Яма”), т.е. там, где следы преступления искал колчаковский следователь Соколов [29]. Автор резюмирует кровавые события следующим характерным для того времени заключением: "Своей победой над последними защитниками монархизма трудящаяся Россия еще глубже вогнала осиновый кол в могилу династии Романовых, и какие бы меры ни принимали оставшиеся в живых охвостья этого дома за границей, покойника из могилы не воротить” [30].

Большинство последующих изданий представляло собой разного качества западные вариации на данную тему без существенного пополнения новыми материалами, поскольку получить их из Советской России было невозможно, а зарубежные источники практически исчерпались. Всю эту литературу можно условно разделить на две части. В первую входят произведения, вышедшие из-под пера русской эмиграции [31], во вторую — разработки западных ученых и журналистов [32].

Проследим позиции авторов той и другой групп на примере конкретных публикаций. В первой группе интересна книга Д. Тревина ”Дом особого назначения” Она представляет собой интерпретацию трагических событий в Екатеринбурге по материалам наставника царских детей Сиднея Гиббса, который вместе с Соколовым собирал сведения о гибели императорской семьи и переправлял эти материалы в Европу.

Тревин пишет, видимо, со слов Гиббса, о том, что ящик с вещественными доказательствами, в том числе с тринадцатью каплями крови августейших особ и пальцем царицы, помещенными в спирт, хранился в фамильной усыпальнице французского генерала Жанена [33]. Он же сообщает со ссылкой на миллионера Скидельского, родственника Троцкого, что жена последнего получила в подарок от своего мужа кольцо со светло-голубым алмазом, якобы принадлежавшее дочери царя Татьяне [34].

Тревин разделяет вывод Соколова о том, что вся императорская семья погибла в Екатеринбурге, а случилось это по распоряжению Москвы, принятому под давлением немцев [35]. Вместе с тем он приводит многочисленные версии о чудодейственном спасении отдельных ее представителей, причем многие из них заведомо ложные. Так, еще в конце 1917 г. в одной из американских газет появилось сообщение о том, что Татьяна Николаевна пересекла Атлантику и оказалась в Новом Свете. В действительности же она в то время сидела рядом с Гиббсом в гостиной губернаторского дома в Тобольске и читала заметку о самой себе [36]. Из этого факта автор книги делает вывод, что

после действительном гибели семьи появился неограниченный простор для буйной фантазии на царскую тему.

В этом ключе он рассматривает и свидетельства лже- Анастасии, которая в подтверждение своего знания мельчайших подробностей жизни императорской семьи и ее окружения сообщала, что Гиббс хромает, тогда как к этому не было никаких оснований, о чем он с сарказмом писал своим друзьям [37]. Тревин резюмирует, что как только начинаются вымыслы, их уже нельзя остановить, а распространялись они, по его мнению, из Екатеринбурга и находили питательную почву в народе, считавшем царя божьим избранником, который не мог так просто погибнуть и потерять законное право на престолонаследие.

Из второй группы публикаций наиболее типичными являются книги Б. Пареса "Падение Российской монархии” и А. Саммерса, Т. Мэнгольда ’’Досье Романовых” Первая потому, что она представляет уровень разработки проблемы в 30-е гг., а вторая — в 70-е гг.

В большой книге Пареса основательно и детально прослежены главные события последнего царствования, начиная с восшествия на престол Николая II и кончая его отречением. Гибели же семьи посвящено всего несколько страниц эпилога и то основанных на старых материалах, хранившихся у русской эмиграции. Вместе с тем автор высказывает ряд соображений, которые заслуживают внимания. Вывоз царя из Тобольска в западном направлении он объясняет требованием немцев, которые якобы после заключения Брестского мира диктовали свои условия Советскому правительству [38]. У бывшего императора, по мнению Пареса, была мысль, что по приезде в Москву семью вышлют из России в Швецию или скорее всего в Данию, к родственникам [39]. Надо отдать должное

оницательности автора относительно того, что комиссар ковлев выполнял указания Свердлова, а не вел собственную игру по спасению императорской семьи [40]. Сцена расстрела в анализируемой монографии воспроизводится в духе широко известных описаний Соколова и Быкова. При этом есть основания считать, что Парес склоняется к версии о полной гибели семьи [41].

Труд Саммерса и Мэнгольда представляет собой значительный шаг вперед в разработке истории гибели Романовых и открывает новый этап в ее освещении. Во-первых, авторы обнаружили много свежих, ранее не известных материалов. Во-вторых, дали им свою альтернативную интерпретацию, заметно отличающуюся от предшествующих, опиравшихся преимущественно на известные сведения Соколова и его ассистентов.

Авторы отталкиваются от официальной версии о расстреле всей царской семьи, но ставят задачу приоткрыть полувековую завесу тайны, которая окружала это дело и питала многочисленные легенды. По значимости они ставят убийство царских особ в России в один ряд с сараевским и далласовским. Работая по поручению Би-би-си, Саммерс и Мэнгольд, по их собственным словам, постоянно находились ’’между историей и журналистикой” Надо сказать, что история от этого не проиграла, поскольку ей на службу было поставлено большое количество новых документов, огромный опыт сотрудников Скотленд-Ярда, принявших участие в их интерпретации, а также живое слово журналистов, донесших до читателя весь драматизм цареубийства и трудный поиск его свидетельств.

В первой половине 70-х гг. авторы объехали весь мир в поисках новых документов, знакомясь ”с письмами, отчетами, свидетельскими показаниями, меморандумами, всем, изложенным полвека спустя королями и революционерами, премьер-министрами и крестьянами” [4о]. Записка секретного отчета заставила их отправиться в Министерство иностранных дел Японии, а датский след привел к рапорту секретных служб Вашингтона [44]. Но там не нашлось достаточных аргументов для вынесения окончательного решения. Только много позже они наткнулись на документы, которые искали с самого начала: семитомное досье первоначальных свидетельских показаний по делу Романовых, на основе которых писал свою книгу Соколов, отбирая те факты, которые подтверждали его версию гибели всей императорской семьи.

В 1962 г. на чердаке парижского антиквара были найдены негативы фотографий, относящихся к соколовскому следствию с его пометками, но сопроводительные документы исчезли. Старый царский генерал Позднышев сообщил, что досье забрали немцы во время Второй мировой войны, но другой комплект якобы оказался у нейтральных лиц [45]. По всей вероятности, имелся в виду экземпляр английского журналиста Вильтона, который вручил ему Соколов перед отъездом из Сибири. Оказалось, что этот экземпляр вдова Вильтона продала на аукционе Сотбис в 1937 г , и его следы затерялись. После долгих и мучительных поисков выяснилось, что досье, пройдя через многие руки, осело в библиотеке Гарвардского университета [46].

Его анализ привел Саммерса и Мэнгольда к выводу, что Соколов при подготовке своего капитального труда резко сократил первоначальный материал, педантично использовал все, что соответствовало его версии о полной гибели царской семьи, аккуратно опуская свидетельства противо

положного характера [47]. Между тем они "нашли новые документы, которые ясно показывали, что не все Романовы были уничтожены в доме Ипатьева. Они позволяли верить, что только два члена семьи были убиты в Екатеринбурге... Это открытие объясняет, почему никогда не был найден ни один труп” [48].

Более того, Саммерс и Мэнгольд решились утверждать, что "большинство членов семьи Романовых были еще живы месяц после того, как их объявили мертвыми” [49]. Эти доказательства обнаружены в оригинальных рапортах русских белогвардейцев, которые держались в секрете, но не уничтожались [50]. В данной связи невольно приходит на ум то обстоятельство, что двое следователей, предшествовавших Соколову, были расстреляны.

В подтверждение своих выводов авторы рассматриваемой книги обращаются к другому источнику, долгое время остававшемуся недоступным исследователям. В 1936 г в Гуверовский институт при Стенфордском университете обратился неизвестный, который держал в руках сумку из черной мешковины. Он предложил подарить содержимое сумки институту при условии, что оно останется опечатанным и не будет вскрыто до 1 января 1950 г. Получив такую гарантию, незнакомец сдал сумку, а сам ушел и больше никогда не появлялся. Когда по истечении указанного срока сумку открыли, то в ней оказалось досье Никандра Миролюбова, профессора криминалистики, который служил прокурором в Казани и держал под надзором дело Романовых при Колчаке. Досье Миролюбова состояло из двух папок. В одной находились заметка Соколова и несколько писем, в другой переписка между Миролюбовым и его представителем в Екатеринбурге, прокурором Иорданским. Эта переписка содержала свидетельства основополагающей важности, не публиковавшиеся Соколовым

Саммерс и Мэнгольд цитируют заявление капитана Малиновского, который прошел по самым свежим следам трагедии в Ипатьевском доме: ”Моя работа по делу привела меня к заключению, что императорская семья жива. Мне кажется, что большевики расстреляли кого-то в комнате, чтобы симулировать убийство императорской семьи, затем сопроводили ее на дорогу в Коптяки ночью с намерением заставить поверить в убийство. Одели семью по-крестьян- ски и увезли в другое место после сожжения их одежды. Вот о чем заставляют думать мои наблюдения и размышления. Мне кажется, что немецкий императорский двор абсолютно не мог позволить подобного преступления” [52]. Из высказывания Малиновского авторы книги делают вы

вод, что ’’Германия в самом деле была замешана в Екатеринбургские события” [53].

В книге приводятся свидетельства сына доктора Боткина Глеба о том, что белогвардейский комендант Екатеринбурга князь Кули-Мирза ’’показал ему множество секретных донесений, согласно которым императорская семья сначала была отправлена в монастырь в окрестностях Перми, а затем перевезена в Данию” [54].

Рассматривая версию Соколова, Саммерс и Мэнгольд констатируют, что он был сторонником взгляда о гибели всей семьи. При этом приводят с нашей точки зрения безоговорочные доказательства этого, в частности, телеграмму, отправленную из Екатеринбурга Белобородовым о том, что семью постигла та же участь, что и царя [55]. Правда, авторы аппелируют к мнению американского адвоката Джона О’Коннора, который считает данную телеграмму условной в масштабной системе дезинформации, поскольку ’’все, что происходило с Романовыми, ставило политические проблемы слишком затруднительные и слишком деликатные, чтобы быть когда-нибудь раскрытыми. Например, возможно, что большевики вывезли Романовых из Екатеринбурга и передали немцам... Это было бы глубоко оскорбительным и для большевиков и для царя” [561. После тщательного анализа телеграммы с помощью высоких авторитетов в области дешифровки Саммерс и Мэнгольд резюмируют: ’’Историки никогда не изучали близко этот документ. При его исследовании проясняется, что в лучшем случае его аутентичность слишком сомнительна, чтобы строить доказательство на нем одном, а в худшем, что он может быть подделкой” [57].

Не исключают они и фальсификацию ряда свидетельских показаний, даже участника расстрела Павла Медведева, поскольку информацию от него белые офицеры получили по одним сведениям в тифозной горячке, а по другим — под пыткой, после которой он скончался [58]. В подтверждение своей версии авторы книги ссылаются на досье Миролюбова из Гуверовского института. Через три дня после смерти Медведева профессор писал, что сомневается в достоверности этой новости. А в информации директора тюрьмы, в которой содержали Медведева, нет сведений о его болезни. Авторы даже сомневаются: ”а был ли узник на самом деле Медведевым” [59]. По крайней мере, его надо ’’было допросить еще раз” 160]. Но Соколов не получил такой возможности, так как к его приезду Медведева уже не было в живых.

Следственные действия самого Соколова в Ипатьевском доме и урочище Четырех Братьев западные критики не под

вергают сомнениям. Они воспроизводят его выводы: о расстреле большой группы людей в подвальной комнате дома, о перевозке трупов к шахте, сжигании их там, присутствии на месте преступления Голощекина и Юровского, цитируют заключение о том, что "вывод об этом ужасаемом преступлении основан только на результатах тщательного судебного расследования” [61]. В данной связи возникает вопрос о правомерности предшествующих опровержений авторов "Досье...”, поскольку они не находят возражений против итоговых выводов Соколова.

Саммерс и Мэнгольд вносят свою лепту и в толкование исходных позиций екатеринбургской трагедии как директив большевистского центра. По их сведениям, в июне 1918 г. состоялось совещание в Политбюро, где Троцкий предложил провести публичный судебный процесс над царем. Ленин считал, что в ситуации хаоса, царящего в стране, этого делать не следует. Предложение Троцкого не прошло [62]. Между тем начали упорно распространяться слухи о смерти царя. 27 июня командарм Я. Берзин запросил Москву на этот счет. Ему ответил Ленин, приказав взять всю императорскую семью под свое покровительство и отвечать за нее своей жизнью [63]. Из данного факта авторы книги делают вывод: "Ленин лично был заинтересован, чтобы ничего плохого не случилось с Романовыми” [64]. Смену коменданта Дома особого назначения пьяницы Авдеева на крепкого характером Юровского они расценили позитивно, считая, что после этого Романовы оказались в надежных руках. А дальнейшая их судьба связывалась "с тем кризисом, который настал после убийства Мирбаха, — Ленину важно было выторговать передышку" [65].

Немцы, как явствует из приведенных в книге телеграмм, не поверили в сообщение о расстреле царя. Нарком иностранных дел Георгий Чичерин на первой встрече с германской стороной ничего не сказал о судьбе семьи, во второй раз заметил, что "царица отправлена в Пермь” С точки зрения авторов книги, такое поведение можно объяснить или незнанием существа дела, или стремлением сохранить Романовых в качестве заложников для торга с Германией [66].

Через шесть недель после исчезновения семьи Карл Ра- дек выступил с инициативой обменять Романовых на русских пленных, а затем высказался за их обмен на лидеров польской социал-демократии. Саммерс и Мэнгольд из этих фактов делают вывод: "Следовательно, семья жиба. Радек был специалистом по немецким делам и таким же реалистом, как Ленин. Если "козыри-Романовы” были уже мертвы, было бы абсурдно предлагать их обмен на свободу

товарищей... [67] Более того, немцы получили уверения от своих агентов, что женщины живыми выехали из Екатеринбурга [68]. Не верить прекрасно организованной немецкой разведке было трудно.

Авторы ’’Досье Романовых”, считая Григория Зиновьева одним из самых главных и информированных советских руководителей, ссылаются на его высказывание о том, что царь убит, а семья живет в безопасности в одном из сибирских городов, название которого запрещено сообщать. Не исключен из списка "сохранителей” царской семьи и Феликс Дзержинский. По словам авторов, он высказывался в том смысле, что женщины Романовы не были убиты в Екатеринбурге [69].

Как относиться к таким заявлениям? По всей вероятности, это была дисциплинированная поддержка официального советского заявления, и продолжалась она до тех пор, пока в этом была надобность. По крайней мере, после революции в Германии и поражения ее в Первой мировой войне такие заявления прекратились, а потом было официально признано, что вся семья погибла. Материалы нашей книги детально раскрывают этот вопрос.

Любопытна оценка авторов ”Досье Романовых” международных аспектов трагедии. С их точки зрения, оказать реальное влияние на течение событий могли только два государства: Англия и Германия. Поскольку Германия находилась в состоянии войны с Россией, то преимущество оказывалось на стороне Англии, тем более, что Николай II и Георг V были двоюродными братьями и очень близкими друзьями. В 1977 г. лорд Маунтбатон, самый близкий из еще живших родственников царя, так определил роль Георга V в деле Романовых: ”0 да! В первые дни он говорил об этом с моей матерью. Он хотел точно представить ему убежище в Англии, но правительство и премьер-министр воспротивились этому по политическим соображениям, и в тот момент войны это можно было понять. И я думаю, что было бы очень трудно пойти против их воли...” 170].

Однако досье раскрывает и другой факт: именно Георг V, а не его министры, отказал царю в убежище. ”Не экстремисты, не ветрянка (болезнь наследника — В.А.) решили судьбу семьи, считают Саммерс и Мэнгольд, а кульбит кузена царя, Георга V, который внезапно переменил свое мнение о предоставлении убежища... и не только по причине опасности путешествия, но и главным образом по политическим причинам” [71], но об этом никогда не говорилось публично.

В тот момент, когда Керенский и англичане спорили об отъезде царя в Великобританию, Датский двор обратился

к Германии за помощью в его спасении. Вильгельм II отдал приказ вооруженным силам не противодействовать въезду императора, но по разным причинам он не состоялся [72J.

Тем временем между немцами и большевиками был заключен Брестский мир, после чего распространился слух, что он содержит пункт, по которому царь д его семья должны быть освобождены. На основе скрупулезных исследований Саммерс и Мэнгольд пришли к выводу, что официально такого пункта не существовало, хотя не исключают возможности какого-то устного соглашения [73]. В официальных заявлениях немецкий посол Мирбах утверждал, что "судьба царя — проблема русского народа, а дело немцев — защищать своих принцесс — царицу и ее сестру Елизавету" [74]. Некоторые обстоятельства показывают, что в критические недели июля 1918 г. германский император действительно предпринял действия для спасения царской семьи. 5 июля членам Государственного совета Украины князю Александру Долгорукову и Федору Безаку позвонил немецкий дипломат барон Альвенслебен и предложил встретиться. Во время встречи он сообщил: "Император Вильгельм желает любой ценой спасти Николая II. При этом было сообщено, что между 16 и 20 июля будут распространяться слухи о смерти царя... они будут ложны.., Но необходимо, чтобы они распространялись в частности для того, чтобы можно было спасти царя" [75]. Не трудно представить изумление русских монархистов, когда эти предсказания сбылись.

Авторы "Досье Романовых” делают вывод: "Германия вела очень страшную игру... Если Берлин точно знал о смерти царя, то можно прийти к выводу, что немцы были прямо замешены в убийстве, совершенном коммунистами" [76]. В чем же дело? Прояснить тайну очень трудно, потому что человек, который ее знал, по утверждению Саммерса и Мэнгольда, скончался в 1926 г., никому не сообщив о ней,

На протяжении многих веков характерной чертой отечественной истории было самозванчество, а после гибели царской семьи в Екатеринбурге оно приобрело международный характер. То из Сибири, то с Украины, то из Германии, то из США, а то из Японии или Китая поступала информация о том, что там видели кого-то из этой семьи. Многие из них предъявляли настойчивые претензии на российский престол. Этой "индустрии Романовых” в рассматриваемой книге посвящено две главы. Сообщается, как в 1920 г. толпа журналистов взяла на абордаж пассажирское судно, прибывшее в Нью-Йорк и в судовом машинисте "опознала" русского царя [77]. Множество историй посвящено "чудесному спасению" детей Романо

вых. 31 декабря 1963 г. в США была организована даже трогательная встреча Алексея и Анастасии [78].

Самый большой успех в этой мистификации имела Анастасия, появившаяся на берлинской сцене в начале 1920 г. Она рассказала, что когда начали стрелять в подвале Ипатьевского дома, ей удалось спрятаться за одну из своих сестер, после чего потеряла сознание. Очнулась в семье солдата, который ее спас. От него она имела сына, погибшего во время её бегства из России. Загадочной истории Анастасии на Западе посвящена серия книг и голливудский фильм.

Она поставила рекорд XX в. по длительности судебного разбирательства, которое длилось с 1938 по 1970 гг., но осталось без решения. Судьи не сочли возможным признать смерть Анастасии в Екатеринбурге историческим фактом, но и не могли утверждать, что Анна Андерсон есть Анастасия. В качестве свидетелей выступили против идентификации преимущественно представители дома Романовых. Другие люди, часто общавшиеся с царской семьей, узнавали в претендентке княгиню Анастасию, что засвидетельствовали дочь царского врача Татьяна Боткина, знаменитая балерина Матильда Кшесинская и др. То же доказывали некоторые криминалисты, сравнивая особенности отдельных частей ее тела, ранений и почерка [79]. Характеризуя события июльской ночи восемнадцатого года, сама Анна-Анастасия заявила: ”То, что произошло в Екатеринбурге, совершенно отлично от того, что рассказывают, но если я это расскажу, подумают, что я сумасшедшая” [80].

Специальная глава книги — "Пучок лжи” посвящена дезинформации екатеринбургского убийства. В данной связи очерк П. Быкова назван не иначе, как отчетом, написанным на материалах из досье Соколова, выкраденных у автора в Берлине и переправленных в Москву [81]. Возможно, для такого заявления есть основания, поскольку в бывшем архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС хранилась часть документов из следственного дела Соколова. Надо полагать, сам он их туда не передавал. Авторы возмущены тем, что убийцы на страницах советской прессы долгое время выступали в качестве героев.

Несколько особняком в рассматриваемом сочинении стоит глава о миссии комиссара Яковлева. Она мало связана с основными событиями, происходившими в доме Ипатьева и их международным эхом, но содержит ряд любопытных материалов и размышлений, мимо которых пройти нельзя. Констатируется, например: "Николай знал, что монархисты вынашивают множество планов спасения, но

понимал, что они не имеют шансов на удачу” [82]. Во второй половине апреля один из инициаторов этих планов — муж дочери Распутина Марии Борис Соловьев был арестован в Тобольске, а через несколько дней туда прибыл во главе 150 кавалеристов Василий Яковлев, которому было поручено переправить бывшего царя в Екатеринбург.

Кто такой Яковлев, чью волю он исполнял, какие цели преследовал? Эти вопросы, начиная со следователя Соколова, не давали покоя всем, кто пытался распутать тугой узел романовской трагедии. Не смогли их обойти и Саммерс с Мэнгольдом, но и решить не сумели. Они пишут, что "Яковлев махал тремя бумажками, согласно которым он имел миссию исключительной важности и угрожал расстрелять на месте, кто осмелится ему противодействовать” [8о]. Внизу документов было много подписей и среди них Свердлова, из чего следовало, что комиссар выполняет волю большевиков. Это не мешало ему очень уважительно и заботливо относиться к царю, заявляя, что "положит жизнь за его безопасность" комиссар пытался миновать Екатеринбург, чтобы не допустить передачи Николая в руки уральских экстремистов, за что был объявлен ими изменником революции. />Саммерс и Мэнгольд ставят вопрос: если изменил, то в чью пользу? С одной стороны, они приводят свидетельство того, что он "решил сам спасти царя, зная, что его хотят расстрелять" [84]. С другой стороны, допускают мысль, что за ним стояла какая-то сила, стремящаяся реставрировать монархию в России, возможно, даже зарубежная [85]. Позднее Яковлев перешел к белым, где будто бы его след затерялся. Отсюда делается вывод, что он изначально был против передачи царя в руки большевиков. На самом же деле оснований для таких выводов нет. С самого начала Яковлев был убежденным и активным большевиком, преданно выполнял задание партии и правительства. После своего "грехопадения" осенью 1918 г. вернулся в лоно Советской власти и даже работал в органах НКВД, но, как и многие люди его круга, в 1938 г. был расстрелян. В этом можно убедиться, читая нашу книгу (раздел II).

Заканчивая анализ труда Саммерса й Мэнгольда, можно сделать вывод, что он вносит весомый вклад в раскрытие тайны гибели Романовых, но не исчерпывает ее. Сами авторы пишут, что они "так и не нашли окончательного решения..." "Досье Романовых” пытается распутать моток уникальной в своем роде тайны и пролить немного света на то, что могло на самом деле произойти с Николаем, Александрой и их детьми в тот переломный момент истории, который был летом 1918" [86].

•33-

В этом же ряду публикаций следует рассматривать вышедшую в 1974 г. в Нью-Йорке книгу "Письма царской семьи из заточения”, в которую вошло 227 писем Романовых, отправленных разным адресатам за шестнадцать месяцев пребывания под стражей. Большинство их написаны царицей и ее дочерьми и только 6 самим царем. Письма характеризуют нравственный и духовный облик их авторов, дают оценку многим событиям и людям, рисуют картину духовных и физических страданий семьи. Это редкий исторический источник, позволяющий посмотреть на события как бы изнутри. При этом надо иметь в виду, что авторы понимали: их переписка находится под контролем. И осторожничали с высказываниями.

К сожалению, писем екатеринбургского периода мало по причине довольно краткого пребывания здесь узников. Письма посвящены рассказам о мучительной дороге от Тобольска до Екатеринбурга и жесткому режиму содержания в Ипатьевском доме. Часть их воспроизведена по воспоминаниям ближайшего окружения царской семьи. Например, А.А. Теглева приводит цитату из письма, полученного в Тобольске: "Уложи, пожалуйста, хорошенько аптеку и посоветуйся об этом с Татищевым и Жильяром, потому что у нас некоторые вещи пострадали” "Мы поняли, — комментирует Теглева, — что пострадали у них некоторые ценные вещи, и решили, что это императрица дает нам указание позаботиться о драгоценностях” [87J.

Соответствующие разделы писем сопровождаются вводными статьями и многочисленными комментариями к ним, которые базируются на исследованиях других авторов, но несут печать собственных оценок их составителей. Красной нитью проходят сквозь них идеи монархизма и православия, резкого неприятия большевистского режима. По оценке составителей комментариев, со времени поселения в Ипатьевском доме августейшие особы "находились в руках екатеринбургской преступной шайки", к которой они относили Шаю Голощекина, Янкеля Вайсбарта (Белобородова), Янкеля Юровского, Пинхуса Войкова и Г. Сафарова [88]. "Если до сих пор, — по их оценке, — царственные мученики шли тернистым путем, то здесь поистине началось восхождение на Голгофу” 189]. Главным организатором убийства они называют Янкеля Свердлова, а соучастниками Григория Апфельбаума (Зиновьева), Моисея Урицкого, Льва Бронштейна (Троцкого), задача которых состояла в том, чтобы придать убийству видимость самовольного акта местных уральских властей, сняв тем самым ответственность с советского правительства [90].

В комментариях к книге писем приводятся сведения о

том, что 14 июля из Москвы вернулся Голощекин, в Ю часов вечера состоялось заседание областного исполнительного комитета коммунистической партии Урала и Военно-Революционного Комитета, на котором, согласно инструкциям Свердлова, было вынесено постановление о расстреле царской семьи. Здесь же публикуется его текст: ”По предложению военного комиссара, а также Председателя Военно-Революционного Комитета, собрание единогласно постановило ликвидировать бывшего царя Николая Романова и его семью, а также находящихся при нем служащих’* [91]. Далее постановлено привести настоящее решение в исполнение не позднее 18гго июля 1918 г., причем ответственность за выполнение поручить тов. Юровскому Я. члену Чрезвычайной Комиссии.

Вслед за Соколовым авторы, таким образом, констатируют принятие решения о смерти всей семьи, рисуя затем жуткую картину бойни, которая начинает подтверждаться современными советскими источниками, приводимыми в нашей публикации

Значительный интерес в плане нынешних дискуссий о канонизации царской семьи представляют содержащиеся в книге материалы, где подчеркивается: ’’Великий духовный подвиг Государя Императора Николая Александровича и его Августейшей Семьи, воссиявший ярким светом после их мученической кончины, был глубоко осознан широкими кругами русской эмиграции” [92]. С середины 20-х гг. из Сербии начали поступать предложения о причислении российского императора к лику святых. В 193о г., при закладе в Брюсселе Храма-Памятника царской семьи, сербский митрополит Досифей, выступая от имени Святейшего Патриарха, сказал: ’’Сербия чтит Государя Императора Николая II как святого...” [93] Во всех странах русского расселения и храмах, посещаемых русскими людьми, совершаются панихиды по царской семье. Храмы-памятники воздвигнуты практически во всех странах света. Первым среди них считается Брюссельский храм Святого Праведного Иова Многострадального в память Николая II. Его закладка состоялась в 1936 г , а освящение в 1950 г Величественные храмы-памятники сооружены в Шанхае, Сан- Франциско, Монморанси, под Парижем. В 1971 г. на Архиерейском соборе русской православной церкви за границей официально поставлен вопрос о канонизации царственных мучеников [94].

Некоторый итог этой серии работ подводит книга П. Па- гануцци ’’Правда об убийстве царской семьи”, изданная в 1981 г. в Джорданвиле (США) [95]. Она имеет специфический подзаголовок ’’Историко-критический

очерк” Автор пытается переосмыслить екатеринбургскую трагедию на неопубликованных материалах Дитерихса и Вильтона, в чем видит свое преимущество перед предшествующими исследователями и стремится дать отпор их несостоятельным, с его точки зрения, концепциям. Полемизирует он преимущественно с советскими авторами, главным образом с М.К. Касвиновым.

Проф. Пагануцци, демонстрируя крайнюю приверженность монархии, стоит на твердых антисоветских, антигерманских и антисемистских позициях. С этих позиций он освещает ключевые проблемы гибели царской семьи, не привлекая принципиально новых документов и не выдвигая оригинальных гипотез в этом темном деле, за исключением некоторых деталей. Поддерживая точку зрения Керенского о том, что переговоры Кремля с Уралом были фиктивны и план злодеяния выработали задолго до белой угрозы в интимном кругу Ленина, Пагануцци добавляет: "Может быть, в основе была месть за брата Александра, казненного за покушение на жизнь императора Александра III” [96]. Оценивая многочисленные западные публикации о "чудодейственном” спасении отдельных членов царской семьи или даже ее полного состава, автор анализируемой книги не соглашается с ними и безоговорочно принимает, по его словам, "единственную реальную версию* следователя Соколова о том, что тела убитых после предварительного осмотра с целью грабежа были изрублены на куски, по всей вероятности топорами, и сожжены на кострах [97].

В Советском Союзе долгие годы после публикации книги П.М. Быкова, а затем отправки ее в спецхран, изучением уральской трагедии не занимались. Официальная пропаганда клеймила позором царизм, восхваляла триумфальное шествие Советской власти, гордилась разгромом контрреволюции в гражданской войне и тщательно скрывала правду о гибели царской семьи, полагаясь на хвастливое заявление П. Войкова: "Мир об этом никогда не узнает, что мы сделали с ними”

Попытка вернуться к событиям, связанным с гибелью царской семьи, была сделана в начале 70-х гг. Ее, по всей вероятности, можно расценивать как реакцию на многочисленные публикации по данному вопросу за рубежом в связи с пятидесятилетием Октябрьской революции. В 1972-1973 гг. журнал "Звезда” опубликовал "повествование о деяниях и конце последнего царя из династии Романовых” М.К. Касвинова "Двадцать три ступени вниз" [98]. В дальнейшем книга неоднократно выходила в свет отдельными изданиями и получила широкое хождение в

разных слоях общества. Ее с интересом читали, поскольку она написана хорошим литературным языком, содержит сноски на многочисленные опубликованные и архивные документы и исследования, изданные в России и за рубежом. Это одна из самых известных отечественных публикаций по царской теме.

Однако с первых страниц книги автор провозглашает явно тенденциозное кредо: ’’История крушения и гибели династии Романовых — одна из излюбленных, постоянных тем западной пропаганды. Вот уже свыше полувека, как чернильные наймиты антисоветского промысла эксплуатируют историю казни царской семьи, соблазняемые выигрышной, как им кажется, возможностью показать на этом примере ’’ужас” революции и ’’жестокость” разбушевавшейся народной стихии. Нескончаемым потоком идет с идеологических конвейеров международной реакции соответствующая продукция” 199] В таком духе выдержана вся книга. Однако она продолжала выходить массовыми тиражами и в начале эпохи перестройки, когда полным ходом шел коренной пересмотр подобных догматических позиций.

Касвинов, как и многие исследователи романовского дела, пытается разглядеть в нем германский след, что естественно для той исторической ситуации, но вопрос в том, как его обнаружить? Без всяких документально подтвержденных оснований он заявляет: ”К началу июля берлинские домогательства в пользу Романовых становятся все более грубыми и вызывающими. Даже покушение на Мирбаха кайзер использует для маневра в пользу царской семьи. Выдвинув после 6 июля провокационное требование о допуске в Москву немецкого батальона, якобы для охраны посольства, Берлин в дальнейшем заявил о готовности снять это требование в обмен на разрешение царской семье выехать в Германию” [100]. В этом утверждении реален только один факт — требование о допуске в Москву немецкого батальона. Однако он обоснован чисто дипломатической необходимостью, а тезис о разрешении царской семье выехать в Германию не доказан.

Не разобрался автор книги и в миссии комиссара Яковлева. Он рубит сплеча: ’’Авантюра провалилась. Дерзкое кружение по сибирским железнодорожным магистралям двойного шпиона-диверсанта, называвшего себя Яковлевым, кончилось ничем” [101]. Наоборот, кончилось как раз так, как было задумано в большевистском центре в Москве, а шпиономания здесь выглядит дешевым приемом.

Расстрел в Екатеринбурге Касвинов рассматривает в традиционном для того времени ключе: Москва не имела

возможности организовать суд над Романовыми, поручйла это сделать уральцам, те не успели потому, что в Екатеринбурге созрел заговор для освобождения царя, а на поддержку ему подступали регулярные части белой армии. В этих условиях, "не видя иного выхода из сложившегося положения, Исполнительный комитет Уральского Совета принял решение: предать Романовых казни, не дожидаясь суда” [102]. Автор не ставит под сомнение материалы мнимого заговора, уходит от вопроса о позиции Москвы в решении судьбы Романовых, мимоходом, без всяких эмоций или научных размышлений, констатирует расстрел всей семьи и конец многовековой российской династии: ”Среди заброшенных шахт трупы сложили попеременно с сухими бревнами, в штабеля, облили керосином и подожгли. Когда костер догорел, останки зарыли в болоте” [ЮЗ].

Так же обыденно и бесстрастно, в отличие от гневных выпадов в адрес здравствующих Романовых, сообщено в книге о расстреле Михаила Романова в Перми и остальных представителей семейства в Напольной школе в Алапаев- ске. ”Таким образом, — подводится итог этих бесславных реляций, — четырнадцать представителей семейства Романовых нашли свой конец на Урале” [104]. По убеждению автора, ”это и была последняя черта под последней главой трехсотлетней истории злодеяний, совершавшихся в России под родовым знаком династии Романовых” Но не под этим ли знаком создавалось одно из самых могущественных государств в мире, не он ли реял на штандартах российского воинства, овеянного славой великих побед, не под ним ли сияли имена гениев русской науки и культуры?

В конце тех же 70-х гг. была сделана еще одна, менее раболепная, а потому и менее удачная, точнее, совсем неудачная попытка вернуться к романовской теме. Тогда в уральский литературно-краеведческий сборник ”Рифей” поступила статья Н. Лёшкина ’’Последний рейс Романовых”, которая посвящалась миссии загадочного комиссара Яковлева. Автор пытался дать этому событию свое толкование, причем оно принципиально не расходилось с господствовавшей тогда идеологией. Автор только попробовал разобраться в том, как это хрестоматийное событие преломилось ”в десятке кривых зеркал” [105]. Но этого не позволили сделать. Цензура запретила выход в свет сборника. Он сохранился лишь в нескольких экземплярах. Только через десять лет, с приходом эпохи гласности, статья увидела свет в одноименном сборнике [106].

В 1985 г. появилась любопытная книга Ю. Курочкина ’’Тобольский узелок”, посвященная поиску царских драго

ценностей. Автор назвал ее повестью, которая ”не претендует на документальную хронику” Поэтому он ”счел возможным прибегнуть иногда к смещению событий во времени и пространстве, к вольной трактовке сцен, свидетелей которых уже нет в живых, к домыслу фактов, возможно, имевших место, но не зафиксированных в документах” [107]. Если сточки зрения требований, предъявляемых к повести, книга удалась, то с позиций исторического охвата событий и их интерпретации она оставляет желать лучшего.

Судя по тексту, автор знаком с материалами операции, проведенной уральскими чекистами в начале 30-х гг. по обнаружению ценностей Романовых в Тобольске. Но использует он их выборочно, с большой долей собственной фантазии, круто замешанной на идеологических стереотипах застойных времен. Между тем сохранилось несколько томов подлинных протоколов допросов тех, кто прятал эти драгоценности. Они хорошо доносят до читателя масштабы этой операции, ее значимость и трагизм людей в ней оказавшихся. Сами по себе эти документы куда более содержательны и увлекательны, не говоря уже о достоверности, чем произведение Ю. Курочкина. В настоящей книге воспроизводятся наиболее важные из них.

Коренной перелом в отношении к царской теме произошел в конце 80-х — начале 90-х гг. в эпоху перестройки. Начался он с журнальных публикаций известных литераторов Э. Радзинского и Г. Рябова в ”Огоньке” и "Родине” [108]. Они впервые обнародовали фрагменты из ранее тщательно скрываемых документов об екатеринбургском расстреле. Эти леденящие кровь откровения Я. Юровского, Г. Никулина и других произвели ошеломляющее впечатление на общественность и дали толчок сначала к репринтному воспроизведению ранее опубликованных и упрятанных в спецхраны книг, а потом и новым произведениям.

Особенно "урожайным” оказался 1991 г., когда в центральных [109] и местных [110] издательствах вышла в свет серия книг о царской семье. В большинстве это были сборники, в которые включались полностью или частично ранее изданные произведения Н.А. Соколова, Р. Вильтона, П. Быкова и др. К ним добавлялись еще не публиковавшиеся фрагменты воспоминаний Я. Юровского, В. Яковлева, П. Ермакова, а также некоторые архивные документы и комментарии современных историков. К сожалению, принципиально новых данных и выводов они не несли.

Исключение составляет книга О. Платонова "Убийство Царской семьи”, в которой сделана одна из первых попыток советских авторов переосмыслить основные вехи царство

вания Николая II и его гибели. На основе большого фактического материала, в частности архивного, автор дает свежие оценки двух противостоящих лагерей — правящего (царского) и революционного (большевистского), приводит новые детали уральской трагедии. Гибель последнего российского царя в отличие от устоявшейся историографической традиции рассматривается не с упрощенных классовых позиций, а в широком историческом контексте.

Смело ломая устаревшие стереотипы, автор кое в чем перебирает через край. По его мнению, с убийства царской семьи ’берут начало величайшие бедствия нашей страны и мира — большевизм и фашизм...” [111] Судя по всему, здесь смешиваются причины и следствия. Даже школьнику известно, что большевизм возник за 15 лет до гибели Романовых. Не приведя достаточных оснований, автор берется утверждать: ’’Решение об убийстве царской семьи и вообще династии Романовых было принято Лениным и Свердловым” [112]. Не исключено, что так оно и было, но для столь категоричного вывода нужны доказательства, а их в книге нет.

Более фундаментально выполнены два последующих издания, вышедшие в 1992 г., ’’Гибель императорского дома” Ю. Буранова, В. Хрусталёва [113] и ’’Революция и судьба Романовых” Г. Иоффе [114]. Первая книга написана на значительном новом материале, что подчеркивает и форма изложения. Авторы как бы говорят документами, в изобилии цитируя важные сведения, исходящие нередко от личностей исторического масштаба. В отличие от многих своих предшественникоэ, они мало повторяют общеизвестные факты, избегают идеологических баталий и стараются сосредоточиться на конкретных эпизодах, связанных с гибелью царя и его окружения.

Авторы обстоятельно и объективно излагают эпопею вывоза царственных узников из Тобольска и доставку их в Екатеринбург, при этом вносится ясность в суть миссии комиссара Яковлева. Наиболее свежо написаны разделы книги, посвященные событиям на Урале. В них разоблачается миф о заговоре монархистов, якобы готовых освободить Николая II из Ипатьевского дома, детально выписаны события подготовки к расстрелу и самого расстрела. Авторы не оставляют сомнений, что разрешение на него было получено из Центра. Любопытный материал содержится в главе об убийстве великих князей.

Вторая книга является плодом многолетнего труда известного советского историка Г. Иоффе и повествует о тех же событиях, что и первая, но в более академическом стиле. В ней много новых наблюдений о развитии революционных

событий в России, отречении царя от престола и ссылке его в Сибирь, но нас интересует толкование событий, связанных с Екатеринбургом. Автор уделяет много внимания попыткам освобождения царя из тобольского заточения и противодействию им со стороны урало-сибирских большевиков, но он не отвечает на главный вопрос, почему же при всем ажиотаже вокруг монархического заговора он на практике ничего не стоил.

Г. Иоффе раскрыл тайну Яковлева. Как и следовало ожидать, он оказался активным большевиком, человеком близким к Ленину и Свердлову, а не загадочным агентом иностранных или монархических спецслужб, стремившихся спасти бывшего царя. Он выполнял специальное задание большевистского центра по доставке царской семьи на Урал. При этом произошло немало тактических ходов и опасных коллизий, но задание было выполнено в точности.

Анализ трагедии на Урале Г. Иоффе начинает с гибели Михаила Романова в Перми, но не отвечает на один из первостепенных вопросов, по чьему указанию она свершилась. Судьбу Николая II и его семьи автор не без оснований увязывает с левоэсеровским мятежом в Москве, однако новых конкретных данных опять-таки не приводит. Поэтому германский след в романовском деле, как и у многочисленных предшественников Г. Иоффе, снова повисает в воздухе. Зато он вносит полную ясность в технологию подготовки фальшивых писем мифического ’’офицера”, которые, по утверждению Советской власти, якобы свидетельствовали о плане освобождения царской семьи белыми. Решая один из ключевых вопросов екатеринбургской истории: где и как было принято решение об убийстве царской семьи, автор приходит к выводу: ’’Последнее слово, видимо, все же оставалось за уральцами: они лучше знали реальную ситуацию; они еще во время инцидента с Яковлевым официально сообщили Свердлову, что берут всю ответственность за судьбу Романовых на себя; а самое главное — они своим решением освобождали Москву от политически компрометирующего решения...” [115] Как и его многочисленные предшественники, автор не отвечает и на вопрос о месте захоронения останков царской семьи.

Далеко не со всеми выводами Г. Иоффе можно согласиться. ’’Понять трагическую судьбу узников Ипатьевского дома — значит попытаться понять, осознать весь путь России начала XX века” [116], — пишет он. Хорошо, если бы это было так. На самом деле все гораздо сложнее. Не только мы, россияне, но и весь мыслящий мир до сих пор бьется над разгадкой вопроса о том, что и почему случилось с

Россией в начале нашего века, куда она идет? Попытку воздвигнуть храм в память по убиенным в Ипатьевском доме автор склонен считать ”как еще один разделяющий нас рубеж” [1171. Конечно, наше общество сейчас как никогда политизировано, и такая опасность не исключается. Но судя по всему история свой вердикт уже вынесла. Народ хочет знать правду, и ее не утаить. Чем быстрее и полнее она будет раскрыта, тем больше вероятности, что он отнесется к ней с пониманием, как к факту, канувшему в Лету, который может и должен быть увековечен.

Под влиянием радикальных преобразований в России и в связи с пересмотром узловых моментов ее истории в XX в. появилась новая волна литературы, посвященной царской теме за рубежом. Наиболее крупными публикациями являются книги Н. Росса, М. Ферро и Э. Радзинского [118]. Книга Н. Росса вышла в свет в 1987 г. в издательстве "Посев” во Франкфурте. Она представляет собой большой том документов, подготовленных в основном на базе одного из трех экземпляров следственного дела Соколова, вывезенного генералом М.К. Дитерихсом из России в конце гражданской войны. До смерти генерала в 1937 г. эти материалы хранились у него дома в Харбине. Затем его вдова передала их в одну из западных стран, где они находятся до настоящего времени у частного владельца. Хотя основные факты этого следственного дела были известны по публикациям Соколова и самого Дитерихса, их полное издание представляет несомненный интерес и позволяет современному читателю на основе подлинных документов делать свои выводы о случившемся три четверти века назад.

Интерпретация судьбы царской семьи в книге известного французского историка М. Ферро "Николай II" заметно отличается от других западных и отечественных публикаций. Он пытается рассмотреть вероятность сохранения в живых ее женской части. Сопоставление российских и иностранных источников навело его на мысль, что Александра Федоровна и ее дочери (за исключением Анастасии) через Пермь были эвакуированы в центральную Россию, а затем некоторые из них попали в Западную Европу, но не были там признаны родственниками по соображениям охраны их собственных династических интересов [119]. Автор приводит свидетельство о том, что якобы на той же неделе (во второй половине октября 1918 г.), когда Мария Николаевна прибыла в Германию, из тюрьмы был выпущен Карл Либкнехт.^ "Совпадение ли это? — задает он вопрос. — Или же первый обмен заложниками в истории отношений Запада и Востока!” [120] Ему представляется, что в тех конкретных исторических условиях ни одна из сторон: ни со

ветская, ни белогвардейская, ни западноевропейская не были заинтересованы в прояснении данного вопроса, поскольку к тому не располагала одиозность Романовых. Для того, чтобы разобраться в этой запутанной проблеме, Ферро предлагает фронтально сопоставить материалы русских и зарубежных архивов, особенно английских, немецких, испанских и датских [121]. С нашей точки зрения, такое сопоставление если и не расставит все точки над ”i”, то по крайней мере очень сильно обогатит наши представления

о              важнейшей странице русской истории.

Заключительной в данной серии публикаций на сегодня можно считать крупную монографию российского автора

Э.              Радзинского "Последний царь. Жизнь и смерть Николая И”, изданную в середине 1992 г. в Нью-Йорке. Она является плодом многолетних усилий автора, содержит новые документы, освещает события с современных позиций, без крайностей, ранее свойственных как советской, так и зарубежной литературе. Книга написана живо, легко и увлекательно читается. В принципе в ней прослеживаются те же события, что и в ранее проанализированной нами литературе. Но они оставляют значительно меньше недоуменных вопросов.

Миссию комиссара Яковлева Радзинский рассматривает как двойную игру Свердлова [122]. Именно он "предложил кандидатуру Яковлева для отправки в Тобольск, чтобы вывезти оттуда Романовых. Троцкий, хорошо знавший Яковлева, также одобрил его кандидатуру” [123]. На вопрос Свердлова о тактике действий Яковлев ответил: "Посадит семью на поезд, который отправится в направлении Екатеринбурга, чтобы не вызывать враждебность среди уральцев. Но как только он выедет из Тюмени, то повернет в направлении Омска — на восток. Он доставит царскую семью в Москву через Омск. Если вмешаются какие-либо обстоятельства, он доставит царскую семью в родную Уфу, где люди настроены лояльно по отношению к нему и оттуда будет удобно продолжать путь на Москву, если это будет необходимо" [124]. Свердлов согласился, не исключив возможность доставки царя в Екатеринбург.

Радзинский высказывает предположения, что екатеринбургские большевики начали собирать доказательства "монархического заговора” с первых дней пребывания царской семьи в доме Ипатьева, но ”без Москвы, без... разрешения Ленина и Свердлова, ничего не могло планироваться” [125]. Он утверждает, что нашел телеграмму уральского большевистского лидера Голощекина Свердлову и Ленину, переданную через Зиновьева, из которой якобы следует вывод о существовании предварительной договоренности

между ним и Лениным об участи Николая II [126]. Однакс эта телеграмма была известна в России раньше, но из нее не делалось таких выводов. Думается, что теоретические построения Радзинского очень интересны. К сожалению, это пока только логика, но не факты.

Наряду с этим, Радзинский выдвигает любопытную версию о том, что приказ о расстреле издал главнокомандующий северным Урало-Сибирским фронтом Я. Берзин, но Голощекин для страховки все-таки отправил запрос е Москву через петроградский адрес Зиновьева, который был сторонником казни. Далее писатель неожиданно аппели- рует к воспоминаниям некого А. Акимова, который еще в 1957 г. в ’’Строительной газете” опубликовал статыо-вос- поминание ”По совету Ленина”, из которой делает вывод: ’’Когда Уральский областной комитет партии принял решение о расстреле семьи Николая, Совнарком и ЦИК написали телеграмму, подтверждающую это решение” [127]. Такой поворот привлекает внимание, но опять-таки окончательно не убеждает, поскольку не содержит официальных данных.

Сам расстрел, сокрытие останков, белогвардейское следствие по этому поводу, появление якобы спасшихся детей Николая Романова и другие события царской истории Радзинский описывает на основе хорошо известных документов, не дополняя что-либо существенно нового. Делается это тщательно, детально, часто с повторами рассказов разных персонажей этой кошмарной ночи. Впечатление остается очень тяжелое. Со ссылкой на какого-то своего мифического гостя, не названного по имени, Радзинский зарождает у читателей сомнение в гибели всех членов семьи, оставляет надежду на спасение двоих и даже пытается нарисовать картину, как это могло произойти \128]. Исследователям еще предстоит разобраться в новом повороте этой истории.

Краткий анализ большого корпуса отечественной и зарубежной литературы о судьбе царской семьи дает возможность представить широкий спектр мнений по данному вопросу, проследить трансформацию взглядов на трагические события трехчетвертьвековой давности. При всем разномыслии авторов у подавляющего большинства звучат печальные ноты о случившемся, но мало кто готов дать исчерпывающие ответы на те многочисленные вопросы, ко торые остались со времени гибели царской семьи Следы преступления были настолько хитро спрятаны, что восста новить их очень трудно, особенно спустя более полувека До сих пор окончательно не ясно, почему царскую семьк оставили на полпути между Тобольском и Москвой, какие

внутри- и внешнеполитические обстоятельства ускорили ее гибель, кто дал распоряжение об этом, где сокрыты останки и остался ли кто-то в живых, как случилось так, что ни одна политическая сила ни в России, ни за рубежом не смогла повлиять на судьбу если не всей семьи, то хотя бы ее женской части, куда исчезли архив и драгоценности Романовых. Все это не риторические вопросы, а важные проблемы отечественной истории на одном из самых крутых ее поворотов. Они нуждаются в основательной разработке, для чего созрели все условия.

Предлагаемая читателю книга является новым шагом на этом пути. Она содержит впервые вводимые в научный оборот материалы центральных и местных архивов, многие из которых до недавнего времени были наглухо закрыты для исследователей. Присутствуют документы и иллюстрации из частных собраний. Они позволяют по-новому взглянуть на старые версии, с фактами в руках подтвердить их или отвергнуть, по крайней мере, пролить дополнительный свет на темные страницы романовского дела.

Во втором разделе книги публикуются свежие документы о перевозе царской семьи из Тобольска в Екатеринбург, которые раскрывают накал борьбы по этому вопросу как в верхних эшелонах власти, так и на местах. Особый интерес представляют недавно расшифрованные телеграммы Свердлова и Яковлева, которые вносят наконец ясность в действия того и другого. Подборка оригинальных документов (письма Сталину и Ежову, Менжинскому, обращения и заявления из Соловецкого лагеря) характеризуют личность Яковлева, снимают с нее остатки покрова таинственности.

В третьем разделе сосредоточены новые документы о расстреле в Екатеринбурге: директивы Центра и действия местных властей, их оценки происшедшего, международные аспекты гибели императорского дома. Впервые полно екатеринбургская трагедия раскрывается сквозь призму взглядов ее непосредственных участников: императрицы Александры Федоровны, коменданта дома Ипатьева Якова Юровского, чекиста Михаила Медведева, дежурных отряда особого назначения.

Четвертый раздел содержит богатейшие документальные данные о судьбе царских драгоценностей, оставшихся после гибели Романовых в Екатеринбурге и Тобольске. Читатель увидит списки золотых и серебряных изделий, мехов и нарядов, переданных Юровским коменданту Московского Кремля Малькову в 1918 г., перечень уникальных драгоценностей, обнаруженных чекистами в 1933 г. в Тобольске, а также протоколы

изъятия сравнительно недорогих предметов царского обихода у рядовых участников расстрела. По протоколам допросов и очных ставок он соприкоснется с трагической судьбой тех людей, которые укрывали эти сокровища. У него есть возможность лицезреть детективные пути движения ценностей, сопереживать радость их обнаружения и горечь невозвратимых потерь. Возможно, кто-то в нашей стране или за ее пределами опознает по публикациям, описаниям и фотографиям бывшие императорские украшения, находящиеся сегодня в музеях или у частных лиц, что имеет важное историческое и искусствоведческое значение.

Пятый, заключительный раздел повествует о поисках останков царственных мучеников. Он делится на две неравные части. В первой представлено несколько документов о начале следственных действий, которые, как и последующие соколовские, не увенчались успехом. Тем не менее, они дают любопытный материал для понимания существа екатеринбургской трагедии. Более содержательна вторая часть, посвященная поиску царского захоронения в наши дни. На основании докладных Г. Рябова, А. Авдонина и В. Винера в органы внутренних дел можно проследить подступы к решению этой проблемы, ее основные этапы и альтернативные решения. Интересны материалы археологических раскопок JI. Коряковой, в результате которых были извлечены предполагаемые останки императорской семьи. Их научное описание служит базой криминалистических доказательств. Предстоит большая исследовательская работа для того, чтобы подтвердить или опровергнуть эту версию.

Документы извлечены, из фондов государственных, ведомственных и личных архивов. Подавляющая их часть публикуется впервые. Они выявлены в Государственном архиве Российской Федерации, Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории, Центральном архиве Министерства безопасности Российской Федерации, Центре документации общественных организаций Свердловской области, архиве Свердловского управления Министерства безопасности Российской Федерации, архиве прокуратуры Свердловской области, а также в личных архивах семьи В.В. Яковлева и Л.Н. Коряковой. В выявлении документов приняли участие: доктор исторических наук М.Н. Денисевич, кандидаты исторических наук К.И. Зубков, Л.А. Лыкова, В.М. Хрусталёв и Л.Л. Ефимов.

Археографическая обработка источников в данном издании осуществлена на основе общепринятых правил.

Документы публикуются полностью и в извлечениях. Передача текста с извлечениями обозначена в заголовке предлогом "из". Неисправности текста, не имеющие смыслового значения (орфографические ошибки, описки, пропуски букв, слогов и т.п.), а также ошибки в написании фамилий и географических наименований исправлены в тексте без оговорок. Пропущенные из-за повреждения текста и восстановленные по смыслу слова взяты в квадратные скобки. Случаи невозможности восстановить пропуск в тексте отмечены отточием в квадратных скобках.

Все сокращенные слова и аббревиатуры, если они не являются общепринятыми и не вошли в список сокращенных слов, раскрыты без квадратных скобок, кроме тех случаев, когда правильность раскрытия вызывала сомнение. Каждый документ имеет собственный или (при отсутствии его) редакционный заголовок. Почти все материалы снабжены датами. Если в документе дата не приводится, устанавливается датировка по содержанию и смежным документам архивного дела или коллекции документов, что оговаривается в текстуальных примечаниях.

Легенда каждого документа включает название архива, номер фонда, описи, дела, листа, сведения о подлинности. Способ воспроизводства в легендах не указан, поскольку большая часть архивных документов — машинописные подлинники и копии. Массив источников, выявленных в ведомственных архивах, обозначен как "коллекция документов".

Некоторые документальные материалы (главным образом телеграммы) из II и III разделов ранее частично публиковались в работах Г. Иоффе, Ю. Буранова, В. Хрусталева, Г. Рябова, Э. Радзинского. В данном издании они воспроизводятся полностью с соответствующей археографической обработкой.