В современной теории государства и права юридическая коллизия выходит далеко за рамки ее понимания как коллизии между законами различных государств <*>. Объясняется это стремлением в условиях глобализации всех основных форм взаимодействия обществ, государств и индивидов к более глубокому проникновению в особенности международного взаимодействия государств, их правовых систем, что привело к возникновению специального направления научных исследований - конфликтологии и породило интерес к феномену юридической коллизии. Ю.А. Тихомиров характеризует юридическую коллизию как противоречие между существующими правовыми институтами, правопорядком и притязаниями и действиями по их изменению, признанию или отторжению. Выделение 11 видов типичных коллизий свидетельствует о применении им данного термина в качестве синонима расхождения, несоответствия исследуемых общественных явлений друг другу. Объектами коллизий выступают разноплановые ситуации: от соответствия федеральным законам законов, принимаемых субъектами Российской Федерации, до обилия юридических документов в экономическом и социальном обороте; от статуса государственного органа и должностного лица до механического заимствования из иностранных правовых систем принципов, институтов и норм <**>.
--------------------------------
<*> См.: Лунц Л.А. Международное частное право. Общая часть. С. 190 - 195; Звеков В.П. Международное частное право. Курс лекций. С. 22, 116 - 119.
<**> См.: Тихомиров Ю.А. Юридическая коллизия. М.: Манускрипт, 1994. С. 12 - 14.
Характеристика коллизионного права как совокупности норм, находящихся внутри разных отраслей законодательства, реже - в виде отдельных нормативных актов, дополняется им указанием на две основные функции коллизионных норм: они могут быть своеобразным арбитром в отношениях законодательных систем внутри федерального государства и выступать таковым в отношениях национального законодательства с иностранным и международным правом. Чаще всего коллизионная норма применяется вместе с нормами материального права, образуя общее правило поведения. Она обязывает выполнить предписания материальной нормы <*>.
--------------------------------
<*> См.: Там же. С. 97 - 98.
Общепризнано, что коллизионная норма вместе с той материально-правовой нормой, которая в результате решения коллизионного вопроса подлежит применению к конкретному отношению, образует для его участников единое правило поведения, однако коллизионная норма не может обязывать выполнить предписания материальной нормы. Это следует из правовой природы коллизионной нормы.
Исторический метод изучения данной проблемы позволяет выявить интересную закономерность: возникнув в средние века и будучи независимым от средневековых княжеств, law merchant, право купцов, включало и правила цехового общения внутри сообщества коммерсантов (будучи по существу прообразом коммерческого и гражданского права), и правила общения с иностранными купцами (прообраз международного частного права, включая право международных контрактов). В этот же период возникли и обычаи международного делового общения, которые превратились в правила коммерческого оборота, без которых невозможно осуществление современных деловых операций: вексель, коносамент, чартер-партия, коммерческая корпорация. Право купцов в конце периода средневековья стало настоящим фундаментом для распространения торговли и ее единообразного регулирования по всему миру.
Будучи слабыми и разрозненными, княжества и иные малые феодальные образования Европы не были в состоянии выработать какие-либо правила коммерческого общения, которые в силу их большого количества и вследствие этого малых территорий неминуемо носили характер международных. И лишь с возникновением государств и упрочением идеи национального суверенитета возникло право, в котором перенесенная на почву частного права идея суверенитета привела к возникновению международного взаимодействия норм национального права и правовых систем.
Традиционным в международном частном и сравнительном праве является признание за правовой системой характеристики более широкого явления, чем национальное право. Особенно велико практическое значение осмысления категории правовой системы и выделения ее основных элементов для разрешения коллизий законов в праве международных коммерческих контрактов. Ведь обращение для разрешения спора из международной купли-продажи к праву страны продавца предполагает выявление содержания соответствующего правила и порядка его применения органом, разрешающим данный спор (суд общей или специальной юрисдикции, государственный арбитраж, международный коммерческий арбитраж).
Исследование сравнительным правом особенностей национального права служит фундаментом для разрешения в рамках международного частного права коллизионной проблемы. Общепризнанным в отечественной доктрине международного частного права является понимание того, что коллизионная отсылка к иностранному праву означает отсылку не к какому-либо конкретному закону, а к системе права соответствующего государства <1>. Теории международного взаимодействия национальных правовых систем посвящена монография А.А. Рубанова <2>. Вслед за Р. Давидом <3>, характеризуя такое взаимодействие, он выделяет несколько оснований. Исходя из социально-политических и религиозных критериев можно выделить право буржуазное, социалистическое и феодальное, группу правовых систем, в основе которых лежат религиозные догматы: иудейское, мусульманское и конфуцианское право. Использование юридических критериев позволяет выделить две основные правовые семьи: право континентальное (или кодифицированное) и право англо-саксонское (или англо-американское). В зависимости от особенностей юридического взаимодействия между национальными правовыми системами А.А. Рубановым выделяются три типа отношений между ними <4>. Первый тип отношений складывается в случаях появления в данном праве правовых норм, построенных по образцу норм другой национальной правовой системы. Наиболее наглядной формой этого типа отношений является такая рецепция, при которой заимствуются целые крупные иностранные законодательные акты (кодексы или иные подобные законы, положения международных конвенций).
--------------------------------
<1> См.: Лунц Л.А. Указ. соч. С. 119 - 125; Звеков В.П. Указ. соч. С. 190 - 195.
<2> См.: Рубанов А.А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. М.: Наука, 1984.
<3> См.: Давид Р. Основные правовые системы современности (Сравнительное право). 1-е изд. М.: Прогресс, 1967; 2-е изд., доп. М.: Международн. отношения, 1998.
<4> См.: Рубанов А.А. Указ. соч. С. 8 - 9.
Второй юридический тип отношений связан с одновременным изменением норм права нескольких национальных правовых систем в процессе имплементации положений международного договора, заключенного между соответствующими государствами. В этом случае государства как субъекты международного права принимают на себя обязательство внести определенные изменения в право своих стран. Руководствуясь общепризнанным принципом международного права о полном и добросовестном исполнении обязательств по международному праву, государства-участники издают соответствующие новые нормы права. Эти типы взаимодействия близки друг к другу. В обоих случаях в данной правовой системе возникают новые правовые нормы, которые становятся одним из ее элементов.
Третий юридический тип отношений между национальными правовыми системами - отношения, связанные с их международным взаимодействием.
Подчеркивая, что международное взаимодействие национальных правовых систем выражается в придании иностранным правовым нормам юридического значения, А.А. Рубанов выделяет три формы международного взаимодействия национальных правовых систем.
Первая форма представляет собой применение иностранной правовой нормы. В этом случае национальная правовая система придает иностранной норме то же юридическое значение, которое она имеет в собственной стране. При второй форме государство в пределах своей территории осуществляет правовое регулирование отношений, складывающихся в связи с тем, что индивиды и организации обладают субъективными правами и юридическими обязанностями, вытекающими из иностранного права. Например, физические или юридические лица данной страны приобрели субъективные права за границей. Они вступают с другими лицами или организациями своей страны в отношения, связанные с осуществлением или защитой этих прав. Хотя такие права, образно говоря, "находятся за границей", отношения их субъектов с другими лицами регулируются данной национальной правовой системой, которая при этом придает юридическое значение соответствующим нормам иностранного права, хотя это происходит иначе, чем при применении нормы иностранного права.
Третья форма международного взаимодействия связана со случаями, когда национальная правовая система содержит положение, наделяющее иностранные правовые нормы качествами юридического факта. Например, закон устанавливает, что иностранным гражданам определенный правовой статус предоставляется при условии взаимности. Это означает, что соответствующим иностранным правовым нормам придается качество юридического факта <*>. Такое международное взаимодействие оказывает влияние как на формирование, так и на сферу действия права, в то время как связи, возникающие при рецепции и имплементации, ограничиваются областью лишь формирования права.
--------------------------------
<*> См.: Рубанов А.А. Указ. соч. С. 9 - 10.
Анализ истории унификации международного частного права выявляет две взаимно обусловленные, хотя и противоречивые тенденции: стремление государств, во-первых, к сохранению своей юрисдикции в отношении собственных граждан и юридических лиц даже при нахождении их за рубежом; во-вторых, к распространению своей юрисдикции на иностранцев, пребывающих на их территории. В результате возникли такие коллизионные принципы, как lex domicilii и lex personalis, а также односторонние и двусторонние коллизионные привязки.
Кроме того, даже в случае принадлежности ряда стран к одной правовой системе в каждой из них сохраняются собственные способы квалификации коллизионных норм, неодинаковое отношение к обратной отсылке, к публичному порядку и т.п. В результате одна и та же ситуация может быть разрешена с применением различных коллизионных норм неодинаково. Наиболее отчетливо это видно по коллизионным принципам в сфере, определяющей личный статут граждан (брачно-семейные отношения, отношения родителей и детей, наследственные отношения). Однако подобный подход встречается и в сфере международных коммерческих отношений в качестве критериев определения обязательственного статута внешнеэкономической сделки: например, коллизионные привязки к месту инкорпорации и к месту нахождения юридического лица в качестве критериев определения его личного статута, коллизионные привязки к праву страны, с которой данное правоотношение, возникшее из международного коммерческого контракта, имеет наиболее тесную связь, привязка к праву, свойственному данному договору (proper law of the contract). Подобные расхождения дали основание Т. Попеску говорить о том, что международные коммерческие отношения находятся в конфронтации с различными коллизионными нормами - сonflits de lois, а также с коллизией юрисдикции - conflits de juridiction и коллизией властей - conflits d'autorite <*>.
--------------------------------
<*> Popesku T. Le droit du commerce international: une nouvelle tache pour les legislateurs nationaux ou une nouvelle "Lex mercatoria"? // New Directions in International Trade Law. Acts and Proceedings of the 2nd congress on Private Law held by UNIDROIT. Rome, 7-10 September 1976. P. 21 - 49.
Правила международного частного права различаются не только в отдельных странах, но они значительно изменяются даже в одной и той же стране в различные эпохи. На примере отечественного права наиболее отчетливо это прослеживается в развитии двух основополагающих институтов международного частного права: принципа автономии сторон при выборе применимого к их договору права и коллизионных привязок в отношении внешнеэкономических сделок.
Институт автономии сторон появился в отечественном гражданском праве только с принятием Основ гражданского законодательства 1961 г. <*>, где в ч. 1 ст. 126 данный принцип получил закрепление. В последующем специальные нормы об автономии сторон были включены в КТМ СССР 1968 г. (ст. ст. 14 и 15), а также в ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г., в ст. 414 КТМ 1999 г.; в настоящее время он отражен в ст. 1210 третьей части ГК РФ, в ст. 414 КТМ 1999 г. В рамках универсальной унификации коллизионных норм он впервые был сформулирован в Гаагской конвенции 1955 г.
--------------------------------
<*> Ведомости Верховного Совета СССР. 1961. N 50. Ст. 525.
В практике международного коммерческого арбитража данный принцип применялся и ранее. В первом опубликованном решении Внешнеторговой арбитражной комиссии 1938 г. по делу по иску В/О "Союзуглеэкспорт" к египетской фирме "Легета" <*> Комиссия придала юридические последствия соглашению сторон о применении к их контракту советского права и разрешила спор на основании ГК РСФСР. В последующем в решении 1954 г. по иску бельгийского общества "Инкомар" к В/О "Разноэкспорт" ВТАК также признала автономию воли сторон и применила на этом основании согласованное сторонами право. Как отмечал Д.Ф. Рамзайцев, в период отсутствия соответствующих предписаний в отечественном законодательстве арбитры исходили из наличия международно-правового обычая, согласно которому автономию сторон следует признавать <**>.
--------------------------------
<*> См.: Рамзайцев Д.Ф. Внешнеторговый арбитраж в СССР. 2-е изд. М.: Внешторгиздат, 1952. С. 37.
<**> См.: Рамзайцев Д.Ф. Договор купли-продажи во внешней торговле СССР. М.: Внешторгиздат, 1961. С. 53.
А.Л. Маковский рассматривает автономию воли как особый институт, подчеркивая его отличие от других методов регулирования имущественных отношений. Если коллизионные методы направлены на подчинение соответствующих отношений определенному правопорядку и на разрешение таким образом возможных коллизий разных правопорядков, то наделение участников правоотношения возможностью избрать применимый к этому отношению закон преследует цель предотвратить такие коллизии <*>.
--------------------------------
<*> См.: Иванов Г.Г., Маковский А.Л. Международное частное морское право. С. 26.
В работе "Советское и иностранное гражданское право (проблемы взаимодействия и развития)" подчеркивается, что санкционирование советским законом соглашения, в котором стороны по внешнеторговой сделке определили иностранное право, представляет собой основу для одного из видов взаимодействия советского гражданского права с иностранной правовой системой. Однако при этом нормы отечественного гражданского права также образуют важный компонент механизма правового регулирования, решая ряд принципиальных вопросов: прежде всего допуская само применение иностранного права; возможное применение оговорки о публичном порядке; отечественный же закон определяет, какие вопросы остаются под воздействием его императивных норм <*>.
--------------------------------
<*> См.: Советское и иностранное гражданское право (проблемы взаимодействия и развития) / Под ред. В.П. Мозолина. М.: Наука, 1989. С. 325.
Заключая международный коммерческий контракт, стороны согласовывают две группы вопросов: к первой относятся коммерческие условия сделки в виде предмета, цены, условий платежа, сроков исполнения и пр.; ко второй - ряд юридических вопросов, включая применимое право. Если первая группа вопросов с той или иной степенью подробности получает отражение в любом контракте, то условие о применимом праве по различным причинам включается сторонами далеко не в каждый контракт, основанием принятия решения является закрепленный в законодательстве принцип свободы договора и автономии сторон.
В связи с принципом автономии сторон при выборе применимого права возникает несколько вопросов, связанных с обязательственным статутом внешнеэкономической сделки: первый касается объема свободы сторон в осуществлении данного принципа; второй касается момента согласования применимого права; третий затрагивает возможность согласования применения к отдельным частям договора права различных государств; четвертый - возможность согласования в качестве применимого права "неправовых норм", т.е. норм, не санкционированных законодательством и не закрепленных в международных конвенциях.
Отечественное законодательство с момента закрепления данного принципа в ст. 126 Основ гражданского законодательства 1961 г. и до настоящего времени (ст. 166 Основ гражданского законодательства, ст. 1210 части третьей ГК РФ) не ограничивает стороны в выборе применимого права. Законодательство некоторых других стран устанавливает определенные границы для волеизъявления сторон.
Международные конвенции, направленные на унификацию коллизионных норм в сфере международных коммерческих контрактов, неодинаково регламентируют данный вопрос. Гаагская конвенция 1955 г. ограничилась общим признанием автономии сторон при выборе применимого права; Гаагская конвенция 1978 г. впервые установила правило о том, что определяемое в соответствии с Конвенцией право применяется независимо от того, является ли оно правом Договаривающегося государства. В последующем это было воспринято и на уровне региональной унификации. Так, Римская конвенция 1980 г. о праве, применимом к договорным обязательствам, не содержит каких-либо ограничений в выборе сторонами применимого права. Данный принцип отражен в модели ГК для стран СНГ. Однако Конвенция Мехико 1994 г. о праве, применимом к договорным обязательствам, отражает иной подход и требует наличия какой-либо связи избранного сторонами права и заключенного ими договора.
Таким образом, в настоящее время доминирующей является тенденция, признающая за сторонами международного коммерческого контракта неограниченную свободу выбора применимого права.
Обязанность международного коммерческого арбитража признавать подобное соглашение сторон закреплена в международных конвенциях, затрагивающих порядок разрешения споров: Женевской конвенции 1961 г. о внешнеторговом арбитраже; Брюссельской конвенции стран ЕС 1968 г. о юрисдикции и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам, Конвенции стран СНГ 1993 г. о правовой помощи по гражданским и уголовным делам, Соглашении стран СНГ 1992 г. о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности.
Общепризнанными в международном частном праве в настоящее время являются два способа выражения волеизъявления сторон международного коммерческого контракта о применимом праве. Первый способ является наиболее достоверным и выражается в фиксировании сторонами в контракте согласования применимого права в виде позитивного выбора. Второй способ менее достоверен и выражается в том, что соглашение сторон о выборе права должно прямо вытекать из условий договора и обстоятельств дела, рассматриваемых в их совокупности, что именуется негативным выбором применимого права. Впервые в рамках универсальной унификации коллизионных норм данное правило появилось в Гаагской конвенции 1978 г., затем в Гаагской конвенции 1986 г. Причем способ выражения воли сторон изменялся. Если согласно Гаагской конвенции 1955 г. указание на применимое право (помимо прямого выражения) должно недвусмысленно вытекать из положений договора, то согласно Гаагской конвенции 1978 г. это должно с разумной уверенностью следовать из положений договора и обстоятельств дела. В последующем в Гаагской конвенции 1986 г. это было уточнено таким образом, что выбор сторонами права должен следовать из совокупности условий договора и поведения сторон, рассматриваемых как единое целое.
В рамках унификации региональной это правило закреплено в Римской конвенции 1980 г. и в модели ГК для СНГ. Конвенция Мехико допускает не только прямо выраженный, но и подразумеваемый выбор права. Согласно ст. 1210 части третьей ГК РФ соглашение сторон о выборе подлежащего применению права должно быть прямо выражено или должно определенно вытекать из условий договора либо совокупности обстоятельств дела.
Второй вопрос касается момента волеизъявления об избрании применимого права. Если ранее в отечественном коллизионном праве отсутствовало регулирование о времени принятия сторонами решения о выборе применимого права, то в настоящее время эта проблема нашла отражение в ГК РФ, в модельном ГК для стран СНГ. Предписания ст. 1210 части третьей ГК РФ предоставляют сторонам две возможности: они могут избрать применимое право при заключении договора или в последующем; при этом выбор сторонами подлежащего применению права, сделанный после заключения договора, имеет обратную силу и считается действительным с момента заключения договора. В рамках универсальной унификации данный вопрос не получил отражения.
Второй вопрос в связи с автономией сторон внешнеэкономической сделки касается возможности выбора сторонами к отдельным ее частям права различных государств. В рамках универсальной унификации такая возможность впервые была предоставлена сторонам Гаагской конвенцией 1986 г.; в рамках же унификации региональной - Римской конвенцией 1980 г., а затем Конвенцией Мехико 1994 г. Модель ГК для СНГ, ст. 1210 части третьей ГК РФ также допускают избрание сторонами применимого права как для договора в целом, так и для его частей.
Важное практическое значение имеет вопрос: возможно ли соглашение сторон о применении к их международному коммерческому контракту неправовых норм, норм, не санкционированных законодательством и не отраженных в международных конвенциях? Под влиянием новых процессов унификации и договорной практики произошли значительные изменения. В период действия ГК РСФСР высказывалось отрицательное мнение, поскольку "советское право находится в отношениях международного взаимодействия только с тем, что является иностранным правом, так как лишь последнее является выражением объективных закономерностей общественного развития и представляет собой компонент иностранных политико-юридических надстроек. Оно не взаимодействует с квазиправовыми явлениями, соответственно и соглашению сторон по внешнеторговой сделке, где сделан соответствующий выбор, советское гражданское право не может придать юридической санкции <*>.
--------------------------------
<*> См.: Советское и иностранное гражданское право (проблемы взаимодействия и развития). С. 321. Авторы именуют данное явление "юридической биотехнологией".
Изменение данной позиции произошло под влиянием двух групп факторов: внутренних и внешних. К внутренним факторам относятся глобальные социально-экономические изменения в нашей стране и последовавшие за этим коренные изменения гражданского законодательства, включая нормы международного частного права. Для оценки исследуемой проблемы наибольшее значение имеют два правила ГК РФ: о свободе договора (ст. 1210) и о придании торговому обычаю значения нормы права (ст. 5). К внешним факторам относится появление и развитие международными правительственными организациями частноправовой унификации права международных контрактов, что отсутствовало ранее, поскольку такие организации использовали международно-правовые методы и концентрировали свое внимание на разработке международных конвенций, которые при принятии их соответствующими государствами в виде ратификации занимали свое место в системе источников международного частного права. Начиная с 80-х годов ХХ в. такие международные организации, как ЮНСИТРАЛ и УНИДРУА, в своей деятельности начали использовать частноправовой метод. Особый интерес в связи с темой данного исследования представляют Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА, которые применяются по соглашению сторон, поскольку стороны согласились, что их договор будет регулироваться "общими принципами права", lex mercatoria или аналогичными положениями (см. гл. 3).
Таким образом, в настоящее время широкое распространение получили не только частноправовые унификационные документы неправительственных организаций, в числе которых следует назвать Международную торговую палату (применяемые по соглашению сторон международного коммерческого контракта), но и частноправовые унификационные документы, разрабатываемые международными правительственными организациями.
К внутренним факторам, обусловливающим применение подобных документов, следует отнести признание отечественным законодательством (ст. 5, ч. 6 ст. 1211 ГК РФ) обычая как источника регулирования отношений сторон договора, включая международные коммерческие контракты.
Однако и при наличии одного договора возможно возникновение проблемы применения к различным его аспектам норм права различных государств; наиболее ярким примером является определение личного статута участников международного коммерческого контракта, определение обязательственного статута сделки, а внутри его - согласование по отдельным вопросам применения права различных государств. Данная проблема возникает, в частности, при разрешении споров о признании внешнеэкономической сделки недействительной, о признании недействительными полномочий представителя одной из сторон в заседании международного коммерческого арбитража. Если же данные вопросы ставятся одной из сторон после выполнения ею или другой стороной своих обязанностей по договору (или по истечении срока для их выполнения), ясно, что эти вопросы связаны с отношениями сторон. Если же этот вопрос встает сразу после подписания договора, но до начала его исполнения одной из сторон контракта, то следует признать, что взаимоотношения сторон непосредственно по договору еще не наступили. При отсутствии в международном коммерческом контракте соглашения о применимом праве в случае возникновения спора данный вопрос придется решать арбитрам решающего состава международного коммерческого арбитража, которому стороны в силу арбитражной оговорки доверили его разрешение. При этом арбитры будут исходить из правила ст. VII Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже от 21 апреля 1961 г., если речь идет о споре, в котором участвуют предприятия и фирмы, чьи коммерческие предприятия находятся в странах-участницах; из правила § 13 Регламента МКАС при ТПП России, если именно в нем разрешается спор; из правила ст. 24 Регламента Арбитражного института при Стокгольмской торговой палате и т.п.
Если же в такой ситуации спор подлежит разрешению по местонахождению ответчика на территории Российской Федерации, то возникает два важных вопроса. Первый связан с определением подсудности: куда в этом случае должен обращаться иностранный истец? До вступления с 1 июля 1995 г. в силу Арбитражно-процессуального кодекса России ответ на этот вопрос был однозначным: компетентным в этом случае являлся государственный суд общей юрисдикции (при этом такие споры подлежали разрешению на основе норм Гражданско-процессуального кодекса). В настоящее время иностранный истец может обратиться в арбитражные суды, которые в соответствии с гл. 32 АПК России вправе разрешать такой спор.
Второй вопрос касается применимого к сделке материального права: будет ли суд общей юрисдикции или арбитражный суд применять непосредственно российское право как lex fori или он будет разрешать данный вопрос на основе отечественных коллизионных норм, содержащихся в ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г., гл. 68 ГК РФ, или возможны иные критерии? Иными словами возникает вопрос о коллизионном критерии выбора применимого права. Данный вопрос в отечественной литературе специально не анализировался. Это можно объяснить тем, что ранее в условиях заключения внешнеэкономических сделок крупными внешнеэкономическими объединениями они согласовывали с иностранными партнерами именно арбитражную оговорку, в настоящее же время, когда такие сделки заключаются многочисленными участниками внешнеэкономического оборота, испытывающими часто не только трудности вследствие отсутствия необходимой ориентации в сфере международного частного права, но и давление иностранного партнера, данный вопрос из весьма важного вопроса теории международного частного права становится вполне конкретным вопросом реальной действительности.
Анализ коллизионных норм отечественного законодательства выявляет значительные изменения в сфере коллизионного регулирования международного коммерческого оборота за последние несколько лет: правило ст. 566 ГК РСФСР 1964 г. о том, что при отсутствии соглашения сторон о выборе применимого права к их отношениям подлежит применению право страны места заключения внешнеторговой (затем внешнеэкономической) сделки, было заменено правилом ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г., воспринявшим современную концепцию принципа обращения к месту осуществления исполнения, характерного для данного договора, - праву страны продавца в договоре купли-продажи, комиссионера - в договоре комиссии, поверенного - в договоре поручения и т.п. Данный подход сохранен и развит в ст. 1210 части третьей ГК РФ.
Обращение к системе права суверенных республик - членов Содружества Независимых Государств приводит к тому же выводу: например, коллизионная норма, определяющая обязательственный статут внешнеэкономической сделки согласно Закону Украины о внешнеэкономической деятельности от 16 апреля 1991 г. и новым ГК Беларуси, Казахстана и Узбекистана совпадает с аналогичным правилом ст. 1211 части третьей ГК РФ (ранее - ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г.), тогда как коллизионная норма Соглашения 1992 г. о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, содержит иную коллизионную отсылку (совпадающую с действовавшей ранее ст. 566 ГК РСФСР). Различие коллизионных привязок создает трудности и недопонимание партнеров международных коммерческих контрактов, затрудняет разрешение споров.
Недостатком коллизионного метода регулирования является и тот факт, что на основе применения пусть даже и одинаковой коллизионной нормы суд, международный коммерческий арбитраж применяет затем внутринациональное право, которое, естественно, значительно отличается в отдельных государствах. Кроме того, возникает серьезная проблема, связанная с тем, что, даже применяя право одного и того же государства, государственный суд, арбитражный суд и международный коммерческий арбитраж связаны неодинаковым по объему числом предписаний. Применительно к нашей стране это наиболее отчетливо проявляется в наличии обязательных для указанных государственных органов правосудия постановлений пленумов их высших инстанций, в которых некоторые вопросы исполнения договоров излагаются исходя из специфики внутреннего хозяйственного оборота без учета особенностей оборота международного. Конечно, в силу закрепленного в ст. 7 ГК РФ приоритета международных соглашений, в которых участвует Россия, и общепризнанных принципов международного права и суд, и арбитражный суд в подлежащих случаях будут применять соответствующие международные соглашения, однако практика их применения может отличаться от практики отечественного и зарубежных международных коммерческих судов. При этом возникает противоречие между характером применимого права и характером тех юридических отношений, на которые оно рассчитано, т.е. международным характером отношений и национальным характером права, которое их регулирует; отношения с международным элементом зачастую регламентируются национальным правом как внутренние, хотя в силу специфики международных коммерческих отношений внутреннее право не всегда можно адаптировать к нуждам регулирования международных коммерческих отношений.
Стремясь избежать возникновения подобных проблем, некоторые государства осуществляли и осуществляют законодательную политику в двух направлениях. Одни принимают законы, регламентирующие непосредственно международную торговлю: Кодекс международной торговли бывшей ЧССР 1963 г., Закон Украины 1991 г. о внешнеэкономических договорах, Закон Эстонии 1995 г. о договорах. Регулирование этими законами становится возможным в двух случаях: при избрании сторонами права этой страны как lex voluntatis или при применении его в качестве lex cause. Но и в этом случае может оказаться неизбежным дополнение этих специфических законов по отдельным вопросам нормами чисто внутринационального права. Другие, имея целью привести собственное законодательство в соответствие с наиболее прогрессивными юридическими решениями, найденными в международно-правовых инструментах, дополняют внутреннее гражданское законодательство правилами, соответствующими правилам, закрепленным в общепризнанных международных конвенциях, например в Конвенции ООН 1980 г. о договорах международной купли-продажи товаров. В этой связи можно отметить включение в ГК России категории существенного нарушения договора поставки (ст. 523) и дифференцированные правомочия покупателя при неодинаковых последствиях передачи товара ненадлежащего качества и в зависимости от вида нарушения договора продавцом (ст. 475), правила об обязанности продавца передать товар свободным от прав третьих лиц (ст. 460), установление предельного срока (два года) для обнаружения недостатков переданного товара (ст. 477), уточнение обязанностей покупателя по принятию товаров (ст. 484), включение в предписания об исчислении убытков при расторжении договора поставки правила об исчислении абстрактных убытков (ст. 524); инкорпорация правил указанной Венской конвенции о заключении договоров в Гражданский кодекс Аргентины; использование в ГК России (ст. ст. 665 - 670) подходов Конвенции ООН 1988 г. о международном финансовом лизинге. Число таких примеров может быть умножено, однако при этом возникает проблема, состоящая в том, что, будучи инкорпорированными во внутреннее право того или иного государства, соответствующие нормы утрачивают чисто международно-правовой характер, используются для регулирования как международных коммерческих, так и внутренних сделок, испытывая на себе влияние содержащихся в этом же праве чисто внутренних норм, в результате чего возможно возникновение ситуации, на которую указывал Т. Попеску еще в 1976 г. <*>, состоящей в переходе от коллизии различных законов к коллизии различных кодексов.
--------------------------------
<*> Popesku T. Op. cit. P. 26 - 27.
Оба выделенных направления: в виде совершенствования внутринационального законодательства, рассчитанного одновременно на регулирование внутренних отношений и отношений с иностранным элементом, и в виде принятия самостоятельных законов, направленных на регулирование только отношений международного коммерческого оборота, - также не достигают своей цели, поскольку, во-первых, отмеченное противоречие сохраняется; во-вторых, в силу специфики международных коммерческих отношений внутреннее право не всегда можно адаптировать к нуждам регулирования указанных отношений; в-третьих, возникает неодинаковый правовой режим для сделок, имеющих общее экономическое содержание (купля-продажа, подряд, комиссия, поручение и др.) и различающихся только субъектным составом (наличие иностранного контрагента).
Исторический метод исследования унификации позволяет сделать вывод о том, что первоначально наибольший интерес и наибольшие надежды связывались именно с унификацией коллизионных норм (или норм международного частного права), поскольку, согласно общему мнению, это могло бы снизить возникновение коллизий и тем самым содействовать единообразному урегулированию многих вопросов. Например, О. Ландо, возглавляющий работу Комиссии по разработке основ договорного права стран Европейского союза, выделял следующие преимущества унификации коллизионных норм: 1) такая унификация незначительно затрагивает общество, поскольку правила адресованы лишь гражданам и предприятиям, участвующим в международной торговле или имеющим иные взаимоотношения с заграницей; 2) унификация коллизионных норм является более простым процессом, нежели унификация материально-правовых норм; при этом целая отрасль права может быть урегулирована сравнительно небольшим числом предписаний: так, Римская конвенция 1980 г. о праве, применимом к договорным обязательствам, состоит примерно из 20 статей, а унификация материально-правовых норм в рамках Европейского Сообщества занимает гораздо больше места; в США часть Restatement Second, Law of Cоnflict of Laws, определяющая коллизионные нормы по отдельным договорам, насчитывает 36 статей, а часть Restatement Second, Law of Contracts, в которой речь идет только об общих принципах договорного права, состоит из 386 статей; 3) унифицированные коллизионные нормы содействуют предсказуемости, поскольку наличие унифицированных коллизионных норм облегчает сторонам определение, закон какой страны может быть применен при предъявлении иска в суды государства, которое восприняло эти унифицированные нормы.
Слабость унификации коллизионных норм состоит в установлении судом содержания иностранного права. Данная проблема разрешается достаточно просто, если право иностранного государства принадлежит к той же системе права и использует знакомые понятия, говорит на том же языке. Более сложная ситуация возникает, когда суд должен применять право государства, принадлежащего к иной правовой семье (например, ирландский суд - право Греции). Получение информации о содержании и применении иностранного права создает проблемы, требует времени и дорого стоит. Если же дело является достаточно сложным, эти трудности возрастают многократно. Именно по этим причинам спорящие стороны часто соглашаются в суде на применение закона страны суда. Другой серьезный недостаток, по его мнению, состоит в том, что суды неохотно применяют иностранное право <*>.
--------------------------------
<*> Lando O. European Contract Law // International Contracts and Conflicts of Laws. A Collection of Essays. Ed. By Petar Sarcevic. 1990. P. 1, 2, 4.
Целью настоящей главы является сопоставительный анализ достигнутых на универсальном и региональном уровнях результатов унификации коллизионных норм и выявление различных подходов в зависимости от метода унификации.