Глава IV О ЛОКАЛИЗАЦИИ ГЕЛОНА И ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИХ КООРДИНАТАХ ЭЛЛИНСКОГО ГОРОДА В СТРАНЕ БУДИНОВ
Проблема, избранная в качестве основного предмета содержания данной главы, возникла достаточно давно и имеет огромную историографию своего изучения.1 Анализ специальной литературы показывает на существование в ней диаметрально противоположных точек зрения в рамках огромной амплитуды разброса мнений, главным образом, между представителями классической филологии и археологии относительно местонахождения упоминаемого Геродотом деревянного города в стране будинов, о котором «отец истории» сообщает кое-какие подробности, в том числе и те, согласно которым территория будинов, с одной стороны, в «широтном» направлении располагалась сразу же за меланхленами, а с другой, — в «меридиональном», — начиналась по окончании 15 дневного пути по направлению к северу от угла Меотиды через владения савроматов, причем, в качестве точки отсчета им были избраны ПонтЭвксинский (эмпорион Борисфенитов (возможно, ахейская гавань Плиния Старшего (Herodot., IV, 17, 101; Plin., Nat. Hist., IV, 88) и река Танаис (IV, 21; 107). Интерпретация текста античного историка, как в контексте самой наррации его труда, так и с учетом данных археологии, имела своим следствием локализацию Гелона от Полтавы до Острогожска, и от Ставрополья до Приуралья. При этом, в основном археологи, в памятниках раннего железного века пытались выявить поселение, соответствовавшее бы тем пространственным параметрам, которыми Гелон наделен самим Геродотом в тексте его труда. При этом, они, опираясь на свидетельство «отца истории» о том, что город был окружен стеной, длина каждой стороны которой равнялась 30 стадиям. Используя разные цифровые величины стадия у греков, они, имея в виду величину 36 км,2 как максимум, пытались найти ей соответствие в конкретных изучаемых ими археологических культурах, прежде всего среди укрепленных фортификационными системами городищ Восточноевропейской лесостепи.2 Такой подход был абсолютизирован и по своему существу стал ключевым в развитии исследовательского поиска в указанном направлении. В частности, он сыграл немаловажную роль в отождествлении П. Д. Либеровым и Б. А. Шрамко Гелона Геродота с системой Волошин- ских городищ на Среднем Дону и Вельским городищем на Ворскле.3 Замеры укреплений последнего указали на поразительное соответствие не по площади, но по длине каждого из них цифровым данным античного историка (25, 995 м!).4 Эйфория по поводу открытия точного соответствия свидетельству «отца истории» о Гелоне несколько спала после систематических раскопок данного памятника, тем не менее, в трактовке их автора взгляд, согласно которому Вельское городище и есть Гелон «отца истории», приобрел стабильную устойчивость.5 Впрочем, как сразу же после заявки на открытие, так и по прошествии довольно значительного времени, оппонентами Б. А. Шрамко, в особенности, специалистами по археологии Среднего Дона скифского времени, были высказаны, не менее фундированные контраргументы.6 В частности, они указывали на некорректность использования цифровых данных «отца истории» в качестве истины в последней инстанции, поскольку в качестве диагностического признака они, как показали исследования текста геродотовой истории отечественными и зарубежными специалистами, никак не могут быть использованы.7 В полемике использовались и наблюдения, связанные, как с геометрической конфигурацией Вельского городища, так и принадлежностью материальной культуры его обитателей носителям правобережно-днепровской культурной традиции и т.д.8 Несмотря на спорность предложенной украинским археологом локализации деревянного города в стране будинов в бассейне Северского Донца, его открытие имело положительное значение в том плане, что оно аргументированно отклонило не находящие подтверждения данные и обоснованно сфокусировало внимание серьезных исследователей на междуречье Северского Донца и Среднего Дона (именно этот регион скифского времени с этих пор стал предметом дискуссий относительно трактовки свидетельства Геродота материалами раскопок сосредоточенных в нем городищ) как самом вероятностном направлении исследовательского поиска.9 С подачи Б. А. Рыбакова, поиск нового подхода определился в уже тогда устаревшей дискуссии относительно локализации русла течения р. Дон, за который некоторые археологи стали принимать впадающий в него приток — р. Северский Донец, памятники которого, соответственно, отождествлялись с будинами и гелонами Геродота.10 Исследованиями в области исторической географии и гидронимии Восточной Европы, а также результатами трактовки историко-географических взглядов Геродота вообще и его представлений о Европе, в частности, и такая постановка вопроса стала достоянием историографии.11 Как результат — определенный тупик в котором оказались историкоархеологические разработки, искавшие точку нахождения Гелона и через поиск ему археологического эквивалента, и через попытки добиться той же самой цели на основании анализа топонимии (в указанном отношении весьма показательна мысль, высказанная наблюдательным Б. А. Рыбаковым относительно возможности отождествления Геродотова Гелона с Вельским городищем, поскольку по соседству с с. Вельск находится деревня Глинка, опорные согласные названия которой, по его мнению, тождественны названию города скифского времени), и через критическое отношение к цифровым выкладкам, присутствующим в труде античного историка. И все это — на фоне «информационного взрыва», вызванного введением в научный оборот новейших данных раскопок поселений, святилищ и курганов Лесостепи, равно как и результатов их исторического осмысления.12 В итоге, относительно локализации Гелона Геродота к настоящему времени сложилась парадоксальная ситуация, характерной чертой которой выступает, с одной стороны, как никогда ранее хорошая изученность поселений и курганных могильников в междуречье Северского Донца и Дона, а с другой, — просматриваемое в памятниках материальной культуры у носителей скифоидных культур указанного региона, -несоответствие свидетельствам «отца истории» о цивилизованном образе жизни и быте населения деревянного города Гелона в их стране (hora).13 Казалось бы, состояние современных знаний таково, что не имеется не только каких-либо оснований для нового обращения к разрешению проблемы, но и сама такая попытка будет выглядеть бесперспективной, поскольку археология до сих пор так и не выявила соответствующих и удовлетворяющих всей сумме характеристик античного историка относительно Гелона археологических комплексов в лесостепи Восточной Европы вообще, в междуречье Северского Донца и Дона (исключение- спорное Вельское городище), в частности. Однако, на наш взгляд, ситуация в названном отношении не является абсолютно безнадежной. И убежденность в этом придают, как нам представляется, допущенные в процессе исследования проблемы мелкие, но существенного порядка по своему значению, методические недоработки, связанные, как это ни странно, с отношением исследователей к оценке информативности Скифского логоса вообще, свидетельствам о речных и сухопутных путях Скифии в частности, информации Геродота о племенах по-за Танаисом вверх по течению этой реки от угла Меотийского озера, в особенности. Наиболее ярким примером в указанном отношении следует назвать оценку специалистами точности и надежности цифровых данных «отца истории». Считается, что цифровые величины устных источников античного историка восходят, либо к фольклору и эпосу, в которых каждая величина больше 10 означает просто «много», либо, в том, что касается источников письменных или личных наблюдений, отражают практику их употребления в годы жизни самого составителя Скифского логоса.14 Вместе с тем, относительно продолжительности преодоления расстоя ний, исследователи, имея в виду прежде всего измерения, представленные в днях сухопутного пути и плаваний, находят возможным выводить их из навигационной и деловой практики, в которых моряки и купцы, осуществлявшие морскую, речную и сухопутную торговлю, опирались на достаточно точные, проверенные на практике измерения.15 В качестве примера можно сослаться на определение Геродотом размеров территории скифов-земледельцев (gauvarga по В. И. Абаеву), дважды присутствующей в тексте его труда. В первом случае протяженность их земель он определяет в 11 дней плавания (IV, 18), а во втором — 10 (IV, 53). В историографии такое разночтение «отца истории» было воспринято как доказательство ложности и приблизительности его знаний, или, как полагал В. Али, его представлений о действительной протяженности путей в скифском хинтерланде.16 Более того, проводилась мысль, согласно которой историк вообще не утруждал себя согласованием приводимых им исчислений.17 Находили даже объяснения этому: по мнению М. В. Скржинской, в случае с землями скифов-земледельцев, Геродот пользовался информацией из разных источников.18 В тоже время, правильно определяя, что наблюдения античного историка опираются на данные о протяженности плавания по Борисфену, никто из обращавшихся к указанному вопросу, так и не обратил внимания на то обстоятельство, что плавание вверх по реке (против течения) занимает, как правило, больше времени, чем в обратном направлении вниз по ее течению, поскольку в первом случае скорость течения реки вычитается из скорости движения судна, замедляя его движение, а во втором все происходит равным образом наоборот.19 Следовательно, никаких расхождений, тем более противоречий, в свидетельстве нашего единственного информатора относительно плавания по Борисфену нет. Ho дело даже не в этом. Сообщая о том, что в измерениях расстояний в Скифии дневной переход он принимает за 200 стадий (IV, 101), античный историк, как нам представляется, в данном случае согласует свое утверждение с мнением, высказанным им несколько раньше — в самом начале Скифского логоса, где в главе IV, 16 он весьма однозначно и четко обозначил свою позицию в словах «будем пользоваться тем, что принято» (тоТсп. уар церл- ?op.evoi(n auTGJv xPTiLCwM-eTTlLa (IV, 45). Более того, прочтение текста «Истории» показывает, что в тех местах, где «отец истории» имеет в виду преодоление расстояний пешком, он всегда, как например, в случае с указанием на расстояние от Меотиды до реки Фасис и страны кол- хов (30 дней) и оттуда до Мидии (столько же), он обязательно поясняет происхождение используемых им величин (I, 104). Такое понимание текста, принимая во внимание рассуждение историка, согласно которому он изложит все, что узнал (IV, 16), как мы постараемся показать выше, открывает новые информационные возможности именно в плане локализации Гелона. Однако прежде, чем обратиться к решению этой задачи, отметив, что относительно будинов, гелонов и г. Гелона информация в плане интересующего нас аспекта в «Истории» Геродота присутствует в трех разнотипных блоках изложения и принимая во внимание последовательность и динамику нарастания ее самой в плане инткересующего нас аспекта, представляется необходимым прежде всего собрать воедино все те немногочисленные суждения, оценки и свидетельства «отца истории», которые относительно гелонов, будинов и Гелона присутствуют в тексте его труда. Впервые земля будинов (точнее, надел (Ха^к;) упоминается историком уже в самом начале IV книги, посвященной описанию расселения племен Скифского царства и содержащей характеристики областей их обитания, включая физико-географические условия и ландшафтные особенности местностей. По данным Геродота, хора будинов представляет собой равнину, обладающую плодородными почвами и покрытую смешанными лесами (IV, 21). Объектом внимания «отца истории» во второй раз становится уже население, занимающее эту территорию за Танаисом, в связи с изложением им обстоятельств подготовки скифов к войне с Дарием I, войска которого переправившись через Истр, осуществили широкомасштабное вторжение на территорию их царства. В перечислении участников совещания, созванного представителями соседних со скифами племен по поводу прибытия послов скифского царя с предложением о союзе и совместном отпоре агрессии персов, Геродот называет в одном ряду царей тавров, агафирсов, невров, андрофагов, гелонов, будинов и савроматов (IV, 102). Понимая необходимость доведения до сведения своих слушателей, хотя бы минимума этнографической информации о представляемых ими племенах, афинский историк приводит информацию об образе жизни, нравах, религиозных представлениях и одежде последних, уделяя больше внимания таврам и неврам, в связи с рассказом о последних из которых, он отмечает два, представляющих интерес с точки зрения избранной нами темы, обстоятельства: 1. он фиксирует обряд ликантропии, распространенный у невров, и обстоятельства, принудившие их к переселению к будинам за одно поколение (т. е. за 30-33,5 лет) до вторжения войск Дария I в Скифию (IV, 105); 2. в связи с изложением свидетельств о неврах «отец истории» упоминает «скифов и живущих среди них эллинов» — утверждение, которое ни с чем другим не согласуется, кроме как с предшествующим рассказом о каллипидах и последующим рассказом о соседях невров на юго-восто- ке (Там же). 3. третий случай, — самый примечательный, — тот, в котором обращение Геродота к гелонам и будинам занимает центральное место в понимании представляемых им данных относительно, мест расселения, хозяйства, социально-политической организации и быта, первых из которых в предшествующем своем изложении он никак не определил с точки зрения их этнической принадлежности, а вторых постоянно называл племенем. В переводе Г. А. Стратановского он представлен следующим образом: « Herodot., 108: Будины — большое и многочисленное племя; у всех них светло-голубые глаза и рыжие волосы. В их земле находится деревянный город под названием Гелон. Каждая сторона городской стены длиной в 30 стадиев. Городская стена вся высокая и вся деревянная. Из дерева также построены и дома и святилища. Ибо там есть святилища эллинских богов со статуями, алтарями и храмовыми зданиями из дерева, сооруженными по эллинскому образцу. Каждые три года будины справляют празднество в честь Диониса и приходят в вакхическое исступление. Жители Гелона издревле были эллинами. После изгнания из торговых поселений они осели среди будинов. Говорят они частью на скифском языке, а частично на эллинском. Однако у будинов другой язык, чем у гелонов, образ жизни их также иной. Herodot., 109. Будины-коренные жители страны — кочевники. Это — единственная народность в этой стране, которая питается сосновыми шишками. Гелоны же, напротив, занимаются земледелием, садоводством и едят хлеб. По внешнему виду и цвету кожи они вовсе не похожи на будинов. Впрочем, — замечает историк, — эллины и будинов зовут гелонами, хотя и неправильно...». И далее «отец истории» возвращается к известной уже по предшествовавшим его замечаниям характеристикам местности проживания будинов, дополняя их экзотическим рассказом об охоте будинов на выдру, бобров и других зверей из яичек которых получают лекарство от страшной женской болезни (Там же). Четвертый раз в поле зрения изложения Геродота гелоны и будины попадают в рассказе о результатах совещания скифских послов с царями соседних с ними племен, по окончании которого, как давно известно, была создана Вторая скифская армия, состоявшая из войск двух скифских царств (Великого — Идантирса и малого-Таксакиса) и присоединившихся к нему гелонов и будинов (IV, 119-120). В пятый раз будины и гелоны появляются в тексте Скифского логоса в самом загадочном относительно Гелона месте повествования Геродота — в связи с рассказом об отступлении Второй скифской армии через земли будинов и оставлении последними родных очагов под натиском персов, обнаруживших здесь деревянные стены (|uXiva) rei'xsi), после того как армия Дария I дошла до разделявшей будинов с фиссагетами пустыни и занялась постройкой 8 больших укреплений на хоре будинов (или на ее границе с пустыней до фиссагетов (IV, 123-124)). Наконец, в шестой (и в последний) раз гелоны и будины упоминаются Геродотом как участники преследования отступающих войск Дария I до Истра. Примечательной особенностью данного отрывка выступает иная последовательность перечисления двух соседей: на первом месте на этот раз стоят будины и только после них гелоны, тогда как во всех остальных случаях, описанных выше, в рассказе Геродота гелоны в порядке перечисления (такой же порядок засвидетельствован и Плинием Старшим (Plin., IV, 88) всегда предшествовали будинам. Анализ приведенных сообщений «отца истории» показывает, что относительно гелонов, будинов и Гелона он, в соответствии с интересами своих слушателей, останавливает их внимание на самых существенных с его точки зрения моментах: 1. характеристике страны и места жительства, причем в географическом, экономическом и социологическом смыслах (это проистекает из противопоставления понятий «земля-страна-хозяйственно освоенная территория» (gae-oikesis/oikos-hora); 2. не называя гелонов этносом, на перечислении особенностей духовной культуры жителей Гелона и их происхождении как to arhaion Hellenon, а также на описании атрибутов повседневного быта в виде эллинской по образцу светской и храмовой архитектуры; 3. на знакомстве с самыми существенными чертами социально-политической организации, что у историка выражено в упоминании царей гелонов (basileioi) и наличии на далекой периферии управляемой ими общины- государства (polis), имеющей возможность выставить войско в союзную армию для отражения 800-тысячного войска вторгшихся персов. Сопоставление указанных наблюдений, выведенных из текста источника, создает предпосылки для понимания того, что же в действительности афинский историк имел в виду относительно места расположения Гелона в стране будинов. Они показывают на совокупность критериев, которые им были положены в основу своего о нем рассказа: 1. критерий географический присутствует в сообщении о нахождении «надела/участка (Iakzis) земель будинов выше (to pros Boreen и gyperoikeousi) надела/участка (Iakzis) савроматов, расположенного на расстоянии 15-дневного пути от угла Меотийского озера в первом случае, и от моря внутрь страны (katyperte Skytheon oikemenous) после племени меланхленов, до которых расстояние составляет 20 дней пути, во втором; сюда же присоединяется свидетельство историка о равнинном типе ландшафта (gae nemomene), наличии смешанных лесов и большого озера, включая заметки об их флоре и фауне; 2. критерий социокультурный, данный в определении жителей города как «исконных эллинов» с прибавлением информации о переселении последних в землю будинов из понтийских эмпориев; 3. критерий культурологический, связанный с упоминаниями о празднествах Диониса совершаемом в Гелоне будинами I раз в 3 года; 4. критерий социально-политический, просматриваемый за указаниям, после публикации труда Т. В. Блаватской, представляется возможным отнести к типу басилейи.20 Дополнительные возможности в указанном отношении проистекают из знакомства с оригиналом теста сообщений Геродота о Гелоне, в котором специалистами, в частности Jl. А. Гиндиным, достаточно давно было обращено внимание на использование Геродотом двух, этимологически совершенно различных глаголов, имеющих значение «жить, обитать» (oikeo, nemomai)21.Более того, ему удалось выявить строгое распределение в отношении степени отраженности в значении каждого из них образа объективной реальности. По наблюдениям лингвиста, оно выразилось в том, что, если oikeo, являясь деноминативом от Foikos («жилище, дом»), специализировавшем свою семантику по сравнению с индоевропейским термином социальной организации *ueik’ означало «жить домом, ведя совершенно оседло ойкосное хозяйство, организованное в рамках урбанистической цивилизации со свойственными ей интенсивными формами обработки земли», то nemomai, представляя собой тот же деноминатив, но от и.-е. *nem-, также продуцируя важнейшую терминологическую сферу социальной жизни индоевропейцев, отражало собой самое архаическое значение слова (гот. №тап-«брать, получать законно»; лат. Numtrus-«4H^o». Другими словами, и.-е. *nem, — по мысли исследователя, переводимое как «считать», проявило себя и в других значениях: «распределять, раздавать пищу, питье, землю (под пашню и выпасы)» Последнее, как полагает Jl. А. Гиндин, выражается в значениях « пожинать плоды, кормиться, питаться»; «жить, обитать, простираться, занимать территорию». А с именами собственными, этнонимами и топонимами слова с указанной корневой основой, по его мнению, могут означать «существовать вообще, пасти скот, заниматься скотоводством, что в med. проявляет себя, в особенности относительно характеристик скотоводов, пастухов и кочевников-nomas, в значениях «кормиться, пастись, питаться, бродить, скитаться, жить».22 В связи с этим Jl. А. Гиндин формулирует вывод, согласно которому по отношению к негреческим племенам nemomai в med.-pass, выступает в значении «жить, обитать, добывая средства к существованию иными, чем привычные грекам формами ведения хозяйства, «менее интенсивными, вплоть до натурального» (к ним он относит переложное или подсечное земледелие, кочевое или отгонное скотоводство — Н.П.).23 Последнее, с точки зрения лингвиста, предполагает, на взгляд греков, недостаточно оседлый образ жизни, сопровождающийся различной частоты переменами конкретного местожительства, «почему и понятие «пастись» одинаково было применимо и к животным, и к людям».24 В полном соответствии с данными наблюдениями Jl. А. Гиндин дает уточненные трактовки должному с его точки зрения переводу свидетельствам Геродота о будинах, гелонах и г. Гелон. Они таковы: I) «гелоны же и землю обрабатывают, питаясь хлебом и имея сады (здесь употреблено противопоставление oikesan — sitofagoi (IV, 108); 2) «Gelonos — огромный деревянный город»; 3) «гелоны живут совершенно оседло, отличаясь от Будинов по языку и образу жизни»; 4) «будины обитают в густом лесу, имея другой надел (полученный по жребию, поскольку Iakzis исследователь производит из Iaghano с этимологическим значением nemo- Н.П.); 5) «будины autohtones nomades, питающиеся сосновыми шишками», что, по мысли лингвиста, только подтверждает расширенное понимание термина nomades Геродотом (по его мнению, это не только скотоводы, но и племена,, находящиеся на стадии присваивающей экономики — Н.П.).25 Рассмотрение используемой «отцом истории» терминологии указывает (хотя и не убеждает окончательно) на примерное соответствие его представлений о будинах и г. Гелон тому, к чему пришла, как отмечалось выше, современная археология. В частности, это касается констатации факта наличия на далекой периферии античной ойкумены урбанистической цивилизации, относительно которой, как например, в случае с Вельским и другими городищами, применительно к урбанистическим памятникам эпохи бронзы и скифоидному населению Восточноевропейской лесостепи, определенные факты есть.26 Понимание того, что представляет собой Гелон как урбанистический центр невозможно без осмысления тех представлений, которые имелись у древних греков, в частности, афинян, в V-IV вв. до н. э. и нашли отражение в их письменной традиции. К счастью, такого рода свидетельства обнаруживаются не у кого-либо, а именно у Аристотеля в его труде «Политика», по причине чего они представляют не столько познавательный интерес, сколько приобретают качества весьма существенного аргумента в плане суждений относительно Гелона Геродота. В указанном отношении, в первую очередь, должна быть принятой во внимание присутствующая в нем мысль, согласно которой всякий город (Аристотель в данном случае имеет в виду именно город, а не государство-полис как во всех остальных случаях: античный автор сопоставляет данный тип общежития с Вавилоном — Н.П.) представляет собой скорее племенной округ, нежели государственную общину (Arist., Pol., III, I, 3, 28-30 (1276а). Заключение античного ученого, как показывает знакомство с разработками этнографов и опирающихся на их результаты археологов, вполне вписывается в представления современной науки о социально-политической организации восточноевропейских племен степи и лесостепи в эпоху бронзы и ее типе, который все чаще и чаще отождествляется в ней с т.н. квазигородом или протополисом. Согласно Ю.В. Андрееву к нему имеют непосредственное отношение поселения Эгеиды и Балканской Греции III тыс. до н.э. (Ситагри, Мальти-Дорион, Криса, Ев- тресис), открывающие своей архитектурой и материальной культурой черты родо-племенного поселка, предшествовавшего классической ми кенской цитадели.27 Отмечает ученый и то обстоятельство, согласно которому такой тип поселков не только предшествовал, но и сосуществовал много позднее с Микенами, Тиринфом и Пилосом в последней трети следующего тысячелетия.28 В данной связи нельзя не обратить внимание, что в указанном отношении не менее типичны, в особенности, в плане характеристики «урбанизма» на Среднем и Нижнем Дону система Волошинских городищ, Ливенцовское и Каратаевское городища-крепости, признаки которых (в том числе архитектурно-планировочное решение и конструкционные приемы) находят, в частности, довольно близкую аналогию в поселениях с оборонительными сооружениями в Беотии (Гла) и в Эпире (Зеленица). По мнению зарубежных археологов, цитадель Гла являлась и админи- стративно-политическим, и хозяйственным центром своей округи.29 Конечно, памятники эпохи бронзы проецировать на последующую историческую эпоху и на этом основании строить какие-либо выводы методически неверно, если бы не одно примечательное обстоятельство: согласно свидетельству Геродота, скифы уводили свою историю, по всей видимости, от V в. до н.э. в прошлое на 1000 лет (Herodot., IV, 5). Самое же интересное заключается в том, что памятники такого типа, напоминая спартанскую модель полиса, олицетворяются и системой рассеянных, группирующихся вокруг центрального убежища, поселков, аналог которым можно обнаружить и в системе поселений, открытых, в том числе и в самое последнее время на Среднем Дону.30 Показательно, что такая система косвенно подтверждена Геродотом. В качестве определенного отражения картины сложившейся жизни и особенностей, присущих поселениям скифского времени в бассейне Среднего Дона, является, присутствующее в тексте его труда, описание обстоятельств пребывания в земле будинов войск Дария I , где персами была подвергнута сожжению безымянная деревянная крепость (kzyline teihi (IV, 123), последнее слово из данного словосочетания, как показал Хансен, означает «полис» Если допустить, что за данным определением скрывается Гелон, о котором у «отца истории» речь шла выше, то не лишенным оснований станет и другое предположение — мысль о тождестве деревянного города в стране будинов топо-и архитектурным характеристикам цитаделей степи и лесостепи Евразии, существовавших здесь, начиная с XIX в. до н. э. и яркими проявлениями которых являлись сходные по своему архитектурному решению Микены и Аркаим. С учетом археологических реалий, Гелон Геродота, если понимать под термином polis не только город, но и общину, т.е рассматривать его как социально-политическое образование с царями, войском и народом, то возможно и еще одно предположение — о соответствии Гелона такому разряду протополисов, которая также зафиксирована благодаря Аристотелю. В его оценке, он представлял собой союз родов и фратрий, которые объединялись друг с другом в границах занимаемого ими племенного округа родством, жертвоприношениями, развлечениями и дружбой, как условием совместной жизни (Arist., Pol., V, 14, 42 (1281а). Весьма примечательна акцентация Стагиритом на специфике такой организации: в ее основе, по его данным, лежит господство в отношениях между людьми, сложившихся между ними эпигамий, союзов родов и фратрий, тесных взаимоотношениях родов и селений (Arist., Pol., V, I, 12; 35 (1280b); V, I, 14 (1281а). Рассмотренная информация указывает на определенное сходство той социально-политической организации общества, которая имела место в степи и лесостепи Евразии на рубеже III-II тыс. до н. э. и которая, представляя собой сложное переплетение кровнородственных и территориальных связей, сложилась в Эгеиде и на Балканах (Фессалия, Беотия, Эпир) после прихода туда эллинских племен со своей прародины, два из вероятностных ее местоположений исследователи связывают с Восточной Европой и Южным Уралом.31 В последнем отношении, весьма информативным выступает свидетельство Диодора, указавшего на то, что «...Гипербореи, говорят, имеют свой собственный язык и он очень близок к эллинскому, и особенно языкам афинян и делосцев, с древнейших времен сохраняя это положение» (Diod., II, 47). В данном случае, неважно, кого имел наш автор в виду, поскольку к настоящему времени, с учетом изменений во взглядах населения Греции на гипербореев во II-I тыс. до н. э., достаточно хорошо доказано возведение эллинами к ним своего этногенеза.32 В данном случае мы не будем обращаться к решению проблем «исконности эллинов» Гелона Геродота и тех познавательных возможностях, которые представляет рассмотрение вопроса о «празднестве в честь Диониса» в нем (эти вопросы рассмотрены нами специально в других работах),33 однако, заметим, что перечисленные аспекты указывают на возможность интерпретации фразы Геродота в рассказе о неврах (« скифы и живущие среди них эллины») не только в плане учета результатов проникновения эллинских купцов в Лесостепь, но и с точки зрения сохранения в ней мест обитания потомков праэллинства времени разделения племен индоевропейской общности на сатемные и кентумные языки, а также ветви, разбросанные волею истории, в частности, на Балканы и в Северо-Западную Индию.34 Иными словами возникает вопрос: был ли Гелон греческим эмпорием на схождении сухопутного и речного пути на Южный Урал или Алтай или же он являлся местом проживания потомков «исконных эллинов», осевших в данном регионе и проживавших среди местных племен, начиная со II тыс. до н.э. вплоть до времени жизни «отца истории», которых он, находясь в тупике в поисках объяснения выявленного им феномена, связал происхождением с понтийскими эмпориями? Ответ на него заложен, как нам представляется, в выяснении этимологии названия самого города с учетом имени его эпонима Гелона, сына Геракла и установлении сходства определений древнейшего города эллинов на Балканах и населения Гелона посредством выражения to arhaion. К настоящему времени сложилось два устойчивых убеждения, согласно которым корневые основы слов Hellenes и Gelonoi совершенно различны, во-первых, и что этноним Boudinoi и название города в их стране — Gelonos, в своем происхождении, представляя собой результат словотворчества, носят искусственный характер, во-вторых. Во всяком случае, в пользу первого указывают этимологические словари35, а в отношении второго свое соображение высказал Б.Н. Граков, занимавшийся в том числе и локализацией племен скифской лесостепи. Последний, опираясь на данные, присутствующие в « Этнике» Стефана Византийского (Steph. Byz. Ethn., s.v. Boudinoi), пришел к заключению, что чуждый греческому языку этноним будины явился производным от сложения двух слов: bous-«6biK» и dine0-«K04eBaTb, кружиться» на телегах.36 Впрочем, в специальной литературе можно встретить и попытки выведения Hellenes из Gelonoi и наоборот. Опираясь, по всей видимости, на свидетельства Птолемея и Плиния Старшего, согласно которым в верховьях Дона обитали сарматы-аланы, их инициаторы настойчиво проводят мысль согласно которой триада этнонимов Ariain-Alanos-Hellenes является в лингвистическом отношении однопорядковой.37 Основными аргументами при этом являются следующие: 1. из всей группы языков centum «только греческий, то есть язык эллинов имеет особую близость к языкам группы satem; язык аланов — са- темный — индоиранский (курдский) является генетически родственным языку греков-эллинов; до своего исторического вторжения в материковую Грецию в XVIII в. до н.э. эти эллины-аланы обитали в степях Северного Причерноморья; 2. самоназвание дорийских (I?) кочевников Hellenes вполне согласуется с ведийским индоиранским «Алан-Арийан.38 В силу данного обстоятельства башкирский ученый полагает, что указания грека Геродота на то, что эллины — жители города Гелона осели среди будинов, является как раз и подтверждением их близости последним, и QQ и индо-арииского родства тех и других с кочевыми иранскими племенами. Определенный, хотя и косвенного порядка, аналог такой точки зрения можно обнаружить в свидетельствах эллинистического автора из Герак- леи Понтийской, который, как и все его современники-филологи и мифог- рафы, выискивал в мифологической традиции греков древнейшие сказания, чтобы познакомить с ними своего читателя. Естественно, что многое из того, что становилось предметом знания таких писателей, по причине прошествия значительного времени упрощалось и приводилось в соответствие с господствующими в III-I вв. до н.э. представлениями. Геродор Гераклейский в указанном отношении исключением не был, тем не менее, его сообщение, согласно которому стрельбе из скифского лука Геракла обучил скиф Тевтар (Teutaros) представляется весьма примечательным, особенно в свете сообщения Геродота о происхождении Геракла-Таргитая скифов и о том, что он был первожителем необитаемой тогда (т.е., по- видимому, в XVHI-XVI вв. до н.э., как свидетельствует т.н. Паросская надпись) страны (Herodot., IV, 5).40 Казалось бы, на этом решение вопроса и находит свое завершение. Однако, в науке нет-нет, да и появлялись время от времени оценки, ставящие под сомнение кажущиеся незыблемыми решения. В частности, В. И. Абаевым было обращено внимание на присутствие в финно-угорских языках заимствованных из древнегреческого слов *gaele-«KyHHna, бобер, выдра» и *1аке-«яма», первое из которых претендует быть основой обозначений Гелона и гелонов, поскольку второе (и это нетрудно заметить) воплотилось в этнониме Iakedemonioi, которым в античной традиции называли эллинов-дорийцев, осевших в долине Еврота, известных также как спартанцы.41 Однако указанные трактовки, например, гелонов и Гелона, встречают противоречие в свидетельствах Геродота: ловлей на выдру у него занимаются не гелоны, а жители города Гелон, будины (IV, 109). В связи этим, равно как и с тем, что рассказ о Гелоне принадлежит историку, жившему в Афинах еще больший интерес в указанном отношении представляют данные об одноименном эпониме города Гелона и аналогах этому персонажу в греческой мифологии.42 Напомним, что в пересказе двух версий этногонической легенды происхождения племен скифов (скифской и эллинской) Геродот происхождение родоначальников каждого из них связывает с божеством, которое в греческом варианте мифа названо Гераклом, тогда как в скифском — Таргитаем. Соответственно той же логике, одним из сыновей последнего называется Арпоксай в скифском варианте легенды и Гелон в эллинском (IV, 5). По видимому, сходство основного сюжета той и другой версии следует рассматривать в качестве признака, указывающего на общие (т. е. индоевропейские) их корни, поскольку и в первом и во втором случае Гелон (Арпоксай) назван сыном Геракла (Таргитая). Последнее позволяет рассмотреть в сопоставительном порядке мифологические представления как о происхождении первопредка древних греков-Эллина и эпонима города (и первопредка его населения) Гелона в стране Будинов, принимая во внимание то, что Арпоксай-Геракл, как засвидетельствовано Геродотом, считался родоначальником катиаров и траспиев, т.е. двуэтничного социума, имевшего какое-то отношение к дихотомии будинов и гелонов на этнической карте Геродота. Относительно происхождения Эллина в античной традиции сложились устойчивые представления, согласно которым «отец всех греков» был сыном Девкалиона и Пирры, имя которого, по оценкам современных специалистов, представляет собой форму мужского рода от имени богини луны Helle. (Apollod., I, 7, 2; Paus., X, 38, I; Euphst., Comment. Ad Нот., 1815).43Согласно той же традиции первое племя, которое называло себя эллинами пришло из Фессалии и поселилось в южной части До- доны (Эпир), став называться ахейцами (одной из причин переселения последних называются, залившие их пастбища в прежних местах расселения дожди (Herodot., I, 5, 6; Paus., VII, 1, 2).Считается, что датой этого переселения на основании данных Паросской надписи следует считать 1521 г. до н. э (что касается самой Фессалии, то в ней, согласно тому же источнику, эллины утвердились в 1550 г. до н.э. (Tatian., Ad Hell., I.).44 Интерес представляет и то, что, с одной стороны, среди детей Пелопа, носившего прозвище «укротителя коней» (Horn., II. II, 104; Pind., Pith. Od., 23), которые почитались в качестве предков ахейцев, традиция называет Гелина (Gelinos) фонетически родственного Гелону (Gelonos (Apollod., II, 5, I; III, 12, 6; Apollod., Epit. I, I; II, 10; Schol. Ad. Thuc., I, 9; Tzetz., Hiliad., II, 172.), а дорийцев, связывая с младшим сыном Эллина Дором, рассматривает в качестве основателя первой дорийской общины в Греции (Herodot., I, 56; Apollod., I, 7, 3; Paus., VII, I, 2). He менее интересны и коллизии, имеющие отношение к самому Гераклу. Во-первых, он — сын Зевса и Алкмены, жены царя Амфитриона (дядей последнего был Geleos), которого первоначально назвали Алкидом или Поле- моном (Apollod., II, 4, 7-8; Gigin., 29.), а во-вторых — Геракл (или «прославленный Герой») рассматривался в качестве фракийского по происхождению бога однотипного и равного Аресу, которому, как божеству подземного мира, были посвящены «белые тополя» (осины) (Нот., Il., XIX, 95—105; Diod., IV, 10; Apollod., III, 14, 2; II, 4, 5; Paus., I, 21, 7; Plaut., Amhitr., 1096.). Геракл-многодетное божество. В качестве мужского потомства от него и Деяниры в мифологической традиции называются Гилл (Gillos) и Глен (Glenos), первый из которых наследовал статус вождя Геракли- дов после вознесения отца на Олимп и принял непосредственное участие в убийстве царя Эврисфея в бою на колесницах (Apollod., II, 7, 7-8; 8, 1-2). Впрочем, она называла и другие родословные Гилла и Глена. Согласно одной из версий, первый приходился сыном лидийской царевны Омфалы, согласно другой — был сыном речной нимфы Мелиссы. Такие же разночтения относились и к Глену. Важно другое: во всех случаях в характеристике их отца Геракла в общественном сознании древних греков оставались тождественными две детали: I) Геракл был обладателем двух луков и чаши; 2) Гераклу была присуща «практика» их дарения (Herodot., IV, 5; Diod., IV, 23-25). Вообще, обращает внимание, что в греческой архаической традиции этот бог и герой одновременно наделялся самыми архаическими чертами и атрибутами. Он — обладатель скифского лука, владелец свиной шкуры, спасающей его от холода. И такое перечисление можно продолжить. Необходимо заметить, что все это указывает на присутствие в них элементов, имеющих отношение не к греческой или скифской традициям, а к традиции общеиндоевропейской, относящейся, по меньшей мере к временам греко-арийского единства. Во всяком случае, подтверждением данной мысли выступают сюжеты чернофигурной аттической вазописи, в которых Геракл представлен владельцем пароконной колесницы. Ho самое главное заключается в том, что и сам Геракл имел такое же происхождение как и его потомство, т. е. во всех сказаниях в качестве его «матери» присутствует речная нимфа как олицетворение нижнего сакрального мира. Насколько можно судить по эллинской версии мифа об этногенезе агафирсов, скифов и гелонов, эта общеиндоевропейская основа в полной мере в нем представлена. Кроме того, обращает на себя внимание то обстоятельство, что брачевание Геракла с дочерью реки Борисфена происходило по воле первой в лесистой местности, называемой Гилея (Glaia), название которой ассоциируется не только с именами его сыновей, но и с персонажем «дитя борозды», связанного с жертвоприношением быка из упряжки на трижды вспаханном поле во времена празднества в честь божества-прототипа Диониса (Diod., IV, 50, I; Apollod., I, 9, 16; АР.Rhod., Argonaut., I, 232; Schol. Ad Od., XII, 70; Schol. Ad Apol. Rhod., I, 45; Tzetz., Schol. Ad Lycophr., 872).45 При этом, согласно версиям, изложенным Аполлодором и Вергилием, жертвоприношение производилось у источника, носившего имя Gylas/ Gelos, в связи с чем участники процессии, находясь в экстатическом состоянии, вызывали его появление скорбными воплями «Gyla, Gelo, Gyla!» (Apollod., I, 9, 19; Verg., Ecl., VI, 44 (68). Впрочем, Диодор называет супругом дочери р. Борисфена не Геракла, а самого Зевса, от которого появился только один божественный ребенок — Скиф (Diod., II, 43). По мнению М. В. Скржинской, миф о Геракле и змееногой богине, Зевсе и дочери реки Борисфена (по другой версии Ta- наиса) представляет собой отголоски греческого фольклора с включением в него скифских образов для решения задачи по обоснованию права греческих колонистов на земли в Северном Причерноморье.46 На наш взгляд, развитие такого рода сюжета отражало исключительно афинские политические (а возможно и геополитические) интересы на Понте Эвксинском и в отношении скифского хинтерланда, и более того, как свидетельствуют отношения гегемона архэ по отношению к Эгейским союзникам, не являлось для Афин времени Перикла чем-то необычным.47 В этой же связи нельзя пройти мимо и того, что согласно отдельным версиям мифа, Геракл похитил коров у Гериона, правившего не где-то в Иберии, и не на таинственном острове в Океане, а именно в Эпире, около Амбракии, где он, как полагал еще Гекатей Милетский, и совершал свои подвиги (Hecat. Mil. Fr. 26-27 Jac.) и где современной археологией вскрыты курганные погребения древнеямного типа, датирующиеся концом III- началом II тыс. до н.э, указывающими на приход какой-то части населения, имевшей отношение к древнеямной культурной общности в Фессалию, Эпир и Беотию.48 Важной с точки зрения понимания происхождения Гелона является и то, что, как свидетельствует Дидодор, культ Геракла как бога впервые возник в Афинах, и что одной из функций самого бога выступало основание династий (Diod., IV, 32).49 Сопоставление родословных Эллина и Гелона приводит к констатации факта о диаметральной противоположности их «таксономий»: первый — сын царя, второй — бога, и на этом основании сформулировать отрицательный вывод относительно их тождества. Однако такое заключение будет неполным, если не учесть, с одной стороны, того, что в мифологии греков был и древнейший Девкалион-сын Прометея и океаниды Климе- ны, отражавший представления населения Фессалии,50а с другой — если не обратиться к такому же сопоставлению имен Гелон и Гелен, последний из которых считался 7-ым сыном царя Трои Приама от второго брака с Гекубой (Tzetz., Schol. Ad Lycophr., 266). В античной традиции «портрет» данного персонажа представлен, практически, исчерпывающе. Гелен (Gelenos) — прорицатель, знающий, как и его сестра Кассандра, тайные оракулы (Apollod., III, 12, 6; Ovid., Ars am., XVI, 19), он — жрец Аполлона, поразивший в бою Ахилла (Horn., Il., 1,10-15), он, как и его брат Эней, бежит из Трои к ахейцам, и через посредство Неоптолема — сына Ахилла, женится на царице племени молоссов, став их царем (Apollod., Myth. Bibl. Epit., V, 12-13; Eustaph., Schol. Ad Od., III, 188). Однако и эти, выявленные факты, указывают лишь на тождественность родословных Эллина и Гелена, но никак не Гелона. Единственное, что проступает за выявленными фактами, так это то, что Гелон, возможно имел отношение к древнейшему индоевропейскому божеству прадионисийского круга. И в этом следует искать возможность нахождения более точного суждения о Гелоне-эпониме и происхождении названия одноименного города в стране будинов. Данные лингвистики и мифологии недвусмысленно указывают на отра- женность в языке и общественном сознании Древней Греции древнейших связей с населением Восточной Европы вообще, лесостепного Подонья в частности. Существует взгляд, согласно которому все примеры грекоиранских и греко-западнофинских связей дают основание допускать, что некогда (скорее всего, во II тыс. до н.э.) какое-то эллинское племя осело в пограничной зоне между носителями индо-иранской и финно-угорской общностей.51Относительно места ее расположения называют район верховий междуречья Северского Донца и Оскола, куда, по мнению анонимного автора, были вытеснены «гелоны-праэллины-носители раннесрубной культуры, попавшие в окружение будинов-протомордовских племен и на пограничье с иранцами-гилянами (gilyani), с языка которых и было введено в язык эллинов переосмысленное Gelonos.».52 В отсутствие других, более выразительных данных, последнее заставляет более внимательно отнестись к цифровым выкладкам относительно расстояний, отделяющих будинов от Меотиды и от «моря вглубь страны», поскольку только на таком основании, измерив на основании данных историка оба расстояния (вверх по Танаису и от моря (под которым Геродот, представивший соответствующую информацию, несомненно понимал Понт Эвксинский), можно определиться в координатах расположения деревянного города эллинов в стране будинов. Исходные расчетные величины расстояний и времени их преодоления таковы: 1) от угла Меотиды вверх по Танаису Iakzis будинов начинается по окончании 15 -дневного пути через Iakzis савроматов; 2) от моря вглубь страны до меланхленов — 20 дней пути;53 3) в сутки сухопутный и водный транспорт преодолевают 200 стадиев; 4) I день пешего пути — 150 стадиев (Herodot., V, 53).54 Приняв за основу (поскольку вопрос дебатируется в специальной литературе, равно как и надежность цифровых данных античного историка) среднеарифметическую величину стадия, мы получаем цифру 764- 1063 км от моря до меланхленов и 525-573-580 км вверх по Танаису от угла Меотиды, т.е. примерно такое расстояние, которое в настоящее время существует между Ростовом-Таганрогом и Задонском-Ельцом в первом случае (500-680 км)55, и между Николаевым-Одессой и Задонском-Ель- цом (771-1063 км). Принцип расчетов был следующим. В качестве исходных данных мы приняли указания Геродота о днях пути к будинам от угла Меотиды вверх по Танаису, т.е. 15 дней и о пути к ним же, только от моря (т.е. от Понта Эвксинского) до граничащей с ними земли меланхленов, т.е 20 дней. Точно также, опираясь на свидетельства «отца истории» о расстояниях преодолеваемых в I день (как по суше, так и по рекам), за единицу измерения была избрана цифра 200 стадиев. Что касается величины одного стадия, то по причине невыясненности каким из них (аттическим или ионийским) пользовался историк, мы избрали его среднеарифметическую величину, или 36 км в сутки. Произведенные на основе уточненных данных подсчеты дали для расстояния от угла Меотиды величину в 540 км, а для расстояния до меланхленов 720 км, что, с учетом масштаба современных карт и протяженности территории, занимаемой меланхленами (т.е. от верховьев Северского Донца до точки окончания пути по Танаису-Дону), показало 360-380 км, т. е весь путь составил в сумме около 1100 км. Сопоставление с километражем современных расстояний, равно как и с точкой, образованной пересечением окончаний двух путей Геродота к будинам на карте, указало на пограничье Среднего и Верхнего Дона, где и находятся названные выше географические пункты. В правомерности избранного подхода, по нашему мнению, не позволяют сомневаться как данные, отложившиеся в Скифском логосе (порядок перечисления меланхленов, будинов и гелонов) с уточняюще-подтверждаю- щими корректировками, Птолемея и Плиния (Ptol., III, 5, 22), так и установ ление в самое последнее время родства материальной и духовной культуры, отождествляемого с меланхленами, населения бассейна Северского Донца скифского времени с археологической культурой Среднего Дона того же периода. При этом важнее всего представляется то, что придонские города оказываются в точке пересечения векторов двух направлений путешествия к будинам по Геродоту. Иными словами, измерения по карте не оставляют сомнений в том, что будины и г. Гелон Геродота — объекты, располагающиеся в бассейне Среднего Дона. Вывод является неожиданным, напоминая собой нечто вроде спекуляции, основанной на произвольно избранных точках отсчета. Поэтому закрадывается сомнение в его надежности, тем более, что в произведениях других античных авторов (за исключением Птолемея и Плиния Старшего) таких, какие у Геродота, данных нет. И тем не менее, ситуация, как оказалось, не является безнадежной. Внимательное прочтение древнерусских летописей обратило наше внимание на события, происходившие на Руси в 1116 году во времена правления князя Владимира Мономаха. В частности, в Никоновской, Воскресенской, Ипатьевской, Лаврентьевской и Троицкой летописях говорится о походе князя Ярополка в половецкую землю, к реке, называемой Дон, где он взял не только «полон многий», но и три половецких города — Галин (Балин), Чешуев и Сугров.56 В данном сообщении обращает внимание не столько поразительное сходство (хотя и фонетическое) названий геро- дотова Гелона и половецкого Галина, но и их расположение в одном и том же географическом районе — на Дону-Танаисе древних греков. И хотя из пяти летописей, название Галин присутствует только в двух (Лаврентьевской и Троицкой; в других он назван Балин), вряд ли следует списывать существующие между ними расхождения на счет ошибки, допущенной составителями (или переписчиками) указанных летописей. Важнее другое: то, что летописи подтверждают долголетнее существование топонима, несмотря на изменения, которые к раннему Средневековью, претерпела этнокультурная карта Восточной Европы. А это, с учетом идентичности корневых основ двух названий (Gel-on-os / *Gal-in- (os), позволяет надеяться, что направление поиска Гелона Геродота все-таки должно быть сужено до района, на который указывают русские летописи и подсчеты, произведенные автором настоящей статьи.57 Где конкретно располагался Гелон/Галин при современном состоянии источников сказать трудно, но выявленное отечественными историками- краеведами соответствие названия половецкого Чешуева названию, преобразованного в 1779 году в г. Задонск, села Тешевка на одноименной реке, левом притоке Дона, на правом берегу которого располагалось урочище и небольшое село Галичья гора, включающих в своем названии ту же корневую основу, кажется, придает убежденность в обоснованности предложенного нами решения.