ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ

Вопрос о происхождении киргизского народа, принадлежащего, по .мнению В. В. Бартольда, к числу древнейших народов Средней Азии, относится к наиболее сложным в историографии СССР.

В течение некоторого времени главное внимание уделялось истории енисейских киргизов, которые стали известны русским в XVII в. Первым русским ученым, который привел достоверные сведения о киргизах, обитавших в Средней Азии, был П. И. Рычков, написавший в конце 1740-х годов исследование «Краткое известие о татарах и о нынешнем состоянии тех народов, которые в Европе под имянем татар разумеются». В 1749 г. эта рукопись была направлена В. Н. Татищеву как материал для его исторических работ. Рычков дает оригинальную краткую характеристику собственно киргизов, которых он отличает от «киргиз-кайса- ков» или «казаков» (казахов).

В его исследовании под названием «алатай киргизы» описывается «народ кочевой и силной», который «за Ташкентом, от Большой Кайсацкой орды расстоянии в пяти или шести днях, кочует около городов Ходжен- та, Найматана (Намангана.— Ред.) и Марталана (Маргелана.— Ред.) в горах каменистых и неприступных. Они имянуются Ала Тау (отколь сей народ и звание имеет) и суть между Зюнгарского владения и реки СырДарьи называемой при урочищах Балхаши и Коркур. Их некоторая часть состоит под Зюнгарамп, а протчие — особо, которые часто воюют с зюнгорскими калмыками. И збирается их на войну от двадцати до тридцати тысяч человек»^{[1] [2]. Характерно, что среди киргизов до сих пор сохраняется самоназвание алатоолук кыргыздар (алатауские киргизы).}

Одновременное существование этнонима «кыргыз» в Сибири и Средней Азии наводило на мысль об общем происхождении и родстве носителей этого этнонима. С 1820-х годов в этом направлении начали высказываться различные гипотезы. Н. Я. Бичурин (Иакинф) выступил с

обоснованием своей точки: зрения, согласно которой тянь-шаньские киргизы имеют самостоятельное происхождение. Он полемизировал с И. Э. Фишером и А. И. Левшиным, настаивавшими на этнической общности енисейских и тянь-шаньских киргизов. Крупный вклад в разработку вопроса о происхождении киргизов внес казахский ученый Чокан Валиха- нов. В его взглядах имеются противоречия, но все же он склоняется к мысли о том, что киргизы являются аборигенами Тянь-Шаня и прифер- ганских областей. Он доказывал, что кочевые пути киргизов простирались до Алтая и Хангая, куда они совершали переходы на летние пастбища^[4]. Впервые с концепцией о переселении киргизов выступил В. В. Радлов. Он высказал предположение, что киргизы переселились на Тянь-Шань в период расцвета их государственности на Енисее в X в. Позднее другие исследователи поддержали эту концепцию, считая лишь, что енисейские киргизы могли появиться на Тянь-Шане позднее, в период монгольского завоевания (XIII в.). .

С новой, но весьма малообоснованной гипотезой происхождения тянь- шаньских киргизов выступил Н. А. Аристов, отождествлявший древних киргизов с усунями.

В основанном на письменных источниках труде, посвященном истории Семиречья, в состав которого входила значительная часть современного Киргизстана, В. В. Бартольд широко использовал написанное в середине XVI в. на персидском языке сочинение «Тарихи Рашиди» Мухаммеда Хайдера Дуглата, содержащее первые достоверные сведения о пребывании киргизов на Тянь-Шане.

Для решения проблемы происхождения киргизского народа учеными были привлечены письменные источники, в особенности китайские, а также народные предания и данные этнонимики. Тем не менее в дореволюционной литературе эта проблема не получила разрешения. Это можно объяснить прежде всего ограниченностью источников и крупными пробелами в них, а также недостаточным учетом данных сопредельных наук.

Только в советское время появилась возможность поставить решение проблемы этногенеза киргизского народа на прочное научное основание. Первым крупным вкладом явилось издание в 1927 г. труда акад. В. В. Бартольда «Киргизы»^[6], написанного по просьбе научного центра Киргизской автономной области. В этом труде В. В. Бартольд обобщил все известные к тому времени письменные и литературные источники о киргизах.

Как он сообщает, первым по времени известием о енисейских киргизах является упоминание в труде китайского историка Сыма Цяня о подчинении гуннами на севере царства Гэ-гунь в 201 г. до н. э. Название «гэ-гунь», встречающееся позднее в виде «гянь-гунь» или «цзянь-кунь», некоторые историки отождествляли с названием «кыргыз».

По мнению синолога Пелльо, гянь-гунь — монгольское образование единственного числа и должно читаться как кыркун. На основании анализа многочисленных источников советский ученый Ю. А. Зуев пришел к выводу, что термин «кыркун» (цзянь-кунь китайских летописей) относился к тюркоязычному гуннскому этносу, появление же этнонима «кыр-

гыз» он связывает с дроблением гуннского племенного образования и относит к Y—VI вв.

Страна Гяыь-гунь первоначально находилась, по-видимому, в пределах современной северо-западной Монголии, в той местности, где теперь расположено оз. Кыргыз-Нор. Во время гуннских нашествий гянь-гунь- цы были вытеснены на север, в Минусинскую котловину (бассейн р.

Из истории китайской династии Тан — «Тан Шу» (618—907 гг.) известно, что китайский полководец Ли-лин, перешедший в 99 г. до н. э. на службу к гуннам, получил от них во владение страну Хягас (так при династии Тан писали этноним «кыргыз»),

В связи с описанием появившихся в VI в. на обширных пространствах Азии тюркоязычных племен, известных под названием ту-кю, «Тан Шу» сообщает о подчинении западнотюркскому правителю Ду-лу в 638 г. народа Гэ-гу (одна из транскрипций этнонима «кыргыз»). По-видимому, одновременно другая часть страны Хягас находилась в зависимости от восточной ветви тюрков, господствовавшей в восточной Монголии. Уже для этого периода источники отмечают наличие среди киргизских племен знати, имущественного неравенства, классовой борьбы.

Некоторые сведения о древних киргизах содержатся в эпитафиях на древнетюркских камнеписных памятниках, известных под названием енисейско-кыргызских и орхонских (открыты на Енисее и Орхоне, притоке Селенги). В них, в частности, сообщается, что восточнотюркским правителям — каганам •— пришлось вести борьбу с кыргызами. Борьба продолжалась почти до полного поражения тюрков-огузов и перехода их владений к уйгурам (745 г.).В течение этого времени киргизы поддерживали тесные отношения с Китаем, неоднократно снаряжали к китайцам посольства и вступали с ними в коалицию в борьбе против тюрков. Пространство, населенное киргизскими племенами, простиралось в этот период от верхнего Енисея до Байкала. Южная граница их страны достигала Восточного Туркестана.

После ряда столкновений с киргизами уйгурам удалось в 758 г. покорить киргизские племена. Однако и после этого киргизы продолжали оказывать уйгурам сопротивление. В 840 г. борьба киргизских феодалов с уйгурскими закончилось поражением последних и взятием их столицы на Орхоне.

В описываемое время (VII—IX вв.), как сообщают китайские хроники, киргизские племена занимались не только скотоводством, но также охотой и земледелием. Они разводили крупный рогатый скот, овец, лошадей и верблюдов. Охотились на маралов, лосей, косуль. Сеяли просо, ячмень, пшеницу. У них было свое металлическое производство. Шили в войлочных юртах, питались преимущественно мясом и кобыльим молоком. Одевались в бараньи тулупы, носили войлочные шляпы. Женщины, носили шерстяную и шелковую одежду. Перед домом предводителя киргизов, известного под названием ажо (ср. кирг. ажа — старшой), стояло знамя. Войско собиралось из всех киргизских родов. На войне пользовались луком и стрелами. Для предохранения от стрел и сабельных ударов ноги,

руки и плечи прикрывали небольшими деревянными щитками. Подчиненные киргизам племена платили дань соболями и белками. У киргизов была своя письменность, Исчисление времени велось по двенадцатилетнему животному циклу. По религии киргизы были шаманистами; покойников они сжигали, оставшиеся после сожжения кости через год зарывали в землю.

Китайские сведения о киргизах дополняются персоязычными и арабоязычными источниками IX—XI вв. В них сообщается, что киргизы кочуют со своим скотом, у них нет ни деревень, ни городов, едят они просо, рис и всякое мясо (кроме-верблюжьего). Приводятся сведения о почитании огня и планет Сатурна и Венеры, о наличии дома богослужения и молитв, при совершении которых они обращаются к югу, о существовании у них трех годовых праздников.

По степени культурного развития киргизы стояли, по-видимому, выше своих северных и восточных соседей.

Победив уйгуров, киргизские племена, предводительствуемые военнофеодальной знатью, продвинулись на юго-восток и заняли территорию Монголии.

Центром складывавшегося военно-политического объединения, во главе которого стояла знать киргизских племен, являлась Минусинская котловина и территория, занимаемая современной Тувинской АССР. Киргизская государственность того времени характеризовалась господством раннефеодальных отношений. Для военно-административного объединения киргизских племен были еще весьма характерны сильные пережитки патриархально-родового строя и племенных связей. Вместе с тем это была пора наивысшего расцвета политического могущества киргизов.

В начале X в. временное господство киргизских племен в Монголии закончилось, оно перешло к киданям (или кара-китаям), которые в 924 г. совершили поход из Северного Китая в Монголию. Часть киргизских племен, вероятно, осталась при кара-китаях в Монголии. Однако в течение нескольких последующих столетий источники упоминают главным образом о пребывании киргизов на Енисее, к северу от Саянского хребта.

С возвышением Чингис-хана и завоеванием им Монголии и Средней Азии роль киргизов в политической жизни соседних стран несколько возросла. В 1207 г. Чингис-хан отправил к киргизам послов с требованием покорности. Однако киргизские вожди оказали сопротивление, а в 1218 г. начали войну с монголами. Чингис-хан оказался вынужденным послать против киргизов войско под начальством старшего сына — Джучи. Страна киргизов вместе с Китаем и Монголией вошла в состав владений младшего сына Чингис-хана — Тулуя. Участия в монгольских завоеваниях киргизы, по-видимому, не принимали.

О судьбе киргизов в XIV и XV вв. имеются лишь крайне фрагментарные сведения, преимущественно в монгольских, отчасти в персоязычных источниках. Новые сведения о киргизах появились в связи с событиями начала XVI в., но, как говорилось выше, эти сведения относятся уже к киргизам, живущим в пределах Тянь-Шаня.

Большая часть заселенной ныне киргизами территории входила в XVI в. в состав страны, носившей название Моголистана. В упомянутом труде «Тарихи Рашиди» при описании междоусобиц, происходивших в 1503—1504 гг-, между наследниками монгольского хана Ахмеда, упоминаются киргизы, которых враждующие стороны признали виновниками

происходивших в Моголистане смут и большей частью перебили. Оставшимся было разрешено кочевать на южной стороне Иссык-Куля. В 1514 г. киргиз Мухаммед оказал большие услуги монгольскому хану Султан Саид-хану в завоевании Кашгарии, за что был награжден подарками и отправлен в Моголистан, где ему подчинились все киргизы. В 1524 г. в страну киргизов пришел казахский хан Тахир, к которому присоединилась большая часть киргизов. Некоторое время киргизы и казахи имели общих ханов, но затем стали выступать самостоятельно. В 1558 г. киргизы и казахи уже не составляли единого политического целого. На протяжении XVI в. и почти всего XVII в. мирная жизнь киргизского населения непрерывно нарушалась. Трудящимся приходилось вести борьбу с гнетом моголистанских ханов, а затем против вторгавшихся на их земли калмыцких, узбекских и других ханов и феодалов. Нередко и киргизские феодалы устраивали грабительские набеги, принуждая своих сородичей принимать в них участие. Мужество киргизских воинов признавали даже враги. Недаром современники называли киргизов «дикими львами» Моголистана. В этот период киргизов не считали мусульманами, хотя отдельные их предводители (властности, названный выше Мухаммед) исповедовали ислам. По описаниям того времени, киргизы жили в труднодоступных местах; в случае нападения врагов они отсылали свои семьи в глубь гор и сами защищали проходы.

После краткого обзора истории енисейских и тянь-шаньских киргизов уместно снова вернуться к вопросу о том, каким образом и когда появились киргизы на Тянь-Шане, какое они имеют отношение к енисейским киргизам и происходило ли переселение последних на Тянь-Шань.

Много сил посвятил разрешению этих вопросов А. Н. Бернштам. Его гипотеза происхождения современного киргизского народа основывается на дальнейшем развитии положений, выдвинутых в свое время Аристовым и Радловым. А. Н. Бернштам рассматривал появление киргизов на Тянь-Шане как результат переселения сюда енисейских киргизов, которое происходило несколькими этапами: во время движения северных гуннов во главе с шаньюем Чжи-Чжи (начиная с 49 г. до н. э.), в период существования Западно-Тюркского каганата, но главным образом в IX—X вв., в период политического возвышения енисейских киргизов¹. В обоснование своей гипотезы А. Н. Бернштам положил письменные источники (китайские хроники и сочинения восточных авторов), а также археологические материалы, свидетельствующие о связях Тянь-Шаня с Саяно- Алтаем.

Некоторые источники содержат упоминания о пребывании киргизов в домонгольский период в непосредственном соседстве с Тянь-Шанем. Так, в анонимном персоязычном источнике X в. («Худуд ал-Алем») упоминается о киргизах и городе Кыркыз-хана к северу от Тянь-Шаня. Подобного рода указания имеются у Истахри (X в.), Бекрана (XIII в.). Но данные этих и других источников не вполне отчетливы и не позволяют уверенно утверждать, что киргизы обитали здесь до XV—XVI вв., хотя на это и указывают некоторые косвенные факты. Часть страны Хягас, т. е. киргизов, уже в VII в. входила в состав владений западных тюрков, занимавших северный Тянь-Шань; в IX в. енисейские киргизы были соседями карлуков и находились в оживленных сношениях сними и с другими племенами, занимавшими территорию Тянь-Шаня.

Предложенная А. Н. Бернштамом гипотеза приобрела много сторонников, но в ней имелись слабые места и недостаточно обоснованные ^{[8] [9]}

утверждения. Назрела необходимость решить эту проблему коллективными усилиями.

Вопрос о происхождении киргизского народа вызывал и вызывает огромный интерес со стороны научной общественности Киргизии. Учитывая неполноту имеющихся источников по этому вопросу и придавая большое значение правильному решению проблемы этногенеза киргизского народа, основанному на выработанном советской наукой комплексном методе, Киргизский филиал Академии наук СССР (ныне Академия наук Киргизской ССР) совместно с Институтом этнографии и Институтом истории материальной культуры Академии наук СССР организовал в 1953—1955 гг. Киргизскую комплексную археолого-этнографическую экспедицию, в составе которой действовали археологические, антропологический, этнографический и картографический отряды. После окончания полевых работ экспедиции в 1956 г. в г. Фрунзе была созвана научная сессия по этногенезу киргизского народа, которая подвела итоги исследований этой проблемы и наметила основные пути ее решения.

Еще до проведения сессии складывалось мнение, что в этногенезе киргизского народа принимали участие и центральноазиатские и местные, среднеазиатские, этнические элементы. Однако необходимо было определить удельный вес тех и других и наметить хронологические рамки появления на современной территории выходцев из центральной Азии.

На основе собранных Киргизской комплексной экспедицией материалов и других исследований, а также широкого обсуждения проблемы киргизского этногенеза на указанной научной сессии представителями различных научных дисциплин было установлено, что основное ядро киргизского народа или по крайней мере один из основных компонентов, вошедших в его состав, имеет центральноазиатское происхождение^[10].

Антропологические исследования, проведенные под руководством Г. Ф. Дебеца, показали, что центральноазиатский антропологический тип входит в состав киргизов в большей мере, чем в состав любого другого народа Средней Азии, не исключая казахов. При этом удельный вес монголоидного элемента в составе населения Киргизии в I тысячелетии н. э. был гораздо меньше, чем в настоящее время. Палеоантропологические материалы свидетельствуют о резком повышении в Киргизии доли монголоидного элемента центральноазиатского происхождения в первые века II тысячелетия н. э. Эти данные приводят к выводу о том, что именно в это время происходили значительные по своим этногенетическим последствиям исторические события.

Существенное значение для решения проблемы киргизского этногенеза имеют данные языка. Известно, что по ряду важнейших классификационных признаков киргизский язык наиболее близок к горно-алтайскому. Признаки, объединяющие эти языки, могли возникнуть лишь на единой языковой основе и в пределах общей для предков киргизов и ал-, тайцев территории — на Алтае или в приалтайских областях. Киргизский язык не мог сформироваться в обстановке значительной разобщенности между крупными племенными объединениями киргизов, которая была характерна для киргизов на Тянь-Шане. Исследуя историю киргизского языка в свете всех этих факторов, киргизский языковед Б. М. Юнусалиев пришел к выводу, что языковая общность киргизов должна была сложиться за пределами современного местообитания киргизов, скорее всего к востоку от него, причем это произошло в относительно недавнее время, что может быть подтверждено не слишком значительными расхождениями в существующих диалектах киргизского языка.

Таким образом, выводы антропологов и языковедов оказались чрезвычайно близкими друг другу.

Широко привлеченные к решению проблемы этногенеза киргизского народа этнографические данные позволили сделать чрезвычайно важные выводы. Хотя в культуре киргизского народа, в особенности в его материальной культуре, имеется много черт, свидетельствующих о его тесных связях с другими народами Средней Азии и Казахстана, следует признать, что эта общность элементов культуры должна рассматриваться как сравнительно позднее явление. В то же время многочисленные факты, относящиеся к различным сторонам материальной культуры, хозяйства и мировоззрения, а также этнонимика и народные предания убедительно говорят об этногенетических связях киргизов с народами Алтая, Прииртышья, Монголии, Восточного Туркестана, а также притибетских районов.

Эти факты позволяют выдвинуть положение о том, что процесс формирования современных киргизских племен происходил главным образом на территории восточного Притяныпанья и прилегающих областей на базе тюркоязычных племен, значительная часть которых по своему происхождению, вероятно, восходит к племенам эпохи тюркских каганатов и государств VI—X вв. В более поздний период в процесс киргизского этногенеза включились и некоторые племена монгольского происхождения. На территории Средней Азии, куда киргизы продвинулись, очевидно, в послемонгольское время, состав формировавшейся здесь киргизской народности пополнялся, с одной стороны, казахско-ногайскими элементами, а с другой — местными, среднеазиатскими, в лице узбеков и отчасти таджиков.

В этой связи значительный интерес представляет сложная группа так называемых ичкиликов, обосновавшихся на территории современной Киргизии, в ее юго-западных районах. Высказывавшиеся неоднократно мнения о чуждости этой группы киргизам в целом в свете последних данных этнографии и языкознания должны быть отброшены. Однако сложение этой группы происходило в силу разных причин особыми путями. Появление основного ядра ичкиликов в Средней Азии, куда они пришли преимущественно с территории Восточного Туркестана, можно связывать с движением группы киргизов через Каратегин в Гиссар в 1635—1636 гг. Однако здесь ичкилики впитали в себя значительные группы местного тюркоязычного населения. Об одной из таких крупных групп упоминал в своих мемуарах узбекский султан Бабур, называя ее чакрак (чограк, чегерак) и отмечая, что она занималась разведением яков. Известно, что яководством в пределах Средней Азии и поныне занимаются главным образом памиро- алайские киргизы — ичкилики. В этническом же составе ичкиликов выявлены среди племен нойгут и тейит небольшие группы, сохранившие этноним «чогорок».

В самое последнее время положение, выдвинутое этнографами и язы- ' коведами, нашло подтверждение в сведениях, обнаруженных в хранящейся в Ленинграде таджикоязычной рукописи «Маджму^с ат-таварйх» («Собрание историй») ферганского автора муллы Сейфаддина Ахсикенди, датируемой началом XVI в. Рукопись была описана А. Т. Тагирджано- вым и исследована им и В. А. Ромодиным. В этом источнике приводятся названия почти всех основных киргизских племен, известных и в XIX и XX вв.; таким образом, их можно отнести к числу наиболее древних этнических компонентов, образовавших киргизскую народность. На основании указаний, содержащихся в рукописи, можно считать, чт® этнический состав киргизов к началу XVI в. уже успел стабилизироваться, а это не могло произойти слишком далеко за пределами территории Тянь- Шаня и Памиро-Алая, на которой киргизы жили уже в XVI в.

Как показывают многочисленные данные, в настоящее время вопрос об исконном генетическом родстве между енисейскими и тянь-шаньскими киргизами должен, по-видимому, решаться отрицательно, хотя и нельзя

отвергать возможности частичного включения потомков енисейских киргизов на более позднем этапе в состав формировавшейся киргизской народности. Заслуживает внимания мнение А. X. Маргулана^[11], который развивает выдвинутую в свое время Чоканом Валихавовым концепцию об исконной связи киргизских племен с территорией Тянь-Шаня и Памира, и доказывает, что, совершая перекочевки из этих областей вплоть до Саяно-Алтая, киргизские племена имели связи с жившими там племенами, в том числе и с енисейскими киргизами.

Вопрос о более точной локализации и этническом облике центральноазиатского ядра киргизской народности и о времени его появления на территории современного местообитания киргизов все же не может пока считаться окончательно выясненным. В последнее время К. И. Петровым сделана попытка его решения'^[12]. Автор отрицает тождество енисейских киргизов с тянь-шаньскими и отклоняет версию о переселении основной массы предков киргизов на Тянь-Шань в домонгольский период. Киргизская народность на Тянь-Шане сформировалась, по его мнению, из трех основных этнических компонентов, главным из которых были тюркоязычные племена, вышедшие из так называемого Енисейско-Иртышского междуречья после разгрома Чингис-ханом найманов и изгнания их с Алтайского нагорья.

Судьбу киргизских племен К. И. Петров рассматривает в тесной связи с судьбой восточнокыпчакских племен. Эти кыпчакско-киргизские племена продвинулись в XIII в. в Илн-Иртышское междуречье и на Алтайско- Хангайское нагорье. Их продвижение сюда, по утверждению автора, началось в ходе междоусобной борьбы потомков Чингис-хана — Хубилая и Хайду и их преемников. Основываясь на данных некоторых монгольских хроник, К. И. Петров выдвигает гипотезу о временной гегемонии киргизов во главе с ханами Угэчи Хашага и его сыном Эсэху над ойратами на Алтайско-Хангайском нагорье в первой четверти XV в. Именно в этот период киргизские племена начали активное продвижение на Тянь-Шань и к последней трети XV в. распространились по всему Тянь-Шаню.

Большое значение в этом движении киргизов автор придавал 70-м годам XV в., когда центральный Тянь-Шань стал местом пребывания улуса ойратского предводителя Амасанджи-тайши, которого он также считает потомком киргизских ханов. Пришедшие с ним киргизы стали самым многочисленным этническим массивом на Тянь-Шане, слившимся в дальнейшем с конгломератом местных тюркско-монгольских племен, известных под названием моголов. Во второй половине XV в. завершилась консолидация киргизской народности. На Тянь-Шане возникло обширное «киргизско-монгольское государство (улус)».

Как можно видеть из краткого изложения концепции К. И. Петрова, в ее основе лежат те идеи, которые были выдвинуты большинством ведущих участников упомянутой выше научной сессии по этногенезу киргизского народа (1956 г.). Главными источниками, на которых построены его работы, и явились, с одной стороны, материалы этой сессии, а с другой — неопубликованные переводы извлечений из сочинений восточных авторов, выполненные группой востоковедов, и, кроме того, давно опубликованные, но заново прокомментированные автором труды И\ источники. ;

Ряд важных положений, сформулированных К. И. Петровым, носит убедительный характер, другие — чрезвычайно спорны. Выводы автора не свободны от противоречий. В целом же выдвинутая им концепция еще нуждается в серьезном обосновании, так как многие из приводимых в ее пользу аргументов зиждутся на случайных фактах, не всегда доказательной интерпретации источников и умозрительных заключениях. Труды К. И. Петрова могут оказаться полезными для дальнейшей разработки сложной проблемы происхождения киргизской народности.

Исследования советских археологов вскрыли картину богатой культуры, развивавшейся на территории современной Киргизии. Поскольку в состав киргизской народности в той или иной мере вошли потомки племен, населявших Тянь-Шань в древности и в средние века, сохраняется известная преемственность их культуры с культурами этих, племен. В скотоводческом хозяйстве киргизов можно усматривать продолжение кочевых традиций древних насельников Тянь-Шаня — саков (VII—IV вв. до н. э.), усуней (III в. до н. э,— IV в. н. э.), тюрков. В земледельческой культуре киргизов оставила следы широко развитая земледельческая культура ираноязычного населения Тянь-Шаня — согдийцев (V— VI вв. н. э.) с их искусными ирригационными сооружениями |и техникой обработки земли. В прикладном изобразительном искусстве киргизов обнаруживаются отдельные элементы орнамента согдийцев и тюркского населения Тянь-Шаня VIII—XII вв.

Таким образом, киргизы выступают перед нами не только как участники создания культурных ценностей на Тянь-Шане, но и как продолжатели традиций культурной жизни населения Тянь-Шаня, сохранившие ее следы в своей материальной культуре и в народном творчестве.

Как же сложилась судьба той части киргизов, которая осталась на Енисее? Ко времени прихода в Сибирь русских в XVII в. киргизы составляли четыре княжества: Тубинское, Езерское, Алтырское и Алты- сарское. Они занимались тогда охотой и скотоводством. Посевов у них не было. Рядовые охотники и скотоводы, искавшие мирной и безопасной жизни, стремились переходить в русское подданство. Киргизские же князья, не желавшие лишаться доходов, которые давала им эксплуатация труда местного населения, а также дани, поступавшей от подвластных племен, начали вести упорную борьбу с русскими воеводами, которая продолжалась в течение всего XVII в.

В начале XVIII в. 2500 семей киргизов были уведены из Южной Сибири далмыками, и с тех пор среди народов Сибири киргизы не упоминаются. Однако имеются основания считать, что отдельные группы из среды киргизских племен остались в пределах своего прежнего местообитания, и, утратив свой, самоназвание, язык и бытовой уклад, вошли в состав племен, консолидировавшихся ныне в народность хакасов в пределах Хакасской автономной области, а также в состав тувинцев.

В конце XVII в. усилилось Джунгарское государство, и в 1680-х годах тянь-шаньские киргизы оказались под властью калмыков (ойратов). При этом большая часть киргизов, по-видимому, была вытеснена калмыками и ушла в Ферганскую долину, на Памир и Алай, а также отчасти в соседние районы Кашгара. Обратно из Ферганы на Тянь-Шань часть киргизов вернулась после прекращения существования ойратского государства в 1758 г., когда на территории Джунгарии уже почти не осталось калмыцкого населения. В местах, оставшихся свободными от калмыков, в дальнейшем были расположены кочевья некоторых киргизских племен. Передвижения кочевых групп киргизов совершались тогда на весьма значительные расстояния.

Киргизское население, жившее в Кашгаре, так же как и киргизы Тянь-Шаня и Ферганы, принимало участие в различных политических событиях, происходивших на этих территориях. Часть киргизских феодалов вместе с подвластным им населением была втянута в междоусобную борьбу так называемых белогорских и черногорских ходжей в

Восточном Туркестане. В китайском сочинении того времени киргизы описываются как отважные и храбрые воины. Сообщается, что они бреют голову, не едят свиного мяса, платье носят с узкими рукавами, шапки квадратные с плоским верхом, своих старейшин называют биями; каждое племя имеет своего бия; это звание передается по наследству.

Ценные сведения о киргизах, относящиеся к последней четверти XVIII в., привел капитан И. Г. Андреев, одип из первых русских авторов, писавших о тяньшаньских киргизах. В третьей главе его «Описания Средней орды киргиз-кайсаков» он пишет о расселении, политической жизни, занятиях и родоплеменном устройстве киргизов¹.

Правители возникшего в Ферганской долине в XVIII в. Кокандского ханства избрали киргизские земли одним из главных объектов своей захватнической политики. Киргизские народные массы оказывали ко- кандским войскам упорное сопротивление. Последние, постепенно продвигаясь на Тянь-Шань, построили здесь ряд военных укреплений: в То- гуз-Тороо, Кетмень-Тюбе, Куртке, Джумгале, Кочкорке. Проникнув в Чуйскую долину, они воздвигли крепости в Кара-Балты, Аксу (Бело- водске), Пишпеке, Токмаке, а затем на Иссык-Куле — в Барскоуне, Караколе и т. д. Созданные укрепления служили опорными пунктами управления захваченным краем, они должны были охранять от нападений торговые караваны, обеспечивать сбор податей. Около многих крепостей возникли узбекские оседлые поселения.

Кокандским феодалам удалось подчинить себе большую часть киргизских племен, пользуясь их раздробленностью и межплеменной борьбой. В полной зависимости от них оказалось киргизское население, жившее в восточной части Ферганской долины. Ставленники кокандского хана регулярно собирали дань с племен солто, саяк, кытай и других; племена бугу и сары багыш временами выходили из подчинения кокандским властям; территория расселения племен черик и багыш была труднодоступна, но и они отчасти подчинялись кокандцам; памирские, бадахшанские и каратегинские киргизы в разное время были подвластны Бухаре, Кун- дузу и Коканду. В горных районах власть держалась исключительно на военной силе. Насколько непрочно чувствовали себя сатрапы кокандского хана в Киргизии, говорит тот факт, что гарнизоны крепостей не рисковали уходить далеко в кочевья и отсиживались в крепостях, а для сбора податей им приходилось ежегодно весной и осенью снаряжать иногда довольно внушительные военные отряды.

Закончив в 30-х годах XIX в. захват всей территории современной Киргизии, кокандские ханы ввели здесь тяжелый деспотический военнофеодальный режим. Господство Кокандского ханства было ознаменовано установлением многочисленных и обременительных для трудового населения налогов и поборов.

Основными видами податей, которые взимались с трудящихся киргизов, являлись «подымный» сбор по овце с юрты (тундук зекет), сбор по одной голове скота с 50 голов, а иногда с 40 и даже 10 (алал зекет) и сбор с земледельцев по три овцы с гумна (караж). Собиралась и военная подать — ' три овцы с юрты. Кроме того, трудящиеся массы киргизов обязаны были снабжать хлебом гарнизоны, поставлять скот для продовольственных нужд не только хана,но и его двора, кормить сборщиков податей,в случае надобности — выставлять всадников в ханские войска и т. и. Тяжесть податей усугублялась злоупотреблениями и поборами со стороны сборщиков. Особенно жестокой была земельная политика кокандских властей, сгр-

¹ И. Г. Андреев. Описание Средней орды киргиз-кайсаков с касающимися до сего народа, також и прилежащих к Российской границе, по части Колыванской и Тобольской губерний, крепостей, дополнениями. «Новые ежемесячные сочинения», ч. СХ — CXVIII. СПб., 1795-1796.

нявших трудовые киргизские хозяйства с плодородных земель в Ферганской долине. Для несения полицейской службы кокандские наместники назначали в каждом киргизском роде чиновников (илбеги), которые кочевали вместе с аилами (аулами) киргизов.

Феодально-родовая знать южнокиргизских племен принимала активное участие в полгтической жизни ханства. Она оказывала большую помощь кокандским ханам в сохранении господства над киргизами. Таким образом, политика насилий и грабежа, проводившаяся кокандскими властями, пользовалась поддержкой киргизских феодалов, на которых в первую очередь и опирались ханские чиновники. Представителям киргизской знати кокандские ханы раздавали чины и должности как в войсках, так и в гражданском управлении.

Захват освоенных трудовым киргизским населением земель, беззастенчивая эксплуатация и обирательство трудовых скотоводческих хозяйств со стороны купцов, скупавших за бесценок сырье и скот, разорительные поборы и повинности, жесточайший произвол—такова была политика кокандских правителей по отношению к киргизам. Усилилось также влияние реакционной идеологии ислама на киргизов. Доведенные до отчаяния систематическими притеснениями и насилием, киргизы систематически восставали против кокандской власти. Так, в 1843 г. иссыккульские киргизы выгнали кокандцев из укреплений в Караколе, Барскоуне и Конур-Улене, в 1845 г. восстали ошские киргизы, в середине 50-х годов XIX в. поднялись на борьбу тяньшаньские киргизы, а в 1857 —1858 гг. произошли совместные восстания против ханского гнета киргизов и казахов в Чуйской долине и в районе современного Джамбула. В первой половине 60-х годов XIX в. началось освободительное движение против Кокандского ханства среди племе • солто и саяк, приведшее к добровольному принятию ими подданства России.

Наконец, в 1873—1874 гг. в южной Киргизии вспыхнуло одно из самых крупных в истории киргизского народа в XIX в. народно-освободительное восстание, направленное против колониально-феодального гнета Кокандского ханства. Восставшие уничтожали кокандские крепости, убивали сборщиков податей, ханских чиновников. Движущей силой восстания были киргизские скотоводы и дехкане, а также часть трудящихся узбеков. Это восстание было борьбой не только за освобождение от гнета Кокандского ханства, но, как будет показано ниже, и за присоединение к России.

В период господства кокандских ханов не прекращалась междоусобная борьба между киргизскими феодалами. Когда же в результате перечисленных восстаний зависимость ряда крупных киргизских племен от Коканда сильно пошатнулась, феодальные междоусобицы еще более обострились. Страдающей стороной всегда оказывались трудовые массы, подвергавшиеся ограблению.

Межплеменные и феодальные войны были повсеместным явлением вплоть до присоединения к России. Характер феодальных набегов приобрели и нападения с целью угона скота (барымта), ранее служившие средством разрешения межплеменных споров или насильственного возмещения ущерба, понесенного тем или иным аилом, иногда своего рода формой обеспечения иска. К началу XIX в. барымта превратилась уже в средство захвата скота и пленных в интересах феодальной верхушки киргизского общества. С развитием классовых противоречий масштабы и цели этих войн менялись. Из мелких набегов они превращались в крупные военные столкновения с целью захвата территории, скота и расширения эксплуатации трудовых масс.

Кокаядский гнет, обременительные для народных масс войны киргизских феодалов между собой, войны между киргизскими и казахскими феодалами толкали трудящиеся массы киргизских племен на поиски

выхода из кризиса. К середине XIX в. войска царского правительства, осуществляя завоевательную политику царизма в Средней Азии, вплотную подошли с вевера к территории Кокандского ханства. Стремление киргизских народных масс к освобождению от власти коканд- ских ханов, от их непосильных поборов и грабежей, а также к прекращению разорительных междоусобных феодальных войн нашло выход в добровольном присоединении всех основных северокиргизских племен к России. Переход под покровительство и защиту России был единственным реальным выходом из назревшего кризиса. Интересы некоторых крупных киргизских феодалов — манапов, рассчитывавших при поддержке царской администрации упрочить свое положение в междоусобной борьбе, временно совпали со стремлением народных масс. '

Присоединение северной Киргизии к России происходило одновременно с военным разгромом кокандских отрядов русскими войсками. В борьбе России с Кокандским ханством основные массы киргизского населения встали на сторону России. -

Дипломатические сношения северокиргизских племен с Россией начались значительно раньше, еще в конце XVIII в. В 1786 г. киргизский бий Атеке отправил посольство ко двору Екатерины II. В 1814 г. племя бугушослало своих представителей к русским властям в Западной Сибири. Следующая делегация была направлена этим племенем в 1824 г. в Семипалатинск и Омск. Она возвратилась в 1825 г. на Иссык-Куль в сопровождении русского отряда. Участник этого похода лекарь Зибберштейн в своих «Путевых замечаниях»—одном из самых обстоятельных описаний киргизов первой половины XIX в.— рассказал о дружелюбном приеме, оказанном русским на Иссык-Куле. В дальнейшем ( 844, 1847, 1852 гг.) также предпринимались попытки вождей племен бугу и сары багыш всту пить в подданство России, в сношения с русской администрацией. Но практических результатов эти попытки установления связи с Русским государством не имели. Причины заключались в большой удаленности Киргизии от России и в сложности внутреннего и международного положения России. Лишь в 1855 г. племя бугу, возглавлявшееся дальновидным вождем Бороомбаем, вновь пославшее своих представителей в Россию, было принято в подданство Россини включено в состав Алатав- ского округа.

В 1862 г., с завоеванием кокандской крепости Пишпек, была присоединена к царской России вся Чуйская долина. В течение последующих лет присоединились к России другие киргизские племена северной Киргизии.

Включение южнокиргизских племен в состав Русского государства произошло позднее, после упоминавшегося народного восстания 1873— 1874 гг. и присоединения почти всего Кокандского ханства к России. Однако многие из южнокиргизских племен также рассматривали принятие подданства России как единственный путь облегчения своего тяжелого положения.

Присоединение Киргизии к России, совершившееся в 60—70-х годах XIX- в., сыграло огромную прогрессивную роль в истории киргизского народа. Самым решающим последствием включения Киргизии в состав России было то, что киргизский народ вошел в состав страны, которая быстрыми шагами шла навстречу революции, становилась центром мирового революционного движения. Оказавшись в составе Русского государства, киргизский народ избавился от гнета кокандской деспотии и от опасности быть порабощенным одним из соседних отсталых восточных государств. Тем самым он уже не мог стать и колониальной добычей британского империализма, алчные интересы которого все более приближали его к границам Киргизии.

Важнейшим положительным результатом присоединения Киргизии к России было сближение киргизского народа с великим русским народом,

осуществлявшееся независимо от целей, которые ставил себе царизм, от его воли и желания. Это сближение привело к тому, что киргизский народ начал испытывать благотворное влияние русской культуры на различные стороны своей материальной и духовной жизни и знакомиться с демократическими, революционными идеями передовой части русского общества. Судьба киргизского народа соединилась с судьбой русского народа, самого революционного в мире русского рабочего класса. Свою подлинную свободу киргизский народ получил в дальнейшем из рук этого революционного народа.

Царское правительство в первые годы осуществляло управление киргизами через представителей феодально-родовой знати — манапов, которые были признаны главарями племен и родов. С 1867 г. было введено выборное начало, согласно которому в качестве волостных управителей, биев (народных судей) и аильных старшин, составлявших низовую администрацию, могли избираться не только манапы, но и другие лица. «Выборы» сопровождались борьбой различных манапов за названные должности, в ход пускались подкупы, взятки, нередко дело доходило до крупных вооруженных столкновений с человеческими жертвами; после выбора манапа или его ставленника все понесенные расходы и убытки перекладывались на плечи подчиненного ему населения. В осуществлении своей колониальной политики царское правительство широко пользовалось поддержкой киргизской знати — манапов и байства.

К моменту присоединения Киргизии к России в киргизском обществе безраздельно господствовали патриархально-феодальные производственные отношения. Основные черты этих отношений у киргизов, как и у других кочевников, сложились еще в конце I тысячелетия н. э. Разумеется, за истекшее тысячелетие патриархально-феодальные отношения претерпели некоторые изменения. Однако низкий и застойный характер производительных сил в условиях кочевого скотоводства, постоянные потрясения, которые переживали кочевые племена в результате опустошительных набегов со стороны завоевателей, сменявших друг друга, были причинами крайне медленной и мало ощутимой эволюции в производственных отношениях.

Своеобразие господствовавших в киргизском обществе патриархальнофеодальных отношений заключалось в том, что эти отношения развивались в условиях полукочевого и кочевого скотоводческого хозяйства и патриархально-родового быта Для них были характерны многие черты, свойственные ранним формам феодальных отношений. Одну из основных особенностей этих отношений можно видеть в том, что они переплетались с остатками и пережитками дофеодальных, патриархально-родовых общинных отношений.

Основную массу киргизского населения составляли букара, чарба — владельцы сравнительно небольших стад. Во главе той или иной группы населения стояла феодально-родовая знать в лице биев и манапов. Эксплуатация трудящихся манапами и биями происходила в рамках пронизывавшей общественную жизнь идеологии «родового единства», «родовой солидарности», находивших выражение в многообразных явлениях патриархально-родового быта. Букара была опутана сетью различных форм эксплуатации и повинностей, ставивших ее в зависимое положение от манапов и биев, причем ей внушалось, что она получает «благодеяние» и «помощь». Пользуясь большой живучестью патриархально-родовых традиций, манапы и бии не только широко использовали их для маскировки феодальных по своему содержанию форм эксплуатации, но и активно способствовали консервации этих традиций, выступая в роли хранителей и толкователей родовых обычаев и обычного права (зат^, парк).

В основе классового деления лежало различное отношение членов киргизского общества к главному средству производства, каким являлась

земля, особенно пастбища. Решающее значение в условиях скотоводческого хозяйства имела именно феодальная собственность на землю, которая и была основой патриархально-феодальных отношений у киргизов. Хотя владение пастбищами у киргизов внешне имело общинный характер, на деле все пастбища были по елены между крупными биямии манапами, которые и распоряжались ими и другими землями в качестве феодальных владе^пьцев. Тем самым создавалась монополия владения землей, принадлежавшая феодальной верхушке киргизского общества, другими словами, возникали своеобразные формы частной земельной собственности, далеко не соответствовавшие той форме общинной собственности на землю, представление о которой отражалось в обычном праве киргизов и ревниво охранялось феодальной знатью в ее классовых интересах. Таким образом, племенная и родовая собственность на пастбища существовала лишь номинально, выступая как юридическая фикция фактически феодальной формы земельной собственности.

Феодальная верхушка киргизского общества присвоила себе главным образом право распоряжения территорией кочевий. Мананы устанавливали границы кочевания для подвластных им групп кочевников, определяли порядок пользования теми или иными пастбищами. Пользуясь захваченным ими правом распоряжаться общинными землями, манапы установили особенно строгий контроль над наиболее ценными пастбищами: долиной р. Сусамыра, районом вокруг оз. Сон-Куль и др. Широко известными пастбищами в Алайской долине фактически владели крупная родоправительница Курманджан-датха и ее сыновья.

Захват общинных земель происходил и путем образования феодальной собственности в формах, аналогичных земледельческому феодальному обществу. Отдельные манапы объявляли некоторые урочища своей личной собственностью (корук). Лучшие из этих урочищ, иногда участки леса, огораживались глинобитными дувалами и охранялись; в них никому не разрешалось пользоваться деревьями, охотиться и т. д.

Богатейшие и наиболее посещаемые кочевниками пастбища крупные манапы превратили в источник доходов. За пастьбу скота они взимали натуральные поборы, своеобразную ренту в виде скота, носившую название от май, или чвп ооз (т. е. побор за траву). Взимались также поборы за прогон скота через мосты и даже через территорию, на которую распространялась власть данного манэпа. О таких поборах (их называли туяк-пул, т. е. покопытная подать), взимавшихся со скотопромышленников и торговых караванов, упоминает в своем описании Чокай Валиханов.

Своеобразие имущественных отношений заключалось, таким образом, в том, что понятие «родовой» или «племенной» собственности прикрывало захват земли феодальной знатью. Концентрация больших земельных массивов и скота в руках манапов, биев и баев приводила к тому, что многие рядовые кочевники постепенно лишались важнейших средств производства и попадали в кабальную зависимость от феодально-байской верхушки.

Охарактеризованные формы собственности определяли классовую структуру киргизского общества, положение различных социальных групп в производстве и их взаимоотношения.

В течение всего периода существования классового киргизского общества феодально-родовая знать выступала как эко омически и политически господствовавшая группа. Основной костяк ее в XVIII в. и в более раннее время составляли феодальные владетели — бии, в руках которых сосредоточивалось руководство общественной жизнью, в том числе и суд — главнейшая функция управления в то время. Поэтому в дальнейшем звание бия и стало отождествляться со званием судьи. Но в действительности положение бия определялось раньше не < уде ными функциями, а господством в жизни киргизского общества. Для XVIII в. это очень хорошо ■отмечают китайские источники.

В первой половине XIX в. в северной Киргизии получил распространение новый социальный термин «манап», который постепенно вытеснил понятие бия как феодального владетеля (в южной Киргизии феодалов по- нрежнему продолжали называть биями). Появление этого ового термина до недавнего времени было принято связывать с образованием манапства как нового, отличного от прежних биев социального института. В действительности, как это позволяют теперь установить этнографические данные, манапами называли вначале всех лиц, принадлежавших к одному из подразделений в составе племени сары багыш, носившему наименование манап по имени своего родоначальника, жившего в XVII в. Феодалы из подразделения манап не только заняли привилегированное положение внутри племени сары багыш, но и распространили свое влияние на другие киргизские племена. В силу этого термин «манап» стал нарицательным для феодалов и из других подразделений этого племени, а впоследствии начал применяться и по отношению к биям из других племен. Таким образом, с термином «манап» нельзя связывать появление нового социального института. Никакой принципиальной разницы между биями и манапами не было.

Власть манапа, как правило, передавалась по наследству. Наиболее крупные из манапов и биев распространяли свою власть на обширные территории с разноплеменным населением.

В зависимости от крупных феодалов (ага манап или чоц_ манап) находились средние манапы (орто манап) и мелкие манапы (чала манап). Каждый из них имел то или иное количество зависимого от него населения. Вся эта феодальная верхушка не только распоряжалась пастбищами в своих узкокорыстных интересах, прикрываясь общинными порядками. Крупные манапы и бии сами являлись владельцами многочисленных табунов лошадей, отар овец, стад коров, верблюдов и яков. В их руках была сосредоточена большая часть скота. Остальной скот составлял частную собственность мелких скотоводов, хотя и среди них он был распределен весьма неравномерно.

В первой половине XIX в. в числе крупных феодалов северной Киргизии, державших в зависимости средних и мелких феодалов и значительное количество подвластных им кочевников, а отчасти и земледельцев, были старший манап племени сары багыш Джантай, у которого насчитывалось до 700 юрт букары, главный манап племени^[13] бугу Бороомбай — до 1000 юрт, манап Уметаалы (сын известного феодала Ормона) из племени сары багыш — 1500 юрт и его брат Чаргын — до 1000 юрт букары. Некоторые крупные манапы передавали в наследство сыновьям целые родовые подразделения. Так, сыновья манапа Тюлёёберди (из подразделения талкан племени солто) после его смерти разделили принадлежавшую им букару как наследство. Каждый из них получил свою долю (энчи). Чыны взял себе роды беш кёрюк и мааке, Канаю отдали род тёлёк, Эшкоджо— роды жоо чальпп, шалта и кара сакал, Карбозу — род асыл баш. Это •очень походило на своеобразную удельную систему. Весьма многочисленным был слой манапов, имевших в подчинении менее 100 хозяйств.

Феодально-родовой знати противостояла букара. Это была преимущественно феодально-зависимая масса трудящихся кочевников и земледельцев. Однако букара не представляла собой однородной массы. Внутри букары была отчетливо выражена имущественная дифференциация. По существу не отличался по общественному положению от знатных манапов выделившийся в составе букары слой баев— богатых скотовладельцев, поэтому его с полным основанием можно отнести к господствующему классу. В то же время росло число бедняцких хозяйств, находившихся в полной зависимости от баев и манапов. Часть бедняков (коцшу) кочевала вместе с манатами и баями и обслуживала их скот на условиях отработок, другие бедняки не кочевали, но обрабатывали на тех же условиях землю баев. Бедняки, лишившиеся скота, были самой угнетенной частью общества. Их использовали в качестве домашней прислуги (малай), пастухов овец (койчу), табунщиков (жылкычы) и поденщиков (жалчы).

Середняки до поры до времени сводили концы с концами, но их уверенность в завтрашнем дне при всесилии манапов и частых бескормицах была весьма относительной.

Но не только труд букары обогащал представителей феодальной знати. Вплоть до присоединения к России у киргизов продолжали существовать остатки патриархального рабства. Рабами {пул) были главным образом военнопленные. Кроме того, рабами становились преступники, за которых их сородичи отказывались уплатить выкуп. Манапы включали рабов в состав калыма и приданого, выставляли их в качестве призов на скачках, ими уплачивали выкуп за кровь {кун). В основном их использовали в домашнем хозяйстве в качестве прислуги и отчасти в скотоводстве. Сами рабы не считались членами родовой общины, потомки же их входили в число членов данной общины, но с ограниченными правами. Широкого распространения рабство у киргизов не получило. Кроме потомков рабов, в состав родовой общины могли входить припущенники —• члены чужих родов (кирме), продолжавшие сохранять свое родовое наименование. Они обычно попадали в такую же зависимость от местного феодала, как и другие члены общины.

Системе патриархально-феодальных отношений у киргизов была свойственна характерная черта феодализма — неполная собственность феодала на работника производства. Она проявлялась в своеобразных формах закрепощения сородичей — под видом покровительства и помощи нуждающимся родственникам. Одни манапы отдавали своих сородичей в качестве составной части калыма, другие — дарили или обменивали их на киргизов же, но не сородичей, третьи — насильственно переселяли целые группы хозяйств своей букары по каким-либо политическим или семейным соображениям. Манап вмешивался и в личную, семейную жизнь букары, лишая рядового кочевника возможности жениться без своего разрешения или иногда заставлял его развестись с женой, отбирая полученный сородичем калым и т. п.

Киргизские феодалы широко пользовались различными формами эксплуатации букары, прикрываемыми патриархально-родовой оболочкой «помощи» обедневшим скотоводам. Одной из наиболее распространенных форм такой эксплуатации являлось наделение бедняков скотом, носившее название саан (буквально — доение). За предоставление во временное пользование части принадлежавшего ему молочного скота или овец нуждающимся сородичам-беднякам, с правом последних использовать по своему усмотрению молоко и шерсть, манап обязывал их отрабатывать в своем хозяйстве иногда целыми семьями: ухаживать за скотом, заготовлять топливо, обслуживать земледельческое хозяйство — поливать посевы, караулить их и т. п. Полученный от манапа скот надо было целый год кормить, а приплод сохранить.

Другой формой эксплуатации этого же типа, носившей название куч, являлось предоставление манапами и баями во временное пользование нуждающимся сородичам вьючного скота для перекочевки, либо рабочего скота для обработки поля. За эту «помощь» бедняк должен был отработать манапу или баю в его хозяйстве.

Обе эти формы феодальной эксплуатации имели характер отработочной ренты, своего рода барщины, носившей лишь внешние признаки родовой взаимопомощи. Вступая в такого типа отношения с манапом и баем, обедневший скотовод или земледелец попадал в кабальную зависимость к феодалу, оказывался в известной мере закрепощенным им.

Явные черты барщины имела и такая форма «помощи» манапу или баю, как ашар. По предложению манапа зависимая от него букара в короткое время коллективно выполняла в его хозяйстве какую-либо большую работу, связанную с обработкой полей и уборкой урожая. От манапа требовалось только угостить своих даровых работников.

Среди киргизов, в особенности на юге, получила развитие эксплуатация беднейшего дехканства и в форме издольщины (орток).

Все эти виды эксплуатации были очень изнурительными для букары. Однако ими дело не ограничивалось. У киргизов получила большое развитие и рента продуктами, ложившаяся тяжелым бременем на плечи букары. Манапы заставляли подвластное им население систематически платить оброк, носивший название салык; он взимался скотом (обычно овцами и лошадьми) и продуктами. Кроме того, букара была обязана доставлять скот и продукты для манапского стола (союш), покрывать расходы, произведенные манапами на угощение гостей, пиры и праздники (чыгим), собирать скот для призов на скачках и состязаниях, для подарков по случаю свадьбы членов манапской семьи. Охотники должны были в обязательном порядке доставлять добытую дичь к столу манапа, искусные мастера — «дарить» манапу лучшие образцы своего труда.

В тех случаях, когда авторитет и сила патриархальной традиции, освященной веками, оказывались недостаточными, на сцену выступали исполнители манапской воли — безжалостные джигиты, с нагайкой в руках приводившие в повиновение непокорных, а также манапский суд. Манапы нередко сами, наряду с судьями-биями, осуществляли судебные функции, получая за решение дела с тяжущихся судебную пошлину (бийлик), а с виновной стороны штраф (айып ). В большинстве случаев бии-судьи также были ставленниками манапов и не решали ни одного дела без совета с ними.

В судебной практике и манап и бий руководствовались неписанным обычным правом. Оно исходило из уже сложившихся твердых положений неравенства между богатыми и бедными, между мужчиной и женщиной. Например, величина выкупа за кровь колебалась в зависимости от того, какое общественное положение занимал убитый, был ли он богат или беден. Таким образом, родовые обычаи и суд биев служили важным идеологическим оружием в руках господствовавших классов. Использовались и другие формы идеологического воздействия на массы.

Большую роль в сохранении косности,отсталости общественной жизни и семейно-бытового уклада киргизского населения играло родоплеменное деление и связанные с ним представления. Феодальная верхушка киргизского общества была кровно заинтересована в сохранении родоплеменного деления и умело его использовала в качестве орудия угнетения собственного народа. Она способствовала распространению генеалогических преданий, в которых утверждались чистота и древность происхождения тех или иных манапских родов. Таким образом, феодалы выступали в качестве главных носителей и хранителей пережитков идеологии патриархально-родового общества, чрезвычайно облегчавшей их господство над трудовыми массами.

Существовавшие у киргизов племенные и родовые группировки уже давно утратили прежнюю основу. В состав племен входили более или менее крупные роды, имевшие нередко многочисленные подразделения. Эти разросшиеся социальные объединения — племена — не были однородными по составу, они включали остатки других племен и родов и даже целые иноплеменные группы. Принципом, который объединял исторически складывавшиеся различные социальные и этнические группировки, были уже не кровнородственные связи, а общность территориально-хозяйственных и общественно-политических интересов.Решающее влияние на эти интересы оказывали мананы, стоявшие во главе того или иного рода и племени. Наряду с этим у киргизов существовало понятие свек (кость). Этим термином называли свойственников, т.е. людей, породнившихся через браки своих кровных родственников; несомненно, когда- то термин «сёёк» обозначал родство по крови.

Мельчайшие подразделения родов представляли собой чаще всего большие или меньшие семейно-родственные группы (бир атанын балдары, т. е. дети одного отца), внутри которых сохранялись еще некоторые стороны прежнего патриархально-родового уклада. Большинство таких групп насчитывало от 5 до 15 семей близких родственников. Цементирующим началом многих подобных групп являлось объединение вокруг одного или нескольких богатых хозяйств, использовавших родственные связи для эксплуатации членов группы. Тем не менее именно в этих группах в известной степени проявлялись элементы производственной кооперации (при сохранении частной собственности отдельных семей на скот), отдельные черты потребительской общности, внутригрупповой солидарности, кровнородственное начало.

Основной формой общественной организации у киргизов была аильная (аульная) община, состоявшая из некоторого числа семейно-родственных групп. По сообщению Г. С. Загряжского, вплоть до середины XIX в. «киргизы стояли всегда большими аулами, кибиток по 200 и более; пастухи были всегда вооружены пиками и ходили в табун в большом числе»^[14].

Аильные общины продолжали внешне сохранять формы родовых общин. Однако их экономическое содержание было уже совершенно иным. В них входили частные собственники скота, объединенные прежде всего совместным пользованием кочевьями и пастбищами. Производство и присвоение продуктов в аильной общине осуществлялись на индивидуальных началах, кочевание же и пользование пастбищами строились на общинном принципе. Но это не было, как говорилось выше, свободное общинное владение землей, распоряжались землей феодалы — бии и ма- напы. Общинным было фактически не владение, а пользование кочевьями. Внутри аильной общины наблюдалось имущественное неравенство, классовое расслоение. Самый состав таких общин нередко был неоднородным. В них иногда входили неродственные группы, а в некоторых случаях в группы различного этнического происхождения. Киргизская кочевая аильная община по своему экономическому содержанию вполне соответствовала тому типу общественной организации, какую в применении к земледельческим народам К. Маркс называл сельской общиной.

Внутри родовых подразделений и особенно семейно-родственных груйп продолжали еще бытовать разного рода пережитки патриархальнородовых отношений, часто видоизмененные манапами в своих интересах. Они проявлялись в некоторых сторонах общественной и семейной жизни, а также в идеологии.

У киргизов бытовали обычаи взаимопомощи, в частности в виде объе динения для поочередной уборки полей каждого из участников (алгоо, уюшма). Эти формы артельного труда, применявшиеся в наиболее чистом виде в маломощных и бедняцких хозяйствах, нередко служили прикрытием для эксплуатации баями своих бедных соседей. Более устойчивые формы простейшей производственной кооперации сохранялись в скотоводческом хозяйстве. Здесь почти весь цикл сезонных работ, включая и работы по уходу за посевами, осуществлялся на артельных началах. Для совместных работ объединялись иногда до десятка и более хозяйств соседей по зимнему стойбищу, чаще всего являвшихся близкими родственниками.

Празднества (той) по случаю свадьбы, обрезания и в особенности тризны (аш), справлявшиеся ранее всем родом и состоявшие из обильных угощений и различных народных увеселений, манапы и баи стали устраивать с особой пышностью, рассматривая их как способ укрепления своего авторитета и влияния, а также как немаловажный источник дохода (по обычаю приглашенные на празднество должны были оказать устроителю помощь в виде подношения — кошу мча).

Обязательными для всех близких сородичей обычаями были материальная помощь члену рода, оказавшемуся в особо трудных обстоятельствах, в нужде — жардам, и трудовая помощь в хозяйстве — кол кабыш.

Родоплеменная структура у киргизов в XIX в., как и в более ранние периоды,была сложной. Основные киргизские племена в совокупности составляли три группы. Первые две назывались отуз уул, т. е. тридцать сыновей. Они составляли два крыла (канат): правое (оц) и левое (сол). Левое крыло по численности было значительно меньше правого. Когда и при каких условиях сложилось такое деление, не установлено, но несомненна корни членения на два крыла относятся к глубокой древности и связаны с ранними формами социальных отношений. В более позднее время деление на два крыла было отражено в военной организации.

Правое крыло распадалось на три ветви: тагай, занимавшую основную часть Тянь-Шаня, адигине и муц^гуш; две последние жили на территории южной Киргизии. К ветви тагай киргизы относили следующие племена: саяк, чекир саяк, черик, бугу, тынымсейит, сары багыш, солто, жедигер, азык, багыш, суу мурун, моцолдор, баарын. Ветвь адигине включала племена жору, беру, баргы, кара багыш и сарттар. Ветвь мунгуш состояла из двух подразделений: жагалмай и кош тамга. Особняком стояло племя конрурат ^[15].

В состав левого крыла входили племена: кушчу (кутчу), саруу, мун- дуз, жетиген, кытай, басыз, твбвй, чоц багыш.

Третью группировку киргизов принято было называть ичкилик. В нее входили племена: кыпчак, найман, тейит,, кесек, жоо кесек, бостон, кац_ды, нойгут, тввлвс (деелес), авагат (ават).

Некоторые из перечисленных племен приняли также участие в образовании других народностей Средней Азии и казахов.

\/Одно из крупнейших киргизских племен — бугу —• жило на небольшом восточном отрезке северного побережья оз. Иссык-Куль, на восточном и почти на всем южном побережье озера с прилегающими предгорьями и хребтами Тянь-Шаня, Кунгей Алатау и Терскей Алатау, вплоть до ■границы с Китаем. Оно занималось хлебопашеством и скотоводством, используя верховья рек Нарына, Кегена и других для летних кочевок. Бугинцев насчитывалось свыше 10 тыс. юрт. Племя сары багыш, имевшее около 9 тыс. юрт, кочевало в восточной части Чуйской долины, в долинах рек Чонг-Кемина и Кичи-Кемина, в Кочкорской долине, к западу от Иссык-Куля и в ряде урочищ в долинах рек Нарына и Ат-Баши.

Племя солто, насчитывавшее около 10 тыс. юрт, жило в центральной и западной частях Чуйской долины, по южному берегу р. Чу, а также в урочищах прилегающего Киргизского хребта.

Родоплеменная структура киргизов

Племя чекир саяк (около 5,5 тыс. юрт), находившееся в постоянной борьбе с бугинцами и сарыбагышцами, держало в своих руках огромные кочевья по среднему течению р. Нарына и в долинах Джумгала и Суса- мыра. Дальше на юг и юго-запад,по склонам Ферганского иАлайского хребтов, в восточной части Ферганской котловины, в Алайской долине и на восточном Памире находились зимние стойбища и кочевья крупных племенных объединений адигине и мунгуш и группировки ичкилик, насчитывавшие около 14 тыс. юрт. Естественной границей между этими южными группами и наиболее многочисленной группой тагай правого крыла, которую южане называли аркалык, служил Ферганский хребет, огибающий Ферганскую котловину с северо-запада.

К югу от р. Нарына кочевало племя черик, которое насчитывало свыше 4 тыс. юрт. Богатые замечательными пастбищами Таласскую и Чаткальскую долины и отроги одноименных хребтов заселяли небольшие племена: саруу, кушчу, багыш и другие, имевшие в общей сложности свыше 9 тыс. юрт. Кроме того, в различных долинах и урочищах Киргизии были расселены разные более мелкие племена.

Всего у киргизов насчитывалось около 40 племен. В киргизском героическом эпосе киргизы нередко называются «сорокаплеменным народом».

* * *

Занимаемая ныне Киргизской ССР территория до Октябрьской революции входила в состав Семиреченской, Сыр-Дарьинской, Ферганской и отчасти Самаркандской областей Туркестанского генерал-губернаторства. Управление страной, осуществлявшееся через уездных начальников и названный выше низовой административный аппарат, сопровождалось произволом, взяточничеством, незаконными поборами и разорением населения. К эксплуатации и вымогательствам со стороны манапов, бесконтрольно распоряжавшихся имуществом своих сородичей, присоединились национальный гнет и новые экономические тяготы. Помимо сохранившихся манапских поборов и повинностей, был установлен кибиточный сбор, составлявший вместе с другими сборами по 8 руб. на хозяйство, натуральная земская повинность по устройству и ремонту дорог, особенно обременявшая беднейшую часть киргизов. Низкая товарность хозяйства приводила к тому, что масса киргизов для уплаты налогов вынуждена была продавать за бесценок много скота или брать ссуды у кулаков и торговцев с последующей отдачей скотом.

Царское правительство всей своей политикой поддерживало привилегированное положение манапства. Однако изменившиеся экономические условия вынуждали манапов прибегать к новым методам хозяйствования. Некоторые из них начали захватывать удобные участки пахотной земли, используя ее для продажи и сдачи в аренду переселенцам. Отдельные ма- напы превращались в торговцев и ростовщиков, другие создавали товарные скотоводческие и земледельческие хозяйства. Произвол, поборы и вымогательства, вошедшие у манапов в систему, вызывали неоднократные возмущения букары, иногда сопровождавшиеся убийством отдельных манапов, наиболее безжалостно грабивших народ.

После присоединения края к России классовая дифференциация приняла более четкие формы. На одном полюсе выросла кулацкая верхушка — баи, на другом все более увеличивалась группа бедняцких хозяйств, которые были вынуждены идти в наем или в кабалу к баю и манапу, а также сельских пролетариев. Часть бедняков кочевала вместе с баями и обслуживала их скот на условях найма или отработок, другие же (жатакчы) обрабатывали на тех же условиях землю баев. Батраки были многочисленной и наиболее эксплуатируемой частью киргизского общества, они получали за свой труд лишь обноски с байского плеча и объедки со стола.

В результате присоединения Киргизии к России в хозяйственной жизни киргизского народа произошли глубокие изменения. Под влиянием проникавших в страну товарно-денежных отношений началось постепенное разложение натурального в своей основе киргизского хозяйства, усиление классовой дифференциации кыштака (кишлака) и аила в капиталистическом направлении, ломка патриархально-феодальных отношений, перестройка всей экономики.

Вместе с проникновением в Киргизию элементов нового, более прогрессивного экономического уклада — капитализма — Киргизия включилась в общероссийское и мировое товарное обращение. Здесь стали появляться современные средства связи, первые улучшенные пути сообщения, что вместе с другими факторами способствовало уничтожению замкнутости и оторванности Киргизии. Начался процесс хозяйственного сближения киргизского народа с русским. Появились города, базары; усиливался обмен и торговля с соседними районами, с центральной Россией. Вместе с тем появился новый эксплуататорский класс. Наряду с торговцами узбеками, русскими, татарами на арену хозяйственной жизни выступали торговцы, предприниматели и ростовщики из среды киргизских баев и манапов — возникала национальная буржуазия.

Быстро развивалось земледелие. Большинство киргизских хозяйств в 1913 г. имело помимо скота и посевы. По мере роста классовой дифференциации основа благосостояния кочевников — скот — все более сосредоточивался в руках небольшой группы. Так, по данным обследования киргизских хозяйств в 1912—1913 гг., в Пишпекском уезде 5,52% хозяйств в трех наиболее мощных группах владели 33,51 % всего скота, а на долю 49,22% хозяйств, относившихся к четырем наименее обеспеченным группам (не имевших скота и имевших его не свыше восьми голов на хозяйство), приходилось только 11,12% всего поголовья скота. Велико было число бедняков и среди земледельцев: 47,75 % всех хозяйств не имело никакого сельскохозяйственного инвентаря и 40,77% хозяйств, занимавшихся земледелием, пользовалось чужим инвентарем. В байских хозяйствах кулацкого типа начал широко применяться наемный труд.

Много изменений в хозяйственную жизнь края внесло организованное царизмом переселение сюда значительного числа русских и украинских крестьян из пределов центральной и южной России. Царское правительство изъяло из пользования киргизов и передало в руки переселенцев большое количество пахотоспособной земли. Этому активно способствовали и киргизские манапы: они продавали и отдавали в аренду переселенцам захваченные у трудового населения земли. Значительная часть трудящихся киргизов была вытеснена в малопригодные для земледелия горные районы, где беднота была обречена на полуголодное существование.

Процесс пролетаризации захватывал не только киргизский аил, но и русское село. Трудящиеся массы пришлого русского и местного киргизского населения, подвергавшиеся эксплуатации со стороны кулаков, баев и манапов, оказались в сходных условиях. Классовое расслоение киргизского аила, усиливаемое зарождавшимися буржуазными отношениями, создавало реальную почву для сближения русского и киргизского народов.

Переход значительной части киргизской бедноты к земледелию и оседлости был вызван прежде всего классовым расслоением киргизского общества, но на трудящихся киргизов оказал также влияние пример русских крестьян. Переходившие к земледелию киргизы охотно воспринимали хозяйственный опыт и навыки русских крестьян. В киргизское хозяйство стали проникать русская коса, плуг и борона. От русских крестьян киргизские дехкане восприняли новые сельскохозяйственные культуры. Начало практиковаться сенокошение. В свою очередь и русские переселенцы заимствовали у киргизского населения некоторые приемы ведения хозяйства, например поливное земледелие, отгонное животноводство. Начавшееся хозяйственное сближение двух народов не могло полу-' чить широкого развития из-за проводившейся царизмом политики разжигания национальной розни и религиозных предрассудков, насаждавшихся духовенством обеих сторон.

Устойчивое сохранение патриархально-феодальных отношений в киргизском обществе способствовало тому, что в народном мировоззрении киргизов удерживалась наиболее отсталая форма идеологии — религиозная. Она играла существенную роль в духовной жизни киргизов, хотя содержание ее далеко не ограничивалось официальной господствовавшей религией этого периода — исламом.

Ислам среди киргизов распространился сравнительно поздно. Даже в исторических источниках, относящихся к XVII в., киргизы еще называются кафирами, т. е. немусульманами. Более интенсивное проникновение ислама в среду киргизов можно отнести приблизительно ко второй половине XVII и к XVIII в. Этот процесс, по-видимому, принял еще более активные формы с момента захвата киргизских земель Кокандским ханством.

Основную роль в насаждении и распространении ислама, помимо всякого рода проповедников — дервишей, ходжей и ишанов, сыграла киргизская феодальная знать. С помощью узбекского духовенства манапы заставляли подвластное им население обучаться мусульманской обрядности и заучивать молитвы. Однако среди подавляющего большинства киргизского населения религиозного фанатизма не наблюдалось. Догматы ислама были мало известны, религиозные обряды выполнялись далеко не всеми. Чокан Валиханов писал по этому поводу: «...Пуританизм ислама не успел еще распространиться между этим народом. Буруты (киргизы.— Ред.) называют себя мусульманами, но даже не знают, что за человек был Мухаммед. Похороны, свадьбы справляют они по шаманскому обряду, но заставляют при этом, если найдется грамотный среднеазиатец или татарин, читать молитву»^[16]. Насколько свободно толковались предписания ислама, свидетельствует тот факт, что однажды по ходатайству сородичей крупный феодал Ормон разрешил перенести тридцатидневный пост (оро- зо) с летнего времени на зиму.

В народных массах были широко распространены антиклерикальные настроения. Они были направлены против официального мусульманского духовенства. Так, в одной из молитв, обращенных к высшему божеству — Кудаю, содержалась следующая просьба: «От пестрохалатных ходжей сохрани! От тихо ступающих мулл сохрани!»

Стремясь использовать религию как орудие укрепления своего господства, феодальная знать всеми доступными средствами насаждала мусульманскую идеологию, нетерпимость к «неверным». Идеология панисламизма внедрялась феодалами в народно-поэтическое творчество. Народные традиционные обряды постепенно заменялись мусульманской обрядностью. Идеология ислама была глубоко реакционной. Она тормозила развитие производительных сил, задерживала рост культуры. Одной из наиболее агрессивных форм идеологии ислама был суфизм, который имел некоторое распространение и среди киргизов. Его представители — шпаны—призывали к борьбе с «неверными», духовно закабаляли своих приверженцев. Они вербовали себе мюридов среди киргизов-кочевников и, систематически посещая их, собирали в свою пользу большое количество скота в виде религиозной подати. О таких поездках говорили: «ишан отправился на охоту». В некоторых местах, даже на Тянь-Шане, существовали киргизские суфийские общины.

Такая религиозная обязанность мусульман, как пятикратная молитва, регулярно исполнялась главным образом лицами, принадлежавшими к

эксплуататорскому классу. Посещение мусульманских святынь в Мекке (хадж) получило некоторое распространение среди манапов и баев в конце XIX — начале XX в. Но мусульманские религиозные праздники соблюдались и в народной среде. Однако в их празднование вплетались языческие обряды. Религиозный пост связывался с культом предков. Окончание поста (орозо айт) отмечалось как поминание умерших и предков вообще. В этот день жарили кусочки теста в сале (боорсок) и зажигали 40 свечей (стебли чия, обмотанные ватой и обмазанные жиром), которые ставили вокруг костра в юрте. После произнесения имен умерших остатки свечей бросали в огонь. Пища, которую ели в этот день, считалась посвященной духам предков. Мужчины собирались и вместе читали молитву.

Другой религиозный праздник (курман айт) сопровождался принесением в жертву какого-либо животного. Этот праздник считался праздником живых. Угощение предназначалось для членов своей семьи, родственников, соседей. В первый день этого праздника иногда устраивали скачки (кыз куумай), в которых участвовала молодежь.

Более архаичные черты носил праздник встречи Нового года (нооруз, или оруз дама), в котором в своеобразной форме переплетались черты среднеазиатского земледельческого праздника науруза с остатками местных древних культов. Во время этого праздника, который приурочивался к концу февраля, приготовляли специальное блюдо — жидкую кашу из пшеницы (кече). Разжигали костры, мужчины и дети прыгали через них, дымом от горящей арчи окуривали людей и скот.

О поверхностном усвоении ислама киргизами свидетельствовали бытовавшие среди них многочисленные пережитки древних религиозных представлений. Особенно большое место занимали культ предков и элементы шаманизма. Среди южных киргизских племен ислам пустил гораздо более глубокие корни; некоторые из сохранявшихся у них древних верований подвергались заметному влиянию ислама. Главным центром религиозного мракобесия на юге современной Киргизии был г. Ош, с его «священной» горой Тахти Сулейман. Кроме того, центрами паломничества и распространения мусульманской идеологии служили «священные» целебные источники Азрет-Аюп (около современного г. Джалал-Абада), мавзолей Шах Фазиль около сел. Сафид-Буленд в современном Ала-Букинском районе, мавзолей Идрис Пайгамбар в Чаткальской долине и др.

Благоприятной почвой для бытования многообразных домусульманских верований являлась живучесть патриархальных традиций, коренившихся в отсталых формах кочевого скотоводческого хозяйства. Неустойчивость последнего, приводившая к систематическим голодовкам и разорению трудовых хозяйств, бессилие перед власть имущими, а также перед эпидемиями и разного рода болезнями, вызывали к жизни превратные представления о причинах бед и несчастий. Беспомощные перед социальными силами гнета и бесправия, перед стихийными силами природы отсталые скотоводы и земледельцы искали поддержки у созданных их же фантазией сверхъестественных существ. В то же время они пытались прибегать к защите и помощи своих умерших предков, которым приписывалась способность влиять на судьбу потомства.

По представлениям киргизов, духи предков (арбак) покровительствуют оставшимся в живых родственникам; всякого рода несчастья и болезни объяснялись тем, что духи предков отступились от человека за какой-либо проступок, недостойный их памяти. Результатом этого воззрения являлось особое уважение к могилам предков. В старину за оскорбление могилы полагалась смертная казнь. На могилах умерших обязательно ставили какой-либо памятник или знак. Так, у племени саяк на могиле мужчины было принято водружать высокий шест с привязанным к нему хвостом самой любимой лошади покойного. Обычно могилу обносили глинобитной

стеной, а около могил зажиточных и богатых скотоводов устраивали надмогильные сооружения (кумбвз), иногда довольно крупных размеров, типа мавзолеев.

С культом предков был связан сохранявшийся местами древний обычай: после смерти мужчины — главы семьи на деревянный остов или на подушку надевали верхнюю одежду и шапку покойного. Сделанную таким образом куклу, изображавшую умершего, держали в юрте в течение года, до устройства большой тризны. Отражением этого же культа являлось поклонение огню домашнего очага, сохранявшееся в свадебном обряде. С развитием патриархально-феодальных отношений и с усилением влияния ислама культ предков начал постепенно приходить в упадок, его место занял культ мусульманских «святых», находивший выражение в почитании разного рода гробниц (мазар). Например, объектом паломничества служила гробница Арстанбап (Арсланбоб) на юге Киргизии.

Наряду с представлением о духах предков стало распространяться пришедшее вместе с исламом верование в Кыдыр-ата (Хызра), невидимого странствующего святого, приносящего с собою счастье, богатство, славу и прочие блага. Это верование укреплялось в среде кочевников мусульманским духовенством. Оно воспитывало в киргизах приниженность и фаталистическое убеждение в том, что счастливым и богатым становится только тот, кому помогает Кыдыр-ата.

Среди киргизов было широко распространено почитание священных рощ, деревьев, источников, камней ит.п., сопровождавшееся многочисленными магическими действиями и обрядами. В таких местах, тоже называемых мазарами, иногда еще до сих пор кладут кости и черепа животных, рога горных козлов, архаров, ставят шесты с хвостами яков, к деревьям привешивают лоскуты ткани, кусочки ваты и т. п. Около мазаров в случае каких-либо стихийных бедствий (засуха, падеж скота и др.) или во время мусульманских праздников еще совсем недавно устраивали общественные моления, сопровождавшиеся жертвоприношениями (тулев). У таких мазаров совершали и частные жертвоприношения в случае недомогания кого- либо из семьи или заболевания скота, а также когда не было детей. При жертвоприношениях произносили молитвы, иногда ничего общего с исламом не имеющие. Мазары устраивали и на особенно высоких перевалах.

В киргизской мифологии большое место занимали представления о разного рода демонических существах, якобы способных нанести вред человеку или его богатству, каким для кочевников был скот. Так, они верили в существа, имеющие образ женщины с медным клювом и медными когтями, нападающей особенно часто на охотников (жез тырмак), или образ старухи, сосущей кровь из пятки человека (мастан кемпир), а также образ женщины с длинными грудями, главная опасность от которой будто бы грозит роженицам (албарсты), и др. Сохранялись следы почитания древнего божества Джер-Суу (Земля-Вода), которому приносились умилостивительные жертвы. Это божество упоминается еще в орхонских надписях (там оно называется в числе добрых божеств). Вера в это божество была связана с циклом представлений, относящихся к культу природы. Таковы были представления о духах-хозяевах гор, рек, перевалов, различных видов животных и птиц. Остатки культа гор были зафиксированы В. В.Рад- ловым в 60-х годах XIX в. Среди женщин было распространено почитание Умай-эне — покровительницы женщин и детей, особенно новорожденных (божество Умай олицетворяло у древних тюрков культ матери, покровительницы домашнего очага, хранительницы потомства).

Особое место занимало верование в злых духов (жин). Их представляли себе в виде маленьких мошек и мух, вызывающих якобы различные болезни у человека и животных, чаще всего сумасшествие, падучую и другие нервные болезни. Способность влиять на джиннов, изгонять их из тела больного приписывалось определенным лицам (мужчинам — бакшы

и женщинам — бубу), их приемы лечения во многом напоминали шаманские камлания. Передача способностей бакшы по наследству, наличие у них духов-помощников и некоторые другие признаки позволяют рассматривать бакшы как шаманов.

В киргизском шаманстве сочетались особенности, свойственные сибирскому и центральноазиатскому шаманству, с одной стороны, и шаманству среднеазиатскому, которое было связано с исламом и прежде всего с суфизмом,— с другой.Киргизское шаманство отличалось некоторыми чертами от казахского. Бакшы не применяли во время камлания музыкальных инструментов.

Шаманы оказывали большое влияние на скотоводов, используя их отсталость и невежество. У киргизских шаманов была своеобразная специализация, в зависимости от которой они носили различные названия. Так, бакшы и бюбю занимались главным образом лечением, но в то же время выступали и как прорицатели. Сынчы предсказывали будущий характер подрастающих детей, угадывали свойства скаковых лошадей, способность людей к воинским подвигам. Различались также жайчы — вызыватели дождя, эсепчи — предсказатели погоды, твлгвчу — гадальщики на камешках, далычы — гадальщики на бараньей лопатке, куучу — шаманы, способные отгонять злых духов от рожениц, и др.

Ислам и пережитки доисламских верований широко использовались феодальной верхушкой для усиления эксплуатации трудовых масс киргизов. Идеология ислама закрепляла угнетенное положение киргизской женщины. Она поддерживала и узаконивала многоженство, утверждала непререкаемое господство мужа и отца в семье, устанавливала разные ограничения для женщин.

(Дережитки патриархальных отношений и господство отсталой идеологии способствовали затушевыванию классовых противоречий в киргизском обществе. Забитость кочевого населения, неразвитость классового сознания бедноты, закабаленных пастухов и батраков мешали усилению классовой борьбы.) Но все же антагонизм между аристократической феодальной верхушкой и эксплуатируемой массой рядовых кочевников, земледельцев и бесскотных пастухов прорывался и сквозь патриархальную оболочку. Еще в первой половине XIX в. классовая борьба проявлялась в отсталых формах, чаще всего в виде ухода или откочевки отдельных групп населения из-под власти манапов, отличавшихся особым деспотизмом и жестокостью, угона скота у некоторых феодалов-эксплуататоров, убийства отдельных ненавистных манапов и баев. Но в конце XIX— начале XX в., по мере углубления классовых противоречий, классовая борьба достигала уже большой остроты.

Трудящиеся массы киргизского народа тяжело страдали от грабительской политики царизма, от произвола манапов и баев. С помощью созданной царским правительством администрации с населения взималось большое количество налогов, податей и сборов. Вся тяжесть их ложилась на плечи бедноты. Попутно с этим существовали и неофициальные налоги и поборы, практиковавшиеся местной администрацией. Все это ставило трудящихся в бедственное положение, вело к их разорению и обнищанию, поскольку кабальная зависимость киргизской бедноты от манапов и баев не только не уменьшалась, но все более увеличивалась. Ко всему этому надо прибавить политическое бесправие трудящихся, их полную беззащитность перед лицом царских законов, стоявших всегда на стороне знатных и богатых.

Невыносимый национальный и социальный гнет вызывал революционное брожение в киргизском народе, толкал его на борьбу с баями и ма- напами, на освободительную борьбу против царизма. Наиболее активные формы классовая борьба и национально-освободительное движение приняли начиная с первой русской революции 1905 г. Они проявлялись в форме разного рода «беспорядков» в связи с выборами волостных управителей, столкновений и конфликтов из-за земли между дехканами с одной стороны, баями и манапами, с другой, отказов от уплаты налогов. Трудящиеся массы киргизского населения часто объединялись с русскими трудящимися для совместных выступлений против царизма и местных эксплуататорских классов. В отдаленную от центра России Киргизию проникало влияние революционного русского пролетариата и его болыне- вистской партии (здесь существовало несколько социал-демократических кружков), и Киргизия втягивалась в общероссийское революционное движение, направленное против царизма. Но революционная борьба в Киргизии вследствие слабости и малочисленности местного пролетариата не достигла того уровня, какой она имела в других областях Туркестана.

Более широкий размах революционное движение приняло в 1916 г., когда назревшее возмущение трудящихся масс киргизского населения произволом царских чиновников, кулаков-колонизаторов, баев и мана- пов вылилось в национально-освободительное восстание. Оно возникло стихийно и проявлялось в разрозненных вспышках, у него не было единого центра и руководства, оно протекало изолированно от революционных выступлений рабочих, солдат и русской крестьянской бедноты, хотя местами и были совместные выступления трудящихся русских и киргизов. Восстание в целом было антиимпериалистическим и антифеодальным. Однако в некоторых местах феодально-клерикальным элементам — баям и манапам — удалось обманным путем использовать это стихийное движение темных, забитых масс в своих классовых интересах, превратить его в антирусское, националистическое движение и тем самым заглушить остроту классовых противоречий. В результате в некоторых районах северо-восточной Киргизии движение принимало реакционный характер — имело феодально-монархическую направленность и приводило к национальной розни.

Последствия киргизского восстания, потерпевшего поражение, были очень мучительными для народа. Множество киргизских хозяйств было разорено. Около 150 тыс. человек, боясь расправы со стороны царских карательных отрядов и под влиянием байско-манапской агитации, бежало в пределы Китая.

После ликвидации восстания царской администрацией было решено «отобрать от киргизов те земли, где пролита русская кровь». Предполагалось изъять у киргизского населения огромную площадь в 4 млн. га освоенных земель в долине р. Чу и в Иссык-Кульской котловине и выселить его в высокогорные пустыни Тянь-Шаня. Осуществлению этого помешала Великая Октябрьская социалистическая революция.

Тяжелый путь прошел киргизский народ за время господства царского самодержавия, вместе с манапами и баями стремившегося закабалить трудовые массы киргизского населения, лишить их возможности политического, экономического и культурного развития. Однако, несмотря на всю тяжесть колониальной политики русского царизма, включение киргизов в состав Российской империи сыграло огромную прогрессивную роль в дальнейших судьбах киргизского народа.

, , , * * *

Великая Октябрьская социалистическая революция принесла трудящимся киргизам освобождение от колониального рабства и социального угнетения, предоставила человеческие права огромной массе людей, разоренных и лишившихся родины в результате восстания 1916 г.

Под руководством Коммунистической партии и с помощью русского рабочего класса киргизский народ установил у себя Советскую власть, которая в первые годы существования встречала ожесточенное сопротивление белогвардейцев, контрреволюционного байства и манапства.

Верхушка семиреченского каза 1ества совместно с кулацкими колонизаторскими элементами русского крестьянства на протяжении 1918—1920 гг. неоднократно поднимала контрреволюционные восстания. В южной Киргизии развернулось басмаческое движение, организованное буржуазными националистами, баями и манапами при поддержке из-за кордона. Каза- чье-кулацкая и байско-манапская контрреволюция, как и басмаческое движение, были ликвидированы при бескорыстной помощи Советской России.

Туркестанским фронтом руководили тогда М. В. Фрунзе и В. В. Куйбышев. В начальный период гражданской войны красногвардейские отряды, в рядах которых боролась наиболее сознательная часть киргизской бедноты, как и созданные затем части Красной Армии, в борьбе с врагами опирались на широкое сочувствие и помощь киргизского трудового крестьянства. В борьбе с басмачами участвовали киргизские партизанские отряды.

Вскоре после Октябрьской революции и в особенности после окончания гражданской войны в северной Киргизии бежавшие в Китай кочевники-киргизы начали массами возвращаться на родину. Государство оказывало им широкую помощь. В 1921—1922 гг. в северной Киргизии была проведена земельная реформа, в результате которой бедняцкие и середняцкие хозяйства беженцев были наделены землей, изъятой у захвативших ее казачье-кулацких элементов, а также скотом и инвентарем.

Населенные киргизами районы вошли после Октябрьской революции в состав Туркестанской Советской Социалистической Республики. В процессе национально-государственного размежевания Средней Азии в 1924 г. была образована Кара-Киргизская автономная область, которая вошла в состав РСФСР (25 мая 1925 г. она была переименована в Киргизскую автономную область). JB 1926 г. решением III сессии ВЦИК, утвержденным Всероссийским Съездом Советов, Киргизская автономная область была преобразована в Киргизскую Автономную Советскую Социалистическую Республику. Дальнейшим этапом было создание в 1936 г., в соответствии с утвержденной VIII Чрезвычайным Съездом Советов Конституцией, Киргизской Советской Социалистической Республики, вошедшей в состав Союза ССР в качестве его равноправного члена. Тем самым был завершен процесс создания национального киргизского советского государства, что сыграло крупную роль в окончательном оформлении киргизской социалистической нации.

Киргизский народ вследствие своей патриархально-феодальной отсталости, раздробленности по административным областям царской России, слабого развития капиталистических отношений и наличия лишь зачаточных форм общности экономической жизни до Октябрьской социалистической революции не успел сложиться в буржуазную нацию. Образовавшаяся в условиях Советской власти киргизская социалистическая нация коренным образом отличается от прежней киргизской народности.

Решающие изменения в экономике, классовом составе киргизского населения и его бытовом укладе произошли за годы первых пятилеток.

Благодаря коллективизации сельского хозяйства, сопровождавшейся ликвидацией эксплуататорского класса — байства и манапства — киргизское крестьянство вышло на широкий путь зажиточной жизни.

Пользуясь неослабной помощью великого русского народа и других народов СССР, киргизский народ преобразил свою жизнь, построив ее на совершенно новой основе. Киргизская ССР обогатилась десятками современных промышленных предприятий; замечательных успехов в развитии социалистического сельского хозяйства добились колхозы и совхозы, из года в год в городах, аилах и кыштаках повышалось материальное благосостояние населения, расцвела культура киргизского народа.

Созидательный мирный труд народов Киргизии, как и всех советских народов, был нарушен вероломным нападением гитлеровских орд 22 июня 1941 г. По призыву Коммунистической партии киргизский народ, которому царизм не доверял оружия, плечом к плечу с другими народами нашей страны встал на защиту свободы, чести и независимости своей советской Родины.

Бойцы киргизы вписали в летопись Великой Отечественной войны немало ярких страниц. Среди героев Отечественной войны немеркнущей славой овеяны имена верных сынов киргизского народа Героев Советского Союза Дюйшенкула Шопокова, Чолпонбая Тулебердыева, Дайра Аса- нова, Ташмамата Джумабаева, Анварбека Чортекова, Розы Азимова, Самата Садыкова.

Героические подвиги сынов Киргизии на фронтах Великой Отечественной войны были подкреплены самоотверженным трудом киргизского народа в тылу. Усилиями рабочих, колхозников и интеллигенции Киргизская республика превратилась за годы войны в один из важных районов, беспрерывно снабжавших фронт различными видами вооружения, боеприпасов и продовольствия. На территории Киргизии работали многие- промышленные предприятия, эвакуированные из западных областей страны.

Огромную роль в выполнении Киргизией своего патриотического долга сыграли женщины, молодежь и старики, заменившие ушедших на фронт мужей, отцов, братьев и сыновей.

Трудящиеся Киргизии приняли активное участие в создании финансовой и материальной базы для победы Красной Армии, охотно отдавая государству личные сбережения, ценности, продовольствие.

Дружба и братство народов нашей страны нашли яркое воплощение в повсеместно развернувшейся в Киргизии помощи населению районов, освобожденных Красной Армией от немецко-фашистской оккупации. В тяжелые месяцы блокады Ленинграда — в феврале и октябре 1942 г., а также в октябре 1943 г. из Киргизии были отправлены эшелоны с подарками для его жителей и защитников — всего около 100 вагонов.

В своих подвигах на фронтах и в тылу киргизский народ показал высокие образцы советского патриотизма. После победоносного окончания Великой Отечественной войны трудящиеся Киргизии перешли к мирному ТРУДУ, который влился в общий поток трудовых усилий советского народа по осуществлению грандиозных планов восстановления и развития народного хозяйства СССР.