ДОВЕРИЕ - ЭТО НЕ ТОЛЬКО И НЕ СТОЛЬКО ПСИХОЛОГИЯ

1995. год был объявлен ООН Годом борьбы за толерантность28. Инспирированное этой высокостатусной акцией увлечение нынешних обществоведов и некоторых госчиновников этим понятием вызвало к жизни немало публикаций, основанных не на изучении реальных проявлений толерантности среди конкретных людей и в конкретных ситуациях, а на соревновательности рассуждений по поводу изобретательных дефиниций29.

Пафос большинства скороспелых исследований, в том числе выполненных при поддержке федеральной программы "Формирование установок толерантного сознания, веротерпимости, миролюбия и профилактики экстремизма в гражданском обществе", сводится к признанию толерантности едва ли не универсальной панацеей от всех бед и даже спасательной технологией по утверждению общей стабильности в России и преодолению экстремизма в конфликтных ситуациях. Между тем вопреки неудачному авансу, который •обещает само название федеральной программы, связь между толерантностью и экстремизмом далеко не так однолинейна, как это видится ее (этой программы) архитекторам: или толерантность без конфликтов, или конфликты, но нет толерантности.

Предлагаемое обсуждение доверительности, как более решительной контроверзе экстремизма по сравнению с толерантностью, ограничено в пространстве и во времени и основано главным образом на изучении конфликтной ситуации в Молдавско-Приднестровском регионе и на документальной основе переговорного процесса между Республикой Молдова (РМ) и Приднестровской Молдавской Республикой (ПМР), берущего свое начало в апреле 1994 г. и незавершенного по сей день.

За истекший период было подписано более 70 документов и соглашений, с участием в переговорном процессе официальных представителей Кишинева и Тирасполя, посредников и гарантов30. Однако выполнение достигнутых договоренностей, введение в действие эффективных механизмов миротворчества, едва ли не всегда блокировалось взаимным недоверием сторон. Не случайно проблема доверительности была специально вынесена в название одного из документов переговорного процесса. "Соглашение              -

и развития контактов между Республикой Молдова и Приднестровьем" (курсив мой. - М.Г.), подписанное 20 марта 1998 г. в г. Одессе при участии представителей стран-гарантов, предусматривало создание атмосферы доверительности как условия, без которой стороны не видели выхода из конфликтной ситуации даже несмотря на то что сам конфликт в его экстремальной форме был к тому времени преодолен31.

Правовой статус "доверия - недоверия" зафиксирован в конституциях ряда стран мира. Так, например, в Конституции Латвийской Республики, принятой на пленарном заседании Латвийского Учредительного собрания 15 февраля 1992 г. и вступившей в силу 7 ноября 1992 г. установлено, что "для исполнения своей должности Президенту министров и магистрам необходимо доверие Сейма, и за свою деятельность они ответственны перед Сеймом. Если Сейм выражает              Президенту министров, то уходит в отставку весь кабинет.

Если недоверие выражено отдельному министру, то последний подает в отставку, а вместо него Президент министров призывает другое лицо" (курсив мой.

Анитиподом доверительности является подозрительность33, возведенная И.В. Сталиным на XVI съезде ВКП(б) в ранг санкционированной государственной политики в связи "с развернутым наступлением социализма по всему фронту" и борьбой "в сфере этногосударственных отношений с уклонами к

II 3 4

великорусскому шовинизму и местному национализму" .

На встрече в Одессе президентов Украины, Молдовы и Приднестровья - JI. Кучмы, П. Лучинского и И. Смирнова - и премьер-министра РФ В. Черномырдина в число приоритетных направлений переговорного процесса была включена - наряду с "разграничением и взаимным делегированием полномочий и предметов ведения" - и деятельность по "углублению взаимного доверия и сотрудничества"35. Вторым источником изучения доверительности как контроверзы экстремизма послужили данные репрезентативных этносоциологических исследований, проведенных ЦИМО ИЭА РАН совместно с рядом американских университетов и научными учреждениями субъектов РФ из стран СНГ и Балтии. Задачами этих проектов предусматривалось изучение того, как соотносятся между собой различные формы экстремизма, особенно в сфере этногосударственных и межэтнических отношений, и контроверза этих отношений, выступающая в разнообразных формах, в том числе как толерантность, доверительность и солидарность.

В предметную область этих исследований схематически, а потому упрощенно представленную на              4, вошли проблемы, включенные не в одну, а в различные программы и инструментарии этносоциологических опросов, в разное время и в разных контекстах, регионах и ситуациях.

Из множества существующих форм экстремизма в поле нашего зрения по разному поводу попадали лишь некоторые из них. Не претендуя на окончательную формулировку сущности каждой из этих форм, попытаемся представить свое вйдение проявлений экстремизма, опираясь при этом не столько на монографические исследования, сколько на энциклопедические дефиниции36 и на инструментальные определения в программах уже реализованных нами проектов37.

В сфере              обычным проявлением экстремизма является борьба

против существующего государственного, политического и институционального устройства с использованием технологий политической мобилизации, поднимающих на щит разрушительные идеологемы, зажигательные лозунги и призывы, организацию беспорядков, террористических акций, конфликтов, в том числе вооруженных, ради достижения целей экстремистских объединений, движений, организаций и их радикально настроенных лидеров.

экстремизм дает о себе знать в виде санкций, применяемых одной стороной, которая принуждает другую пойти на заведомо невыгодные условия экономического сотрудничества или на его прекращение.

В              сфере важнейшей задачей экстремизма является

борьба с инакомыслием, утверждение своей системы мировоззрения, в том числе политических, идеологических, этноконфессиональных взглядов с целью тотальной унификации менталитета граждан, перевода общества из плюрализма в тоталитаризм.

В сфере              , а вернее - в сфере этногосударственных и межэт

нических отношений, экстремизм проявляется в нетерпимости властей, институтов, ведомств и отдельных лиц к людям, принадлежащим тем или иным этническим общностям, в попытках ассимиляции этнических меньшинств - вплоть до применения насильственных методов и этноцида38. Этнический экстремизм нередко служит идеологической и организационной подпиткой политической борьбы за создание таких этнократических режимов, когда одному какому-либо народу достается доминирующая роль в управлении и во владении природными и материальными ресурсами.

С этническим типологически близки языковый и религиозный экстремизм.              , вылившийся в 1989 г. в "языковую революцию", по сути послужил одним из катализаторов развала Советского Союза.

• это возникновение подозрительности, недоверия, вражды и конфликтов между лицами, исповедующими разные религии. Одной из характерных черт религиозного экстремизма является его участие или соучастие в борьбе за преобразование светского в теократическое

государство, или же в борьбе служителей культа за утверждение власти приверженцев одной над приверженцами другой или других религий.

В генезисе              экстремизма, являющегося крайним прояв

лением ответов на вызовы глобализации и модернизации, лежит борьба за сохранение или улучшение качества окружающей среды (экологии).

В многовековой истории России экстремизм в его различных формах остается одним из постоянных и неискоренимых явлений. В его основе - эффект качающегося маятника от традиционализма к модернизму, от почвенничества к западничеству, а в конечном счете - от коллективизма к индивидуализму. Поэтому в широком институциональном смысле, на уровне государственности, культуры и общества, экстремизм выступает в двух основных формах:              экстремизм, направленный на сохранение устоявшихся соци

окультурных норм и ценностей, и              - ориентированный на замену или

смену прежних ценностей на новые, в том числе принимая в расчет развитие и достижения производства и науки39. В узком смысле, на индивидуальном уровне, экстремизм дает о себе знать в смене менталитета и модуса поступков и поведения индивидов, когда приходится выходить из культурного контекста соборности и коллективизма и входить в контекст индивидуализма. При этом шаги в неизвестность вызывают двойное чувство страха: и перед инаковостью, и перед осложнением жизни.

В конце XIX в. выдающийся ученый России, из обрусевших немцев, П.Б. Струве, анализируя итоги развития капитализма в России, предложил для ряда газет и журналов того времени новую тему, которую он назвал "              -

”. Убежденность и свою твердую приверженность этой теме П.Б. Струве подтвердил в ряде трудов, объясняющих его переход от позиций марксизма к идеям либерализма.

С вершины последнего десятилетия уходящего XIX в. усложнение жизни народа чувствовалось на каждом шагу и объяснялось переходом страны к новым фор

мам хозяйственного быта. Усложнение это, раскрывал свою формулу П.Б. Струве, "количественное и качественное. Растут пути сообщения, торговые отношения, народное передвижение, развиваются городские центры, преобразуется сельская жизнь. И самое главное: в процессе этих перемен создается и в интеллигенции, и в народе - новый человек..."40.

В июне 1999 г. на III Конгрессе этнографов и антропологов России директор ИЭА РАН В.А. Тишков выступил с докладом "Антропология российских трансформаций"41. Пафос доклада и центральный вывод - не лишенный некоторой эпатажности - таковы: под влиянием глубоких социальных

трансформаций к концу первого постсоветского десятилетия "в России стам 42

ло жить лучше, хотя и сложнее, а сложность есть признак человечности" . Как видим, и П.Б. Струве на излете своего творческого содружества с досоветским марксизмом, и В.А. Тишков, напротив, прощаясь с советским марксизмом, сделали один и тот же принципиально важный вывод, а именно в переходный период истории "народная жизнь усложняется" и появляется новый человек, и оба дали положительную оценку этому явлению.

Вместе с тем безоговорочная эйфористичная оценка нынешней усложняющейся жизни у многих исследователей вызывает невольные ассоциации со скандально известным лозунгом "Жить стало лучше, жить стало веселей!", от которого веет холодом и ужасом времен сталинских пятилеток.

Естественно, возникает вопрос о механизмах снижения уровня страха и подозрительности перед вызовами инаковости и сложности, так как вместе с преодолением страха истощается резервуар подозрительности, подпитывающей экстремизм. Одним из механизмов преодоления страха и подозрительности служат формирование и функционирование правовых основ, а также институциональных и личностных форм доверительности. Принципиально важно для уяснения доверительности в качестве социального капитала и контроверзы экстремизма предварительно определить формы и масштабы распространения каждого из этих явлений в контексте текущего конфликта или, как в нашем примере, в зоне постконфликтной ситуации.

Ко времени проведения этносоциологического опроса (весна 1998 г.) в трех регионах Молдовы прошло почти шесть лет с тех пор, когда было заключено Соглашение "О принципах мирного урегулирования вооруженного конфликта в Приднестровском регионе Республики Молдова" (21 июля 1992 г.), и приостановлен экстремизм, т.е. вооруженные действия, связанные с трагическими человеческими жертвами. Кое-что выветрилось из памяти, хотя не зажили раны тех, кто сам или его родные или близкие пострадали в ходе конфликта.

О глубине и масштабах этой памяти свидетельствует тот факт, что о кровавом экстремизме не забыла значительная часть населения в каждом из трех регионов Молдовы. Лучше всего (72.5%) об этом помнили в Приднестровье, где симпатии и запасы доверия у 69.4% взрослого населения #во время войны между Молдовой и Приднестровьем были на стороне Приднестровья, и только у 3.1% - на стороне Молдовы. Наиболее расколотым оказалось общественное мнение Гагаузии: здесь каждый десятый (11.6%) был на стороне Молдовы, каждый пятый (24.0%) - на стороне Приднестровья, двое из пятерых (40.8%) колебались или занимали нейтральную позицию и, наконец, 23.6% вообще отказались отвечать на заданный вопрос. Что касается Республики Молдовы, то здесь каждый второй, естественно,

симпатизировал Молдове, каждый пятый не имел определенной позиции, каждый четвертый вообще отказался обнародовать свою лояльность той или иной стороне и, наконец, 7.4%, проживая на правом берегу Днестра, тем не менее симпатизировали делу Приднестровья больше, чем делу Кишинева { . 235).

По зафиксированной опросом панораме лояльности, т.е. по наличию осознанной позиции индивидов, поддерживающих одну из конфликтующих сторон, мы можем судить о степени внешней мобилизации населения и отчасти о его предуготованности действовать тем или иным способом. Но за этой общей картиной скрываются различные уровни экстремистского поведения: от легитимного лоббирования, т.е. участия в митингах в защиту своей стороны, до участия в вооруженных действиях.

Материалы весеннего опроса (1998 г.) позволили выделить три уровня экстремального поведения на основе воспоминаний опрошенных. В дни конфликта в Республике Молдова каждый десятый (10.8%) принимал участие в митингах и демонстрациях "против сепаратизма Тирасполя". На противоположном берегу Днестра, в Приднестровье, удельный вес тех, кто участвовал в подобных мероприятиях против румынизации, т.е. против националистической политики Кишинева, составлял 37.4%, или в 3.5 раза больше, чем в Приднестровье. Подобные акции, начиненные неким зарядом, дестабилизирующим обстановку, можно назвать, условно говоря,              - . От этих действий в начале конфликта никто физически не пострадал.

Несколько иное значение имела моральная и материальная поддержка, оказываемая людьми активным участникам военных действий. В Правобережье доля таких респондентов составляла 27.1% и была в 1.6 раза меньше, чем в Левобережье (42.0%). Понятно, что эти данные относятся в каждом случае к тем, кто поддерживал "свою" сторону. Эта поддержка, требующая определенной мобилизации, способствовала эскалации экстремизма. Но поскольку сами "лоббисты" не принимали непосредственного участия в вооруженных действиях, эту форму экстремизма можно определить как              -

экстремизм. В отличие от санкционированных митингов и демонстраций, не относящихся к девиантному поведению, оказание материальной поддержки (на деньги можно купить оружие) вполне можно квалифицировать если не как девиантное, то по крайней мере - как полудевиантное поведение. При определенных условиях такое поведение подпадало под уголовную статью. Что касается следующей активной формы экстремизма - насилие с оружием в руках, то удельный вес этой категории населения составлял 2.6% в Молдове и 4.9% в Приднестровской Молдавской Республике (см.

. 235).

Анализируя эти данные этносоциологических опросов, мы, понятно, выводим за скобки правовую оценку вооруженных действий с той и с другой стороны, следуя как бы в обход известной концепции "государства как монополиста на отправление легитимного насилия"43. Но это, однако, не мешает, сопоставляя масштабы трех форм нелегитимного экстремизма по обе стороны Днестра, приблизиться к пониманию того, что пассивному экстремизму, связанному с протестом против тираспольского сепаратизма, в РМ было подвержено в 3.5 раза меньше респондентов, чем протесту против ру- мынизации в Приднестровье. Еще более важно обратить внимание на тот факт, что реальным экстремизмом (умеренным и активным) было охвачено 29.7% взрослого населения Молдовы и 47.8% - Приднестровья. Из этого между прочим вытекает вывод о более широком масштабе эффективной -

носителей экстремизма в Приднестровье по сравнению с              -              - в Молдове с це

лью вовлечения граждан в экстремальные действия.

Наряду с межрегиональными имели место и межэтнические различия в количестве населения, охваченного экстремистскими настроениями или принявшего участие в соответствующих действиях. Едва ли не половина молдаван Правобережья во время военных действий выражали протест в пассивной (11.7%), умеренной (30.7) или активной (3.2%) формах. Зеркальную позицию занимала половина молдавского населения на левом берегу. Здесь протест против румынизации она выражала как в пассивной (23.1%), так и в умеренной (24.8) и активной форме (1.7%). Русское и украинское население Левобережья солидаризировалось скорее с борьбой приднестровцев против румынизации, чем с интересами лидеров Правобережья. Умеренный экстремизм как протест против приднестровского "сепаратизма" продемонстрировали лишь 11.8% русских и 9.8% украинцев Молдовы. Зато на противоположном берегу как русское, так и украинское население, поголовно выражало протест в пассивной и умеренной формах экстремизма ( . 235).

Вполне допустимо предположение, что там и тогда, где и когда были шире распространены экстремистские модели поведения, во время проведения этносоциологического опроса трудно было ожидать слишком глубокой доверительности.

Для выхода из кризиса важно знать о масштабах и глубине залегания доверительности в конфликтных и постконфликтных ситуациях, особенно в тех случаях, когда конфликт имел характер кровавого столкновения. В этносоциологических опросах, проведенных в 1998 г. в республике Молдова и ПМР по исследовательскому проекту "Национальные процессы, языковые отношения и идентичность" (авторы - Дэвид Лейтин и М.Н. Губогло), была

сделана попытка выявить характер взаимоотношений между двумя малоизученными феноменами: доверительностью и солидарностью.

В качестве индикатора в программу и инструментарий исследования был включен вопрос о возможности восстановления полного взаимопонимания в отношениях между руководством Кишинева и Тирасполя. Данные опроса показали, что в ПМР едва ли не в 1.5 раза чаще, чем в РМ (23.7 против 16.6%), люди ответили на этот вопрос отрицательно ( . 237).

При этом межэтнические различия в масштабах доверительности - подозрительности превосходили различия в представлениях левобережного и правобережного населения. Размах вариации по удельному весу респондентов, выражающих доверие политическому процессу с благоприятным исходом, составлял в РМ - 11.8% (между находящимися на полярных позициях румынами и русскими), а в ПМР - почти в четыре раза больше (47.5% - между молдаванами и опрошенными других национальностей) (см. . 237)

Соответственно глубоким был раскол по обе стороны Днестра по удельному весу лиц, не верящих, что руководство Кишинева и Тирасполя способно привести свои народы к взаимопониманию. Так, например, удельный вес лиц, сомневающихся или же уверенных в невозможности достижения полного взаимопонимания между руководством двух регионов, составлял в РМ среди румын - 31.8%, или был в три раза больше, чем среди респондентов "других национальностей", а в ПМР среди "других" удельный вес пессимистов составлял 38.0, в то время как среди молдаван - всего 14.5% (см. . 237).

Таким образом, межэтнический раскол по шкале доверительности - подозрительности на правом берегу был глубже, чем на левом. Отсюда вытекает важный вывод: на путях к достижению межрегионального консенсуса,

Считают возможным восстановление полного взаимопонимания в отношениях между политиками Кишинева и Тирасполя (по итогам опроса), 1998 г., в %

т.е. к окончательному урегулированию приднестровского конфликта, правобережное руководство будет иметь дело с более глубоким межэтническим расхождением, чем левобережное.

Данные опроса подтвердили справедливость прогноза о более низком уровне доверительности в тех постконфликтных регионах, где экстремизм выступил в особо острых формах. В самом деле, оказалось, что в отличие от Молдовы, где каждый второй был уверен в возможности установления полного взаимопонимания между политиками Кишинева и Тирасполя, в Приднестровье доля этой категории респондентов составила всего лишь 3.1%. В то же время надежды на такую возможность питали в Приднестровье 69.4% респондентов, в то время как в РМ - во много раз меньше (7.4%) ( . 238).

В основе расходящихся в разные стороны векторов доверительности и надежды на достижение полного взаимопонимания между руководством

238

Масштабы доверительности благоприятному исходу переговорного процесса между политиками Кишинева и Тирасполя (по данным опроса 1998 г.), в %

Кишинева и Тирасполя лежит все тот же страх перед неопределенностью, неизвестностью, а следовательно, перед непростой схемой жизни.

Более высокий удельный вес доверительности в общественном мнении РМ по сравнению с Приднестровьем обусловлен четкой позицией Бухареста, ориентированного на инкорпорацию Молдовы в свой состав, и неопределенной, часто меняющейся позицией Москвы в отношении Приднестровья. Страх неопределенности снижал уровень доверительности и повышал уровень экстремизма в Приднестровье, но вместе с тем увеличивал цену надеждам на достижение взаимопонимания. В этом - глубокий парадокс по- стконфликтной ситуации в регионах Молдовы. Если в обществе появляются экстремисты как носители экстремистских идеологий и экстремизм как общественное явление, это означает (при первом приближении) - отклонение от существующей нормы и, следовательно, нарушение или посягательство на устои социального порядка. Там, где развился экстремизм, условно говоря, толерантности делать нечего.

Вместе с тем экстремизм как отклонение от нормы не всегда может быть квалифицирован с обязательным отрицательным знаком. Так, например, мобилизованное и предприимчивое меньшинство, инициирующее новые идеи в политике, языке, экономике или в других сферах жизнедеятельности, может восприниматься недоверчиво теми группами людей, которые придерживаются ортодоксальных взглядов и консервативных норм поведения. Иными словами, если экстремизм как отклонение от господствующих норм отвечает на вызовы модернизации и имеет принципиальное значение для позитивных перемен, то в нем нет негативного содержания. Но и в этом случае, если в обществе между ведущим меньшинством и ведомым большинством нет доверия, то экстремизм первых может порождать дезинтегра- тивные тенденции. Поставить преграду на пути дестабилизации в таких случаях возможно, если индивидуальные инициативы и свободы не противоречат социальному порядку, социальной справедливости.

Проявление экстремизма в нелегитимных формах означает отрицание терпимости (толерантности). Поэтому для выхода из состояния экстремизма технологии толерантности вряд ли могут быть признаны состоятельными, так как призывы к терпимости в болезненных ситуациях конфронтаций могут иметь эффект бумеранга и способствовать не потеплению отношений между сторонами, а, напротив, замораживанию недоверия и подозрительности.

В современном сложноорганизованном обществе человек прямо или косвенно связан с другими людьми множеством интересов и потребностей. Кроме известных различений, как, например, знание - незнание, знакомый - незнакомый, симпатичный - антипатичный, социально связанный - несвязанный, важное значение для характеристики взаимоотношений имеют такие параметры, как терпимые - нетерпимые, доверительные - подозрительные, солидарные - разобщенные и т.д.

В серии этносоциологических исследований, проведенных ЦИМО ИЭА РАН в 1990-е годы, изучались различные аспекты доверительности, воспринимаемой не только и даже не столько как психологическое, сколько - как социологическое и политологическое явление44. Феномен доверительности исследовался по нескольким аспектам, имеющим принципиальное значение: , когда выявлялись масштабы и степень доверительности к

отдельным лицам (членам семьи, другу, человеку с харизмой и т.п.); - ,, типологически сходному с теми подходами, когда выясняются имидж, харизма и рейтинги политических деятелей;              -              -

, когда предстояло узнать распределение социума по отношению к той или иной проблеме, например к переброске северных рек или к конфликтам в Чечне, Абхазии или в Приднестровье;              , охватывающему из

мерение доверия-недоверия к лицам своей и другой национальности; -

• обнаружение степени доверия-недоверия к единоверной или иноверной религии,              — Запад—Восток.

Предусмотренное в ряде программ инструментальное измерение баланса оптимизма-пессимизма вполне укладывается в логику истолкования доверия-недоверия к времени и судьбе. Доверие не может быть абстрактным: оно имеет, как уже говорилось, личностную или ситуативно-проблемную ориентацию.

Согласно данным социологического исследования, проведенного в

1997. г. Центром социологических исследований при МГУ совместно с ЦИМО ИЭА РАН по общероссийским выборкам, представительным для двух молодежных когорт в возрасте 24 и 31 лет, оказалось, что, во-первых, иерархии личностей, к которым обе когорты, в том числе и мужчины, и женщины, испытывают наибольшее доверие - поразительно близки. На первом месте - член семьи. Более половины молодежи в каждой когорте именно ему (члену семьи) доверяют более всего. На втором месте - близкий друг, на третьем - личность, ролевого статуса которой респонденты предпочли не манифестировать. Поразительной и вместе с тем вызывающей сильную тревогу в полученных данных оказалась крайне низкая планка доверия к знакомым по работе (или учебе) и особенно к известным политикам, деятелям культуры и науки, к работникам СМИ ( . 239).

Почти двукратный разрыв доверия между членом семьи и близким другом, неслыханная разница, подобная пропасти, в уровне доверительности члену семьи и другу, с одной стороны, и знакомым по работе и известным в стране личностями, - с другой дает основание для вывода о наличии высокой

Человек, которому больше всего доверяют (по итогам опроса 1997 г.), в %

степени духовной разобщенности между молодежью и старшим поколением, между молодежью и социумом, в котором она оказалась в переходный период истории России. Низкая планка доверительности к внешней среде, выраженная в недоверии к коллегам по работе и известным общественным деятелям является результатом поучительного горького опыта, приобретенного в ходе социальных изменений, в связи с общественными преобразованиями в 1990-е годы.

Обманутое доверие идеалам, ценностям, лидерам нации, руководителям страны и даже творческим работникам служит питательной средой для возникновения экстремизма и для формирования готовности пополнить ряды экстремистских группировок. Что мы и наблюдаем в деятельности не только скинхедов, но и ряда других молодежных движений, объединений и группировок.

Важной составной частью постконфликтного синдрома является различие в степени доверительности респондентов, по их самооценке, в связи с ответами на вопрос об уровне экстремизма, проявленного ими во время конфликта между Молдовой и Приднестровьем. Итоги этносоциологического опроса показали, что в наследство от умеренного экстремизма гражданам досталась подозрительность в достижении успеха в переговорном процессе между Кишиневым и Тирасполем.

Так, например, индекс доверительности45, т.е. вера в возможность восстановления полного взаимопонимания между политиками Молдовы и Приднестровья, составил - 0.46 среди взрослого населения Молдовы, не оказывавшего моральной и материальной поддержки активным участникам военных действий, и 0.36 среди тех, кто был втянут в конфликт и оказывал реальную поддержку участникам военных действий умеренный экстремизм { . 240).

На противоположном берегу, в общественном мнении приднестровцев, поляризация населения по уровню доверительности в зависимости от умеренного экстремизма была на порядок выше, чем в РМ. Среди тех, кто не принимал участия в вооруженном конфликте, индекс доверительности

240

Оказывали ли моральную и материальную поддержку активным участникам боевых действий (умеренный экстремизм)

Возможно ли восстановление полного взаимопонимания между политиками Кишинева и Тирасполя

Доверительность

Да, оказывали

Нет, не оказывали

составлял 1.89 против 0.38 среди тех, кто оказывал моральную или материальную поддержку активным участникам боевых действий (см. . 240).

Таким образом, анализ взаимоотношений между экстремизмом и доверительностью по обе стороны Днестра позволяет дополнить сделанный выше вывод. На путях к достижению консенсуса в переговорном процессе между РМ и ПМР, руководителям первой придется преодолевать межэтнический раскол по шкале доверительность - подозрительность, в то время как руководству второй - между теми, кто оказывал моральную и материальную поддержку активным участникам военных действий, и теми, кто не оказывал такой поддержки, т.е. по шкале умеренного экстремизма.

За нынешними страхами и рисками тянется не только длинный шлейф подозрительности, культивированной идеологией тоталитаризма, но и новообразованная опухоль тревоги и паники, возникающих в период, когда общество переходит из одного состояния в другое. Так, например, вряд ли по литературным источникам можно адекватно представить себе панораму ужаса и отчаяния, охватившего большинство советского народа, когда умер И.В. Сталин46.

На общешкольной линейке Каргапольской средней школы я и мои однокашники, т.е. ученики 6 "а" класса, плакали навзрыд вместе со старшеклассниками и учителями. И если для тогдашних детей физическая смерть вождя воспринималась как потеря родного человека, для взрослого населения, в том числе для учительского корпуса, это означало крушение социального миропорядка. Смерть вождя почти всем казалась равносильной развалу государства. Это могло повести далее к разрушению государственных институтов, к подрыву самих основ жизнедеятельности. На плечи взрослых и на самоактуализацию молодежи неимоверным грузом свалилась тяжесть самоидентификации. В этих переходных условиях возникла острая потребность в новых критериях как личностного, так и группового самоопределения.

Одновременно в недрах страха и рисков появились ростки надежды на лучшее будущее, в том числе, как хорошо показано в кинофильме "Холодное лето 1953 года", среди репрессированных контингентов населения. Так, например, среди спецпереселенцев, депортированных из регионов Европейской части Советского Союза на "вечное поселение" в Казахстан, Сибирь и районы Крайнего Севера, пошли разговоры о возможном возвращении в родные края.

Анализ итогов этносоциологических исследований, проведенных ЦИМО ИЭА РАН в 1990-е годы, дают основание для вывода, что на доставшиеся в наследство от прошлого страхи и риски наслоились новые подозрительности, вскормленные утратой прежних ценностей и отсутствием четких ориентиров будущего.

Едва ли самым убедительным показателем отсутствия доверительности послужил тот факт, что 19 млн членов КПСС позволили "без шума" самоликвидироваться верхушке КПСС, не подозревая, что вместе с монопольно правящей партией рухнет здание великой державы. И стоит ли удивляться тому, что весной 2002 г. этносоциологические опросы в четырех республиках ПФО выявили потрясающе высокий уровень недоверия не только к коммунистам, но и к остальным политическим партиям и деятелям.

Так, например, уровни доверия к КПРФ колебался в трех республиках в интервале от 17.1 в Удмуртии до 23.9% в Марий Эл, к Единой России - от 18.6 в Марий Эл до 22.1% в Удмуртии, к Народной партии - от 17.9 в Татарстане до 18.7% в Удмуртии, а к Союзу правых сил - от 14.9 в Марий Эл до

Уровень доверительности к политическим партиям в трех республиках Приволжского федерального округа (по итогам опроса 2003 г.), в %

19.1% в Удмуртии. Поразительно низким был общий уровень "безусловного" доверия. Диапазон различий по этому показателю между партиями колебался между 3.8 и 9.3% в Марий Эл, между 2.0 и 5.6% в Татарстане и между 2.8 и 5.1% в Удмуртии ( . 241).

Страхи переходного времени, усиленные распадом Советского Союза, падением престижа правящей партии, развалом экономики и общим беспределом, социальной поляризацией, парализовали безболезненное формирование институтов гражданского общества, в том числе становление гражданской идентичности, доверительности, блокировали процессы гражданской консолидации и межэтнической интеграции.

Современное общество не может быть жизнеспособным без подразумеваемого и реального доверия. Однако доверие не может существовать абстрактно. Если люди не доверяют своему лидеру, то человек, претендующий на эту роль, не может ее исполнять. Даже в США, стране устоявшейся демократии с ее незыблемыми "правилами игры", американцы хотят иметь гарантии государства на сохранность своих сбережений и банковских вкладов. Бизнесмены и работники торгово-промышленной сферы стремятся заручиться юридической поддержкой от жульничества и обмана в различных его проявлениях. В случае возникновения угрозы кризиса правительство выну-

47. тх

ждено предпринимать решительные, экстраординарные меры . И если граждане России после шоковой терапии Гайдара и после дефолта в августе

1998. г. снова рискуют хранить свои деньги в сберегательных кассах или в других банках, это свидетельствует о неистощимом чувстве доверия к государственной финансовой структуре.

В 1997 г. в 14 столицах республик РФ немногим более половины титульной и русской молодежи не доверяли Президенту России Б.Н. Ельцину, в то время как Президенту "своей" республики не доверяли 30.9% титульной и 41.4% русской молодежи. Между обеими группами молодежи не было принципиальных различий в степени недоверия к двум политическим партиям (КПРФ и ЛДПР) и генералу Лебедю. Следовательно, недоверие - личност- но, избирательно и ситуативно.

В каждой столице обнаружилось взаимно адресованное межэтническое и межконфессиональное недоверие. В то же время к далеким американцам и китайцам и русская, и титульная молодежь испытывала недоверие приблизительно в одинаковой степени.

Волнообразное проявление лояльности граждан России к постсоветскому государству находит свое выражение в скачкообразном (по времени) и в ситуативном (по различным субъектам Федерации) участии в избирательных кампаниях, в сложной гамме позитивных и критических оценок результатов социально-экономических трансформаций. Наблюдается смещение доверия населения от центральных к местным властям, от формальных к неформальным лидерам, что истощает согласие (доверительность и солидарность) между народом и государством, лишая государство социальной

48

опоры .