<<
>>

М.Н. Губогло Этносоциология: советские корни и постсоветская крон

Судьбе было угодно осиротить нас, эт- носоциологов, в жаркие летние дни 2016 года, лишив нас основоположника нашей науки этносоциологии - члена-корреспон- дента РАН Юрика Вартановича Арутюняна.

Мы прошли с ним рядом, нога в ногу, ров­ным счётом полвека. Он ушёл от нас без малого через месяц после того, как мы - «птенцы гнезда Арутюнянова» - собрались 2 июня на Международную конференцию «Этносоциология вчера и сегодня» в Москве, на 18 этаже белокаменного храма науки, воз­вышающегося золотым куполом над про­сторным, светлым Ленинским проспектом. Сегодня каждый из нас, перефразируя слова гениального немецкого поэта Гёте, мог бы о себе сказать так: «Начни я перечислять, чем я обязан великим предшественникам, - в том числе, добавим от себя, Ю.В. Арутюняну, - то от меня, право, мало что останется».

Инициированный им в 1966 году в сотруд­ничестве с Ю.В. Бромлеем и Л.М. Дробижевой проект «Оптимизация социально-культурных условий развития и сближения наций» стал новаторским исследовательским проектом, синтетической производной, результатом кол­лективных усилий единомышленников, объе­динившихся в понимании социальной сущно­сти этничности и этнического многообразия социальной жизни. Действительно, вся эт- ничность сконцентрировалась в этносоциоло- гии своими основными гранями и свойства­ми - этнодемографическим, раскрывающим логику рождаемости и смертности, динамику численности народов; этносоциальным, осве­щающим правду жизни и стратегию развития

Светлой памяти основателя этносоциологии Юрика Вартановича Арутюняна посвящается

страны через вертикальную, горизонтальную и, конечно же, культурную мобильность её граждан; этнокультурную - впервые пред­ставленную взаимосвязанными процессами производства, тиражирования, трансляции культурных ценностей и приобщения к ним широких масс представителей «самого чи­тающего в мире» советского народа.

Можно сильно сожалеть, что наследники советского народа, именуемые сегодня гордым словом россияне, во многом утратили литературо- фильные навыки, погрузившись из светлой литературоэксцентричности во тьму ночных бдений перед голубым экраном ящика для идиотов.

Мало кто до этносоциологических про­грамм углублялся и в содержание этноязыко­вых процессов, рассматривая, подобно этно- социологам, языковую ситуацию как внеш­нюю историю языка через этнополитические очки и наведя увеличительное стекло на то, кто, когда, с кем, о чём, на каком языке и как часто разговаривает, читает и слушает, пишет и переключается в речевом поведении с одно­го языка на другой, совмещая в себе иденти­фикационные качества одной или нескольких этнических культур, зная и исповедуя ценно­сти не на рубеже, а во глубине порой двух и более культур.

Ю.В. Арутюнян в исследованиях движе­ния социальной материи исходил, прежде все­го, из фактора уровня образования, качества среды и инфраструктуры обитания, характера труда, уровня и характера занятости и про­фессиональной квалификации. Несколько в меньшей мере внимание уделялось медийной

информации, неправительственным объеди­нениям и внутреннему духовному простран­ству (этическим нормам в душе) человека.

И если несколько десятилетий тому назад, во времена становления этносоциологии, го­ворили об единичных случаях недопонимания или неприятия иноэтничных ценностей с огля- дом на идеологические службы, сегодня, в по­ру интернетизации и цифровой информации, делается уже недопустимый для советских времён новый вывод о связи интернет-актив­ности с уличными шествиями и другими фор­мами протестных акций и выступлений.

Этносоциологический опыт, обретённый в доинтернетское время, сподвиг на новатор­ский проект «Этнополитические процессы в зеркале Рунета». Доклад, с которым высту­пил на пленарном заседании конференции руководитель этого проекта, бывший ученик Ю.В. Арутюняна Э.А. Паин, вызвал значи­тельный интерес участников конференции.

Первоначальный импульс, идущий от арутюняновской этносоциологии по на­правлению к этнополитологии [1, с.

68-70], был в свое время авторитетно поддержан Ю.В. Бромлеем, взявшим на себя ответствен­ность написать книгу об этносоциальных, т.е. об этнополитических процессах и одним из первых среди коллег обративший внимание на этнографическое и этносоциологическое исследование этничности в контексте полити­ческих процессов.

Этносоциология на первых порах под­питывалась идеями мировой и отечествен­ной социологии села. Вспомним всемирно известную румынскую школу «социологии села» Дмитрия Густи, влиятельный журнал «Sociologia sela», издаваемый в Загребе, кни­гу Ф. Знанецкого и У Томаса «Польского кре­стьянина в Америке» - темы, которые были экзаменационным тестированием для пригла­шения в сектор, созданный Ю.В. Арутюняном, молодых тогда сотрудников - М.Н. Губогло, В.С. Кондратьева, С.В. Тютюкина, подгото­вивших, соответственно, статьи о социологии села в Югославии, Польше и США.

Особого внимания заслуживает история этносоциологических исследований в Каре­лии, едва ли не с самого начала оказавшихся востребованными национальной политикой этой республики. Доверие новому научному направлению было настолько сильным и ре­шительным, что они проводились при уча­стии Госкомитета Республики Карелия по национальной политике. Синтез этносоцио­логии, этнополитологии как науки и политики выразился в этой республике, в частности, в том, что одну из ключевых позиций в Совете Министров Карелии занял В.Н. Бирин, ус­пешно совмещающий в себе академически мыслящего учёного, чувствительного экспер­та и политика с вполне умеренными демо­кратическими взглядами, оказавшегося спо­собным адекватно отражать вызовы времени. Так, например, этносоциологическое измере­ние социального самочувствия и социально­го портрета финнов позволило «финский во­прос» перевести из этнополитической сферы в этнокультурную на основе концепции «раз­государствления» [5; 12] и решения в рамках национально-культурной автономии.

По итогам этносоциологического иссле­дования этнической мобилизации представи­телей ряда прибалтийско-финских народов Карелии, при адекватном измерении, выявле­нии, осмыслении их социокультурных потреб­ностей были утверждены, в частности, алфави­ты карельского и вепсского младописьменных языков и учреждены СМИ, стала издаваться художественная и детская литература, жур­налы, радио- и телепередачи на карельском, вепсском и финском языках, что безусловно содействовало оптимизации и гармонизации межэтнических отношений.

Исходные идеи по концептуализации и оптимизации межэт­нических отношений были заимствованы из программного этносоциологического иссле­дования, проведённого коллективом учёных Института этнографии АН СССР под руковод­ством Ю.В. Арутюняна [14].

Ряд этносоциологических исследований, стартовавших на рубеже 1960-1970-х годов с методологических позиций социологии села, впоследствии, в нулевые годы нового тыся­челетия, подпитывались урбан-социологией. Творческим импульсом такого смещения (точ­нее, обогащения этносоциологии и расшире­ния её предметной области) послужила вли­ятельная книга Ю.В. Арутюняна «Москвичи глазами этносоциолога» [4]. Таковым, в част­ности, стало этносоциологически-этнополи- тическое исследование «Состояние межна­циональных отношений, реализация права на национальное развитие народов и этни­ческих объединений в Республике Карелия», проведённое в 2011 году в Петрозаводске при участии этносоциологов, истинных «птенцов гнезда Арутюнянова».

Изначально, в соответствии с програм­мой, в источниково-информационной базе этносоциологического исследования, наряду с материалами переписей населения, ведом­ственной статистики, законодательных доку­ментов, полевыми наблюдениями и, понятное дело, с итогами репрезентативных (достаточ­ных по количеству и надежных по качеству) социологических опросов, занимала периоди­ка как часть СМИ. Востребованность иссле­дований этничности - понятия, введённого в научный дискурс Ю.В. Бромлеем, потребова­ло привлечения медийной информации (в том числе этнически окрашенной), что породило новое направление - этножурналистику, в предметной области и процедурных ресур­сах которой важное место занимал новый подход - контент-анализ.

В ряде трудов одного из самых авторитет­ных специалистов в данной области, доктора исторических наук Веры Константиновны Мальковой, была выдвинута и обоснована востребованность изучения характера медий­ной информации, обрушившейся на читателей после распада СССР «девятым валом» взаим­ных обид, предъявленных счетов, территори­альных, финансовых и иных претензий.

Именно в русле такого направления бы­ли впервые сделаны этносоциологические выводы на этножурналистском материале о такой важнейшей категории, как социальная справедливость - несправедливость. И было показано, что нарушение баланса в межре­спубликанском обмене («отдаёт другим» и «получает от них» в пользу первого в ущерб второго) рождало раздражение и ксенофоб­ские настроения, подрывало доверие между республиканскими элитами и народами.

Масла в огонь межэтнических противоре­чий подливали республиканские СМИ, акцен­тирующие внимание представителей титуль­ных национальностей на этническом самосо­знании «мы», на бесконечных производных от «мы» (это наш язык и наша территория) до положения «мы - это государственность на­шего народа».

Существенный вклад этнические журна­листы внесли в осмысление информационно­го влияния на формирование политической, общегражданской, этнической, религиозной и других форм идентичности. На рубеже столе­тий были проведены этносоциологические ис­следования механизма формирования, наряду с перечисленными, и гендерной, имуществен­ной и ряда других форм идентичностей [6].

К настоящему времени накоплен значи­тельный опыт по разоблачению не вполне корректных приёмов журналистов, не отли­чающихся особой аккуратностью в использо­вании так называемого «языка вражды» при освещении межэтнических отношений или при обсуждении спорных экономических или социокультурных проблем. «Этот методиче­ский подход, - как подчеркнула в своё время В.К. Малькова, - влияющий на межнацио­нальные отношения, является основой мно­гих исследований последних десятилетий».

Впечатляющие достижения и успехи эт­нической журналистики - это замечательная крона этносоциологии, обращённой, подобно антропологии, к человеку, к его ментальности и жизнедеятельности. Однако, чтобы «взаи­модействовали» и корни, и крона, и чтобы не терять связи с этносоциологией, надо иметь информацию не только на «выдаче», что пи­шут в СМИ, но и на «приёме», т.е. что читают и после какой прочитанной статьи читатель хватает палку или булыжник и бросает ка­мень от «мы» в сторону «они».

«С помощью этнических идеологем, распространяемых в СМИ, - согласимся с основным посылом многоопытной в этом деле В.К. Мальковой, - можно легко нарушить мир, возбудить этни­ческие (конфессиональные) чувства и напра­вить гнев на некоторую нежелательную груп­пу людей».

В условиях острейшего дефицита инфор­мации о межэтнических отношениях в КНР и его регионах российские этносоциологи сла­бо информированы о состоянии этносоцио- логии, её уроках и перспективах развития. В этих условиях чрезвычайно полезным явля­ется обзорный доклад, подготовленный аспи­рантом ЦИМО ИЭА РАН Ван Цзяньганом о возникновении этносоциологии в КНР, на­правлениях и этапах её развития, её объекте, предмете и проблематике исследований, её востребованности при разработке оптималь­ных основ национальной политики в сфе­ре этногосударственных и межэтнических отношений.

Актуальность и востребованность этно- социологических исследований убедительно демонстрируется тем сегментом её предмет­ной области, в котором изучаются связи меж­ду этноязыковыми процессами и состоянием этничности (т.е. её устойчивости или размы- ваемости) и характером этнополитической ситуации - турбулентности или стабильности в субъектах Российской Федерации с мно- гоэтничным составом населения. Начиная с первого пилотажного исследования в Лаишевском районе Татарской АССР летом 1967 года, в котором подвергалась экспер­тизе новая методика будущего генерального проекта ОСУ (Ю.В. Арутюнян), исследова­ние этноязыковых процессов, понимаемых как внешняя история языка, в отличие от его внутренней истории [1], сопровождалось ана­лизом и корней, и кроны, т.е. сравнительным анализом языковой политики (на «выдаче») и «приёмом», т.е. фиксацией того, кто, на каком языке, о чём, как часто разговаривает и в ка­кой степени им владеет.

Это направление, как и этнопсихологи­ческое (в котором бесспорный лидер - автор и руководитель многих проектов профес­сор Л.М. Дробижева), отличается наиболее устойчивым интересом к нему общественно­сти и влиянием на этническую, националь­ную и языковую политику. Ведущую роль в изучении этноязыковых процессов сегодня, на заре нового столетия, играют этносоци- ологи Татарстана и Башкортостана. Об этом шла речь в докладе Р.Н. Мусиной, а также в ряде других докладов, в том числе в кол­лективном докладе Г.Ф. Габдрахмановой, З.А. Махмудова, Э.А. Сагдиевой (Казань). Устойчивый интерес к языку этничности и языку политики за полувековой период не снижается в полиэтничном Башкортостане, о чём говорилось в докладе коллектива авто­ров во главе с доктором исторических наук, бывшим аспирантом и докторантом «гнез­да Арутюнянова» - Ф.Г. Сафиным, пред­ставившим вместе с коллегами (Абрамовой

С.Р. и Халиулиной А.И.) обстоятельный анализ языкового фактора в межэтнических взаимодействиях.

Новыми явлениями в языковой жизни Татарстана в постсоветский период стали, наряду с прежним национально-русским двуязычием, проникновение в этноязыковой ландшафт (новый в социолингвистике тер­мин, успешно внедряемый татарстанскими коллегами) и внедрение в сферу деловой и повседневной коммуникации английского, ев­ропейских и восточных языков. И если в со­ветский период и в первые годы после развала Советского Союза этносоциологи в регионах подпитывались в основном идеями москов­ской школы этносоциологии, то в специаль­ном исследовании, проведённом в 2015 го­ду, казанские авторы, вслед за Р. Ландри и О. Бури, прибегли к изучению «визуальной языковой информации», фиксируя и анали­зируя «язык общественных дорожных зна­ков, рекламных щитов, названий улиц, гео­графических названий, коммерческих знаков магазинов и знаков на правительственных зданиях».

Как прозвучало в докладе, представлен­ном к 50-летию этносоциологии, в рамках этого нового направления (назовём его ус­ловно «ландшафтной социолингвистикой») в центре внимания документы законодатель­ного регулирования языка потребительской продукции, топографических обозначений и дорожных указателей, т.е. документы госу­дарственного (республиканского) управления ландшафтной сферой языковой ситуации и, в меньшей мере, восприятие этой политики гражданами республики. Снова, как и в ряде других направлений развивающейся этносо- циологии, на передний план выходят иссле­дования информации на «выдаче», в ущерб её восприятию на «приёме».

Главным достоянием «ландшафтной со­циолингвистики», если согласиться, что она вписывается в предметную область этносо- циологии, является вывод о том, что «феде­ральное законодательство не препятствует использованию национальных языков в сфере визуальной коммуникации, но и не стимули­рует данный процесс. Трудно переоценить значение этого вывода с явным и скрытым смыслом, показывающим справедливость и несправедливость современного состояния языковой жизни в сфере ландшафтной соци­олингвистики. С одной стороны, хорошо, что языковые интересы татарского и русского на­селения вроде бы удовлетворены, а с другой, сквозит неутолённая потребность в связи с тем, например, что «другой язык может быть обеспечен лишь по усмотрению изготовите- ля/исполнителя продавца услуги».

Иными словами, исследователи обнару­живают нарушение справедливости в созда­нии равных условий для развития полноправ­ного двуязычия и как бы вскользь отмечают, что «интерес к соблюдению паритетности татарского и русского языков на визуальных знаках в Татарстане проявляют и отдельные граждане республики».

Заслуживает внимания ещё один полити­чески важный вывод татарстанских учёных о том, что «роль татарского языка в языко­вом ландшафте г. Казани не соответствует статусу государственного языка Республики Татарстан и нуждается в более эффективном контроле за соблюдением существующей нор­мативно-правовой базы». Ответственность, которую берут на себя этносоциологи - авто­ры «ландшафтной социолингвистики», делая такой вывод, безусловно, велика и требует дополнительной аргументации со ссылкой на общественное мнение, т.е. на данные этносо- циологического исследования. Тем более что сами авторы прекрасно осведомлены о том, что краеугольной проблемой «отсутствия па­ритетности использования государственных языков Республики Татарстан в языковом ландшафте является отсутствие у населения высокой мотивации к владению и использова­нию татарского языка».

Исследования этноязыковых процессов в Башкортостане, Удмуртии (Д.А. Черниенко), Туве (З.В. Анайбан), Карелии (Е.И. Клементь­ев) и в некоторых других регионах, как по­казала международная конференция 2 июня 2016 года, осуществляются в традиционном методологическом ключе московской школы Ю.В. Арутюняна. Судя по опросам граждан Башкортостана, Карелии, Тувы, расширяются масштабы использования русского языка не только в производственной, но и в домашней сфере общения. При этом лидерами использо­вания русского языка, особенно в связи с рас­ширением цифровой информации и интерне­тизации, выступают молодые поколения.

Более того, расширение масштабов рус- скоязычия сопровождается снижением эт­нопсихологического признания языка своей национальности родным языком.

В этносоциологическом дискурсе до сих пор продолжает оставаться дискуссионным вопрос о родном языке как социолингви­стической или этнопсихологической катего­рии. Республиканское исследование по теме: «Межнациональные отношения в Удмуртии», проведённое в 2013-2015 годах, дало основа­ние считать родной язык «одним из ведущих этнических маркеров», т.е. этнопсихологи­ческой категорией, выступающей «важным мотивом выбора национальной принадлеж­ности (представителей) разных народов». Во всяком случае, в отличие от русского населе­ния, на первое место ставящего «общность происхождения» (до 70%), удмурты и татары ставят - именно язык своей национальности (60-63%). Этносоциология продолжает «по­ставлять» обильные сведения не только о двуязычии, но и о расширяющемся двойном самосознании. В Удмуртии, к примеру, зафик­сировано, что около четверти удмуртов (22­25%) и татар (21-27%) указали, что родными являются сразу два языка: русский и язык сво­ей национальности.

Этносоциологические исследования и на­блюдения над этноязыковым и этнополити­ческим пространством Удмуртии свидетель­ствуют о тенденции расширения круга лиц с двойной идентичностью, подтверждая тем самым справедливость концептуальных идей и выводов В.А. Тишкова и Л.М. Дробижевой. Замечу, однако, что такая тенденция внутрен­не противоречива, так как, с одной стороны, открывает позитивную возможность для реа­лизации гибких моделей этнокультурного са­моосмысления и поведения, а с другой - соз­даёт условия для размывания национальных традиций и, следовательно, основания для возникновения обид и раздражений.

Развитие этносоциологических исследо­ваний вширь в ряде случаев сопровождается историографическим экскурсом в социолинг­вистические исследования, предшествующие реализации этносоциологических проектов. Так, например, случилось в Туве. В обстоя­тельном докладе доктора исторических наук З.В. Анайбан по справедливости воздаётся дань уважения предшественникам, в том числе незаслуженно забытым, например, инициато­рам и руководителям обширного социолингви­стического обследования языковой жизни на­родов Севера и Дальнего Востока членам-кор- респондентам АН СССР В.А. Аврорину и РАН В.И. Бойко. В самом деле, из истории этносо- циологии нельзя вычеркнуть опыт исследова­ний функциональной роли языков, хотя и без связи с уровнем устойчивости этничности, оказавшийся полезным, в частности, в разра­ботке процедурно-инструментальной части эт- носоциологических исследований.

Да, действительно, при разработке языко­вого блока генерального проекта ОСУ (руко­водитель Ю.В. Арутюнян) и несколько ранее были учтены достижения советской социо­лингвистики 1960-х годов, в том числе соци­олингвистические исследования языков на­родов Сибири (руководитель В.А. Аврорин); классификации функционального разви­тия старописьменных, младописьменных и бесписьменных языков (Ю.Д. Дешериев,

М.И. Исаев); особенности языковых ситу­аций в многоэтничных странах мира (Л.Б. Никольский, Ю.С. Степанов). Благодаря это­му опыту, была создана концепция языковой ситуации, трёхмерный, триединый подход к фиксации языковой жизни и речевого поведе­ния, выделение экстралингвистических, ин- тралингвистических и внелингвистических факторов развития национально-русской и других форм развития двуязычия. К сожале­нию, в ряде современных научно-исследова­тельских проектов и публикаций о современ­ных языковых ситуациях этот опыт учитыва­ется слабо, что ведет к снижению качества этносоциологического исследования.

Зародившись изначально на стыке двух наук - этнографии и социологии - новое ме­ждисциплинарное этносоциологическое на­правление по мере взросления и расширения предметной области продолжает ветвиться как предметно-содержательно, так и в изби­раемых подходах исследования. Даже в сфе­ре этнодемографических и этносоциальных процессов с казалось бы чётко ограниченной предметной областью динамики численно­сти народов всплывают темы, требующие порой синтеза до трёх научно-исследова­тельских подходов. Ярким и убедительным примером эффективности гибридизации эт- носоциологической «кроны» служит доклад В.В. Гриценко и Т.Н. Смотровой об «адапта­ции супругов трудовых мигрантов к ситуации вынужденной разлуки». Сочетание гумани­стического, когнитивно-мотивационного и системного подходов, позволяет предложить концепцию социально-психологической адап­тации семей трудовых мигрантов к условиям вынужденной разлуки как «сложный много­мерный процесс взаимодействия супругов между собой, с детьми, социальным окруже­нием, в результате которого происходит из­менение внешних поведенческих стратегий членов семьи, достигается психологическое равновесие и удовлетворённость различными сторонами жизнедеятельности семьи в новых условиях её функционирования».

Пожалуй, затруднительно назвать все точ­ки пересечения научных интересов психоло­гов, социологов, этнологов, специалистов по социологии личности и социологии семьи и, разумеется, экспертов и политиков, озабочен­ных получением адекватных знаний об этно- демографических процессах, ситуациях, кол­лизиях. Тем не менее, авторы считают себя исследователями-этносоциологами, и члены оргкомитета, пригласившие их на полувеко­вой юбилей, согласны с ними.

Применение головоломных методик, раз­работанных едва ли не всей мировой психоло­гической наукой и социальной психологией, позволило авторам сделать вывод о внешнеэ­кономических и внутриличностных факторах, обусловивших принятие решения о миграции одного из членов семьи. Инновационным вкладом в этносоциологию, служит обнару­женный фактор долга, трактуемого в филосо­фии и этике как важнейшая социальная харак­теристика человека, конкурирующая с этиче­скими и неэтическими категориями карьеры, мобильности, удовлетворённости профессио­нальной занятостью и другими мотивациями.

С практической точки зрения, изучение, хотя и в косвенной форме, системы этических и нравственных правил, которым следуют тру­довые мигранты, позволило авторам выявить ряд личностных характеристик, являющихся ресурсами сохранения устойчивости «семей­но-брачного союза и нормального функциони­рования семьи одновременно для обоих супру­гов». К ним, в частности, относятся «осозна­ние ответственности перед детьми и друг пе­ред другом», «способность руководствоваться в поведении и деятельности чувством долга», «способность испытывать симпатию по от­ношению к супругу». Учёт перечисленных и других моральных установок позволил со знанием дела разработать программу оказания психологической помощи супругам из семей мигрантов, в которой центральное место, на мой взгляд, занимает рекомендация по «фор­мированию позитивного отношения к себе и доверия к миру». Нравственная цена этого со­вета настолько высока и привлекательна, что выходит далеко за пределы «супругов трудо­вых мигрантов» и её смело можно рекомендо­вать всем супружеским парам.

В предметной области этносоциологии классический характер имеет проблематика межэтнических браков. В советские времена они служили важным индикатором «друж­бы народов», плодами «интернационального воспитания», «психологического доверия», «расовой совместимости» и т.п. Исследование межэтнической брачности продолжается и в постсоветское время, особенно в полиэт­ничных регионах Приуралья и Поволжья (А.Д. Коростелёв), в отдельных регионах Казахстана (М.В. Могунова). О привлекатель­ности и социальной востребованности мас­штабов этнически смешанных браков можно судить по неубывающему потоку публикаций, защищённых диссертаций и научно-исследо­вательских грантов, поддержанных эксперт­ными комиссиями РГНФ.

Общепризнанными и влиятельными в дан­ной области являются труды А.А. Сусоколова, Г.Ф. Столяровой, охотно цитируемые в публи­кациях о современных этнодемографических процессах. Значительный вклад в изучение межэтнической брачности в смешанных се­лениях Приуралья и Поволжья вносит ши­рокомасштабное исследование математика по базовому образованию, этносоциолога по призванию А.Д. Коростелёва. Особую акку­ратность и корректность его выводам, имею­щим научное и практическое значение, при­дают разработанные им этностатистические методы анализа и сбора обширного эмпири­ческого материала, которыми он щедро де­лится с коллегами, публикуя их, в том числе, и в содержательном докладе одновременно с аналитическими выкладками.

Основные трудности, с которыми сталки­ваются исследователи этнодемографических процессов, состоят в несовершенстве пост­советской этнической статистики. Так, в ряде столиц мигранты проживают без прописки или у знакомых, родственников, коллег по ра­боте. В Улан-Удэ, например, как отмечается в докладе И.Э. Елаевой, «часть граждан прожи­вает без официальной регистрации по месту жительства, или живут в домах, построенных самовольно (так называемых «нахаловках»), без оформления необходимых документов».

В постсоветский период особую актуаль­ность приобрела проблематика, связанная с изучением факторов «выталкивания» и «при­тяжения» и условий адаптации мигрантов в инонациональной среде. Едва ли не первое место в этом отношении занимают исследо­вания армянской диаспоры во многих странах мира; выступления и представленные тексты свидетельствуют о востребованности этносо- циологических исследований жизни, моти­вов, миграционных установок и готовности сменить место постоянного проживания (тек­сты докладов Р Карапетяна, С. Танаджян, С. Нерсисян, К. Налбандян). Приведённые в них выкладки, несмотря на не вполне раскрытые методики и процедуры сбора полевого мате­риала, представительность и аргументиро­ванность выводов не лишены научного инте­реса и провоцирующей дискуссионности.

Принципиальный смысл выделения в раз­витии этносоциологии советского и постсо­ветского периодов имеет не только хроноло­гический, но и сущностный аспект. Мне неод­нократно приходилось отмечать самоимплан­тирование Ю.В. Арутюняна в лоно этнологии из социологии села. В её предметной области, следуя традиции всемирно известной социо­логической школы Дм. Густи, видное место, наряду с динамикой численности населения, слабой вертикальной мобильностью, устой­чивым сохранением самобытности и этни­ческих маркеров, занимали проблемы ком­пактного и дисперсного расселения сельского населения.

Не каждому «птенцу гнезда Арутюнянова» удалось за истекшие несколько десятилетий сохранить преданность идеям, концепциям и проектам «раннего» Арутюняна, служащим своеобразным мостом между социологией села и современной этносоциологией. После индивидуальной монографии «Социальная структура сельского населения СССР» [3], ставшей предтечей, исходной позицией для последующих публикаций по этносоциоло- гии, Ю.В. Арутюнян, понятное дело, смог бы коллективную монографию «Социальное и национальное» [13] написать лучше, чем в соавторстве с молодыми начинающими кол­легами. Однако величие и талант истинного ученого, его дальновидность в том и заклю­чаются, что он лучше, чем другие, умеет ви­деть перспективу дальнейших исследований и общественных вызовов. В известной мере на алтарь личной амбициозности и личного честолюбия (в хорошем смысле) он возложил свои усилия по подготовке команды профес­сионалов, чтобы вместе с ними, как едино­мышленниками, содействовать оптимизации этносоциальной и этнокультурной ситуации в стране, гармонизации ее этноязыковой и этнопсихологической атмосферы. Уловив на исходе хрущевской оттепели и брежневского застоя смутные еще ритмы этнической мо­билизации, связанные с ростом этнического сознания и самосознания, он смело и реши­тельно одним из первых среди собратьев-гу- манитариев открыто предупредил об опасно­сти грядущей деинфантилизации этнического фактора в формате двух типов национализма: так называемого «сельского» и интеллигент­ского [2, с.137].

Многочисленные публикации литовско­го учёного Ионаса Мордосы на русском и других языках академически-ностальгиче­ски сохраняют верность ключевым идеям Ю.В. Арутюняна, изложенным, в частности, в индивидуальной монографии «Социальная структура сельского населения в СССР» (1971) и ставшей подлинной предтечей пер­вой этносоциологической коллективной мо­нографии «Социальное и национальное» (1973). Ответственные и методически акку­ратно подкреплённые этностатистическим материалом выводы Й. Мардосы о «сохра­няющих приобретённую в советский период социальную и культурную значимость, посёл­ках [в Литве - М.Г.], которые, хотя и являются незначительной частью населённых пунктов в целом, однако являются главным звеном си­стемы сельских поселений».

Корневая система этносоциологии (т.е. методологические принципы связи соци­ального и этнического) и востребованность доказательного, достаточного по количеству и надёжного по качеству свежего информа­ционного материала оказались настолько сильными, что даже в безвременье 1990-х годов этносоциология подпитывала ряд оси­ротевших без финансовой поддержки новых исследовательских направлений. Одним из наиболее влиятельных направлений стали, как и следовало ожидать, поиски ответов на извечные в России мучительные вопросы: кто мы, какие мы, откуда и куда идём, какие идеи и концепции разделяем, как воспринимаем соотношение традиций и инноваций, коллек­тивизм и индивидуализм. Совокупность но­вых исследовательских программ, проектов, реализованных в регионах России на рубеже столетий, в том числе совместно с зарубеж­ными университетами и центрами, дают ос­нование говорить о зарождении ассоцииро­ванного с корневой этносоциологией нового научного направления - идентологии, которая и стала брендом в короне постсоветской этно- социологии. Бесспорным лидером нового на­правления, явившегося ответом на процессы глобализации и стремления части общества к переменам, стал коллектив этносоциологов Института социологии РАН, возглавляемый ныне экс-директором института Леокадией Михайловной Дробижевой. Вместе с Ю.В. Арутюняном, как мне уже приходилось пи­сать, она стояла у истоков зарождения отече­ственной этносоциологии.

Её информативно насыщенный доклад «Восприятие новых вызовов в полиэтниче­ском пространстве страны» на пленарном заседании первой юбилейной конференции, выступление её коллег (И.М. Кузнецова, М.А. Евсеевой, С.В. Рыжовой), а также её талант­ливых учеников и сподвижников казанской школы этносоциологии дают полное основа­ние говорить об идентологии как важной ча­сти постсоветской короны этносоциологии.

Вызовами времени, эпохи В.В. Путина, в частности, было обусловлено проведение исследования особенностей современного патриотизма в современном общественном сознании России.

Выделяя два типа патриотизма, «охрани­тельный» и «гражданский», проницательный И.М. Кузнецов, похоже, склоняется ко второ­му типу, к более доверительному отношению, «которое, - по его словам, - может стать осно­вой идеи национального единства в стране». В соответствии с предложенной парадигмой и согласно эмпирическому материалу, среди патриотически настроенных граждан выяв­лены сторонники «охранительного», «проме­жуточного» и «гражданского» патриотизма. Анализ нравственных и этических принципов и ценностей каждой группы патриотов и их ориентировочной численности приводит ав­тора к чрезвычайно важному выводу о том, что «многовариантность представлений о патриотизме, распространённых в современ­ном российском обществе, пока не даёт осно­ваний говорить, что само это понятие может служить существенным фактором консолида­ции россиян на основе межнационального со­гласия». Как справедливо говорится, «лучше горькая правда, чем сладкая ложь».

Неоценим вклад Л.М. Дробижевой и её единомышленников в исследование проблем «государственно-гражданской, региональной, этнической идентичности, адаптации ино­культурных мигрантов, межэтнического со­гласия в полиэтничном пространстве страны» (М.А. Евсеева). Новаторские научно-исследо­вательские республиканские и общероссий­ские проекты, реализованные под руковод­ством Л.М. Дробижевой, обладают огромным творчески-провоцирующим влиянием. Об этом, в частности, можно судить по коллектив­ному докладу «Этносоциальное самочувствие русских в Башкортостане» (С.С. Алексеенко, Ф.Г. Сафин), в котором были учтены итоги совместных российско-американских иссле­дований, проведённых в 1990-е годы ЦИМО ИЭА РАН в ряде республик ближнего зару­бежья и в регионах России. Этносоциологи Башкортостана под руководством профессо­ра Ф.Г. Сафина пришли к выводу о том, что «Социальное самочувствие и стратегия пове­дения русских в Башкортостане в перспекти­ве, прежде всего, зависит от стабильной этно­политической ситуации, межэтнической толе­рантности и устойчивости межнациональных отношений и политической конъюнктуры властных структур и этнополитических объ­единений титульного этноса».

Проблемы этнической, профессиональ­ной, социальной, гражданской идентичности, согласно наблюдениям и исследованиям эт- носоциологов, тесно связаны с социальными ориентациями, самочувствием, социальными планами различных групп населения, в том числе, как считает Л.В. Остапенко, с «полити­ческими и нравственными представлениями, миграционными установками» и рядом дру­гих социально-экономических и этнодемогра- фических факторов. Мало кто из современных этносоциологов лучше Л.В. Остапенко, судя по её информационно насыщенным публи­кациям и докладу, подготовленному к юби­лейной конференции, осведомлен о реальном положении дел в сфере экономической дея­тельности и о распределении представителей различных национальностей в разнообразных отраслях экономики.

Вместе с Ю.В. Арутюняном ей принадле­жит приоритет разработки идей и моделей со­циально-профессионального состава народов как одной из основ формирования социокуль­турных и этнополитических запросов и пре­тензий. Значение разработанных в этой связи методик этностатистического исчисления и измерения динамики социально-профессио­нального состава этносов-народов служило в советские годы и продолжает служить в на­стоящее время (с некоторыми коррективами) краеугольным камнем в понимании состоя­ния и характера этногосударственных (М.Н. Губогло, С.К. Смирнова) и особенно межэт­нических (Л.М. Дробижева) отношений. Ещё на заре этносоциологических исследований Ю.В. Арутюнян прозорливо предупреждал относительно опасности кадровой политики, порождающей так называемый «интелли­гентский национализм» в борьбе за власть и за участие в распределении материальных и духовных благ.

Сегодня следует прислушаться к преду­преждениям и неутешительным прогнозам Л.В. Остапенко. Не вполне адекватные пе­рераспределения в отраслях народного хо­зяйства в Киргизии могут, согласно ее ана­литическим выкладкам, «привести к ещё большему ослаблению роли этой этнической группы [русских - М.Г.] в органах управления Киргизии, а также в сферах деятельности, от­вечающих за формирование мировоззрения, культурных ценностей, правового сознания, духовного и физического здоровья людей, где русских и так осталось мало». Ею же замече­ны и отмечены в докладе опасные, с её точ­ки зрения, тенденции «сужения социальных притязаний в целом» у русской молодёжи Киргизии, что видно из того, что для русской молодежи утратили привлекательность сфе­ры управления, образования, науки, культуры и юриспруденции. Склонность русской моло­дёжи к иммобильности Л.В. Остапенко объ­ясняет рядом объективных и субъективных факторов, в том числе не вполне демократи­ческим насаждением государственного языка «в руководящих структурах».

Вопросы идентичности в широком диа­пазоне, от личностной до государственной, волнуют не только россиян, но политиков, учёных и граждан стран ближнего зарубежья. При этом, как показала Ирма Кецховели на примере Грузии и некоторых других респу­блик Кавказа, «изучение и осмысление тра­диционной культуры может способствовать созданию почвы для более эффективного вос­приятия нового. Одной из успешных иденти­фикационных стратегий, по её мнению, слу­жит органическое совмещение традицион­ных и высококультурных цивилизационных форм, присущих Кавказу, и его особой роли в осмыслении закономерностей развития человечества.

И хотя Ирма Кецховели не представила в докладе итогов специальных исследований нравственных принципов, системы этиче­ских и эстетических категорий, приведённые ею факты свидетельствуют об исключитель­но высокой цене этических представлений для народов Кавказа в формировании соци­окультурной идентичности и в оптимизации (любимый термин Ю.В. Арутюняна) межлич­ностных, в том числе межэтнических отноше­ний. Высокая социальная чувствительность позволила ей увидеть в аталычестве, куначе­стве, побратимстве, кровомщении, традициях покровительства, дарения и других этических категориях «универсальный коммуникатив­ный механизм социума и универсальный процесс хранения и передачи информации». Критическое отношение к некоторым трудам историографического характера не помеша­ло ей солидаризироваться с мнением своих коллег, которые «выделяют четыре основные системы ценностей и традиционной культуры народов Кавказа: 1) рыцарский образ жизни мужчины; 2) гостеприимство; 3) уважение к старшим; 4) особые семейные отношения».

Наряду с Татарстаном, Республика Молдова вполне может претендовать на роль родины советской этносоциологии. Об этом можно судить хотя бы по тому, что вслед за первой классической книгой по этносоци- ологии «Социальное и национальное» (М., 1973) увидела свет коллективная монография «Опыт этносоциологического исследования образа жизни (по материалам Молдавской ССР)» [10]. В ней, в отличие от издания, по­священного Татарской АССР, данные этносо- циологического исследования впервые были изложены в главах без автономного разгра­ничения на городское и сельское население, в синтетически сложившемся этносоциологи- ческом виде.

Заявленные в программе конференции доклады свидетельствуют об успешном раз­витии как корневой системы, так и кроны этносоциологии в современной Молдове, не­смотря на турбулентную этнополитическую ситуацию. В частности, новым подходом к изучению идентичности отличаются докла­ды о символических событиях в представле­ниях молодёжи Республики Молдова (Н.В. Иванова) и роли медийной информации (на примере газеты «Русское слово») в защите и актуализации этнической идентичности рус­ского населения (И.С. Душакова).

Исходя из важной роли, которую могут играть СМИ в формировании этнической идентичности, была исследована информация газет армянской диаспоры в Москве, Тегеране и Лос-Анджелесе. Трёхкомпонентный подход к изучению этнических и языковых явлений, разработанный в программах первых этно- социологических исследований в Советском

Союзе, позволил Сюзанне Барсегян сделать вывод о преобладании влиятельности «чув­ства приверженности к этносу» над двумя другими «компонентами этнической иден­тичности» - когнитивным (знание об этниче­ской культуре) и поведенческим (поведение, показывающее принадлежность к этнической группе). Методология анализа, предпринятая в ходе реализации проекта «Сравнительное изучение армян в своей и инонациональной среде» (руководитель Р.С. Карапетян), свиде­тельствует о расширении предметной области этносоциологии, в том числе источниковедче­ской и историографической стороны дела за счёт введения в научный оборот новейших за­рубежных технологий и изданий (2011 г.), не всегда упоминая при этом, что основы анали­тического контент-анализа были разработаны сотрудниками ИЭА РАН несколько десятиле­тий тому назад.

Предмет и проблематика этносоциологии привлекает внимание не только профессио­нально близких этнологам психологов, фило­софов, но и фольклористов, искусствоведов, педагогов, т.е. многих исследователей, в поле зрения которых изучение социальных качеств человека и борьба за улучшение нравствен­ных устоев сообщества.

Не вызывает удивления подготовленный к юбилейной этносоциологической конфе­ренции доклад об этнокультурных паралле­лях между событиями, описанными в романе

Э.М. Ремарка «Три товарища», и тем, что име­ет место в современной Украине, особенно после Майдана. «Военное противостояние в обществе в связи с обострившейся несправед­ливостью, - приходит к выводу Т.Г. Камен­ская, - переживается людьми (даже в странах с различным экономическим и культурным уровнем) практически одинаково. Больше всего от силовой борьбы с несправедливо­стью, - уверена автор доклада, - страдают утончённые, ранимые натуры. Более огрубев­шие, приглушая свои страдания, увлекаются в деградацию. В том числе чрезмерно активное насаждение нравственных, религиозных ос­нов приводит к их обесцениванию, к духов­ному упадку».

Общественная востребованность этносо- циологических исследований определяется не только технологическими возможностями по созданию социального портрета, измере­нию социальных качеств современников и умением заглядывать в завтрашний день, но и способностью находить ответы на слож­ные вопросы текущего момента в дне про­шлом. Показателен в этом отношении опыт успешно защищённой несколько лет тому назад историографической диссертации А.А. Султановой о предтечах и эмбрионах совет­ской этносоциологии в арсеналах отечествен­ного востоковедения, занимавшего на рубеже Х1Х-ХХ веков ведущие позиции в мировом гуманитарном знании. Более того, в докладе к 50-летнему юбилею этносоциологии она су­мела, опережая некоторые запланированные исследовательские проекты, заглянуть в день завтрашний. Я имею в виду возникший в на­ши дни интерес к миротворческим интенци­ям морали и нравственности, как идущим из духовного мира людей регуляторам межлич­ностных и межгрупповых отношений.

Определяя задачи изучения языка, куль­туры и образа жизни тюркских народов, от­ечественные востоковеды ещё в первой тре­ти ХУШ века ставили задачи «знать, каким образом, действуя в соответствии с обычая­ми отцов этих народов, склонить их на свою сторону и укрепить в них благосклонность к Российской империи». Понятно, что, во-пер­вых, речь идёт об изучении системы этиче­ских категорий и нравственных принципов, которых придерживались тюркские народы, во-вторых, о знании реальной роли «местно­го общественного мнения», исполняющего контроль над соблюдением этики и следова­нием эстетике, подобно тому, как институт общественного мнения гагаузов («Инсан ма- ана булмасын» - «Чтобы народ не осудил») выполнял роль стабилизации миропорядка, предохраняя от душевного разлада и возник­новения противоречий.

Задачи юбилейной конференции обычно не ограничиваются подведением итогов за тот или иной период науки, в т.ч. этносоцио- логии, но и состоят в определении назревших проблем на стыке этнологии/антропологии и социологии/этики. Отлучение значительных групп носителей традиционной культуры сво­его народа от исторически сложившихся норм и принципов этики и эстетики, вызванное в постсоветские десятилетия транснациональ­ными процессами глобализации и перемена­ми, обернулось для многих обесчеловечени- ем, отлучением от национальной истории, де­градацией морали и духовного вырождения.

Надо сказать, что этнологи и этносоцио- логи одними из первых забили тревогу в свя­зи с «падением во тьму», вследствие утраты миротворческой функции этических норм и правил поведения. Имея богатый опыт ис­следований проблем адаптации русского населения в ряде зарубежных стран, доктор исторических наук Г.А. Комарова со знани­ем дела представила новаторский доклад о роли эмпатии в коммуникативном поведе­нии русскоязычных мигрантов. Несколько ранее теоретическим основаниям эмпатии и проявлению этики в повседневной жизни по­святили свои труды Б.Х. Бгажноков, Н.А. Ло- пуленко и попутно многие авторы при соз­дании серийных книг по проекту «Народы и культуры». Не могу не упомянуть в этой связи три обстоятельные очерка, размером с небольшую монографию каждый, изданные в 2009 г., в рамках проекта ЦИМО ИЭА РАН «Соционормативная культура», реализован­ного в ходе российско-молдавских симпозиу­мов в 10-ти томной серии «Курсом развиваю­щейся Молдовы». Имею в виду статьи М.Ю. Мартыновой «Соционормативная культура: традиции и инновации», А.А.Никишенкова «Традиционный этикет в системе культурно­го наследия», Ю.И. Семенова «Первобытное и крестьянское обычное право: их сходство и различие» (Том 5, с.23-169), с учетом методо­логических посылов которых в центре по из­учению межэтнических отношений ИЭА РАН разработан новый перспективный проект: « Миротворческий потенциал этнической эти­ки и эстетики».

Подобно Рут Бенедикт, разработавшей в годы Второй мировой войны модель «япон­ской культуры стыда», противопоставив её западной модели, Г. А. Комарова предложила модель «коммуникативного поведения ми­грантов в различных этнических сообще­ствах», однако в отличие от «кабинетного» метода исследования Р. Бенедикт, использо­вала по этносоциологической традиции со­бранные «в поле» эмпирические данные о контактности, неформальности, вежливости, конфликтности, ориентированности на среду и на инонациональных людей. Свою модель она повторно назвала «культурный шок», в известной мере солидаризируясь с амери­канским антропологом Калерво Обергом, которому принадлежала удачная метафора: «эмиграция - это растянутый во времени стресс». Расширение предметной области эт- носоциологии за счёт обращения к исследо­ванию этических норм, в том числе эмпатии, обусловлено тем, что значение добродетель- ства и позитивной части этических категорий возрастает в ситуации структурной и цен­ностно-мировоззренческой турбулентности, с которой столкнулась российская нация в смутные 1990-е годы. Сегодня выявление и осмысление условий и факторов деэтизации и реэтизации культурной и политической жиз­ни стало одной из актуальных проблем этно- социологии и её фундаментальной задачей по «распредмечиванию» этических категорий в реальном поведении россиян и граждан ближнего зарубежья.

Сотрудники двух институтов РАН - Социологии, Этнологии и антропологии - автономно приступили к систематическому исследованию доверия, как одному из наи­более важных элементов этической системы в народных культурах. Опираясь на выделя­емые в социологии виды доверия (обобщён­ное, межличностное, институциональное),

С.В. Рыжова внесла важные коррективы в зарубежную методику измерения «уровня доверия» и обнаружила, во-первых, высокую степень доверия у россиян, во-вторых, реги­ональные различия [12]. Обращение этно- социологов к проблемам этики и эстетики в межэтнических отношениях является законо­мерным продолжением и расширением пред­метной области этносоциологических иссле­дований, посвящаемых анализу роли доверия, справедливости, ответственности и ряда дру­гих социальных качеств и чувств. Привлекает, в частности, внимание возросший интерес эт- носоциологов к этнополитическим коллизиям и этноязыковым процессам Крыма, что на­шло отражение в ряде докладов, в том числе Заместителя директора РИСИ, Руководителя центра исследований проблем стран ближ­него зарубежья, Т.С. Гузенковой («Крымские татары: Этносоциологические подходы в из­учении проблем интеграции в российское пространство») и и.о. заместителя директора ИЭА РАН Р.А. Старченко (Языковая ситуация и межэтнические отношения в Крыму (по материалам этносоциологических опросов 2013-2015 гг.)). «Для крымских татар - по вы­воду, сделанному Т.С. Гузенковой, - характер­на консервация синдрома депортированного народа, в значительной степени преодолен­ного другими депортированными народами России». Еще раз согласимся с ней в том, что не менее серьезную опасность представляют «активные попытки внешних сил использо­вать крымско-татарское население в качестве политического орудия в противодействии России как в ее внутренней, так и во внешней политике».

В этих условиях исключительно важное значение в деле оптимизации консолидаци- онных и интеграционных процессов Крыма, как новообретенного субъекта Российской Федерации, имеет Указ Президента России В.В. Путина «О мерах по реабилитации ар­мянского, болгарского, греческого, крым­ско-татарского и немецкого народа и государ­ственной поддержке их возрождения и раз­вития», принятый 21 апреля 2014 года, в том числе предусмотренные более 10 млрд ру­блей по их реализации. Тем не менее «крым­ско-татарский вопрос» вряд ли можно считать окончательно решенным, пока наряду с пол­ной политической и правовой реабилитаци­ей репрессированных народов в Российской Федерации не будут решены вопросы имуще­ственной реабилитации. Мне уже приходи­лось писать об этом, В том числе в четырех­томном издании «Крымско-татарское нацио-

нальное движение. (М., 1992-1997 гг.) исходя из собственного депортационного опыта. Дело в том, что в ходе принудительного пере­селения многих народов бывшего Советского Союза, значительная часть их имущества в местах выселения была разграблена местны­ми люмпенами и родственниками депортиро­ванных и не попала в архивные инвентариза­ционные списки, по которым можно было бы даже в лучшем случае, при добром желании государства, вернуть награбленное [5].

Обстоятельный доклад, представляющий углублённый обзор существующих на Западе теорий о различных формах доверия, пред­ставили казахстанские коллеги - бывший док­торант ИЭА РАН, недавно защитивший нова­торскую докторскую диссертацию о доверии на Учёном Совете ИЭА РАН, С.Ш. Казиев и его соавтор Е.Н. Бурдина.

Заслуживают внимания итоги антропо­логических исследований в Скандинавских странах, где были обнаружены положитель­ные корреляции между высоким уровнем до­верия с низким уровнем экономических и ген­дерных неравенств. Не менее интересны кор­реляции, выявленные западными коллегами между различными этическими категориями, в том числе, например, между доверием и го­степриимством, между доверием и успешной мобильностью.

Обращение западных коллег к изучению роли доверия в советском опыте нациестро­ительства позволило многим из них пере­смотреть основы национальной политики Советского Союза в межвоенный период и высоко оценить итоги, так называемой, по­литики «affirmative action». Успехи полити­ки интернационального воспитания, кото­рые С. Казиев интерпретировал в качестве достижения доверия, в том числе в сфере межэтнических отношений, стали серьёзной наградой за обращение к проблемам традици­онной этики, нравственности и утверждения справедливости.

Немалые успехи ожидают этносоциоло- гию и в участии решения государственных и социальных проблем, связанных, как считает Д.Д. Бекоева, с продолжением коррозии дове­рия. Коррозия способствует разобщению со­циальной и государственной общности и пре­пятствует укреплению внутреннего единства российской нации, минимизирует позитивное влияние добродетельства, взаимной уважи­тельности и альтруизма, ускоряет деградацию духовной жизни общества.

В сотрудничестве с Научно-исследова­тельским центром им. М.В. Маруневич (Ком- рат, Молдова) ЦИМО Института этнологии и антропологии РАН приступил к реализации совместного проекта по лексико-семантиче­скому и этносоциологическому исследова­нию этики и эстетики гагаузов [9]. Первой «ласточкой» этого проекта можно считать доклад «Справедливость (доорулук) в мен­талитете гагаузов», с которым выступил на конференции директор этого Центра, бывший аспирант ИЭА РАН П.М. Пашалы. Он обра­тил внимание на преемственность в изучении проблем доверия, справедливости и двуязы­чия в контексте межэтнических отношений, начатого в 1998 году при реализации со­вместного российско-американского проекта (авторы - Дэвид Лейтин и Михаил Губогло). Исключительно важным и перспективным представляется исследование, наряду с этиче­ской, и социальной справедливости, занима­ющей одну из ключевых позиций в иниции­рованном Л.М. Дробижевой проекте «Ресурс межэтнического согласия в консолидации российского общества: общее и особенное в региональном разнообразии» при поддержке гранта РГФ №14-18-01963 [16].

Элементы сочетания лексико-семантиче­ского и историко-этнографического подхода к изучению доверия к народным способам вы­явления и наказания виновного в гагаузском социуме позволило известному знатоку тра­диционной культуры гагаузов, доктору исто­рических наук Е.Н. Квилинковой, сделать важный вывод о том, что «человек, подверг­шийся методам общественного воздействия, во многом утрачивал доверие со стороны об­щества и свой социальный капитал».

О перспективности нового направления этносоциологических исследований этиче­ских и эстетических категорий, играющих важную регулирующую роль в коммуника­тивном пространстве того или иного социума [10], свидетельствует широкий диапазон тем о доверии и справедливости, а также об эко­логической этике киргизов (Г.К. Аалиева).

Подводя некоторые предварительные итоги пятидесятилетнему развитию этносо- циологии на основании юбилейного форума 02.06.2016 г., можно сказать, что её корни и крона развиваются более или менее синхрон­но. Хотя в отдельных её, хорошо узнаваемых направлениях исследования кроны, как, на­пример, в этнической журналистике, преоб­ладают над изучением корней, если иметь в виду отмеченную выше причинно-следствен­ную триединую связь между «выдачей» - соз­данием и трансляцией этнически окрашенной информации, несущей в себе как добро, так и зло, и «приёмом», т.е. воздействием её на ре­альное этническое поведение читателей, слу­шателей, зрителей.

Отечественная, советская и постсовет­ская этносоциология с первых дней своего вхождения в лоно академической науки, в середине ХХ века была выразительницей этнокультурных, этносоциальных и социаль­но-этнических трендов в развитии россий­ского общества и российской нации. Таковой она остается и в наши дни, как показали итоги этносоциологических исследований, прозву­чавшие в ходе работы Международной науч­ной конференции «Этносоциология вчера и сегодня». Истекшие пятьдесят лет дают бога­тейший материал, в котором находят отраже­ние многие грани и аспекты существования и развития этничности и идентичностей, этно- демографических и этноязыковых процессов, традиционные основы миротворчества и им­пульсы конфликтогенности.

Обострившийся сегодня интерес к исто­кам и историческим корням формируется вызовами времени, индивидуальным и груп­повым стремлением к самоопределению, по- зициированию себя в ладу с историей и куль­турой. При этом интерес, в соответствии с историческим методом, дважды определяется бинарной оппозицией: «что было и что есть», а также тем, «что есть и что будет» Без прито­ка молодежи сегодня, под давлением обстоя­тельств и смутного времени, мелеет методо­логический и методико-процедурный арсенал этносоциологии, как, впрочем, и ряда других общественных дисциплин. Обращение к про­шлому опыту, уже реализованным этносоцио- логическим и этнополитическим проектам, в том числе с участием Ю.В. Арутюняна, обре­тает черты новизны. Возрождение, сохране­ние и приумножение удачного опыта - это не отказ от старого, а свежая рефлексия и новое понимание прежнего, имплантация в живую ткань истории. Застой в науке определяет­ся не упрямой приверженностью к истокам, а неумением двигаться дальше, не отвергая ценностей прошлого.

Литература

1. Аврорин А.В. Проблемы изучения функцио­нальной стороны языка. Ленинград: Наука, 1975.

2. Арутюнян Ю.В. Конкретно-социологиче­ское исследование национальных отношений // Вопросы философии. 1969. № 12.

3. Арутюнян Ю.В. Социальная структура сельского населения СССР. (М.: Мысль, 1971.

4. Арутюнян Ю.В. Москвичи глазами этносо- циолога. М., 2006.

5. Губогло М.Н., Червонная С.М. Крымскота­тарское национальное движение. Том. 1. Исто­рия, проблемы, перспективы. М., 1972.

6. Губогло М.Н. Три линии национальной политики в посткоммунистической России // Этнографической обозрение. 1995. № 5-6.

7. Губогло М.Н. Идентификация идентично­сти. Этносоциологические очерки, М., 2003.

8. Губогло М.Н. Аллюзии импрессионизма в этносоциологии // Вестник антропологии. 2016. №293430.

9. Губогло М.Н. Бинарные оппозиции в культуре гагаузов: миротворческие и конфлик­тогенные ресурсы (лексико-семантическое ис­следование // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 254. М.: ИЭА РАН, 2016.

10. Губогло М.Н. Институты доверия в тра­диционной культуре гагаузов («адамлык», «ха- тырлык», «хаирлык») // Теоретические пробле­мы этнической и кросскультурной психологии. Смоленск, 2016. С. 87-91.

11. Опыт этносоциологического исследова­ния образа жизни (по материалам Молдавской ССР). М., 1980.

12. Рыжова С.В. Доверие и межнациональ­ное согласие в региональном разнообразии // Межнациональное согласие в региональном контексте. М.: Институт социологии. 2015. С. 36-49.

13. Смирнова С.К. Феномен Удмуртии. Этно­политическое развитие в контексте постсовет­ских трансформаций. М.; Ижевск, 2002.

14. Социальное и национальное / Отв. ред. Ю.В. Арутюнян. М.: Наука, 1973.

15. Социально-культурный облик советских наций. По материалам этносоциологическо- го исследования / Отв. ред. Ю.В. Арутюнян, Ю.В. Бромлей. М.: Наука.1986.

16. Фадеев П.В. Запрос на социальную спра­ведливость в регионах. //Межнациональное со­гласие в региональном контексте / Рук. проекта и отв. ред. Л.М. Дробижева. М.: Институт социологии РАН. 2015. С. 64-73.

<< | >>
Источник: Коллектив авторов. Этносоциология вчера и сегодня. 2016

Еще по теме М.Н. Губогло Этносоциология: советские корни и постсоветская крон:

  1. Религия и философия.
  2. О. М. Зиновьева 1 • Александр Зиновьев: творческий экстаз
  3. СПАСЕНИЕ В СОТРУДНИЧЕСТВЕ
  4. ОПРОС В 16 СТОЛИЦАХ
  5. РАЗВАЛ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ. КРИЗИС ОБЩЕСТВА. КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ
  6. КАК ПОНИМАТЬ ПРИДНЕСТРОВСКИЙ КОНФЛИКТ? ПОПЫТКИ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЯ
  7. ИДЕНТИЧНОСТИ В ЗЕРКАЛЕ СОЦИОЛОГИИ
  8. 9. ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ПРЕОДОЛЕНИИ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ
  9. Энциклопедия «Духовная культура Китая» как summa sinologiae
  10. 2.              Русская культура и новоевразийство
  11. ВВЕДЕНИЕ
  12. В. О. Пелевин (р. 1962)
  13. § 1. Допетровская Русь в исторической политике власти и восприятии российского общества в постсоветские годы: источники формирования исторической памяти и социальный контекст