§2.2.1.3. Тест на зрелость и «молчание Космоса». Естественный отбор планетарных цивилизаций?

Учения «умеренных» религий, сами по себе не экстремистские, неизбежно мостят дорогу экстремизму.

Ричард Докинз

Недостойные вожди, клерикалы и воры способны поставить крест на светлом будущем планеты.

Мэтт Ридли

Здесь наш «второй ключевой вопрос» получает дальнейшую расшифровку. Возникают новые вопросы, от ответов на которые во многом зависит оценка глобальных перспектив.

Прежде всего: возможны ли в принципе стратегические смыслы жизни в последовательно светском контексте? Приняв, что в этой Вселенной смыслообразование, в конечном счёте, непременно замыкается на (квази)религиозную установку по логике априорных идей или врождённых гештальтов (а помимо такой установки жизненные смыслы разрушаются), мы вынуждены вернуться к худшему из сценариев, представленных в предыдущем разделе. А именно, есть некоторый предел технологического развития, достигнув которого, всякая планетарная цивилизация самоуничтожается, и эволюция на Земле вплотную приблизилась к этому пределу. Тогда следует признать, что диапазон саморегуляции действительно несоразмерен возможностям внешнего управления и превращение интеллекта в космический фактор, допустимое с точки зрения физики, синергетики и эвристики, запрещено законами культурной антропологии и социальной психологии.

Если правда, что вне группового тотема разум безнадёжно теряет опорные смыслы и семантические единицы на самом деле принципиально не поддаются «распаковке», то все наши эвристические экзерсисы ничего не добавили по существу к сценариям классического натурализма. Мы просто возвращаемся к тому, что жизнь, культура и сознание суть побочные эффекты определённой стадии развития физической Вселенной, которым в принципе не суждено играть в ней какую-либо активную роль, долгосрочные перспективы исчерпывающе описываются известными законами физики и вся человеческая история есть лишь местечковый «фарс».

В терминах антропного космологического принципа это означает (см. также гл.2.1.2), что эволюция на Земле приблизилась к пределу сложности, допустимой фундаментальными константами этой Вселенной. Их сочетание, обеспечившее образование жизни, культуры и рефлексирующего разума, обусловило и наличие «априорных идей» - внутренне замкнутых и далее неделимых единиц (атомов? фракталов? семов?), ограничивающих свободу конструирования смыслового поля. Таким образом, наш «второй ключевой вопрос» решается отрицательно: сознание - космологически не фундаментальный феномен, поскольку космическая перспектива разумной деятельности блокируется ограниченными возможностями самоконтроля.

К счастью, данные общей и социальной психологии не позволяют считать такое решение вопроса окончательным, хотя и оставляют пока многое неясным.

В науке ХХ века самыми убеждёнными приверженцами кантовского учения об априорных идеях были генеративные лингвисты и гештальтпсихологи. Приведены обильные доказательства того, что конструирование перцептивного поля и мыслительные процедуры предопределены грамматическими универсалиями, прямолинейными геометрическими образами, силлогистическими фигурами и т.д.

Вместе с тем методология «глубокой реконструкции» в историческом языкознании подвергается обстоятельной критике [Campbell 2004]. А исследования А.Р. Лурия [1974] и его учеников в Средней Азии ещё в 1930-х годах и затем его американских последователей в Африке [Коул, Скрибнер 1977] дали основания полагать, что вывод об универсальных гештальтах построен на недостаточно представительной выборке испытуемых. Выяснилось, что взрослые люди, не получившие европейского образования (в отличие от университетских студентов и преподавателей, с которыми экспериментировали гештальтпсихологи), не обнаруживают ни врождённых образов геометрических фигур, ни инстинктивного чувства силлогизма и т.д. В таком случае и предположение об априорной замкнутости стратегического смыслообразования на (квази)религиозные конструкты может оказаться преждевременным: речь идёт лишь о мощной исторической инерции, которая в принципе преодолима.

Если мы решимся положительно ответить на вопрос о принципиальной возможности стратегического смыслообразования вне (квази)религиозного контекста и вспомним о системном «принципе равных возможностей» (см. §2.1.1.2), то налицо очевидный парадокс: все «постсингулярные» сценарии должны осуществиться. Отсюда вытекает множественность очагов прогрессивного развития в Метагалактике, в которых реализуется многообразие сценариев на каждой переломной фазе.

Планеты, на которых эволюционный процесс не прервался, не «завис» и приблизился к фазе Вертикали, вынуждены пройти очередной тест на удержание техно-гуманитарного баланса. Логично полагать, что на этой стадии универсального естественного отбора именно способность сознания, освободившегося от идеологических зависимостей, освоить стратегические смыслы служит условием космического распространения той или иной планетарной цивилизации. Большинство из них остаются «расходным материалом» метагалактической эволюции, разрушившись под грузом дисфункциональных эффектов своей технологической активности и так обеспечив необходимый системе опыт тупиковых стратегий, и очень немногие (может быть, только одна) выходят на космические рубежи прогресса [Назаретян 1991]. Тогда «молчание Космоса» может свидетельствовать о том, что либо ни в одной области Вселенной пока не достигнут сопоставимый с Землёй уровень развития, либо ни одна из развившихся ранее цивилизаций не выдержала тест на зрелость, т.е. на светское (критическое) смыслообразование.

Отсюда наш следующий вопрос: успеет ли Земная цивилизация достигнуть интеллектуального совершеннолетия прежде, чем сползание к пропасти станет необратимым?

В гл. 2.2.2 будут высказаны соображения по поводу того, какие по содержанию смыслообразующие стратегии могли бы сыграть ключевую роль новых мировоззренческих ориентиров. Повод для надежды даёт то обстоятельство, что элементы последовательно светского и критического мировоззрения накапливались в мировой философской мысли на протяжении двух с половиной тысяч лет.

Возрождения, Прогрессистов и Просветителей Нового времени, материалистов пантеистического направления, агностиков и скептиков и т.д.

Великие мыслители, отвечая на запросы своих эпох, искали основания нравственности, свободной от потусторонних санкций, опорные линии жизнедеятельности, выводящие за рамки индивидуального существования без апелляции к служению небесным повелителям или коллективному тотему, духовности без мистики и солидарности без конфронтации. Идеи, не оценённые по достоинству большинством современников, теперь становятся по- настоящему востребованными историей, и их «избыточное разнообразие» могло бы составить каркас планетарного миропонимания.

Материальным фактором расшатывания идеологических установок становится широкое распространение компьютерных сетей с параллельным совершенствованием механизмов и языков представления информации. Под их влиянием линейное («книжное») мышление сменяется мышлением «мозаичным» и паллиативным. Разумеется, мозаичное мышление, формируемое современными средствами коммуникации, ни в коем случае не тождественно мышлению критическому. И всё же их роднит отторжение догматических схем, характерных для мифа. Поэтому «мозаизация» даёт дополнительный импульс развитию критического мышления, способности к скепсису, самоиронии и компромиссу. Что со средствами передачи информации совершенствуются и приёмы манипуляции сознанием, - не новость. Но это обстоятельство не должно обескураживать, поскольку, как мы видели (см. §1.1.1.4), в эволюционной динамике «хищник - жертва» вместе с контрсуггестивным иммунитетом растёт качество индивидуального и общественного сознания.

В социально-организационном плане развитие компьютерных сетей размывает границы государств, конфессий и региональных «цивилизаций»: интенсивность индивидуальных контактов всё менее определяется географическим фактором, подобно тому, как в мегаполисе с хорошо налаженной телефонной связью конфигурация контактов слабо зависит от района проживания.

Унификация культур, норм поведения и политических отношений сопровождается также рядом экономических, политических и технологических тенденций. В конце ХХ века было замечено, что децентрализация и регионализация власти, образование хозяйственных блоков, объединяющих области разных стран, ведут к образованию «многосторонних сетей с изменчивой геометрией обязательств, ответственности, союзов и субординации» [Кастельс 2000, с.508]. Смещение удельного веса товарной стоимости (равно, впрочем, как разрушительного действия оружия) с вещественной и энергетической к информационной составляющей превратит в анахронизм традиционные формы государственных границ, таможен и армий. Процессы федерализации с последующей конфедерализацией оставят в прошлом национальные государства, этнические и конфессиональные анклавы. Наконец, продвинутые версии интерфейса мозг-компьютер сделают информационное пространство земного шара настолько плотным и прозрачным, а технологии воспроизводства настолько обесценят генетическую принадлежность, что самоидентификация с отдельным родом лишится последнего основания - личность сможет окончательно почувствовать себя носителем общечеловеческой и даже космической истории...

Обсуждая перспективу размывания макрогрупповой идентичности, можно наблюдать забавный казус. Фундаменталисты любого толка, по самому характеру своего мировоззрения, ненавидят разнообразие, но самые грамотные из них, следуя духу времени, стали прибегать к тезисам о сохраняющей силе разнообразия и самоценности каждой культуры. Конечно, эта тема не оставляет равнодушными и глобалистов: «Будут ли когда-нибудь отмирать национальные культуры? И если им предназначено отмереть, увидим ли мы, наконец, образ хорошего общества? Или это будет новый ад роботизированного однообразия?» [Валлерстайн 2001, с.147].

Принципиальный ответ на вопросы такого рода даёт синергетическая модель и конкретно - закон иерархических компенсаций, раскрывающий эволюционную динамику разнообразностных параметров в сложной системе. Напомню, согласно этому закону, рост разнообразия на верхнем уровне иерархической структуры обеспечивается ограничением разнообразия на несущих уровнях.

В настоящем случае нижним, несущим уровнем становятся макрогрупповые культуры - «великие разлучницы» и факторы псевдовидообразования [Melotti 1985; Dennen 1999], постоянно подпитывающие идеологическую конфронтацию. Унификация базовых ценностей и норм поведения создаёт предпосылку для растущего разнообразия микрогрупповых культур, построенных на общности профессиональных интересов, увлечений, личных воспоминаний и т.д. и к тому же свободных от пространственной локализации. Последние составляют эволюционно высший ранг в структурной иерархии, поскольку формируются в неконфронтационной логике, остаются открытыми, легко переплетаются и не нуждаются в идеологической склейке.

Соответственно, социально-психологическим коррелятом социокультурного разнообразия является терпимость к малым различиям (ср. §2.2.1.2), дополняющая нетерпимость к принципиальным различиям. В последнем случае протест вызывает не непривычная внешность или странные идеи, а чуждое данной культуре поведение - например, убийство людей или животных, пренебрежение к гигиене, грубое насилие в семье и т.д. - то, что в §1.1.2.7 мы обозначили как конфликт исторических эпох.

На каждом этапе одни параметры терпимости/нетерпимости сменялись другими, равно как, по закону иерархических компенсаций, сменяли друг друга параметры социального разнообразия. Вектор ограничения физического насилия предполагает растущую способность к компромиссу и вместе с тем - готовность пресекать неприемлемые отклонения от принятой нормы отношений.

Поясню сказанное характерными примерами из культурной антропологии. Английская колониальная администрация в Индии обнаружила, что в группе племён существуют жертвенные рабы (так называемые мерия). Их выращивали, как скот, на заклание, и при определённых празднествах, накрепко привязав к жертвенному столбу, предавали жесточайшим физическим пыткам; считалось, что чем сильнее предсмертные муки и стенания жертвы, тем больше удачи это принесёт племени. Племена, в которых такого обычая не существовало, безразлично (терпимо) относились к жертвоприношениям соседей. Англичане же, узнав о кровавых оргиях, сочли своим долгом их пресечь, чем вызвали очередную вспышку активной ненависти к себе, а расчёт на то, что благодарные мерия, спасённые от страшной участи, станут союзниками и помощниками колонизаторов, не оправдался [Шапошникова 1968; Каневский 1998]. С ещё большими трудностями были сопряжены попытки уничтожить страшную традицию самоубийства и убийства вдов и т.д.

В Австралии учёные и правозащитники дискутировали о том, правомочны ли европейские переселенцы пресекать традиционное людоедство, распространённое среди аборигенов. Решающим импульсом стала эпидемия специфической «болезни куру» в конце 1950-х годов: смертоносный вирус, передающийся через человеческое мясо (особенно мозговое вещество), грозил полностью уничтожить крупную популяцию туземцев в Новой Г винее, бывшей тогда австралийским протекторатом. Правительство не могло равнодушно допустить гибель аборигенов (шла уже вторая половина XX века!) и сменило терпимость к коренной традиции на активное вмешательство [Diamond 1999].

Поскольку в эпицентре конфессиональных, этнических, классовых и прочих макрогрупповых культур более или менее зримо присутствует образ врага, сценарий выживания планетарной цивилизации допускает сохранение только их карнавальной стороны с выхолощенным содержанием. Это полезно понимать энтузиастам утопических программ возрождения этнических традиций. Лишив племена апачей возможности регулярно «выходить на тропу войны», бледнолицые братья вырвали из их культуры вместе с жалом и душу. После этого культуру можно поддерживать посредством внешних ритуалов, сувенирных поделок и театрализованных представлений, но её мировоззренческие основания, вместе с концентрированным в них историческим опытом, остаются достоянием коллективной памяти человечества.

Такова в радикально неконфронтационном мире судьба любой макрокультуры, каким бы изысканным фасадом ни маскировалось её острие. Образование планетарного сознания предполагает, что легендарные образы воителей, грозные крепости, ощетинившиеся пушечными жерлами, и прочий романтический антураж вместе с всецветными боевыми знамёнами перестанет служить потенциалом мобилизации «коллективного духа» и сохранится в функции исторически нейтральных достопримечательностей.

Нивелирование культур и потеря макрогрупповой идентичности не могут проходить безболезненно. Однако, на мой взгляд, представление о религии и «складе национальной психологии» как константах, которые «без открытого насилия или давления власти... изменить нельзя» [Акимов, Яковлев 2012, с.208], недооценивает механизм исторической перестройки коллективного мироощущения через включение в новые информационные сети. Мы видим, что от того, насколько эффективен этот механизм, может зависеть судьба планетарной цивилизации. Степень же его эффективности не в последнюю очередь определяется своевременным пониманием задачи и готовностью подняться над ностальгическими эмоциями. Касаясь эмоциональной стороны дела, уместно использовать парафраз известного высказывания У. Черчилля: кто не сожалеет об уходящих национальных культурах, у того нет сердца, а кто пытается их реанимировать, у того нет головы...

Сказанное о национальных культурах тем более справедливо в отношении культур конфессиональных, особенно - богооткровенных. В последние десятилетия публичная риторика клерикалов подстраивается под новейшие гражданские ценности: иерархи традиционных конфессий дружно вещают о неприятии войн, смертной казни, педофилии, абортов и прочих неодобряемых современной западной культурой явлений. В этом присутствует изрядная доля лукавства, поскольку смена ценностей построена не на критике основ (каковая обрушила бы всё здание), а на наивности адептов. Последним часто невдомёк, что совсем недавно войны одна за другой освящались1, казни и пытки поощрялись, вступление в брак благословлялось с двенадцати лет [Пушкарёва 2009], избавление от больных или ненужных детей («постнатальные аборты», о которых рассказано в §1.1.1.5) считалось частным делом родителей и т.д. В любом случае, приветствуя такое веяние в религиозной риторике, надо понимать, что оно заведомо неустойчиво. Как показано в §2.2.1.2 со ссылкой на выводы религиоведческих исследований, заявления в том духе, что все религии имеют равное право на Истину, логически и психологически несовместимы с верой в Богооткровение, а потому могут носить лишь временный и конъюнктурный характер.

Рассматривая перспективную альтернативу, Э. Тоффлер ещё в 1980 году указал на то, что с развитием сетевых структур размывается классическое различие между большинством и меньшинством. Согласно его прогнозу, большинство станет складываться из многочисленных меньшинств, и это изменит характер профессиональной политической деятельности: автор предвидел формирование временных «модульных» партий, отражающих гибкие групповые образования, и выдвижение «мини-мажоритарных» политиков [Toffler 1980].

Сегодня такие прогнозы выглядят несколько поспешными, но, по наблюдению Дж. Коутса, становящийся «мировой средний класс» формирует светские альтернативы традиционным религиозным верованиям [Coats 1994]. Согласно новейшим социологическим данным, несмотря на реанимацию религиозных настроений и всплески фанатизма в ряде регионов, заставившую говорить о «религиозном ренессансе», в целом приверженность людей религии в современном мире уменьшается [World... 2012; Коротаев и др. 2012]. Но не следует игнорировать и другое обстоятельство: специально организованные психологические эксперименты [Subbotsky 2011] показывают, что от бессознательной веры в магию несвободны даже самые решительные рационалисты - инфантильные влияния в человеческой психике, возможно, неустранимы, к чему мы вернёмся в гл.2.2.2.

Противоречие двух тенденций - всплеск фундаментализма, «религиозный ренессанс», с одной стороны, и глобализация с размыванием макрогрупповых размежеваний, с другой стороны, - составляет лейтмотив нынешнего этапа мировой истории. Если оно разрешится в пользу планетарно-космического сознания, то в середине XXI века «глобальные» проблемы будут выглядеть совсем иначе (одной из стержневых может стать отношение «естественного» и «искусственного» интеллекта). Если же возобладает идеологическая тенденция, то те натуралисты, которые прогнозируют «естественный» ход событий на Земле и во Вселенной, едва ли сами возрадуются своей горькой правоте.