Главным интеллектуальным оружием в теологических поисках и спорах был метод схоластики (от греч. scholastikos — школьный). Школьное знание в те времена (да и не только тогда) было направлено не столько на поиск нового, сколько на закрепление того, что подавалось как нечто незыблемое, как догма. Так и схоластика ставила целью поиск аргументов в пользу положений, принимаемых религией. Многие проблемы, обсуждаемые средневековыми схоластами, выглядят сейчас не просто курьезными, но и абсурдными. Так, споры шли о том, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы. А вот совсем не простой вопрос: «Поскольку Бог всемогущ, то в состоянии ли он создать столь огромный камень, что и сам не смог бы его поднять?» Тем не менее обсуждение даже подобных вопросов оказывалось стимулирующим для развития логики, которая очень высоко ценилась. Схоластический метод выступал в роли средневековой диалектики и логики, разрабатывал своеобразные алгоритмы индуктив ных и дедуктивных умственных конструкций. Так, философ-схоласт Раймонд Луллий (1235-1316) с целью подачи христианского вероучения в стройном, систематизированном виде сконструировал «логическую машину». Действуя по принципу использовавшегося еще не так давно арифмометра, она могла комбинировать не только «божественные качества», но и их воплощения в природе, выводить логические умозаключения как таковые. Схоластика требовала ясности и точности понятий. Конструктивную роль в выяснении статуса и происхождения понятий сыграл чисто схоластический, на первый взгляд, спор номиналистов и реалистов о том, существуют ли общие понятия, идеи объективно, «реально» (в высшем разуме) или же это простые, нами же данные названия (nomine). Имея прямое отношение к развитию логики, этот спор в поисках «золотой середины» позволил английскому философу У. Оккаму (1285-1349) так сформулировать свой знаменитый принцип {«бритва Оккама»): «Не умножать сущности сверх меры» (т. е. не прибегать к объяснениям неизвестного через «дурную бесконечность» все новых понятий, пока не исчерпаны возможности уже существующего понятийного аппарата). В более доступной форме ту же мысль высказал Гуго Сен-Викторский: «Не умножай боковые тропинки, пока не пройдешь по главному пути». Серьезный вклад в развитие логики и философии внесли такие философы Средневековья, как И.С. Эриугена (810-877), П. Абеляр (1079-1142), Альберт Великий (1193-1280), Р. Бэкон (1214-1294), Дунс Скот (1266-1308). При непоколебимости религиозных догматов значительный простор для мысли сохранялся в комментариях, систематизации и толкованиях, вполне естественных для средневековой мысли. Огромное эвристическое значение (от греч. heureka — поиск, открытие) имел так называемый метод «воображаемых допущений». Его использование позволяло, например, «чисто теоретически» обсуждать вопрос, противоречит ли самой логике допущение вращения Земли вокруг Солнца. Итог этих схоластических дискуссий («нет, не противоречит»), известный Копернику, оказался очень кстати при создании его гелиоцентрической системы. Была признана логическая допустимость не только движения Земли, но даже бесконечной Вселенной. Последняя идея, будучи опять-таки порожденной объективным ходом развития механики, находила вполне убедительную аргументацию: конечная Вселенная есть конечное благо, меж тем как Бог, воплощенный в своем творении, бесконечно благой. Новая для науки мысль о вечности мира (совечности Богу) обосновывалась тем, что, если Бог сотворил мир, значит, ему чего-то недоставало (Аверроэс). Была реабилитирована идея пустоты (как «ничто», из коего Бог сотворил мир). Конечно, церковь сохраняла бдительность к подобным «играм ума». Так, в 1277 г. парижский архиепископ Этьен Тампье наложил запрет на 13 тезисов аристотелевско-аверроистского толка, приписываемых Сигеру Брабантскому. Самое интересное, однако, то, что, осуждая положения о вечности мира, о влиянии на земные дела законов небесных тел, Э. Тампье в то же время допускает (вопреки Аристотелю) существование множества миров, возможность движения совокупности небесных сфер. Это даже дало основание историку науки П. Дюгему назвать 1277 г. «датой рождения современной науки». К важнейшим результатам приводил пересмотр аристотелевского деления движений на естественные и насильственные (как противоречащего христианской теологии, где все — «от Бога»). Тогда и механика рассматривалась не как «искусство перехитрить природу», но как наука, подобная физике, что, в частности, позволяло оправдывать эксперименты.