Динамика психической деятельности и «логика» бессознательного конфликта

В противоположность теоретикам, которые причину человеческого поведения пытались отыскать во внешней среде, вызывающей ответную реакцию человеческого организма, основатель психоанализа обратился к внутренним стимулам, под воздействием которых, по его мнению, приходят в движение все психические процессы, обусловливающие мотиваци- онную структуру поведения человека. Осознавая, что внутренние движущие силы, скрытые от взора познающего субъекта, невозможно обнаружить при помощи умозрительного расчленения психических процессов на составляющие их элементы, Фрейд попытался найти некоторые исходные теоретические посылки и сформулировать условные допущения, соответствующие, с его точки зрения, тому эмпирическому материалу, с которым приходится иметь дело при изучении мотивов поведения человека. Наиболее приемлемым в этом смысле Фрейду представлялось понятие бессознательного влечения, которое он в качестве условного допущения и положил в основу мотивации поведения человека.

Фрейд далеко не первый подошел к рассмотрению влечения в качестве основной движущей силы поведения человека. Начиная с древнегреческой философии и вплоть до XX столетия предпринимались самые разнообразные попытки обоснования аналогичного взгляда на сущность человеческого поведения. Аристотель одним из первых попытался рассмотреть влечение как основу деятельности человеческой души. Однако, сопоставив значение влечений, стремлений и ума в душе человека, он пришел к заключению, что главным двигателем человеческой души является не ум, не влечение, а такая способность души, которая называется стремлением К осмыслению роли влечений не раз обращались такие мыслители, как Декарт, Локк, Спиноза, Кант, Гегель. Наиболее близкой фрейдовскому подходу была позиция Спинозы. Согласно его взглядам, влечение есть не что иное, как «самая сущность человека»: природа человека такова, что именно благодаря влечению происходит сохранение его как вида, и, следовательно, «человек является определенным к дейст- вованию в этом направлении» 38. В спинозовской трактовке влечения, таким образом, содержатся все элементы, которые позднее легли в основу психоаналитической концепции Фрейда: представление о влечении как движущей силе человеческого поведения; мысль о том, что сердцевиной влечений являются такие стремления, которые направлены прежде всего на сохранение человеческого вида. Разумеется, это не дает оснований считать, что Фрейд именно от Спинозы воспринял идеи о важной роли влечений в поведенческой деятельности человека. К таким выводам он пришел прежде всего на основе изучения симптомов невростении Но вполне возможно, что и соответствующие философские идеи и теории, в том числе идеи Спинозы, оказали определенное влияние на Фрейда. Ведь известно, что основатель психоанализа неоднократно ссылался на Шопенгауэра, указывая на сходство своих теоретических положений с рассуждениями немецкого философа.

При всем этом проблему влечений, которая была объектом размышлений многих мыслителей прошлого, Фрейд не просто поставил в центр своих психоаналитических концепций Через призму бессознательных влечений он попытался рассмотреть как поведение отдельного человека, так и всю историю развития человечества.

Выдвинув гипотезу о бессознательных влечениях как основе мотивационного поведения человека, Фрейд задался целью выявить так называемые «первичные влечения», составляющие ядро бессознательного Он долгие годы посвятил исследованию данной проблемы, постоянно внося коррективы в понимание природы «первичных влечений». Но проблема «первичных влечений» оказалась камнем преткновения как для Фрейда, так и для его последователей Вся история психоанализа в этом плане служит наглядной иллюстрацией опровержения первоначальных теоретических допущений его основателя. Именно в этом пункте обнаружились серьезные расхождения между Фрейдом и такими приверженцами фрейдизма, как А. Адлер, К. Юнг, В. Рейх, К Хорни, Э. Фромм.

В качестве основы «первичных влечений», движущей силы бессознательного, Фрейд первоначально принял сексуальные влечения, которые, как он ошибочно полагал, являются не только причиной возникновения невротических заболеваний, но и мощным стимулом творческой деятельности психически нормального человека и культурных достижений общества.

Фрейд был убежден, что симптомы невротических заболеваний следует искать в остатках и символах воспоминаний о сексуальных переживаниях, которые будто бы имеют место в детском возрасте каждого человека. Эти забытые переживания детства не исчезают, по Фрейду, автоматически, а оставляют неизгладимые следы в душе человека, и только раскры- тием и переведением в сознание этих следов воспоминаний можно добиться устранения болезненных симптомов 39 Отсюда — особая психоаналитическая процедура лечения невротиков, которая определяется Фрейдом как своего рода продолжение воспитания и направлена на устранение остатков детства.

Учение о сексуальной этимологии неврозов переросло затем у Фрейда в более общую теорию, согласно которой сексуальные влечения принимают самое непосредственное участие в творчестве высших культурных, художественных, этических, эстетических и социальных ценностей человеческого духа.

Сам же Фрейд за подтверждением своей гипотезы обратился к мифологическим сюжетам, художественным и литературным памятникам истории, в частности к древнегреческому мифу о царе Эдипе. Миф рассказывает о трагической судьбе Эдипа, который убивает царя Фив, не ведая, что это его отец, и, став царем, женится на своей матери. Когда же ему открылась истина, то, мучимый сознанием тяжкой вины, Эдип ослепляет себя. В этом мифологическом сюжете Фрейд усматривает не только доказательства того, что сексуальные влечения являются основой деятельности человека, но и подтверждение идеи о существовании тех сексуальных комплексов, которые якобы с детства заложены в человеке. Так родился известный фрейдовский постулат об извечно существующем «эдипове комплексе», согласно которому мальчик постоянно испытывает влечение к матери и видит в отце своего соперника. Под углом зрения инфантильных сексуальных влечений, кровосмесительных желаний Фрейд и рассматривает такие феномены как человеческую способность к образному мышлению, фантазии, творческую деятельность художников и даже поведение людей в обществе.

Разумеется, фрейдовская интерпретация- сексуальных влечений не имела ничего общего со строго научным подходом к проблеме. Об иллюзорности доводов Фрейда свидетельствует уже сам факт обращения к мифологической аналогии.

В рассуждениях философов, которые еще задолго до Фрейда задумывались над тем, какую роль играют влечения в человеческой жизнедеятельности, явственно обнаружились две тенденции: одни говорили о сексуальных влечениях как движущем начале человека, сводя к ним всю человеческую любовь, другие давали более широкое толкование понятию любви, принимая любовные влечения за первооснову всего сущего. К первым может быть отнесен А. Шопенгауэр, ко вторым — древнегреческие мыслители, включая Платона, а также JI. Фейербах, для которого любовь представляла собой единство мышления и бытия.

Фрейдовское представление об «инстинкте жизни» и «инстинкте смерти» как основных бессознательных влечениях человека, предопределяющих его жизнедеятельность, напоминает ту картину, которая была описана Эмпедоклом в его трактовке двух противоположных сил, приводящих в движение все живое. Одна из этих сил именуется греческим философом Любовью, Дружбой, другая — Враждой, Ненавистью Этим полярным силам Эмпедокл дает также мифологические имена, называя их соответственно Афродитой и Аресом. Кстати сказать, на близость своей психоаналитической теории инстинктов с эмпедокловской философией в последние годы жизни указывал и сам Фрейд, который назвал Эмпе- докла «одной из величайших и наиболее выдающихся фигур в истории греческой цивилизации» 41.

Предположение о существовании в человеческом существе такого инстинкта, который он назвал «влечением к смерти», Фрейд выводит из эволюции всего живого, которое, достигнув органического бытия, вследствие внутренних причин со временем умирает и возвращается к неорганическому состоянию Все остальные влечения, включая и влечение к сохранению жизни, рассматриваются основателем психоанализа как обеспечивающие живому организму собственный путь к смерти: эти «сторожа жизни», по Фрейду, были первоначально слугами смерти, поскольку «целью всякой жизни является смерть» 42.

Подобные противоречащие науке рассуждения Фрейда вполне укладываются в рамки философских размышлений о сущности жизни и смерти, которые характерны для современного экзистенциализма, а также присутствуют у некоторых мыслителей прошлого. Если вспомнить изречение Шопенгауэра, что «смерть, бесспорно, является настоящей целью жизни...»43, то его сходство с высказыванием основателя психоанализа настолько тесное, что этого не мог не признать и сам Фрейд: он как бы с удивлением отмечал, что, выдвигая постулат о внутренней закономерности смерти, невольно попал «в гавань» философии Шопенгауэра.

Фрейдовское предположение о существовании «влечения к смерти» относилось к тем его гипотети- чесним построениям и допущениям, на которых покоилось психоаналитическое учение, окончательно сложившееся в 20-е годы. Но именно оно является одной из наиболее мрачных и неубедительных гипотез в творческом наследии основателя психоанализа, в котором, несмотря на его замысел создать строго научную психоаналитическую теорию, не только не проводятся последовательно принципы научной объективности, но отчетливо видны элементы субъективной предвзятости. Что же касается постулата об «инстинкте смерти», то он вызвал, пожалуй, самую резкую критику даже среди буржуазных теоретиков К

Коррективы, вносимые Фрейдом в понимание природы «первичных влечений», неудовлетворенность первоначальными своими гипотезами о сексуальных инстинктах как движущей силе человеческого поведения объяснялись все же не столько тем, что психоанализ еще при жизни Фрейда был подвергнут резкой критике за «пансексуализм», сколько тем, что при исследовании неврозов Фрейд был вынужден выйти за рамки чисто «природного» толкования психических процессов. В более поздних работах он обращается к социальным и культурным аспектам жизни человека в буржуазном обществе и ставит вопрос о социальной обусловленности неврозов.

Рассматривая развитие отдельного человеческого индивида и цивилизации в целом как арену борьбы между Эросом и Танатосом, Фрейд неоднократно подчеркивал, что подобное понимание является не более чем гипотезой, выдвинутой для того, чтобы как-то объяснить загадку жизни. И как всякая гипотеза, оно, следовательно, может быть опровергнуто новыми открытиями науки. Биология в этом отношении представлялась Фрейду царством неограниченных возможностей: нельзя предсказать, какие поразительные открытия она принесет и какие ответы на заданные психоанализом вопросы она даст через несколько десятков лет, быть может, как раз такие» что «все наше искусное здание гипотез распадется» 44. Казалось бы, подобное признание Фрейда свидетельствует о том, что он готов отказаться от тех теоретических допущений, которые опровергаются данными науки, Однако на деле поступить так он не смог. Все его коррективы носили частный характер, замыкались на различном понимании природы «первичных влечений» и не касались того допущения, согласно которому бессознательные влечения составляют скрытую сущность жизнедеятельности человека, то есть не затрагивали основ психоаналитического учения Со всеми поправками бессознательное влечение оставалось для Фрейда тем краеугольным камнем, который лежал в фундаменте психоанализа.

Но как раз именно этот постулат и является не только недоказанным, но и по существу ошибочным. И дело, конечно, не в том, что бессознательные влечения как таковые не существуют или не оказывают никакого влияния на человека Их существование и значение для жизнедеятельности человека бесспорно. Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является, как указывал Ф. Энгельс, производство и воспроизводство непосредственной жизни, то есть «производство самого человека, продолжение рода» Однако бессознательные влечения, участвующие в этом процессе, составляют только одну его сторону, причем далеко не доминирующую. Поэтому глубоко ошибочно переоценивать их значение в жизни отдельного человека и тем более в историческом развитии человечества, как это имеет место в психоаналитическом учении Фрейда.

По замыслу Фрейда, раскрытие природы бессознательных влечений должно было способствовать пониманию динамики и способа функционирования всех психических процессов. Согласно его предположению, человеческая психика функционирует по своим собственным законам: ее деятельность автоматически регулируется «принципом удовольствия», направляющим бессознательные влечения в русло получения максимального удовольствия. То, что не доставляет удовольствия, отвергается психическим аппаратом, который как бы блокирует все другие выходы психическим актам, ориентируя их только в том направлении, где возможно достижение удовольствия.

Заметим, что фрейдовский «принцип удовольствия» явился еще одним теоретическим построением, которое ставит психоанализ в непосредственную связь с философией. Примечательно, что в этом пункте даже сам Фрейд, который не раз протестовал против того, чтобы психоанализ зачисляли в ранг философии, не отрицает своей причастности к ней.

Сформулированный им «принцип удовольствия» совпадал с философскими идеями мыслителей гедонистической ориентации, которые стремление к наслаждению, удовольствию рассматривали как основной принцип поведения человека Гедонистическое учение, в частности, лежало в основе этики киренаи- ков (Аристипп и его последователи), которые считали, что смысл жизни заключается в удовольствиях, доставляемых чувственными наслаждениями В отличие от киренаиков Эпикур видел удовольствие не в чувственных наслаждениях, а в отсутствии страданий, достижение чего возможно лишь на основе развертывания духовных качеств человека. Он акцентировал внимание на духовном наслаждении, критикуя взгляды тех мыслителей, для которых чувственные удовольствия были превыше всего. В дальнейшем проблема соотношения удовольствия и неудовольствия, наслаждения и страдания затрагивалась многими философами. Можно предположить, что, выдвинув «принцип удовольствия», Фрейд полностью примкнул к той философской традиции, в русле которой сложилось гедонистическое понимание человека. Однако это не так Гедонизм прошлого покоился на рационалистических установках, согласно которым стремление человека к удовольствиям и достижению их сопровождается не разгулом бессознательных страстей, а деятельностью человеческого разума Действие же выдвинутого Фрейдом «принципа удовольствия» происходит на уровне бессознательных влечений человека. Это изначально заданная, внутренне присущая каждому человеческому существу программа функционирования бессознательных психических процессов, которая не только не распространяется на сознательную деятельность человека, но и нередко проти- воречит ей, совершенно не вписываясь в установки сознания.

Но функционирование человеческой психики по принципу получения максимальных удовольствий имеет, по Фрейду, и обратную сторону, заключающуюся в том, что, во-первых, удовлетворение происходит только в рамках самой психики, без выхода за ее пределы, и, во-вторых, оно сопровождается непредвиденными страданиями, ибо, как отмечал в свое время еще Эпикур, человек имеет потребность в удовольствии лишь тогда, когда страдает от его отсутствия, а в ином случае он не нуждается в удовольствии. Так Фрейд приходит к мысли, что в человеческой психике наряду с «принципом удовольствия» формируется такое самоорганизующее начало, функциональная деятельность которого сообразуется уже не только с запросами человека, но и с условиями внешней реальности. Этот новый принцип—«принцип реальности» — выступает некой противодействующей силой «принципу удовольствия», которая вносит соответствующие коррективы в протекание психических процессов.

С введением нового принципа психической деятельности Фрейд как бы признал психологическое значение внешнего мира, включив его в остов своих психоаналитических концепций Тем самым открывался простор для исследования как внутрипсихиче- ских процессов, так и внешних культурных и социальных структур, которые откладывали отпечаток на функциональную деятельность человека.

Фрейдовский «принцип реальности» предполагал, что для человека представляется важным не то, что приятно и доставляет ему удовольствие, а то, что действительно, реально, даже если оно и неприятно. Подобно тому как стремящийся к удовольствию человек руководствуется желанием получить удовольствие и избежать неудовольствия, так и придерживающийся «принципа реальности» ориентируется на поиск пользы и путей, застраховывающих его от вреда Разумеется, Фрейд был далек от мысли, что психоаналитический «принцип реальности» устраняет всякую возможность получения человеком удовольствия. Нет, этот принцип не исключает конечной це- ли — достижения удовольствия, он лишь отодвигает возможность непосредственного удовлетворения, ведя окольными путями к удовольствию: мгновенное— значит, и неполное — удовольствие устраняется для того, чтобы обеспечить человеку более надежное, хотя и отсроченное удовлетворение. Таким образом, фрейдовский «принцип реальности» является не чем иным, как модификацией «принципа удовольствия», программное действие которого сохраняет свою значимость для функциональной деятельности человека.

Исходя из описанного выше соотношения между «принципом реальности» и «принципом удовольствия», Фрейд соответствующим образом истолковывает и возникновение конфликтных ситуаций между сознанием и бессознательным: психический аппарат не всегда в состоянии согласовать деятельность «Оно», руководствующегося «принципом удовольствия», с деятельностью «Я», подчиняющегося «принципу реальности»; поскольку «принцип удовольствия» является господствующим в сфере бессознательных влечений, он часто берет верх над «принципом реальности», что, в свою очередь, неизбежно ведет к внутрипсихическим конфликтам.

Так структурно-функциональный анализ личности привел Фрейда к признанию трагичности человеческого существования: сложные взаимосвязи между различными пластами личности, принципами функционирования человеческой психики, влечения одновременно к созиданию и разрушению, стремления к продолжению жизни и уходу в небытие — все это во фрейдовской интерпретации человека служило подтверждением тех непримиримых антагонистических отношений, которые якобы существуют с момента рождения человеческого существа и до самых последних лет его жизни между сознанием и бессознательным, разумом и страстями. 3. Фрейд постоянно напоминает, что человек вынашивает в себе такие глубокие переживания, драматическая развязка которых нередко приводит личность не только к новым страданиям, но и к полной духовной опустошенности.

Констатируя антагонистические противоречия в психике личности, беспрерывную борьбу в ней между сознательными и бессознательными силами,

Фрейд в известном смысле разделяет убеждения тех мыслителей, которые задолго до него выразили аналогичные взгляды. Мысли Паскаля, например, изложенные им еще в XVII столетии, созвучны в этом плане рассуждениям основателя психоанализа. Паскаль пишет о междоусобной войне между разумом и страстями, которая постоянно идет в человеке. «Междоусобица разума и страстей в человеке Будь у него только разум .. Или только страсти... Но, наделенный и разумом и страстями, он непрерывно воюет сам с собой, ибо примиряется с разумом, только когда борется со страстями, и наоборот. Поэтому он всегда страдает, всегда раздираем противоречиями» В то же время Фрейд отразил эти процессы на материале именно своей эпохи. Ему, бесспорно, удалось в образных зарисовках обнажить конфликтные ситуации, драматичность и расщепленность сознания личности в условиях буржуазной цивилизации. Однако в своих теоретических выводах Фрейд неоправданно абсолютизировал эту расщепленность. Он настолько заострил проблему, что противоречия между сознанием и бессознательными влечениями индивида превратились у него в трагедию, извечно развертывающуюся в душе каждого человека и предопределяющую судьбу как отдельной личности, так и всего человечества в целом Таков объективный итог, к которому привели Фрейда его психоаналитические конструкции, итог, который во многом противоречит его оптимистическим первоначальным замыслам.