Гносеологический статус категории «политическое событие»

Политическое событие для Алена Бадью является тем, что составляет сугь политики. Именно событие позволяет мыслить политику, поскольку ни структура политики, ни смысл политического не фиксированы местом происходящего. Мыслить можно о том, что имеется. При этом политическое событие следует отличать от политического факта, последний лишь имитирует первое. Отсюда, «современное снижение политической рефлексии до поверхностности журналистики происходит, прежде всего, от смешения события с фактом» [Бадью, 2005, с. 53]. Событие является политическим, если материя этого события коллективна, а его истина виртуально универсальна, т. е. принадлежит всем. Политическое событие характеризуется бесконечностью ситуаций, т. е. сопряжено с множеством возможностей. Оно всегда представляет свободу и устанавливает меру избыточности силы государства. Именно когда события происходят, философия начинает играть здесь роль действенной мысли о политике: «Наиболее глубокие философские понятия говорят что-то наподобие следующего: "Если вы хотите, чтобы ваша жизнь имела смысл, очевидно, что вы примете событие, что вы будете находиться на расстоянии от власти и что вы определенно придете к своему решению." Это такая исто- рия, которая разными способами всегда рассказывается нам философией: находиться в исключении, быть в сути события; сохранять дистанцию от власти; принимать условия решения, какими бы отдаленными или трудными они ни были.

Ханна Арендт с присущей ей проницательностью относительно тенденций познания и их связи с политическим миром писала о различии между познанием того, что сделано самим человеком, и познанием события, которое вносит неопределенность в сферу человеческих дел. «Поскольку, во всяком случае в области человеческих дел, событие образует поистине фактуру действительности, составляя сверх того саму суть действительного, - писала она, - было бы крайне нереалистично как раз с ним-то и не считаться, т. е. не быть готовым к тому, что произойдет нечто не предусмотренное никаким расчетом» [Арендт, 2000, с. 393]. С этим, по-видимому, связано возрождение интереса к интер- претативному познанию, к истории и к методологии «case-study» в политической науке. В современной политике интересует сам по себе факт вместе с его значением и возникновением. Будем ли мы говорить о «формировании политического события» или «об обнаружении его смыслов», в любом случае нас будет интересовать его встроенность в связи и отношения действующих на политической сцене людей. С одной стороны, политическое событие является фактом политической жизни. Можно ли изучать его как «вещь»? Положительный ответ базировался бы на предпосылке его внутренней определенности и независимости. Но кто лучше знает об этом событии и понимает его смысл, тот, кто был его участником, или наблюдателем? Проблема писателя и читателя, художника и любителя живописи, политика и политического исследователя (философа или ученого) в этом отношении вновь актуализируется.

Сошлемся здесь на проработку эпистемологического содержания категории «события», проделанной применительно к французской историографии Полем Рикером [Рикер, 1998, с. 114-115]. Представляется, что она имеет более широкое значение и касается всего комплекса «исторических» наук, под которые подпадает и современная политическая наука.

В методологическом плане оппозиционность философии и науки в изучении политического события пытаются сегодня снять, формируя новые методологические комбинации, типа «научного реализма», «аналитического нарратива» или «нового институционального подхода».

Методология «научного реализма» (Рой Бхаскар и его последователи) пытается совместить каноны строго научного исследования с креативной ролью научного сообщества, которое является не источником политической субъективности, а моральной силой в про- грессивном поиске знания о реальном мире. Этот подход ориентирован на несводимость теорий к чисто обозреваемым верифицируемым утверждениям, на наблюдение как антропометрический процесс, на критику полученных наблюдаемых фактов, на связь науки, человеческого индивида и общества, на отсутствие непреодолимого разрыва между нормативными и описательными суждениями и т. д.

Методология «аналитического нарратива» (Роберт Бейтс, Барри Вейнгаст и др.) соединяют аналитические методы научного познания политики, связанные с теорией рационального выбора и теорией игр, и идеографическую традицию в социальных науках, которая, прежде всего, связывается ими с историей, где повествование, культурные контексты и структуры взаимодействия являются существенными для описания. Место данной методологии видится ими между идеографическим и номотетическим размышлением.

«Новый институциональный подход», разрабатываемый французскими социологами и политологами, делает акцент на принципе рациональности, модифицируя его значение в условиях современной неустойчивой модели развития в направлении соединения интер- претативности и рациональности. «Интерпретативная рациональность» играет роль объяснительного принципа современного мира политики с множеством смыслов и политических событий.