§1. Философия XIX-XX вв. и идейные основания национал- социализма
Если в основе итальянского фашизма можно обнаружить более -менее четкое философское основание - актуализм Джованни Джентиле, - то немецкий нацизм не имеет серьезного идейного базиса. О.Ю. Пленков в своей монографии о природе немецкого политического мифа утверждает, что национал-социализм «был силой без действительного исторического прошлого, спонтанным движением, порожденным уникальными социально - экономическими факторами» (Версальский мирный договор и Великий кризис 1929 года).330 Исследователь подчеркивает «несистематический, инструментарный, манипулируемый характер нацизма»331 332. Такая оценка представляется справедливой, но это не отменяет роли идейной среды. Национал-социализм, как и итальянский фашизм, опирался не на одну концепцию, но на колоссальную интеллектуальную традицию, из которой он имел возможность выбирать те идеи, которые больше ему подходили. Поэтому справедлива и другая мысль исследователя: что сама среда, сформировавшаяся в интеллектуальной жизни Германии к тому периоду, способствовала возникновению «коричневой чумы» . Идейные искания в немецкой интеллектуальной культуре, приведшие в результате к идеям национал-социализма, могут быть рассмотрены в широкой перспективе, как например, у венгерского неомарксиста Г.Лукача, который в своем стремлении высветить кризис в современной буржуазной философии записал в путь «от Шеллинга до Гитлера» едва ли не все заметные имена философской традиции Германии333 334 335. Мы ограничимся рассмотрением тех философских представлений, которые оказали непосредственное влияние на формирование национал-социализма. От романтизма к движению «Кровь и почва». Э.Нольте отсчитывал консервативную рефлексию от Французской революции 1789 г., которая стала эпизодом более масштабного процесса, начавшегося в эпоху Возрождения и определившего дух Нового времени. В понимании Нольте, консерватизм был ответом именно на эту - новую, свободную, либеральную - модель мышления, которая сформировалась под влиянием идеалов Просвещения. В позиции Лукача он видел «несомненно верное наблюдение, что с конца XIX века в Европе повсюду переменился духовный климат и что эта перемена стимулировала новое политическое направление, стремившееся -5 выйти из традиционных форм мировой политики» . Начиная отсчет консерватизма с христианского консерватизма Жозефа де Местра, Нольте обходит вниманием немецкий романтизм. Очевидно, что именно у романтиков мы встречаем целый ряд элементов, которые присущи консервативным течениям (как их понимал сам Нольте): прежде всего, антипросвещенческий иррационализм и неприятие нарождающихся идеалов среднего класса.336 Несмотря на то, что романтики были порождены революционным духом, и продолжали сохранять связь с ним, они явились своеобразным ответом Французской революции. Как справедливо подчеркивает исследователь романтизма Н.Я.Берковский, «если бы не эти [революционные] смещения, Фридрих фон Г арденберг не стал бы Новалисом - делал бы дворянскую карьеру, принятую в его семейном кругу, и остался бы в стороне от литературы и философии».337 Для романтиков характерен бунт против эпохи, который по сути своей схож с пониманием модернизма Р.Г риффином. Миф у романтиков - модернистский концепт, через него они стремятся передать возможность, цель. Романтик сознательно делает миф фантастичным, ведь только тогда он ведет его в пока еще скрытое (и потому только фантастичное) «вперед». «Покамест возможное остается возможным, оно играет, и игра сокращается или прекращается вовсе, когда возможное обретает себя как действительность, получает реальное направление, цель, обжимается со всех сторон действительностью, в среду которой оно вступило».338 Бертран Рассел так описывал эту особенность романтизма: «Он придал чрезмерное значение разуму и вместе с тем благочестивой надежде, что нам нужно только чуть более интенсивно приложить наш разум к решению насущных проблем, и все трудности будут разрешены раз и навсегда».339 Кстати, именно в этом «романтическом рационализме» стоило бы искать предпосылки для формирования глобальных утопий, как их понимал К. Мангейм340. Немецкие романтики начинали как крайние индивидуалисты, но пришли в итоге к противоположному - к народной общине, сделавшей личность частью неразрывной цепи традиций. Идеализации будущего просвещения оказалась противопоставлена идеализация прошлого. При этом именно романтики заложили почву для немецкого национализма. Идеи Гердера о национальном государстве и равенстве всех языков с началом сопротивления Наполеону превратились в идеи о собственной исключительности. Уже в 1806 г. Фихте в своих «Речах к германской нации» заявляет о том, что только немцы говорят на оригинальном языке, и только они могут достигнуть высшего совершенства341. Романтизм отверг комфорт, он идеализировал готовых к риску странников и нищих крестьян, далеких от цивилизации, но возвышенных духом. Отказавшись принять промышленную революцию, он обращался, прежде всего, к сельским сюжетам, и лишь затем, уже под влиянием марксистов, захватил слои пролетариата342 343. Впитав в себя националистические идеи, этот подход заложил основы идеологии «Крови и почвы», ставшей затем центральным концептом нацистов . Поэт и историк Питер Виэрек приводит в пример статью, появившуюся в журнале немецких национал- либералов в 1870 г., во время Франко-Прусской войны: «Гораздо проще принять однородную поверхностность французской цивилизации, несмотря на ее внутреннее разложение, нежели в полной мере оценить всю глубину немецкого духа [культуры]. Эта война продемонстрировала, что Германия никогда не может надеяться быть в полной мере понятой другими людьми - на это способны только немцы по крови»344. Подвести под эту идею была подведена и историческая база. В восприятии интеллектуалов, в античные времена именно Германия наиболее яростно сопротивлялась Риму, затем боролась против христианизации Карла Великого, начиная с XVI века продолжалось противостояние последователей Лютера и Папского престола, и, наконец, в XIX столетии немцы дали отпор Наполеону345. В 1918 году идея о противостоянии культуры и цивилизации получает теоретическое обоснование в работе Освальда Шпенглера «Закат Европы». Согласно Шпенглеру, культура возникает из стремления к самовыражению коллективной души народа. Родившись на фоне определенного ландшафта346 347 348 (здесь отчетливо угадывается нацистская концепция «крови и почвы»), «душа культуры» выбирает свой «первосимвол», из которого, как из эмбриона, формируются затем все ее органы и ткани. Она стремится выразить себя в архитектурных, художественных, языковых, политических, Л философских формах . Последняя неизбежная фаза культуры - цивилизация, которая суть выражение отмирания целого как организма, затухание одушевляющей его культуры. Стремясь к окончательному завершению, культура отчетливо выражает себя не в науке и философии, а в «жестких» формах архитектуры, техники, идеологии. Стадией цивилизации неизбежно -5 заканчивается любая культура, а прогресс оказывается заблуждением . Именно поэтому книга называется «закат Европы» - так Шпенглер провозглашает кризисный период, в который вошла западная культура. Сверхчеловек Ницше заменяет бога. Говоря о нацизме, нельзя не остановиться на фигуре Фридриха Ницше - еще одном великом наследнике философии немецкого романтизма. Безусловно, его концепция «сверхчеловека» имеет мало общего с идеями биологического превосходства, заложенными нацизмом. Цель Ницше - через тернии воспитать лучшего человека, вернуть его в состояние дискомфортной борьбы за существование, в которой только и возможно превозмочь самого себя. «Надо, чтобы ты сжег себя в своем собственном пламени: как же мог бы ты обновиться, не сделавшись сперва пеплом!» - пишет Ницше349. Нельзя отрицать, что эта идея (о приходе Нового Человека) стала центральным концептом фашистского модернизма Италии и Г ермании, однако сам Ницше имел в виду совсем не это. Его герои - одиночки, противостоящие толпе, а не наоборот, как это случилось в тоталитарных обществах. Именно Ницше констатировал смерть бога в западной философии: «Ну что ж! Вперед! Высшие люди! Только теперь гора человеческого будущего мечется в родовых муках. Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек», - пишет он в своем «Заратустре».350 Карл Ясперс, анализируя философию Ницше, подчеркивает ее диалектичность, противоречивость. Он демонстрирует, что борьба Ницше с христианством была мотивирована христианскими же импульсами: идеей линейности и всеобщности истории, универсальности знания, идеей единого духа.351 352 Еще одно противоречие: Ницше ниспровергает всю историю христианства, но готов обратиться к самым истокам. Христа он называл единственным подлинным христианином, а христианство - извращением его учения до -5 противоположности. И еще парадоксальный факт: Ницше презирал упадничество Христа, сознательно обрекшего себя на гибель, но о себе писал в тех же выражениях, а некоторые заметки подписывал как «Распятый»353 Отсылки к фигуре Христа постоянно встречаются в его черновиках и дневниковых записях.354 Тем не менее, подчеркивает Ясперс, отталкиваясь от христианских истоков, Ницше приходит к абсолютно нехристианскому вопросу: «как следует человеку управлять целым»? На место бога он ставит человека-творца. И тогда идея цельности мира разрушается. Ее заменяет хаос вариантов (история как экспериментальная мастерская), а центральное место, в конечном счете, занимает Ничто. 355 Удивительно, но мотивы тоски по потерянному христианству мы обнаруживаем и у одного из идеологов нацизма - Йозефа Геббельса. По признанию биографов, это был «великий циник», беспринципно вравший своему народу, даже когда дни Рейха были сочтены. Однако между жизнью Геббельса до и после вступления в нацистскую партию существовал колоссальный разрыв, на который указывает исследователь нацистской пропаганды Р. Герцштейн356 357. Истовый романтик и неудачник, тщетно искавший применения своему идеализму - так характеризует Геббельса -5 биограф . Отец его был убежденным католиком и мечтал, чтобы сын стал католическим священником. Тем интереснее содержание автобиографического романа Г еббельса «Михаэль», большей частью написанного еще в 1921 г., то есть до связи с нацистами. В этом тексте отражено типичное для эпохи разочарование в институте церкви. Г еббельс пишет, что современная ему молодежь выступает не против Бога, но против священнослужителей. В тексте Геббельс характеризует их как «трусливых конфессиональных прислужников», упрекает в том, что они желают «лишь обделывать выгодные им делишки». Он пишет, что его поколение утратило личную связь с Богом, что люди «ни холодны, ни горячи» и, в сущности, являются «наполовину христианами, наполовину идолопоклонниками». Для раннего Г еббельса народ без религии - всё равно, что человек без дыхания. При этом конфессионализм, как пишет автор, оттеснен в тыл и «со всем своим презрением терроризирует любое образование новой религиозной воли». Это новой воли, по мнению Геббельса, ожидают миллионы, но их тяга так и остается невоплощенной. «Не приспело ли наше время? Как бы хотелось в это верить. Однажды мы тоже проснёмся в религиозном величии», - надеется он. А в конце книги полностью приводит свои размышления в соответствие с идеями Ницше. Изнуренный работой на шахте, он словно бы рождается заново: «Я высекаю пламя! Я высекаю свет! Отныне я не человек. Я титан. Бог!». Представляется, что в этих размышлениях и Ницше, и Шпенглера, и раннего Геббельса выражен фундаментальный кризис, с которым столкнулась рационалистическая человеческая культура с наступлением эпохи Просвещения - кризис, несомненно, экзистенциальный, который можно было бы охарактеризовать как «тоска по смыслу». К. Ясперс называл эту ситуацию распадом бытия. В своем знаменитом эссе «Духовная ситуация времени» в 1931 году он констатирует: «Бога нет - таков все растущий возглас масс; тем самым и человек теряет свою ценность, людей уничтожают в любом количестве, поскольку человек - ничто»358 359. Немецкие романтики пережили этот кризис почти безболезненно, в сказочных грезах и размышлениях о силе творческого духа. Философия жизни была настроена более критично, а потому скоро вывела проблему на уровень метафизической трагедии. Первый шаг сделал уже Шопенгауэр, искавший внутреннее основание бытия, а наткнувшийся на несокрушимую волю к жизни, слепо Л обрекающую человека на вечные страдания . Второй шаг был за Ницше, довершившим процесс осознания кризиса емкой формулировкой о смерти бога. В этой интеллектуальной среде мы как раз и обнаруживаем ту самую «тоску по религиозности», о которой пишет юный Геббельс. Достаточно четко эту проблему выразил современник Шпенглера, немецкий философ Теодор Лессинг (Theodor Lessing, 1872-1933). По его мнению, вечный философский вопрос «что есть истина?» уже не актуален, куда важнее другой вопрос - «для чего истина?»360. Человек, которому приходится все время размышлять, подтачивает способность к действию, он запирает себя в мелкой, узкой, негероичной жизни. Тогда как все великое - требует страсти361 362. «Чем более зрелым становится человек, тем реже он испытывает воодушевление. Тем меньше сила его веры. Но разве вера, которая угасает под действием знания, как первобытные народы, соприкоснувшиеся с культурой, не составляет силу человека, единственное, что еще делает его жизнь выносимой? Создается впечатление, что высшая сила человека, созидание, в самом деле противоречит другой его силе, пониманию», - пишет 3 мыслитель. Понятие «культуры» у Лессинга ближе понятию «цивилизации» Шпенглера: культурой он обозначает «свет» разума, который помогает человечеству преодолевать природные вызовы. Но у всякого «огня», кроме «света», должно быть и «тепло», и это - «антикультура», чувство, которое по сути своей антиинтеллектуально. Получается диалектика: рациональная сфера «культуры» символически связана с государством, чувственная сфера «антикультуры» - с церковью. Ни одна из этих сфер не может считаться правдивой и правильной, но их борьба заполняет историю как противостояние общества и эго363. Г ероем «антикультуры» Лессинг считал и Ницше. «Ницше - первый отец будущей религии», - писал он364. По его мнению, из нехватки «тепла», из охватившей общество опустошенности интеллектуальными поисками «должна расцвести романтика! Новая, биологическая романтика Ницше. Ибо романтика - всегда бегство от трезвого настоящего, боязнь его»365. В 1919 году Лессинг опубликовал работу «История как придание смысла бессмысленному или рождение истории из мифа», в которой критикует объективность исторического процесса: «Вся история человеческого рода - это фантазия. Вся последовательность событий в ее полотне сплетена с оглядкой на вымышленные идеалы»366 367. С одной стороны, людям история дает возможность преодолевать хаос и спасаться от мрачной действительности. С другой, для правителей она является средством осуществления власти. Так рождается новая мифология. Содержательно она не никак не связана с объективной реальностью и не допускает верификации. Таким образом, идеология (Лессинг употреблял именно это понятие для комплекса политических мифов) насаждается по праву сильного - теми, кто победил своих политических противников . Гитлеровский режим расправился с прозорливым мыслителем: в 1933 году философ перебрался из Германии в Чехию, но в том же году был убит в своем кабинете по заказу национал - социалистов. Мифы «консервативной революции». В ходе Первой мировой войны идейный кризис в Германии дополнил кризис социально-политический. После Ноябрьской революции появляется целый ряд деятелей, общим местом идеологий которых были антилиберальные, антикапиталистические и антизападные настроение. Начиная с 1950-х годов, принято определять их как движение «консервативной революции»368 Вместо того, чтобы легитимировать себя или совершить попытку реставрации монархии, его идеологи ушли во внепарламентскую политическую оппозицию. Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация, когда правая - консервативная - часть политического спектра выступила в необычной для себя роли двигателя революционных изменений369 370. Хотя позже участники движения «консервативной революции», как правило, не поддерживали Гитлера, сформированные ими идеи и мифы заложили базу для идеологии национал-социалистов. Ярким примером может служить мифологема «Третьего рейха», которую в одноименной книге в 1923 г. сформулировал немецкий писатель Артур Мёллер ван дер Брук (Arthur Moeller van den Bruck, 1876-1925). В целом работа посвящена критике либерализма, которой автор противопоставляет немецкий консерватизм и национализм. По его мысли, Рейх будет третьим по счету (после Священной Римской империи и государства Бисмарка) и по политическому признаку - как альтернатива буржуазной и коммунистической системам на западе и востоке371. С именем Мёллера Ван дер Брука связан один из мощнейших идеологических концептов национал-социализма - миф о тысячелетнем рейхе, который на самом деле имеет сугубо христианские корни (тысячелетнее правление Христа, после которого наступит Страшный суд и конец истории). Сам Мёллер Ван ден Брук не скрывал мистического отношения к этой идее: «Идея Третьего рейха есть идея мировоззренческая, выходящая за рамки действительности. Не случайно все представления, возникающие в связи с этим понятием, в связи с самим названием „Третий рейх“... на редкость туманны, полны чувства, неуловимы и абсолютно потусторонни»372. В молодости Гитлер интересовался идеями Мёллера, однако интерес не был взаимным, так что нацисты предпочитали лишний раз не вспоминать об авторстве мифа. Формально тысячелетний Рейх был провозглашен в 1934 г., когда Гитлер произнес историческую фразу: «Эта революция достигла без исключения всего, что от нее ожидали... В ближайшие тысячу лет новых революций в Г ермании не будет!»373 374 375 Одним из крупнейших деятелей «консервативной революции» считается Эрнст Юнгер (1895-1998). Легендарный герой-фронтовик и писатель, имевший огромную популярность в Германии. А.Камю называл его «единственным человеком высокой культуры, придавший нацизму -5 видимость философии» . Его отношение к национал-социализму претерпело некоторую эволюцию. Поначалу Юнгер увлекся идеями национал-социализм и в 1920-е годы живо приветствовал Гитлера. Но уже с 1933 г. он отошел от НСДАП, а его роман 1939 г. «На мраморных утесах» считается .... 4 завуалированной критикой нацизма . Своим романтическим порывом биография Юнгер напоминает жизненный путь Габриэле Д’Аннунцио. В 1913 году, буквально на пороге получения аттестата зрелости в школе, Юнгер переплывает Рейн и записывается добровольцем воевать в Алжире, хотя вскоре возвращается по настоянию отца. Впрочем, уже через год начинается Первая Мировая война, в ходе которой Юнгер был 17 раз ранен, получил редкий военный орден «Голубой Макс» и вообще зарекомендовал себя как легендарный герой - фронтовик. Позже он много писал о войне в своих книгах, подавал ее как особую реальность, позволявшую человеку открыть новое измерение духа376. Тогда же Юнгер увлекается идеями правого толка и вскоре стал одним из идеологов немецкого течения «нового национализма» (традиционно к нему также относят Э.Никиша и К.Шмитта). Формулировки его публицистических работ 1920-х годов достаточно размыты. Национализм понимается как «движущая воля», или как «воля жить среди нации как сверхординарной сущности, существование которой является более важным, чем существование индивида», также как «воля быть сопричастным к нации, воспринимаемой и чувствуемой всеми силами и средствами, находящимися в нашем обладании»377 378 379. Принципиально новое развитие идеи сопричастности коллективному целому получают в работе «Рабочий. Господство и Гештальт» (1932). Юнгер отнимает у понятия «рабочий» его социологический смысл. Для него это новый тип человека, готового преображать (мобилизовать) мир. Рабочий был воспитан в ходе непосредственного столкновения со стихией Первой Л мировой войны, это «наследник непобежденного солдата» . Рабочий противопоставляется «бюргеру» - типу человека, взращенному западным капитализмом. Бюргер категорически не готов принимать ничто стихийное (лежащее за пределами разума, трансцендентное человеку). «Никогда бюргер не почувствует побуждения добровольно встретить свою судьбу в борьбе и опасности, ибо стихийное лежит за пределами его круга, оно неразумно и тем -5 самым просто безнравственно» . Ключевым для понимания концепции Юнгера является понятие «гештальт», через которое он пытается придать онтологическое основание той силе коллективного единства, которую прежде обнаруживал в нации.380 Это своего рода коллективная душа и память, живущая в каждом и одновременно наполняющая энергией и связывающая с универсальным порядком вещей381. По мысли Юнгера, с концепцией христианской души гештальт имеет «общего не больше, чем между этой душой и античными изображениями богов»382 383. Тем не менее, в тексте гештальт связывается с преодолением смерти: «Между телом в секунду смерти и трупом в следующую секунду нет ни малейшей связи; это проявляется в том, что тело объемлет больше, нежели сумму своих членов, тогда как труп равен сумме своих анатомических частей. Ошибочно думать, что душа, словно пламя, оставляет после себя пепел и прах. Но огромным значением обладает то обстоятельство, что гештальт не подвластен стихиям огня и земли, и потому 3 человек, как гештальт, принадлежит вечности» . Нельзя не отметить влияния Ницше: рабочий здесь - своего рода сверхчеловек, и в новом порядке он претендует на место бога. В этом ему помогает еще и техника - «тот способ, каким гештальт рабочего мобилизует мир». Будет ли технический прогресс способствовать разрушению или созиданию мира, напрямую зависит оттого, насколько репрезентован гештальт рабочего. Без него - техника неэффективна384. Необходимо подчеркнуть, что в «Рабочем» Юнгер уже ушел от национализма. Вместе с социализмом они понимаются, скорее, как переходные стадии на пути от либеральной демократии к рабочему государству. Ни нация, ни социальная группа не могут претендовать на планетарное господство, тогда как именно в этом основная цель гештальта рабочего385. С идеями Юнгера перекликаются взгляды его друга, еще одного выдающегося деятеля «консервативной революции» Карла Шмитта (1888- 1985) - немецкого философа, политического теоретика и одного из главных юристов нацистской Германии (фактически единственный член НСДАП из всего движения «консервативной революции»). Шмитт был католиком и не мог вычеркнуть из своей философской системы фигуру бога, как это сделал Юнгер. Тем не менее, государство в его теории берет на себя часть божественных функций. Основная работа Шмитта - «Политическая теология» - была опубликована в начале 1920-х, что позволяет говорить и о том, влиянии, которое он оказал на всю политическую историю Германии. Свою книгу Шмитт начинает следующими словами: «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении»386. В этом понятии «чрезвычайного положения» много от экзистенциализма. Через него Шмитт развивает концепцию «децизионизма» - об исключительных ситуациях, не предусмотренных никакими нормативными правилами и требующих от правителя неординарных решений. Это происходит через принятие личного, в отличие от всех норм ниоткуда не выводимого, не верифицируемого решения о создании новой нормы. Соответственно, высшей властью владеет только тот, кто может диктовать такие решения, и право - продукт этих решений. Шмитт видит порядок высшей общественной ценностью. «Всякий порядок - это правовой порядок, а всякое государство - это правовое государство», - провозглашает он387 388. Что касается понятия политического, то -5 его Шмитт понимает как способность распознавать друзей и врагов . Шмитт был католическим мыслителем, и апологетика Римской церкви занимает значительное место в его работах, особенно ранних. Он понимает Церковь как институт в высшей степени политический, что означает специфический род значимости и авторитета. «Она репрезентирует civitas humana, она в каждое мгновение изображает собой вочеловечение и крестную жертву Христа, она репрезентирует самого Христа, лично, ставшего в исторической действительности человеком Бога»389 390 391 392. Этой возможностью репрезентировать то, чем она сама не является, Церковь в лучшую сторону отличалась от современных Шмитту либеральных государств, зацикленных на вещественном экономизме. Однако постепенно понятие государства стало для Шмитта более значимым. Еще в «Политической теологии» он подчеркивал, что «современные учения о государстве представляют собой секуляризированные теологические понятия» . А упомянутое выше чрезвычайное положение полагал аналогом чуда в теологии. Постепенно государство, суверенное и всемогущее, начинает пониматься подобным Богу, хотя оно и смертно. А с приближением краха Веймарской республики, все чаще стал говорить о необходимости построения «тотального государства», в -5 котором будут идентичны государство и общество . В таком государстве все вопросы начинают считать потенциально политическими, не только 4 хозяйство, но также культуру и религию . Одним из важнейших мыслителем «консервативной революции» является Эдгар Юлиус Юнг (1894-1934). Работа «Господство неполноценных, его развал и замена новым рейхом» считается едва ли не главным трудом этого движения. Для настоящего исследования представляет интерес еще и то, что протестант Э.Юнг значительное место в своей модели нового общества уделяет взаимоотношениям национализма с христианской культурой. Э.Юнг занимает жесткую антилиберальную позицию. По его мнению, «консервативная революция» должна преодолеть либерализм, это будет означать «восстановление элементарных законов ценностей, без которых человек теряет связь с природой и Богом и не сможет построить истинный порядок».393 Поскольку свобода в либеральном понимании превратилась в своеволие, которое способно даже на зло, фундаментом новой Европы должны стать ценности консерватизма и христианства: «Те, кто выступает против гуманистических ценностей, никогда не должны забывать, что помимо декларации о правах человека 1789 г. есть также естественный христианский закон, на котором основана вся европейская культура»394 395 Немецкий народ в этой ситуации имеет особую миссию как единственный истинно европейский, наиболее богатый духовно. Это не означает, однако, что другие народы должны подчиниться немцам. Юнг, скорее, говорит о варианте европейской федерации, в которой будут уважаться все культуры . Важнейшую роль способен сыграть тот факт, что немцы больше других народов ценят государственную систему. Для них государство это «олицетворение тяги к совершенству», отсюда и обожествление государства Гегелем, уверен Юнг. Что касается политических условий, то он был убежден, что церковь должна быть отделена от государства, также как образование, воспитание и искусство396. Э.Юнг был членом католического действия, занимал умеренную позицию в вопросе антисемитизма, а его мысли по вопросу общественного и государственного устройства резко расходились с позицией НСДАП. В итоге он был убит в «Ночь длинных ножей»397.