2.1. К. Маркса и Ф. Энгельса каждый понимал по-своему

Да, все дело было в том, кто и как понимал или принимал эти работы в зависимости от степени индивидуальной подготовленности к восприятию новых идей, выражаемой уровнем личной образованности, классовости сознания, жаждой познания, а главное, методом или подходом к познанию нового. А этой подготовленностью каждый из приступающих к изучению работ наших мыслителей мог отличаться от всех других во многом. Это — с одной стороны. С другой — факты явной изменчивости и противоречивости философских взглядов Маркса и Энгельса последовательно по трем отдельным периодам их творчества, о чем нами было отмечено. Аналогичное можем обнаружить по ряду вопросов политэкономии, организации социализма (коммунизма) и его основных элементов, как-то: формы собственности, характера распределения и обмена, в том числе товарно-денежного, конкуренции в ходе обмена и пр.

Конечно, факты явной изменчивости и противоречивости по одной отдельно взятой работе или даже части работ могут быть и не обнаружены, в чем мы можем убедиться на своем примере сами.

А подход не только здесь, но и везде и всегда должен быть не догматическим, основанным на вере, а критическим и творческим, то есть диалектическим, допускающим дальнейшее развитие идей. Что касается творчества Маркса и Энгельса, то в нем осталось немало, на наш, сегодняшний взгляд, недоработанного и незавершенного (не считая того, что что-то уже явно устарело и требует пересмотра и уточнения), в чем мы упрекать их не в праве. Сам Энгельс, отмечая факт относительности знаний, как и относительности всех научных истин, достижений вссх наук, неоднократно подчеркивал не только необходимость, по и обязательность именно такого, диалектического отношения ко всему тому, что писал Маркс. Также неоднократно о диалектическом подходе настаивал и В. И. Ленин, хотя в одно время и сделал заключение: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» [111, т. 23, с. 43].

С учетом изложенного мы можем понять и объяснить, почему восприятие учения Маркса и Энгельса на том рубеже эпох даже среди тех, кто считал себя их учеником или последователем, было далеко неоднозначным.

Относительно же процесса распространения и восприятия передовых, революционных идей в России следует добавить, что на пути его возникали дополнительные препятствия. Главным из них было само самодержавие с жесткой цензурой. Открытая печать служила критике и отрицанию всего передового. Большие помехи распространению творили либералы всех мастей, умышленно извращая основные положения учения Маркса и Энгельса, а также та часть революционных кругов, которая стойко придерживалась старых идей народничества. Среди революционеров было немало таких, которые принимали новые идеи тут же непререкаемо на веру, как религию. Наконец, находились и такие личности, кто придерживался критического и творческого, то есть диалектического, подхода. Правда взгляды этих «диалектиков» на учение Маркса и Энгельса — касались ли они вопросов политэкономии, социализма или философии — также были неоднозначны.

Учитывая факт неоднозначности восприятия, можно понять и необходимость действенной защиты, обоснования и дальнейшего развития идей гениальных мыслителей. Роль активного защитника взял на себя Плеханов. Но как он с этим справился?

Чтобы ответить на последний вопрос, необходимо представить, какие работы Маркса и Энгельса оказались доступными для изучения их Плехановым, как он их воспринял и что в результате представлял собой его «марксизм». Список указанных работ можно определить по ссылкам и соответствующим примечаниям в книгах самого Плеханова. В итоге чего можем отметить: «Святое семейство», «К критике политэкономии», «Капитал», «Анти-Дюринг», «Тезисы о Фейербахе», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой идеологии», «Развитие социализма от утопии к науке», четвертая плава второго тома «Немецкой идеологии». Неопубликованные варианты «Капитал», рукопись в целом«Нсмсцкой идеологию), «Экономи- ческо-философские рукописи1844 г. К. Маркса и «Диалектика природы» Энгельса остались для Плеханова неизвестными. В этот перечень не входят письма и многие мелкие работы. Много это или мало, чтобы составить вполне определенное представление об учении гениальных мыслителей в целом или по отдельным таким его составляющим, как: а) политэкономия; б) учение о будущем обществе (социализм, коммунизм); в) учение об историческом развитии общества и революции; г) философия материалистическая и диалектическая. Ответ на «много или мало» будет всегда один — все будет зависеть от подхода к изучаемому и его восприятия. Что касается только философии, то среди русских мыслителей рождались и сторонники материализма в лице Плеханова и его школы, и сторонники диалектики в лице Богданова и его товарищей. И обе группы сторонников исходили из почти одних и тех же трудов Маркса н Энгельса. Мы говорим «почти», ибо для становления диалектиков было достаточного одного «Капитала».

Следует учесть при этом, что перевод на русский язык Плехановым доставшихся ему трудов был не всегда точен, что допускались ошибки, компрометирующие его, о чем ниже скажем, что и часть может быть правильно переведенного была усвоена им не вся или воспринята догматически, чему примеры приведены будут.

Теперь подробнее о восприятии и причинах догматического восприятия.

И тут же можно сказать, что он много прочитал и знал. Но эта широта познаний, приправленная кажущейся эрудицией, не выдерживает нередко простой проверки. Дело в том, что Плеханов при всей своей широте познаний оставался революционером-теоретиком, но не ученым естествоиспытателем, копавшим глубины науки, как Маркс. Ибо, если теоретик принимает все (но если не «все», то во всяком случае многое) «на веру», без всякого сомнения, то естествоиспытатель подвергает все сомнению и перепроверяет в ходе поиска также все. Вот почему для первого та или иная истина оказывается абсолютной, а для второго она является всегда относительной. Да, Плеханов признавал изменчивость всего окружающего в мире, признавал вместе с тем и относительную истину, а абсолютную истину показывал как элемент идеализма Гегеля, но тем не менее многие положения из трудов Маркса и Энгельса и многих других мыслителей воспринял на веру, как догмы, как абсолютные истины. Не потому ли ссылка па авторитеты является у него основной формой доказательства истины.

Настоящий факт интересен во взаимосвязи со следующим. Известно, что Плеханов с членами его школы называли себя «ортодоксами» [155, т. 2, с. 21], а свои представления о «марксизме» ортодоксальными. Займемся словом «ортодокс» и некоторыми его производными. В словаре русского языка (1954 г.) мы найдем, что этим словом называют человека «ортодоксальных взглядов», что «ортодоксальный» есть последовательный, правоверный, неуклонно придерживающийся основ какого-либо учения, мировоззрения». Но вот особое слово «ортодоксия». Оно объясняется как явление и, опять же, как «следование ортодоксальным взглядам». В философском же словаре (1983 г.) «Ортодоксия» означает, что это «правильная» доктрина, фиксированная авторитетными инстанциями религиозной общины и обязательна для всех членов общины, что противоположность ортодоксии есть ересь, что в авторитарно организованных философских школах, основанных па культе основателя, также паблюдается явление ортодоксии.

Вынуждены лишь констатировать, что плехановский «марксизм» пронизывается во многих местах догмами и ортодоксией. Пример тому проект будущего общества, представленный согласно работе Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» и нашедший отражение в «Программе социал-демократической группы «Освобождение труда», принятой 1884 г. Среди основных положений этой программы утверждается, что экономическое освобождение рабочего класса может быть доступно лишь путем перехода в коллективную собственность трудящихся всех средств и продуктов производства. Кроме того, провозглашалось уничтожение классов, устранение товарного производства и конкуренции, уничтожение государства, противостоявшего обществу и пр. Второй проект программы, принятый уже в 1887 г., отличался уже тем, что коллективная форма собственности была заменена на общественную, что общественное производство должно быть подчинено заранее составленному плану и пр. Принимая перечисленные элементы будущего общества, то есть социализма, в качестве единственных и обязательных, Плеханов не учел и может быть сознательно обошел своим вниманием то, что Маркс и Энгельс относительно характера этих элементов рассматривали и другие варианты. Так, не исключали необходимость обмена, в том числе товарно-денежного, допускали возможность конкуренции как двигателя общественного прогресса, не исключали возможность освобождения производителей в условиях индивидуальной и коллективной собственности на все средства производства. Все это можно было найти в том же «Капитале», а также в других мелких работах, опубликованных в 1889-1981 тт.

Сама программа группы «Освобождения труда» может оставаться штукой безобидной, если бы не два исторических факта. Первый — то, что плехановский проект будущего общества с его элементами — общественная собственность, устранение товарного производства и конкуренции, управление общественного производства по плану — прочно вошел в программы социал-демократии, а затем и в программы Коммунистической партии, что по этим программам строился саморазвалившийся реальный социализм. Исследование причины саморазвала приводится во второй части книги. Второй — то, что несмотря на крушение социализма, плехановские ортодоксальные представления о будущем «освобожденном» обществе оказываются весьма живучи, стойко держатся в головах некоторых людей (и даже ученых), продолжающих упорно считать себя в числе «стойких» марксистов.