<<
>>

Криминализация аборта и навязанное гражданство «работающей матери»

1930-е годы считаются периодом репрессивной политики в сфере сексуальности и репродуктивных прав, временем «великого отступле­ния» от революционной семейной политики (Кон 2005). В официаль­ной риторике отчетливо прослеживается прославление материнского долга женщины перед обществом и государством.

Даже производ­ственные функции и общественная активность женщины преподно­сятся как дериват их материнской роли. Организованные домохозяй­ки осуществляют поход за чистоту в общежитиях и рабочих бараках. Жены начсостава контролируют быт детей в семьях рабочих (кампа­нии 1935-1936 гг.). Материнство советского типа, ориентированное на ценности советского воспитания, оказывается основной катего­рией в дискурсе о семье и гражданском долге женщины-работницы. В политических кампаниях того времени — обозначенных в офици­альном дискурсе как общественные движения — женщины рассмат­риваются как субъекты политики окультуривания масс в условиях быстрой индустриализации (Волков 1996).

Семейно-центристскому дискурсу сопутствует осуждение идеоло­гии свободной любви, прекращение просветительской кампании по воспитанию «половой гигиены», табуирование темы сексуальности и появление репрессивных государственных мер по контролю рождае­мости. В этих условиях воспитывается поколение советских граждан, для которого характерно умалчивание своего интимного опыта, пре­подносимое как общественная добродетель (Rotkirch 2000; Чуйкина 2002). В 1936 году Постановлением ЦИК и СНК СССР запрещаются аборты. За совершение аборта врач карается сроком лишения свобо­ды от трех до пяти лет или присуждается к исправительно-трудовым работам. Женщины, которые отказываются сотрудничать с властями и не называют имени врача, сделавшего аборт, также караются лише­нием свободы на срок до пяти лет. Одновременно тем же Постанов­лением предоставляются льготы многодетным и одиноким матерям, расширяется сеть родильных домов, детских яслей и садов, усилива­ется уголовное наказание за неплатеж алиментов.

Позднее, в ходе Ве­ликой Отечественной войны, в 1944 г. Указом Президиума ВС СССР делегитимизируются фактические, но не зарегистрированные браки, усложняется процедура развода, запрещается установление отцовства внебрачных детей (Гендерная экспертиза 2001: 105; Чернова 2007). Все эти меры направлены на укрепление официальных брачных сою­зов, организованных вокруг принудительного материнства советских гражданок.

Указ о запрещении абортов предварялся мощной агитационной кампанией в советских СМИ, и прежде всего в женских журналах (Ра­ботница, Крестьянка, 1935-1936 гг.), осуждавшей абортную культуру контроля рождаемости, прочно утвердившуюся к тому времени, массо­вые разводы, сексуальную распущенность, уклонение отцов от уплаты алиментов.

27 мая 1935 года в «Правде» была опубликована статья гинеко- лога-акушера М. Малиновского «О громадном вреде абортов». В ней отмечались следующие характеристики репродуктивной культуры со­ветских женщин: массовость абортов и их разрушительные послед­ствия для женского здоровья (массовость фибром матки как послед­ствий абортов). При этом автор подчеркивал значимость стоящей перед государством задачи роста народонаселения. Публикация ста­тьи в главной газете партийного агитпропа стимулировала обсужде­ние тематики репродуктивных практик и прав в советской печати. Об­суждение носило пропагандистский характер и мало походило на открытую дискуссию, в которой фигурируют разные мнения и сопо­ставляются аргументы.

Большинство публикаций составлял антиабортный дискурс. По­зиция меньшинства, поддерживающего идеологию репродуктивных прав женщины, осуждалась с точки зрения науки, политики и здраво­го смысла. Антиабортный дискурс был консолидирован единодушным мнением нескольких групп экспертов. Врачи-гинекологи, многодет­ные матери, партийно-профсоюзные активисты, ударницы труда, ма­тери-одиночки и повторно вступившие в брак женщины — все в один голос осуждали медикаментозное прерывание беременности как опе­рацию, ведущую к различным катастрофическим социальным и лич­ным последствиям.

Независимо от профиля экспертизы участники дискуссии называют три социальные угрозы, которые влечет за собой аборт: разрушение семьи; бездетность, свидетельствующая о наруше­нии женщиной ее гражданского долга; личное несчастье женщины, не удовлетворившей базовый материнский инстинкт. Пропаганда мате­ринства выражается в массовых лозунгах на плакатах того времени: «Здоровая женщина должна быть матерью!», «Материнство не бремя, а радость!».

Так, в журнале Работница предзавкома фабрики Фрунзе в статье «Я против абортов» отмечает, что в первом квартале 1935 г. 100 работ­ниц фабрики им. Фрунзе в Москве получили бюллетени по абортам, кровотечениям и фибромам, большинство абортируемых — одиночки, имеют одного ребенка или первобеременные. Автор поддерживает за­прещение абортов, «потому что стране нужны люди, а ребенка вырас­тить не так быстро — он должен расти до совершеннолетия».

Авторы статей подчеркивают оздоровляющую роль материнства: «Когда я рожаю, то становлюсь здоровой, а когда делаю аборты — бо­лею», — сообщает читателям многодетная мать. Корреспондентки жур­нала отмечают, что «работе дети не помеха». Если в результате абортов больная женщина может лишить себя и самостоятельного заработка, и счастья родительства, то материнство и общественно-полезная дея­тельность стимулируют друг друга. Одна из корреспонденток Работ­ницы пишет: «...несмотря на то, что у меня была ежегодная беремен­ность, я не бросала общественную работу, комсомол, антирелигиозную работу. Как общественница, я имела преимущества в обслуживании моих детей. Ясли, детский сад. Муж помогал в том, что брал детей из дет-яслей и детсада и кормил их вечером. Но ему это надоело и он по­ставил вопрос: или семья, муж, или партия и общественная работа. Я сказала — партию. Муж начал пить, гулять с другими женщинами, даже приводил их домой... Я ушла от мужа, он платит алименты» (Ра­ботница, 1935, № 17, с. 12).

Даже в случае ухода мужа или его нежелания иметь ребенка жен­щине предлагалось воздержаться от прерывания беременности, по­скольку в этом случае обязанности материального обеспечения ма­теринства и детства берет на себя трудовой коллектив и советское государство.

Муж или его родственники (свекровь чаще всего) в слу­чае их противодействия деторождению рассматривались как носители угрозы.

Мать восьмерых детей пишет: «Я не советую женщинам делать абор­ты. Лучше родить. Роды приносят женщине здоровье, бодрость, повы­шенную энергию в работе. Дети дают счастье и родителям, и Родине. Я думаю, что мои дети принесут немало пользы своему отечеству во главе с нашим вождем тов. Сталиным И.В.» (Там же).

Итак, официальный дискурс утверждает, что гражданская доблесть женщин заключается в материнстве: «В нашей стране женщина-мать — это самый почетный человек. В росте численности нашего населения мы видим источник умножения богатства страны, потому что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым реша­ющим капиталом являются люди, кадры» (Е. Филиппова, Работница, 1936, № 17, с. 12).

При этом отмечается, что закон 1920 г., сыграв большую роль в охра­не здоровья женщин, способствовал росту искусственных абортов. Ди­ректор московского роддома им. Клары Цеткин пишет: «Легкость по­лучения направления на аборт создала у женщин представление о безвредности этой операции». Эксперты Работницы отмечают, что «ис­кусственный аборт является операцией крайне опасной, даже в руках опытного и добросовестного хирурга. Аборт оказывает гибельное влия­ние на здоровье женщин. 20 % женщин, страдающих женскими забо­леваниями, обязаны этим искусственным абортам: 60 % внематочных беременностей являются следствием абортов». Бесплодие считается частым последствием абортов и представляется не только как личное горе женщины, но и как социальное бедствие. В целом рост абортов рассматривается как угроза государственной безопасности, так как ве­дет к падению рождаемости. Участники обсуждения отмечают, что рост уровня жизни населения приводит к тому, что социальные показания для прерывания беременности исчезают и формируются благоприят­ные условия для «радостного материнства».

Участники пропагандистской кампании противопоставляют со­циальный смысл запрета на аборты на капиталистическом Западе и в СССР.

На Западе «запрещение абортов — это издевательство. Там безработица, нищета, рост детской смертности, фашизм». Напротив, «нашей стране нужны люди, чтобы строить новое социалистическое общество, новую радостную жизнь. Женщина призвана наряду с обще­ственной работой воспитывать наших детей».

В 1936 году проходит Всесоюзное и ряд локальных совещаний по работе среди женской молодежи. В речи Н.К. Крупской, озаглавленной призывом «Усилим идейно-политическое воспитание женской моло­дежи!», отмечаются пережитки некультурности в быту и задачи вос­питания материнства. «Материнский инстинкт дает много радости жен­щине. В этом инстинкте нет ничего плохого. Мы считаем материнский инстинкт великой движущей силой, но, с другой стороны, мы никогда не будем женщин ограничивать только воспитанием детей. Мы не бу­дем ее отрывать от широкой общественной жизни» (Работница, 1936, № 20, с. 2-3).

Помпрокурора Верховного Суда РСФСР Ф.Е. Нюрина пишет: «Одной из самых подлых, отвратительных легенд, созданных буржуа­зией, является легенда о том, что невозможно сочетать материнство с равноправием женщин, с участием ее в общественно-политической жизни... Высоким почетом, вниманием и любовью окружена мать на нашей социалистической Родине. Ей обеспечен отпуск до и после ро­дов, для того чтобы она могла спокойно подготовиться к самому пре­красному дню своей жизни и хорошо поправиться после родов. Ее бе­регут во время кормления. Для ее детей строят ясли и консультации, детские санатории. Все это дает ей возможности выполнять свои обя­занности гражданки великой социалистической страны и воспитывать здоровых детей» (Работница, 1936, № 30, с. 26).

Одновременно с пропагандой материнства и осуждением абортов развивается медицинский дискурс об облегчении родов. Врач А.Л. Бог­данова отмечает «заботу партии о женщине, занимающей в нашем Со­юзе большое политическое место, которая выдвинула проблему мас­сового обезболивания родов» («Обезболивание родов», Работница, 1936, № 2, с. 18).

Запрещение аборта обсуждается в контексте морального упадка и легкомысленного отношения к браку.

В дискуссии осуждаются разные категории женщин, прибегающие к прерыванию беременности. Как утверждают эксперты, существует категория морально деградировав­ших, чуждых советскому строю женщин, которые настаивают на абор­те «без всяких оснований». Не менее возмутительной считается си­туация, когда женщина требует операции на основании того, что у нее уже есть один ребенок. Одна из корреспонденток Работницы пишет о молодых внебрачных беременных: «Зачем они так податливы и без­ответственны в вопросах любви? Забеременела! Наплевать. Сделаю аборт — так рассуждают у нас некоторые работницы...» «Этот закон (запрет абортов. — Е.З.) заставит нас относиться к себе бережнее. Про себя скажу. я ликую и предлагала бы этот день опубликования зако­нопроекта сделать Днем матери и ребенка» (Там же).

Женщины, оппонирующие новому законопроекту, представлены как сексуально распущенные и некультурные гражданки. Так, в ходе обсуждения законопроекта на фабрике, «кокетливо завитая девушка, явно рассчитывая на поддержку, заявила: “Например, я поеду в дом от­дыха и там сойдусь с парнем, неужели я должна после этого рожать? Мне 23 года, и я не хочу себя связывать ребенком.” На девушку тот­час обрушились возмущенные возгласы: “Что же тебя за тем посылают в дом отдыха, чтобы ты потом свое здоровье абортом калечила?.. Да разве это любовь называется — два раза видела парня и сошлась?”» (Работница, 1936, № 10, с. 5).

В соответствии с дискурсивной моделью выстраивания образа вра­га, в агитпропе разворачивается кампания против «подстрекателей абортов», среди которых называются «некультурные граждане», бес­честно относящиеся к женщине, и прежде всего врачи-частники, несо­знательные мужья, свекрови, «плохие подруги и кумушки». Журнали­сты отмечают, что мужья под угрозой разводов требуют, чтобы жены делали аборты, так как не хотят выполнять экономический отцовский долг. Одинокие беременные женщины делают аборты на разных сро­ках частным образом. «И тот, кто подстрекает женщину на аборт, и те женщины, которые идут на это, заслуживают сурового порицания» (Там же, с. 14).

Одновременно с пропагандой радостного материнства ужесточа­ется законодательство об алиментах, взыскивание которых теперь ста­новится ответственностью администрации предприятий, где работают нерадивые отцы, и отделов НКВД. Одновременно появляется ини­циированный матерями-общественницами эгалитарный дискурс, про­пагандирующий модели равного участия супругов в домашней работе и их равной ответственности за воспитание детей, однако он явно ока­зывается маргинальным.

Антиабортная агитация сопровождается кампанией социальной поддержки беременных, предоставлением декретного отпуска работ­ницам (2 месяца), появлением правовой категории «легкотрудниц», борьбой против незаконного увольнения беременных, пропагандой эга­литарного участия в сфере быта и воспитания детей, ужесточением процедуры разводов.

В итоге советская печать утверждает, что ужесточение законода­тельства соответствует потребностям демографической политики и поддерживается ростом благосостояния советского народа. Запреще­ние абортов легитимизируется тем, что в советской стране «жить стало лучше, жить стало веселее». Запретительная мера репрезентируется как гарант счастья и радости натурализованного материнского граж­данского долга. Итак, «каждая женщина в нашей стране не может не хотеть быть матерью. Она знает, что ее ребенок найдет в жизни все не­обходимое для всестороннего развития сил и способностей»[35]. Эта аги­тационная кампания в целом является примером официальной стиг­матизации бездетности и оправданием репрессивного регулирования деторождения. Принудительное материнство оказывается стержнем женского гражданства.

Не удивительно, что идеологема сохранения жизни (типичная для религиозной риторики борьбы с абортами в западном обществе) не нашла своего отражения в этой многомесячной агиткампании. Мате­ринский долг советских женщин позиционировался как решение де­мографической проблемы в условиях индустриализации и военизации советской экономики, религиозная аргументация замещалась апелля­цией к гражданской обязанности женщин.

В условиях прекращения кампании воспитания половой гигиены, отсутствия контрацептивной индустрии женщина мобилизуется как репродуктивная сила, поставляющая государству граждан. Одновре­менно она мобилизована как работница: в период форсированной ин­дустриализации при низкой производительности труда государство использует массовую женскую рабочую силу как трудовой ресурс. В это время отменяются многие льготы для женщин на производстве: запреты на работу в ночные смены и в тяжелых условиях труда; созда­ются движения за овладение женщинами мужских профессий; начи­нается выдвижение женщин на руководящие должности. Двойная мо­билизация женщин легитимируется в понятиях гражданского долга и женского предназначения. Принудительное гражданство «работаю­щей матери» становится основой стереотипа женственности, который усвоили, по крайней мере, три поколения советских гражданок.

<< | >>
Источник: Коллектив авторов. Здоровье и доверие: гендерный подход к репродуктивной медицине : сборник статей. 2009

Еще по теме Криминализация аборта и навязанное гражданство «работающей матери»:

  1. Криминализация аборта и навязанное гражданство «работающей матери»