Мифы и предрассудки о женщине

Миф — это древнее народное сказание о легендарных героях, богах, о происхождении явлений природы; в переносном смысле — вымысел, выдумка. Миф представляет собой идею сакрального, изложенную в форме повествования, воплощающую коллективный опыт и выражающую коллективную совесть.

индустриальном обществе Р. Барт рассматривает мифы как систему коммуникации, состоящую не только из письменных дискурсов, но и из продуктов кино, спорта, рекламы, телевидения. В этом случае основная задача анализа мифа — выявить то, что выступает в качестве “ложно очевидного” мира массовой коммуникации1.

Мифы содержат в себе не только выдумку, но и часть правды. Их воздействие на подсознание людей объясняется также тем, что они удовлетворяют психологическую потребность видеть вещи в определенном свете, даже если это видение совершенно не соответствует действительности. Для того чтобы выйти за пределы мифологического мышления, нужно говорить не о мужчинах и женщинах вообще, а иметь в виду конкретного мужчину и конкретную женщину. В этом параграфе приводятся отдельные фрагменты из истории мифов о женщине, что поможет понять их влияние на формирование современных представлений о предназначении женщины и мужчины в обществе, представить механизм конструирования маскулинных и фемининных черт.

Вернемся к истокам цивилизации, когда первые мужчины и женщины осваивали столь таинственную для них землю. Первобытные люди вели кочевой образ жизни и зависели от возможности добывать пищу. Вместе с истреблением или сокращением источников питания они мигрировали в другие места. У кочевников-скотоводов не было частной собственности и социального неравенства, в том числе и по половому признаку. Они могли выжить лишь сообща. Женщина гармонично жила с мужчиной, потому, что у них были одни ценности и созидательные цели. По мере того как уменьшалось количество крупных животных, на которых охотились первобытные люди, все большее значение для выживания племен приобретало собирательство, а затем примитивное земледелие и скотоводство. Появились первые достаточно долговременные поселения, и ведение домашнего хозяйства наряду с собирательством и обработкой земли стало обязанностью женщин как менее мобильных членов общины (в связи с рождением детей и уходом за ними). Земледелие и собирательство съедобных растений, которые стали более стабильными источниками пропитания, чем охота, а также почитание материнства привели к тому, что женщины были более уважаемыми членами общины. Это нашло свое отражение в первобытной мифологии — первым изображением божества, которое создал человек, были фигурки богини-матери, которые относятся к периоду 9-7 тысячелетия до н. э.[LII]

Пожилая, опытная, мудрая Женщина, умело ведущая хозяйство, имеющая много детей и внуков, стала служить символом благополучия и процветания рода. Отсюда — и обожествление Женщины-Прародительницы.

Богиня была представлена в трех своих ипостасях — Девственница, Мать и Старуха. Эти три фазы жизни Женщины соотносятся с тремя фазами Луны. Девственница, или молодая Луна — свободная и молодая, не принадлежащая ни одному мужчине. Мать, или полная Луна — матрона, кормящая Мать и Жена, воплощенная эротика, находящаяся в расцвете жизненных сил. Старуха, или убывающая Луна — старая мудрая Женщина, хранительница тайны смерти, к которой неизбежно приходит все живое.

Таким образом, не в производственных отношениях и хозяйстве и не в особенностях первобытного брака следует усматривать корень матриархата. Возрастание роли женщины в доисторическом обществе было, несомненно, связано с расцветом культа Богини-Матери. Эту связь на примере доисторической Греции с удивительным проникновением в дух верований проследил Вячеслав Иванов: “Эпоха наибольшей чуткости к подсознательному... была эпохой владычества Матерей... Всякое исследование истории Женских Божеств, под каким бы именем ни таилась

Многоимянная... наводит нас на следы первоначального Феми- номотеизма, Женского единобожия. Все Женские Божественные Лики есть разновидности единой Богини, а эта Богиня — Женское начало мира, один Пол, возведенный в абсолют”[LIII].

Почитание Высшего Начала как Женского предполагало изначальную божественность не просто мира как структуры, но и мира как материи, субстанции. Вся реальность осознавалась как ткань метаморфоз, где нет смерти, но есть превращения, динамические траектории изобильной, бьющей через край жизни. Мужчина был окутан в Женщину, которая выступала и вне, и внутри него, которая служила ему и вдохновляла его. Мужское начало было не противоположно Женскому и не подчинено ему. Оно как рыба в воде пребывало, сохраняя свою концентрированность в вездесущей стихии Женщины-Мысли, Женщины-Мудрости. Именно поэтому утрата матриархата была катастрофой для мира традиции.

Ситуация изменения социального статуса женщины при переходе от матриархата к патриархату отражается в мифологии, где женские божества постепенно теснятся и в завершение полностью вытесняются мужскими божествами. Историк И. Бахофен блестяще доказал в своей работе “Материнское право” (“Mutterrecht”), что патриархатной цивилизации, основанной на главенстве мужчины, предшествовала цивилизация Женщин.

В Европе этот процесс завершается вместе с созданием Библии. В Книге Бытия можно встретить два разных представления о сотворении человека. В более раннем варианте мужчина и женщина создаются Богом одновременно из одного материала — глины. Во втором, более позднем и ставшем со временем более известном варианте Бог сначала создает Адама, а затем из его ребра — Еву.

Э. Фромм писал по этому поводу следующее: “Библейский миф о сотворении начинается там, где кончается вавилонский (шумерский). Чудесным образом не женщина рождает мужчину, а мужчина рождает женщину”1. Миф о Еве в поэтической форме свидетельствует о реальном историческом событии, он знаменует конец матриархата в Европе.

Патриархатное христианство рассекло некогда единое тело Великой Богини на фрагменты. Оно акцентировало каждую из частей, положительно оценив девство, расценив как допустимое материнство, презрительно терпя эротику, если она оправдана деторождением (“неоправданная” эротика отныне именуется блудом), и вынеся полностью за пределы божества смерть как фрагмент абсолютно “антибожественный”[LIV] [LV].

Таким образом, прежде гармоничная модель мира оказалась разрушенной, части ее, естественно перетекавшие другв друга, — противопоставлены, поляризованы и находятся в состоянии взаимного отрицания. На смену имманентной миру и человеку Богини-Праматери пришел трансцендентный Отец, который отныне будет обитать на небесах, т. е. в области первой (девственной) ипостаси Богини. А человек, прежде бывший соработником божественной силы, отныне станет рабом божьим.

В современной научной литературе отсчет русской культуры ведется от Крещения Руси, однако это не совсем верно.

Язычество древних славян тесно связано с широким почитанием материнских культов. Выделяют три основных этапа в развитии язычества.

На первом этапе древние славяне поклонялись упырям и берегиням. Берегини — женские персонажи в славянской мифологии, оберегающие посевы и берег водного пространства. Иногда слово “берегиня” означает землю, это древняя богиня земли. Упыри — мужской образ, это исчадие ада, вампиры, сосущие кровь. Упыри и берегини, видимо, архаические названия двух противоположных начал — злого и доброго, мужского и женского.

На втором этапе поклонялись Роду и роженицам. Род — божество, которое связано с водой, небом и молнией. Он отвечает за все три мира: верхний — небесный, средний — мир человека и природы, и нижний. Роженицы — древние мифические силы плодородия и самой жизни, которые покровительствовали женским работам и отвечали за плодовитость скота и богатый урожай, а также распоряжались судьбой человека. Следует отметить, что на данном этапе противопоставление мужского, как отрицательного, и женского, как положительного, отсутствует, они оба важны.

На третьем этапе славяне молились Перуну — богу войны, грозы, грома. Можно отметить еще, что русы-язычники клялись Ярилом, Велесом, Хорсом. Эта группа божеств связана с плодородием. Из женских имен данного периода до нас дошла Мокошь — богиня счастья, Лада — богиня брака и Леля, которая олицетворяла весеннюю зелень, расцвет и обновление природы. Все социально значимые роли отданы мужским божествам, женские отвечают за домашний очаг, их воздействие на социальное пространство сужено до предела[LVI].

В целом российские культурные традиции оценки и восприятия фемининного и маскулинного в значительной степени схожи с западными оценками — особенно это касается христианской системы норм и моральных ценностей. Так же, как и в католицизме, в православии женское начало онтологически вторично и подчинено мужскому началу.

упоминается наравне с вещью, скотом. “Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни вола его, ни осла его, ни раба...”

Многие мифы были подвергнуты научному анализу, главным образом с психоаналитических позиций. Особое место в списке мифов занимает миф о женщине-ведьме.

Известный этнолог Б. Малиновски пишет: “Ведьма — и при этом не надо забывать, что здесь постоянно идет речь о реальной женщине, а не о неземном, или духовном, существе, — занимается своими ночными бесчинствами, так сказать, в виде собственного двойника: она летает при этом по воздуху или возникает в виде падающей звезды. По желанию она может превращаться в светлячка, ночную птицу или летучую мышь, она способна слышать и чувствовать запах на необычном расстоянии, она пожирает человеческое мясо и даже мертвечину. Вызванная ведьмой болезнь почти всегда неизлечима и заканчивается, как правило, зловеще быстро наступающей смертью. Она возникает в связи с выпотрашиванием жертвы, внутренности которой на этом месте пожираются ведьмами”1.

Отражение мифологического гротескного отношения к женщине содержится в различных высказываниях, метафорах. Вот, например, две итальянские метафоры, возникшие, по-ввдимому, в раннем Средневековье: “Облик женщины — дьявольское зеркало”, “Женское сердце хорошо только снаружи, внутри оно испорчено, как гнилое яблоко”.

Следует вместе с тем обратить внимание на то, что в реальной жизни женщина в Средневековье целиком зависела от мужа, была вынуждена полностью подчиняться его прихотям и требованиям. В более поздних условиях такая ситуация закрепилась в разных законах и предписаниях лицемерно-моралистического характера.

В России широкую известность в этом отношении получил написанный в начале XVI в. “Домострой” — свод житейских правил и наставлений. Создавалось положение, когда законы взаимоотношений между полами диктовались мужчинами, а затем женщин обвиняли в нарушении этих законов, принимаемых за “единственно правильные и справедливые, соответствующие высоким принципам морали, заботящиеся о благе всего человечества”.

Пожалуй, наиболее ярким выражением двойной морали, выступающей на фоне распространяемых слухов о женской неверности, было изобретение так называемого “пояса целомудрия”.

Важно обратить внимание на то, что и в наши дни отголоски этого, кстати, не столь уж отдаленного прошлого можно найти, например, в детских сказках. Достаточно вспомнить образы злой мачехи, бабы-яги, ведьмы, запирающей детей для того, чтобы их затем съесть. В сказках многих авторов, например братьев Гримм, Андерсена, содержатся мотивы темного заколдованного леса, из которого нельзя найти обратный путь. Человек, попавший в такой лес, теряет дорогу, блуждает, нередко наталкивается на домик ведьмы, где его ждет гибель. С точки зрения психоаналитической интерпретации, в описаниях такого рода имеется скрытая сексуальная символика (зияющий вход в лес, спрятанный в нем домик), имеющая отношение к женским половым органам, представляющим якобы опасность, угрозу для мужчин.

Г. Мелвилл в новелле “Преисподняя молодой девушки” отразил комплекс страха перед женскими половыми органами, соответствующий страху кастрации в классическом психоанализе. Автор изображает сумрачную битву между изрезанными скальными стенами, он пишет о горах, покрытых мохнатым лесом, окружающим пурпурные гроты треугольной формы, из которых вытекает кирпично-красный поток, “река крови”1. Рассказчик отправляется в этот мрачный мир, испытывая чувство напряжения и страха.

В произведениях подобного рода мы встречаемся с прорывом в сознание мифологического страха, корни которого уходят в доисторический период, однако до сих пор мифы могут оказывать свое деструктивное влияние.

У эскимосов есть история, в которой повествуется об одной женщине, имевшей между ногами голову собаки. Женщина так откусывала мужские половые органы.

У индейцев помо существует легенда о человеке по имени Лесная крыса, который ухаживал за дочерями Утренней звезды. Одна из дочерей сказала ему: “Лесная крыса, если ты действительно хочешь на мне жениться, ты должен знать, что отец в моем влагалище укрепил шипы”. После этого Лесная крыса взял камень, сломал шипы и женился на девушке.

В индуистской мифологии богиня любви и смерти Кали изображается с четырьмя руками, две из которых держат отрезанные головы великанов, а две — обнаженный меч. На шее у богини имеется ожерелье из человеческих черепов. Согласно преданию, Кали пила кровь убитых ею великанов и в припадке ярости убила также своего мужа.

Важное место среди мифологических страхов перед женщинами занимает страх перед менструацией, которая иногда воспринимается как символ уничтожения. Известный этнолог Дали писал:"... Страх перед уничтожением, выводимый из способности женщины к менструации, вызывает реакцию, которая нередко вынуждает мужчин примыкать к гомосексуальным группам”1.

Специалисты в области психоанализа считают, что страх перед женщинами наступает у мужчин главным образом в случае развития невротических состояний. Наиболее часто этот страх развивается у лиц гомосексуальной ориентации. Развитие страха совпадает с определенной фазой сексуального становления, а именно — с фаллической фазой, следующей после оральной, анальной фаз, на 4-5-м году жизни. В фаллической фазе сексуальность концентрируется на основной эрогенной зоне у детей мужского пола — пенисе. В это время развивается страх потери пениса. Имеет место идентификация себя с этим органом. В связи с этим каждая отдельная часть тела приобретает символическое кастрационное значение. В наиболее выраженных случаях страх перед женскими половыми органами, несущими угрозу кастрации, может приводить к изменению направленности полового инстинкта, к развитию гомосексуальных тенденций. Психоаналитик О. Феннихель писал по этому поводу следующее: “Возможно, что у мальчика имеются глубокие основания для страха перед женскими гениталиями как перед кастрацией (оральный страх перед vagina dentata (зубчатым влагалищем)”1.

Объяснения страха перед женскими половыми органами содержатся также в экзистенциальном психоанализе. Один из его представителей, французский писатель Ж. Сартр, писал по этому поводу: “Непристойность женского полового органа является прежде всего непристойностью того, что “широко открыто”. Как все зияющие отверстия, это вызов бытию. Женщина сама по себе является требованием чужой плоти проникнуть в нее, раствориться и таким образом превратиться в ее наполненное бытие. Несомненно, ее половой орган является прожорливым ртом, который проглатывает половой член, факт, легко приводящий к идее кастрации. Любовный акт — это кастрация мужчины, но эта идея прежде всего возникает потому, что женский половой орган является отверстием”.

Представляет интерес в этом контексте также гипотеза Г. Рохэйм[LVII] [LVIII]. Автор пытается объяснить страх перед женщиной укоренившимися в подсознании магическими образами и идеями, к которым относится убеждение в том, что части человеческого (и животного) тела, его выделения имеют магическое значение. Посредством них можно повлиять на прежнего хозяина. Люди, занимающиеся магией, могут “наводить чары”, воздействуя, например, на волосы, ногти, даже фотографии, “привораживать”, исцелять, приводить к развитию болезней. Высказывается предположение, что с этим связан страх в отношении всего, что отделяется от тела. Этот страх особенно выражен у некоторых племен, ведущих архаичный образ жизни. “Древний страх заключается в том, что во время полового акта что-то отделяется от тела”. Автор склоняется к точке зрения, что исчезновение эрекции после эякуляции может символизировать смерть. В подтверждение этого положения Рохэйм ссылается на аборигенов Новой Зеландии — маори, которые ранее перед сражениями приводили себя в состояние экстаза и шли в атаку в состоянии эрекции. Смерть и сексуальная разрядка становились для них идентичными. Маори к тому же считали, что “влагалище уничтожает мужчину”. В легенде аборигенов Центральной Австралии имеется такая фраза: “Влагалище очень горячее, и каждый, кто погрузит туда свой член, умрет”. Подобные верования характерны и для мауи — жителей Полинезии, считающих, что существует риск умереть во время полового акта. Мужчина идентифицирует себя здесь с пенисом. В действительности, конечно, тело покидает лишь семенная жидкость, однако существует, по мнению Рохэйм, подсознательная тенденция страха тотального отделения пениса, т. е. кастрации, как неизбежного следствия полового акта.

Приведенные архаичные представления могут оказывать влияние на психологическое состояние современного человека. Они существуют в подсознании в виде матричных материалов и под воздействием определенных факторов могут прорываться в сознание в открытом или чаще в замаскированном виде.

Согласно теории К. Хорни, эти комплексы особенно выражены в пубертатном периоде. Мальчики в это время испытывают страх и неуверенность перед женщинами, и только в дальнейшем при полном созревании в нормальных условиях страхи исчезают[LIX].

Хорошо известна одна из форм страха перед женским началом — страх вступления в сексуальный контакт с девственницей. В культурных традициях некоторых народов это находило выражение в том, что после заключения брака процедура дефлорации совершалась не мужем, а специально приглашенным человеком, которым могла быть старая женщина или кто-нибудь из членов племени. Дефлорация иногда совершалась жрецом в ритуальном обряде.

Страх перед дефлорацией всегда отражал представление, что во время первого сексуального контакта женщина (девушка) особенно опасна, излучение угрожающей и всеразрушающей силы (“манна”) наиболее сильно, и поэтому только специально подготовленный человек может без вреда для себя совершить акт дефлорации (не обязательно путем естественного полового контакта) и нейтрализовать потенциальную скрытую угрозу.

К. Хорни обращает внимание на то, что в мифологии встречаются также и другие символы, отражающие страх перед женщиной и интимными отношениями. К таким символам относится, например, змея, обычно в классическом психоанализе считающаяся символом мужского полового органа. Однако в мифологии карибов имеется мотив женщины, у которой во влагалище живет змея, представляющая смертельную опасность для мужчины.

Миф о неуверенной в себе женщине проявляет себя в исходном недоверии к женскому постоянству, в убеждении, что женщина всегда может подвести, что на нее нельзя полагаться в серьезных делах, что она не обладает достаточной выдержанностью. Многие женщины, находясь под давлением этих представлений, сами начинают верить в их правдивость и перестают верить самим себе. В производственных отношениях миф способствует подозрительности к качеству работ, выполняемых женщинами, и приводит к ненужным многочисленным проверкам, контролю над деятельностью, в значительной мере снижая самостоятельность, затрудняя принятие независимых решений.

Миф о женщине как пассивном существе — она должна сидеть и ждать принца на белом коне. Об этом и “Алые паруса” А. Грина, и множество русских народных сказок об Иване- царевиче и Сером волке, о Кощее Бессмертном и др. Этот миф до сих пор служит сдерживающим фактором при установлении межличностных отношений между мужчиной и женщиной, в проявлении свободного выбора сексуального и брачного партнера.

Миф о женщине—рабочейлошади исходит из убеждения, что профессиональные способности женщины всегда значительно ниже мужских и что, для того чтобы выполнить какую- нибудь работу, ей в лучшем случае придется затратить в два раза больше времени, чем мужчине. Успехи в работе у женщин часто в соответствии с этим мифом объясняют необыкновенным упорством, усидчивостью, скрупулезностью. Умение хорошо организовать свою работу, проявить способности в области стратегии и тактики при этом обычно в расчет не принимается. Женщину в соответствии с мифом часто квалифицируют как “хорошего помощника”. В случае несомненных профессиональных успехов о ней говорят, что она “может горы свернуть”, если “ею правильно руководить”.

Миф о “непрофессионалъности” женщины имеет в своей основе убеждение в ее “незрелости”, чем легко объясняются разного рода неудачи в работе. В случаях профессионального успеха это связывается с использованием непрофессиональных подходов, эксплуатацией какого-нибудь мужчины, наличием высокой протекции, но ни в коем случае — с ее способностями или талантом. При этом подразумевается, что в своей деятельности женщина вышла за пределы “разрешаемого”, позволительного, неплохо было бы поставить ее на “место, которого она заслуживает”. В современном обществе миф находит выражение в убеждении, что женщины лучше справляются с гуманитарными профессиями, социальной работой и хуже с заданиями, требующими точного анализа, планированием, техническими изысканиями, со всем тем, что связано с подсчетами, менеджментом.

Миф о суперженщине представляет собой нечто обратное предыдущим мифам, является как бы их противоположным полюсом. Его содержание заключается в том, что продуцируется образ женщины, способной “сделать все”, что-то вроде современной интерпретации известного выражения “коня на скаку остановит, в горящую избу войдет”. Отметим, что русский фольклор содержит женские образы, обладающие качествами суперженщины: Василиса Прекрасная, Василиса Премудрая, Марья Моревна, Хозяйка Медной горы[LX].

Суперженщина преуспевает на работе, она счастлива в семейной жизни, превосходно справляется с домашней работой, успевает воспитывать детей, помогает людям. На нее во всем можно положиться. В условиях бывшего СССР длительное время внедрялся миф о женщине-общественнице, передовике труда, женщине-героине, женщине-матери. Такой миф накладывал на женщину обязанности, которые она физически была не в состоянии выполнить. Мужчины, находящиеся под влиянием этого мифа, ожидают от женщины чересчур многого и в реальной жизни сталкиваются с горькими разочарованиями, что приводит к конфликтам, непониманию друг друга, к разрыву отношений, от чего страдают и мужчины, и женщины, и их дети.

Предрассудки — это установки, препятствующие адекватному восприятию сообщения, группы людей или действия. Как правило, человек не осознает или не хочет осознавать, что он предубежден, и рассматривает свое отношение к объекту предубеждения как следствие объективной и самостоятельной оценки каких-то фактов. Предрассудки складываются на основе искаженной или неполной информации.

Одним из наиболее болезненных предрассудков или мифов относительно женщин является следующий: “если ее изнасиловали, значит, она должна была сама дать повод”. В некоторых предрассудках, направленных против женщин, мы сами не отдаем себе отчета, и они являются примером неосознанной идеологии.

Говоря об источниках предрассудков, прежде всего называют неравный статус: предрассудки помогают оправдывать экономическое и социальное превосходство тех, у кого в руках богатство и власть. Предрассудки и дискриминация находятся в отношениях взаимной поддержки: дискриминация поддерживает предрассудок, а предрассудок узаконивает дискриминацию.

С конца 50-х гг. XX в. мифологическому восприятию женщины и женственности наносятся чувствительные удары. Большую роль здесь играют сексуальная революция, женские движения, исследования психологов, социологов, психиатров, многообразная, в том числе и художественная литература по вопросам женской сексуальности и др. Особое значение приобретают исследования, предпринятые женщинами. Они основаны на самонаблюдениях и неформальном контакте с другими женщинами.