За что же бороться теперь?

Н.С. Хрущев. Я считаю, что это кавалерийское правило вполне подходяще! (Веселое оживление

Из выступления советских руководителей на приеме в посольстве Чехословакии, май 1960 г.

Вопрос этот не из легких. При его решении России предстоит проплыть между прежней Сциллой гигантизма и нынешней Харибдой минимализма. Действительно, существовавшие еще в недавнем прошлом арсеналы были велики не только с "зимогенной" точки зрения, но просто велики49. Им трудно было найти применение и с военной (не было, например, достаточного количества заслуживающих использования ядерного оружия целей), и с политической точек зрения. Их необходимо было сократить, а высвобождающиеся расщепляющиеся материалы использовать для нужд атомной энергетики, продать или складировать до лучших времен (оружейный плутоний, проблема использования которого в ядерной энергетике полностью не решена).

Другая крайность — фактический переход на позиции минимального ядерного сдерживания — чревата всеми теми кратко- и долгосрочными последствиями, о которых я писал выше.

Определяя перспективную политику России на обозримое будущее, необходимо исходить из того, что, проявляя готовность к глубоким ядерным сокращениям, США вполне могут преследовать задачу восстановления доминантной роли ядерного оружия в мировой политике и в глобальном военном уравнении. При этом они имеют основания рассчитывать на свои нынешние и особенно будущие технологические преимущества в сфере разработки и производства ядерных боеголовок и ядерных носителей, особенно заметные на фоне стагнации ядерной науки в России, а также на выгоды своего геополитического положения, облегчающие оптимальное развертывание и применение ядерного оружия.

Причину такой политики, если она, конечно, существует, не следует искать только лишь в России (хотя и в ней тоже, поскольку, как мне уже приходилось писать, с геополитической точки зрения она не является союзником Америки).

Содержание ядерного потенциала обходится относительно дешево: по разным оценкам от 6-7 до 8-9 процентов оборонного бюджета. Эту долю, конечно, необходимо увеличить, направив дополнительные средства на усовершенствование систем управления СЯС, разработку и производство новых боеприпасов и носителей, восстановление нарушенной системы раннего предупреждения о ракетном нападении, исследования в области ПРО, укрепление ПВО.

Далее, несмотря на периодически высказываемые сомнения относительно эффективности, контролируемости, безопасности, надежности и т.д. российского ядерного оружия, приходится признать, что оно чуть ли не единственный оазис эффективности в пустыне общей дезорганизации российской доли бывшей Советской Армии. На сегодняшний день не только не проведена общая военная реформа и не созданы широко разрекламированные мобильные силы (низкая эффективность действий российской армии в Чечне наглядно демонстрирует степень упадка сил общего назначения), но даже не разработана сколько-нибудь вразумительная концепция реформы. Однако даже если эта концепция и появится, то для превращения нынешних разрозненных группировок войск в современную боеспособную армию, насыщенную высокотехнологическими неядерными средствами поражения, системами управления и т.д. и отлично владеющую ими, потребуется немало лет. И то при условии, что реформа будет обеспечена материальными и финансовыми ресурсами. А их-то в достаточном количестве, скорее всего, не будет.

Надо также учитывать, что даже в самые экономически благополучные годы из-за критической демографической ситуации мы не сможем создать такие неядерные силы, которые хоть сколько-нибудь соответствовали потенциальной неядерной опасности по периметру наших границ, не говоря уже о более отдаленных угрозах. А раз так, то, наверное, стоит воспользоваться давно известным натовским рецептом — нехватку солдат компенсировать ядерной мощью. "Было бы вполне объяснимо, — пишет сотрудник института Брукингса, — если беспрецедентная слабость России по отношению к Китаю в области обычных вооруженных сил подвигла бы российских ядерных стратегов совершенствовать и развивать план военных действий против Китая (известный под именем "Барьер") с тем, чтобы обеспечивать себе возрастающее число ограниченных ядерных вариантов"52.

Еще одно соображение. Пока нет лучших, надо жить по тем документам и директивам, какие есть.

Это, разумеется, не означает, что Россия должна вновь сверхвоору- житься и легковесно использовать свою ядерную мощь для решения политических и тем более военных задач. Дело в другом. Один из парадоксов ядерной теории состоит в том, что "сдерживает", то есть предотвращает ядерное и крупное неядерное нападение, лишь то ядерное оружие и та стратегия его предполагаемого применения, которые высокоэффективны с военной точки зрения.

Наконец, больший упор на ядерное оружие и, соответственно, недопущение дальнейших обвальных ядерных сокращений препятствовали бы избавлению от страха перед "ядерной зимой" как в США, так и у нас. Замечу, что это немаловажно для сохранения ситуации взаимного сдерживания, ибо "...ситуация ядерного сдерживания существует в отношениях между двумя любыми ядерными державами, даже если характер политических отношений между ними таков, что вопрос об этом никогда не поднимается"54.

Если говорить о количестве требуемого оружия, то, судя по дискуссиям среди военных, нас вполне могут устроить потолки и ограничения Договора СНВ-155. С соглашением СНВ-2 — сложнее. И хотя личная позиция автора состоит в том, что ничего хорошего договор нам не принесет56, а последствия его нератификации или невыполнения не так страшны57, данное соглашение, может быть и можно было бы доработать с учетом замечаний российских экспертов.

Столь же важно определиться с составом будущих ядерных сил. В чисто концептуальном плане все достаточно ясно. Ошибкой было и превращение ядерной триады в диаду (т.е. отказ от тяжелых бомбардировщиков), и перенос основной части СЯС в море, и концентрация их на суше, и — на земле — предпочтение либо мобильного, либо стационарного варианта базирования ракет. Ведь каждая часть триады обладает своими уникальными преимуществами и недостатками, все вместе они образуют единый военный организм, их совокупность за трудняет гипотетическому противнику планирование ядерных наступательных операций, резко снижаются шансы быть обезоруженным и т.д. (Об этом было немало написано в годы конфронтации и не имеет смысла приводить всю аргументацию снова. Отмечу лишь, что одним из основных принципов развития ядерной триады США по-прежнему является сохранение сбалансированности ее частей). Своими преимуществами и недостатками обладают и отдельные системы вооружений. Понятна, конечно, корпоративная мотивация и "моряков", и "сухо- путников", и их лоббистов в ВПК и в центральном аппарате Минобороны, тянущих одеяло на себя, но все-таки определяющими должны быть интересы страны.

И последнее. Необходимо не дать Вашингтону стереть грань между стратегической и тактической (не имеющей договорных ограничений в развертывании) ПРО под предлогом прояснений и уточнений Договора по ПРО. Будущие тактические противоракетные комплексы не должны обладать сколько-нибудь значимым потенциалом перехвата стратегических ракет. Надо также еще раз оценить целесообразность сохранения моратория на ядерные испытания. И старые, и новые боеприпасы нуждаются в практической проверке. Может быть, лучше договориться о квотировании испытаний? Тем более, что полного моратория все равно не получается. Китай испытывает новые образцы оружия по мере необходимости, Франция при новом президенте также не намерена проявлять сдержанность, да и в США все больше сторонников умеренной программы ядерных испытаний. К тому же после бессрочного продления договора о нераспространении ядерного оружия более нет необходимости показывать нынешним безъядерным государствам серьезность разоруженческих усилий членов ядерного клуба.