<<
>>

Основные категории и понятия современной геополитики

ЧЕТВЕРТОЕ ДЕЙСТВИЕ в рамках санации традиционной фундаментальной геополитики — уточнение и обновление категорий и понятий. Рассмотрю наиболее важные, особо выделив категорию государственных интересов, вокруг формулирования которых в России ведутся незатухающие и пока малорезультативные дебаты; а затем остановлюсь на способах реализации этих интересов, на ключевых для геополитики категориях государственной мощи и экспансии, а также базисном для прежних разновидностей геополитической науки представлений о глубоко разделенном мире. 2.4.1.

Интересы: национальные или государственные?

В деле разработки и осуществления внутренней и внешней политики любого государства принципиально важной, базовой является категория его интересов. Зная, в чем они заключаются, можно сформулировать общий стратегический курс; а дальше определить, что мешает его практическому воплощению и какие корректирующие меры — с учетом возможностей данного государства — следует предпринять для преодаления существующих препятствий. Проблема, однако, состоит в том, чтобы определить конкретное содержание категории интересов, но прежде всего — правильно обозначить данную категорию. Советские "перестроечные", а затем и российские ученые и политики запустили в оборот и активно пользуются термином "национальные интересы' (вместо использовавшейся в последние десятилетия существования СССР категории "государственные интересы", которая, в свою очередь, вытеснила декларируемые раньше интересы" классовые"), прилагая его в том числе и к России. Данный термин и соответствующая категория восходят к концепции "нация-государство", которая была сформулирована вскоре после Великой французской револю- циии и постепенно укоренилась (и до последнего времени бесспорно доминировала) в общественно-политических науках государств, принадлежащих к северо-атлантической цивилизации. Разумеется, перенимать очевидные достижения западной мысли, технической или гуманитарной, не только не стыдно, но и необходимо.

Но в данном случае польза некритического заимствования сомнительна, ибо, как представляется, понятие "национальных интересов" все больше выпадает из контекста современной мировой политики.

В первую очередь снижение оперативной полезности категории "национальных интересов" связано с нарастающим кризисом полиэтнической модели "нации-государства — как самого объекта, так и его концепции, "...(во всем мире) появляется новый опасный феномен: обанкротившиеся (полиэтнические) нации-государства, совершенно неспособные существовать как нормальные члены международного сообщества", - цитирует своих единомышленников из журнала "Фо- рин Полней" профессор университета им. Дж. Вашингтона* *.

Под вопрос ставится и "либеральное' определение нации как "культурно-лингвистической общности'. Ее вытесняет в теории — и особенно заметно на практике — "нелиберальная" трактовка, считающая нацию общностью людей, основанной прежде всего на генетической (и религиозной) близости12. Одну из причин бурного роста "этнорелигиозного самосознания" ученые видят в реакции людей на растущую "насильственную" глобализацию международной жизни. "По мере Torn, как люди и институты теряют автономию, что является неизбежным следствием глобализации международных контактов, они все больше стремятся защитить свои интересы и добиться психологического комфорта, все более тяготея к "находящимся под рукой" общностям к которым они так или иначе принадлежат. Консолидация этнических меньшинств и нарастающая волна религиозного фундаментализма являются очевидными примерами ответного движения в сторону локализации, которое генерируется процессом глобализации"13. )тот подход объясняет, почему в изолированном от "глобализации' ".застойном" СССР этнонационализм находился в дремотном состоянии, и почему он стал быстро пробуждаться в эпоху Горбачева, который методами Петра I вознамерился затащить Советский (V)юз в лоно мировой цивилизации. Он же предрекает дальнейшее нарастание этнических проблем, теперь уже в России, в том случае, если та будет и дальше быстро и бездумно "открываться внешнему чиру".

Очевидно, именно появление и рост этнонационализма активизи- ронали в свое время обсуждение на Западе проблемы прав национальных меньшинств (в 60-е гг.); привели сначала к консолидации, а затем обособлению и росту влияния этнических общин в иноэтнических і гранах, что расслаивает даже уже давно сложившиеся там нации, і гимулируя ослабление их интегрирующего потенциала; породили прогрессирующее стремление к большей политической автономии, все ч;пце переходящее в сепаратистскую плоскость, компактно прожива ющих нацменьшинств; а в последнее время вызвали к жизни такое явление, как "этнические чистки", проводимые государственными институтами, оккупированными этнобольшинством.

Примеров подобной тенденции можно привести множество — от экстремальных (Югославия) до относительно умеренных ее проявлений.

К последним можно отнести ситуацию в США, где явно обозначилось ослабление американской нации, нарушение ее внутренних целостности и единства. Трудно избавится от впечатления, что американское общество чуть ли не сплошь состоит из разного рода меньшинств и обособленных этнических общин (китайской, еврейской, мексиканской, русской, польской и др.). На юге страны значительная часть населения прекрасно общается между собой на испанском и китайском языках, но очень плохо понимает общенациональный английский. Заметные достижения серьезной американской культуры за последние годы тоже, пожалуй, "этноориентированы" (как произведения недавнего лауреата Нобелевской премии по литературе афро-аме- риканки Т. Моррисон или "Список Шиндлера" кинорежиссера С. Спилберга). Не случайно американские политологи все реже говорят о своем обществе как о "плавильном котле", предпочитая термин "крупно нарезанный салат", а некоторые ученые (С. Хантингтон и другие) даже предрекают США внутренние цивилизационные разломы. Если попытаться оценить степень их консолидации, то, наверное, нынешняя американская нация опустилась до уровня, к которому подтянулось советское общество на рубеже 70-80-х годов, когда, по словам главного политика тех времен, "показателем растущей однородности советского общества, торжеством национальной политики КПСС стало образование исторически новой социальной и интернациональной общности — советскою народа"14. Получается, что термин и категория "национальных интересов" (НИ) более или менее приемлемы, если речь идет о моноэтнических государствах, которых не так уж много: по некоторым оценкам, только 20% государств мира этнически гомогенны15. Но даже в отношении них использование понятия НИ вызывает вопросы и порождает проблемы и сложности. Обозначу некоторые из них. 1)

Если говорить об интересах нации, значит — всей нации? Но ведь любая нация неоднородна хотя бы в силу неизбежного социально-экономическою расслоения. А раз так, то единого набора интересов для "верхов" и "низов" просто не может быть.

Конечно, их "единение" происходит, но лишь в чрезвычайных обстоятельствах и по самым общим вопросам (например, в условиях угрозы войны, когда на карту поставлено выживание действительно всей нации, либо массированного инонационального вторжения). 2)

Даже в моноэтнических и унитарных государствах (как Франция и Китай) интересы населения составляющих их регионов существенно дифференцированы, а в случае с федерациями эта разнонаправ- ленность усиливается (мнения более консервативно настроенной немецкоязычной части конфедеративной Швейцарии подавляют на референдумах иные ориентации). 3)

Подчеркивание интересов нации вряд ли уместно в условиях, когда наблюдается рост направленного вовне национализма даже в "образцовых демократиях" ("великая Япония"), и когда некоторые эксперты называют следующее столетие веком этнических и межнациональных конфликтов. 4)

Использование термина НИ запутывает ситуацию тогда, когда за рубежом проживает часть нации (например, венгры в румынской Трансильвании. Следует ли в этом случае говорить о НИ только венгерских венгров, или румынских тоже?) либо когда нация разделена между двумя государствами (чьи интересы более национальны: северных или южных корейцев?).

В значительном большинстве случаев, когда многие даже сложившиеся (полиэтнические) нации расслаиваются и дают все больше оснований квалифицировать соответствующие им государства как выраженно полиэтнические16 или даже как многонациональные (ибо даже самые маргинальные этносы предпочитают считать себя отдельной нацией, или в крайнем случае частью зарубежной нации), еще меньше оснований пользоваться категорией и термином НИ. Рассмотрим два варианта полиэтничности/многонациональности.

Вариант А. Имеется четко выраженный главный этнос (нация) и маргинальные этносы (нацменьшинства). Чьи интересы — "НИ" страны? Очевидно, основной нации (в первую очередь ее верхушки), которая правит бал по собственному разумению, по крайней мере в принципиальных вопросах.

Иначе почему так остро стоит вопрос о защите прав нацменьшинств даже в "образцовых" западных странах?. Но тогда здесь также возникают уже обозначенные (для моноэтнических стран) проблемы с определением совокупных интересов всех слоев ведущей нации, и угроза подхлестывания национализма ее элиты (а, может быть, и всей нации). Кроме того, раз в нынешних условиях концепция НИ страны фактически подразумевает примат интересов (элиты) ведущей нации (а не нации-государства, общего для всех населяющих его этносов), то ее использование соответствующим образом настраивает практическую государственную политику, создавая впечатление у маргинальных этносов о большем или меньшем их игнорировании в данной стране. Тем самым придается дополнительный импульс как росту этнонационализма среди нацменьшинств, его дальнейшему перерождению в сепаратизм (в случае компактного проживания маргинальных этносов), так и нарастанию национализма извне в том случае, если нацменьшинства имеют государственность по другую сторону границы. Ответом же этому может быть всплеск национальных чувств ведущей нации, тем более, что нередко "альтернативные" интересы руководителей маргинальных этносов сводятся к элементарным территориальным требованиям17, и интересы эти с корыстью поддерживаются и даже вдохновляются из-за рубежа18. В результате ситуация и в стране, и далеко за ее пределами резко дестабилизируется.

Вариант Б. В рамках государства в силу исторических причин сосуществуют две или более сопоставимые — по численности, уровню жономического, культурного развития — нации, или же одна веду щая нация "уравновешивается" совокупностью меньших наций. Чьи тогда национальные интересы должны быть признаны НИ страны? На этот счет, как правило, существует прямо противоположные и одинаково упорно отстаиваемые точки зрения. Неудивительно, что в мире немного примеров длительного добровольного сожительства сопоставимых наций (этносов) в рамках одного государства. Больше опыта расставаний и длительных внутрених раздоров (ЧССР, СССР, Югославия, Кипр, Канада, Индия).

И это несмотря на то, что в условиях образования соперничающих геополитических коалиций, сила которых — в интеграции ресурсов стран-участниц, очевидны все серьезные преимущества тесного — в рамках единого крупного государства —

объединения потенциалов нескольких "полных" наций, и столь же понятны перспективы нарастающей дестабилизации тогда, когда не удается провести процедуру "бархатного развода". Действительно, при разрушении или ослаблении федеративных связей заметную для всех роль сыграло и играет исчезновение центральных "цементирующих обстоятельств" (ЧССР — крах соцсистемы, СССР — отказ от общей идеологии, Югославия — указанное плюс еще и смерть Тито, а также в этих и многих других случаях ослабление общегосударственных экономических связей, включая стремление к автаркии более благоприятных регионов). Но верно и другое. Центробежные тенденции резко усиливались, а в ряде случаев и провоцировались тезисами

о несовпадении интересов этносов, населяющих государство, острыми и болезненными спорами о примате того или иного набора НИ, затушевывавшими объективное существование общих для всех государственных интересов (как внешних, так и внутренних).

Можно, конечно, упорно придерживаться понятия НИ, настаивать на создании "своих" государств всеми — за исключением мельчайших и разрозненных — этносами-нациями19, но негативные стороны такого подхода, включая последствия уже произошедших или возможных распадов полиэтнических/многонациональных государств, уже превысила реальные и ожидаемые плюсы.

На мой взгляд, целесообразно говорить не о национальных, а о государственных интересах ("ГИ"). Тогда сразу исчезает много проблем, связанных с использованием концепции НИ, не остается основы для бесконечных и взрывоопасных дискуссий о соотношении "национального" и "государственного" в интересах политической общности (первого — как отражения требований самых разных структур гражданского общества, второго — как позиции политического института),

о соответствии "сецессионного" выражения национального (этнического) интереса нормам международного права (принципам нерушимости границ и территориальной целостности государств). Будут иные проблемы (определения круга ГИ, взаимодействия граждан — вне зависимости от этнической принадлежности — с государством и отстаивания их прав), но от них в любом случае никуда не уйти.

Представляется, что базовые, универсальные ГИ выражены в источниках международного права (таких, как Устав ООН, Заключи тельный акт Совещания в Хельсинки и т.д.). Это (перечислено бегло) физическое выживание и политическая независимость данной страны, недопущение вмешательства в ее внутренние дела извне, целостность се территории и неприкосновенность границ. Сюда же следует отнести наращивание внутренней силовой и ресурсной базы государства (которая, в свою очередь, является важнейшим инструментом отстаивания и продвижения всей совокупности ГИ, а нередко и основой для провозглашения новых интересов как целей государственной политики), расширение сферы ею геополитического влияния, рост безопасности и благосостояния граждан (чем богаче граждане, тем богаче само государство), всесторонний прогресс общества и, конечно же, развитие его культуры во всем многообразии ее составляющих.

Кроме того, у каждой страны имеется набор уникальных государственных интересов, определяемых спецификой ее географического положения, внутренней социально-экономической и политической ситуацией, позицией данной страны в мировой экономике и политике, се национально-культурными и цивилизационными особенностями. При этом географические и экономические факторы имеют особое значение. Поскольку целый ряд формирующих уникальных ГИ факторов подвержен постоянным изменениям, то, видимо, и сами эти интересы также могут эволюционировать с течением времени.

Во всей совокупности ГИ абсолютно законными следует считать те из них, которые закреплены в качестве норм международного права. Те же, которые выходят за эти пределы, но не нарушают законных интересов других государств, тоже, видимо, законны и справедливы (по древнему принципу: моя свобода оканчивается там, где начинается свобода другого). Это в теории, а в жизни приходится констатировать, что наличие реальных силовых возможностей для отстаивания спорных интересов и/или применение превосходящей силы для их практической реализации также превращает эти сомнительные интересы (обычно постфактум) во вполне законные для мирового сообщества (вспомним многочисленные американские интервенции в Латинской Америке последних лет).

Хотя категория госинтересов в целом объективная и по сути своей сугубо рациональная, на практике интерпретаторами и выразителями государственных интересов выступает элита общества, прежде всего та ее часть, которая непосредственно находится у руля власти. В свою очередь, представители различных групп элиты (научной, военной и т.д.) постоянно проводят конкретную оценку внутренней и внешней ситуации, совокупной мощи страны, определяют и ранжируют ГИ, выявляют угрозы этим интересам и предлагают политику по преодалению угроз и достижению выдвигаемых внутренних и внешних целей.

В странах с либеральным режимом правления конкурирующие совокупные стратегические программы, по-своему определяющие систему текущих и перспективных ГИ и меры по их продвижению, периодически представляются на суд избирателей. Одна из них добивается —

по результатам баллотировки (выборы, референдум) — демократической легитимации. Кроме того, оперативное формулирование правящей элитой ГИ и меры по их осуществлению должны получать (или нет) поддержку парламентариев, которым избиратели делегировали соответствующие права.

В недемократических государствах выбор в пользу тех или иных ГИ чаще всего является итогом соперничества различных групп элит (между политической и военной или экономической, например) и закулисных баталий в государственном руководстве, а затем объявляется стране и миру. Но и в том, и в другом случае "народу" отводится по сути нетворческая "реагирующая" функция — либо одобрение (избрание/переизбрание авторов понравившейся программы; или — при нелиберальном режиме — пассивное согласие, конформизм), либо неодобрение (неизбрание инициаторов непопулярных формул или действий по реализации ГИ; глухое недовольство, бунт).

Поскольку ГИ не могут выражаться иначе, чем через посредников- интерпретаторов, неизбежны случаи их прямого и грубого нарушения под воздействием субъективных обстоятельств — политической ориентации, мировоззрения, да и просто разного уровня государственного интеллекта руководства страны. Примером тому может служить неоправданная и практически безвозмездная сдача Горбачевым ряда советских геополитических позиций20. Хотя в данном конкретном случае факт волюнтаристского нарушения ГИ достаточно очевиден, не всегда можно сразу сказать, правильно ли определены ГИ и в том ли направлении ведется государственная политика, особенно если имеются альтернативные и достаточно убедительно обосновываемые точки зрения. В таких спорных случаях, видимо, только долгосрочные практические результаты оспариваемой политики могут доказать либо ее целесообразность, либо, наоборот, ошибочность (лучшего пробного камня, чем принцип "практика — критерий истины" пока что не придумано).

Но, может быть, в результате развития межгосударственной интеграции государственные интересы сократятся до минимума, а то и вовсе отомрут? Действительно, в условиях расслоения мира на соперничающие зоны преимущественной интеграции у участников подобных группировок возникают и коллективные (надгосударственные) интересы, которые до определенной степени могут замещать или видоизменять "первоначальные" государственные интересы отдельных стран.

В обозримой перспективе межстрановая интеграция будет происходить по преимуществу в социально-экономической и внешнеполитической сферах, но даже в ходе такой интеграции не избежать коллизии "частно" — государственных и коллективных интересов (вспомним трудный процесс выработки и ратификации Маастрихтских соглашений) .

В свою очередь, дифференцированные национальные интересы, которые все чаще, по моим наблюдениям, интерпретируются сегодня как имеющие по преимуществу "общественный", то есть относящийся к разным сегментам гражданского общества (этническим, регионально-ассоциативным, социально-групповым и т.д.), характер, будут, вероятно, пока уступать обобщающим их "частно"-государственным и надгосударственным (коалиции стран) интересам. Если развернуть :>то предположение в примере, то надгосударственные интересы европейского сообщества как мирового центра силы все более доминируют над национальными интересами входящих в него стран, хотя бы той же Италии, чье гражданское общество (или нация?) ощутимо раскалывается по линии север-юг.

В более же отдаленном будущем человечество неизбежно столкнется с растущей нехваткой мировых ресурсов, все более дефицитными будут становиться и рынки сбыта готовой продукции. Это приведет к обострению противостояния между сложившимися коалициями стран, тем более, если они не сумеют договориться о квотировании "дефицита". Но не исключено также, что борьба за ресурсы распространится с межгруппового на внутригрупповой уровень. В результате сфера действия коллективных интересов резко сократится, а значимость государственных интересов отдельных стран резко возрастет.

Всему — свое время? Возможно ли "перескочить" ступень развития, миновав пройденные другими обществами и государствами вроде бы исторически логичные стадии и выйдя сразу на более высокий уровень? Не похоже ли подобное допущение на марксистско-ленинский волюнтаризм (случай с Монголией и советской Средней Азией)? История, казалось бы, показала, что она не терпит насильственных ускорений и все должно развиваться стадиально. Между тем естественно-научные эксперименты свидетельствуют: если создается соответствующая — новая — среда (химическая или иная), объект может развиваться в ином темпе, мгновенно минуя те стадии эволюции, на прохождение которых в традиционных условиях требовалось значительное время.

Если в силу, предположим, внутренней антиномичности (В. Ключевский) России ее общество не "сплавилось" в нацию, ее государственность "недоросла" до уровня нации-государства, а к концу XX века историческое время интеграции наций-государств проходит, то, вероятно, нашим ученым и политикам стоило хотя бы задаться вопросами. Ис создали ли общемировые условия конца нашего века ту самую жспериментальную среду", в которой Россия образуется как государ- I Iво "нового типа", политически интегрирующее в себе разные цивилизационные элементы и уровни социально-экономического разви- • ия, с необъясненной пока научно моделью? Нужно ли дожидаться образования нации-государства, чтобы продвигать государственные интересы России в ее внутренней и внешней политике? Либо по-преж- исму мы будем продолжать непонятое нами живое втискивать в рамки і радиционных и "закономерных" (исторически, политически, социально, экономически и т.д.) конструкций, отсекая даже возможность иного пути становления государственности России? В последнем случае придется признать, что заявленную властями еще в 1992 году задачу создания концепции национальной безопасности России с учетом ее национальных же интересов соответствующие политики и эксперты не смогли выполнить даже к концу 1995 года не только по нерадивости, неумению, непрофессионализму. Может быть, ее вообще невозможно сейчас сконструировать, как решить квадратуру круга с помощью одних только циркуля и линейки?

Вряд ли кто в здравом уме попробует сформировать концепцию "национальной безопасности" Европейского сообщества со всем, что объединяет и разделяет составляющие его государственные элементы. В этом, видимо, и состоит проблема дефиниции интересов многосоставных (в разных смыслах) сообществ. Ведь та же квадратура круга отлично решается с привлечением других средств. Тогда, может быть, следовало бы строить концепцию государственной безопасности России как субъекта мирового сообщества и политической агломерации этносов, культур, социальных групп неодинакового уровня развития, но тем не менее обладающей неким набором общих интересов, требований, целеполаганий, идеалов, наконец? 2.4.2.

<< | >>
Источник: К. Э. Сорокин. Геополитика современности и геостратегия РОССИИ. - М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН). - 168 с.. 1996

Еще по теме Основные категории и понятия современной геополитики:

  1. 1.5. КАТЕГОРИИ ГЕОПОЛИТИКИ
  2. Введение О ПОНЯТИИ «ГЕОПОЛИТИКА*
  3. Особенности французской П. Видаль де ла Блаш и Ж. Ан- геополитической мысли сель — оппоненты экспансионизма и империализма в геополитике.
  4. Предложенная Коэном модель полицентрична и иерархична
  5. 1.2. Мировая и отечественная политическая география: основные концепции и идеи
  6. 1.3. «Новая» политическая география: истоки, проблематика, теория
  7. «СОВРЕМЕННОЕ ЕВРАЗИЙСТВО»
  8. ЛИТЕРАТУРА194
  9. Основные категории и понятия современной геополитики
  10. Русская школа геополитики Суши
  11. ГЛАВА 2. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ МОНДИАЛИЗМА
  12. 1.3. 1970-1995 годы - современный этап развития западноевропейских экономических архивов
  13. Библиографические ссылк
  14. Список литературы
  15. 5.1. История Права в призме духовной эволюции России и Запада
  16. Россия: часть Запада или самостоятельный центр силы?