«Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать учителей, которые льстили бы слуху, и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2 Тим. 4,3). Особенность современного правопонимания заключается в плюралистичности. В юридической науке существует множество школ понимания права, каждая из которых претендует на формулирование как собственной теоретической парадигмы, так и особой онтологемы правопонимания. Каждая из школ опирается на различные исходные философские и методологические основания. О.Э. Лейст все концепции правопонимания свел к трем основным типам: нормативному, социологическому и естественно-правовому5. По мнению В.К. Бабаева, длительная дискуссия о праве в нашей юридической науке выявила три основных подхода к определению его понятия: узконормативное, социологическое и философское6. B.C. Нерсесянц также выделяет три типа правопонимания: легистский (позитивистский), естественно-правовой (юснатуралистический) и разработанный им либертарно-юридический7. О.В. Мартышин к основным типам правопонимания относит четыре: нормативизм, социологическую юриспруденцию, теорию естественного права и философское понимание права8. Очевидно, что у ведущих ученых-юристов страны достигнут относительный консенсус по поводу перечня основных типов правопонимания. К юридическому позитивизму (нормативизму) они относят взгляды на право как совокупность общеобязательных предписаний, установленных либо санкционированных государственной властью в виде формально-определенного официального документа. В естественно-правовой тип понимания права включают воззрения, согласно которым право выводится из разума человека или природы в качестве неотчуждаемых прав и свобод, существующих у человека независимо от государства. Философское понимание права пытаются обособить от естественноправового подхода, апеллируя к учениям Канта и Гегеля, понимавшим иод правом возведенную в закон свободу, но такое обособление несостоятельно по содержательному критерию. Социологическую школу права, равно как историческую и психологическую школы, редко признают самостоятельными типами понимания права, поскольку они не образуют именно правового мировоззрения и никакой мировоззренческой линии в юриспруденции не составляют. Считается, что все определения права появившиеся в отечественной юриспруденции в последние десятилетия, не выходят и не могут выйти за рамки этих основных типов правопонимания. А так называемый широкий (или интегративный) подход представляет собой лишь комбинацию названных типов. В.Н. Карташев попытался разработать более дифференцированную классификацию типов правопонимания. Он выделяет теологический подход, связанный с учениями различных конфессий; философский подход; социологический; формально-логический; психологический; исторический; лингвистический, выявляющий проблему языкового оформления права; этический и юридический9. Очевидно, В.Н. Карташев не нашел общего критерия для своей классификации. Той же методологической ошибкой характеризуется классификация типов правопонимания Е.Л. Поцелуева, который называет следующие типы: этатизм, нормативизм, позитивизм, социологическую юриспруденцию, естественное право (философское понимание права), интегральный и его разновидность коммуникативный (диалог), феноменологический, герменевтический, антропологический, синергетический, легистский и юридический 1. Причем к последнему, юридическому типу, он относит уже упоминаемые им естественно-правовой и либертарно-юридический . В.В. Лазарев предложил различать «профессиональное 28 определение права» и «научное понимание права» > что напоминает философское и прикладное понимание права у Гегеля. Это предполагает разработку двойного стандарта правопонимания, что некорректно по причине единой сущности права, которую одинаково необходимо представлять и теоретикам и практикам. К числу научно приемлемых определений права Л.С. Явич относил следующие: 1) Право есть юридическое выражение общественных отношений; 2) Право - масштаб свободы, который официально признан государством; 3) Право - это абстрактные правовые отношения, вне зависимости от того, как они поддерживаются силой государства; 4) Право представляет собой нормативный регулятор поведения людей, выражающий возведенную в закон волю господствующих классов, охраняемую государством10. Но даже такой пространный перечень определений не учитывает того духовно-культурного статуса права, которым предопределяются все иные характеристики этого феномена. Автор психологической теории права Л.И. Петражицкий предложил оригинальный подход, который, впрочем, не может претендовать на универсальность. Он привлекал внимание к психологической составляющей права - взаимным переживаниям сторон правоотношений по поводу взятых ими на себя обязательств11. Л.И. Петражицкий выходил на категории совести и долга, но не сумел адекватно объяснить их происхождение в правосознании и душе человека. Согласно исторической школе права, право подобно языку представляет органическое явление народного духа и развивается не искусственными и произвольными мерами, а по мере развития народных потребностей и сознания. Г.Пухта предлагал юристам сосредотачивать внимание не на создании нового права, а на изучении органического развития права существующего12. По его мнению, право возникает невидимым путем, оно предшествует житейской практике в виде общенародного убеждения. Житейская практика есть лишь последний момент юридического процесса, в ней лишь выражается и воплощается возникшее право, живущее в убеждении сынов данного народа. Г. Гуго, Ф. Савиньи и Г. Пухта абсолютизировали обычное право, в котором находят выражение веками сложившиеся обычаи и воззрения народа. Возможности законодателя они воспринимали как весьма ограниченные. Правоведы либерального течения критиковали историческую школу права за то, что в ней нет доверия к свободному творчеству личности; человек там - не творец, а орудие исторического процесса. Либералов всегда привлекают в человеке лишь революционная, сокрушающая традицию энергия и возможность противопоставлять свое «Я» окружающему миру. Мы же с одобрением отметим уважение исторической школы к старине, к вековым преданиям и обычаям, унаследованным от предков. Вот только Источник этих преданий сторонникам данной школы не удалось раскрыть. Ведь люди не случайно объединяются друг с другом: их влечет друг к другу сходство материальных и духовных интересов; из этого сходства возникает общение; длительное общение носит творческий характер и увеличивает взаимное подобие, и если общение носит творческий характер, то крепнут общественные взаимные связи. Эти связи закрепляются традицией, передающейся из поколения в поколение. Так постепенно возникает единая и общая культура, в том числе правовая. Самое же глубокое единение людей возникает из их духовной однородности, из сходного душевно-духовного уклада, из единой веры, из общей судьбы, из сходной любви к единому и общему. Но так происходит не от стихийной практики разных народов, как считали сторонники исторической школы права, а у всех народов, несмотря на разные государственные инстинкты, различные нравственные идеалы и разнообразные чувства права. Так всем народам дано от Бога. И у каждого народа особая, национально-зарожденная и национально вы страданная культура. И духовный религиозный фактор оказывается решающим в сравнении с преходящими субъективными интересами людей и ценностями их материального быта. Социологическая школа права тоже претендовала на неординарное видение права, но в своем законченном виде уподобилась позитивизму. Социологическая юриспруденция понимает под правом реальные социальные отношения, имеющие юридические последствия и возникающие в различных общественных объединениях или создаваемые решениями судебных и административных органов государства. Настоящим, «живым» правом сторонники социологической школы считают не нормы законов, а субъективные права и обязанности, установленные судьями или полицейскими по конкретным делам. Но это разновидность позитивизма, поскольку право отождествляется с судебными и административными официальными решениями независимо от их содержания. Социологическая школа права соответствует юридической традиции стран общего права (Англия, Австралия, Канада) и США. Теоретиками социологической юриспруденции считаются Е. Эрлих, Э.Дюркгейм, Дж. Грей, Н. Луман, Т. Гайгер. Позитивистски социологическую юриспруденцию представляли и ее российские сторонники С.А. Муромцев, Н.М. Коркунов. Ими очень обстоятельно изучено именно позитивное право. Так, по мнению представителей этой школы, норма, не воплощающаяся и не способная воплотиться в реальном правоотношении, не является правовой. Тогда получается абсурд: если в обществе действует Уголовный кодекс, но правопослушные граждане его не нарушают, Уголовного кодекса для них не существует, его нет? Узкопозитивистский подход социологической школы права заключается в ее догме: только через восстановление нарушенных правоотношений и наказание нарушителей проявляется и «работает» настоящее право. А воспитание правопослушного поведения подавляющего большинства членов общества как результат духовного воздействия на общественное и индивидуальное правосознание игнорируется. А между тем, в этом духовном воспитании состоит едва ли не главная функция права. Карательная функция подключается при неэффективности правового воспитания, которое устремлено, главным образом, в глубины сознания и чувств субъекта, а не на механическое повторение предложенного штампа поведения. Другими словами, подлинное результативное право обращено не столько к внешнему поведению человека (как считается в юридической литературе), сколько к душе человека. Американизованная версия социологической юриспруденции под названием «американский правовой реализм» (О. Холмс, Дж. Фрэнк, Б. Кардозо, Дж. Грей, К.Левеллин) настаивает на том, что право рождается в процессе разрешения споров, возникающих в конкретных жизненных ситуациях13. В данном случае игнорируется, что юрисдикционный процесс представляет собой форму материального правового отношения по выяснению истины по делу. Судебная практика как процессуальная форма не является источником права, потому что не порождает права непосредственно. Судья даже в англосаксонской правовой системе обращается своим правосознанием к идее права, в соответствии с ней взвешивает аргументы сторон процесса. И в этом случае мы выходим на духовнокультурную природу права. В советский период П.И. Стучка определял право как порядок общественных отношений, выгодный и угодный правящему классу3J. За ним А.А. Пионтковский и С.Ф. Кечекьян обращались к инструментарию социологической юриспруденции, привлекая внимание коллег не только к нормам писаного права, но и к регулируемым ими правоотношениям. Позднее Д.А. Керимов писал, что «право следует понимать отнюдь не только как сумму законов, установленных государством, а значительно шире, усматривая его сущность в более глубоких пластах социальной действительности. Право и генетически и функционально, и с точки зрения развития - это определенная система общественных отношений, тех именно отношений, природа которых объективно имеет правовой характер, которые запрограммированы именно как правовые, требуют правового выражения»34. Имея задачей доказать, что право далеко не всегда имеет своим источником государство и порождается им, Д.А. Керимов вышел на любопытную догадку: феномен права скрывается глубже писаных государственно-властных предписаний. Но пойти дальше позитивистская методология социологической юриспруденции не позволила и подлинный источник права был подменен авторами системой общественных отношений, генетически запрограммированных быть правовыми. И тогда возникают закономерные вопросы: в чем выражается критерий (источник) такой запрограммированности? как идентифицировать те отношения, которые «генетически запрограммированы быть правовыми», но фактически правовыми пока не стали? При таком подходе право вообще лишается какой бы то ни было постоянной, неизменной основы, ведь общественные отношения отличаются динамизмом развития. Что видят в праве сторонники социологической юриспруденции для управления динамикой общественной жизни, что предложат в качестве вечных ценностей, не подверженных конъюнктуре? В сущности, ничего. У них право отождествляется с самим предметом правового регулирования. И в этом узле нет ни начала, ни конца. Вот к чему приводит позитивистский расчет на всесилие человеческого разума и подмена духовных оснований права формальными либо субъективными факторами. Российский правовед Ю. Гамбаров в начале XX в. полагал, что «в существе права как исторического образования лежат разнообразие, подвижность и изменчивость. Юридические понятия так же изменяются в условиях времени и пространства, как юридические нормы. Объяснение напрашивается само собой: юридические понятия представляют собой не простые логические категории, а живые исторические образования, которые возникают из социальных отношений и лишь после этого овладеваются юридической диалектикой. Юридические понятия обусловлены в своем содержании регулируемыми ими отношениями и подвержены изменениям вместе с изменениями тех же отношений» 5. При всей наукообразности данных тезисов, практическое последствие их реализации одно - приспособление принципов нравственности под сиюминутные интересы господствующих социальных сил. Право из духовной ценности, кумулирующей набор вечных нравственных истин, превращается в инструмент, орудие, обслуживающее оборотистых дельцов, временщиков всех мастей. Ю. Гамбаров сводил право к техническому инструментарию, пригодному для использования в любых целях: «В не меньшей степени, чем техника, право является продуктом истории, и как природа не вкладывает в душу человека представления о корабле, паровом котле и т.д., так же она не дает ему понятия права»14. Упомянув душу человека и в качестве творца - эфемерную природу, Ю. Г амбаров тем не менее сугубо рационалистически отождествляет право с паровым котлом. Один из родоначальников социологической школы права Е. Эрлих учил, что «живое право динамично. Его возможно обнаружить только в результате эмпирического анализа внутреннего порядка в каждый данный отрезок времени. Более того, нравственные ценности должны отражаться в живом праве»3 . Складывается стойкое впечатление, что сторонники социологической юриспруденции говорят не о праве, а о чем- то другом - практике реализации права, эффективности и целесообразности права, правопорядке, предмете правового регулирования, необоснованно отождествляя все это с правом. В результате у адептов данной школы получается, что право - это любой порядок социальных отношений, рожденный из них же самих и не имеющий никакого постоянного прочного фундамента. Такое право всегда дрейфует вослед отношениям в качестве ведомого спутника. Тогда не право задает образ и смысл для общественных отношений, а социальные связи непрерывно формируют и деформируют некое «гумозное» содержание права на потребу дня. Таким образом, социологическая юриспруденция, будучи одной из скрытых разновидностей юридического позитивизма и догматизма, нарушает логику в определении права, игнорирует духовный авторитет права в регулировании общественных отношений и выдает под «живым правом» явления к нему в действительности не относящиеся. . Позитивистская школа права (Дж. Остин, К. Бергбом, К. Гербер, П. Лабанд, А.Цительман, Г.Ф. Шершеневич, Е.В. Васьковский и др.) и неопозитивистская теория нормативизма Г. Кельзена и X. Харта сохраняет широкие позиции в отечественной юридической науке, несмотря на увлечение большинством ученых (в особенности молодых) доктриной естественного права. Даже С.С. Алексеев, едва ли не возглавлявший нормативисгов в 1970-е и 1980-е гг., в начале 1990-х полностью солидаризировался с теорией естественного права. А М.И. Байтин, Ф.М. Раянов, Р.Г. Минниахметов и многие другие известные российские правоведы продолжают придерживаться нормативистских взглядов. Так, М.И. Байтин утверждает, что право - «это система общеобязательных, формально-определенных норм, которые выражают государственную волю общества, издаются или санкционируются государством и охраняются от нарушений возможностью государственного принуждения, являются властноофициальным регулятором общественных отношений»15. Правом нормативисты признают любую норму, исходящую от государственной власти. Вне позитивного (писанного, официально- и документально-выраженного) законодательства права, по их мнению, не существует. Г. Кельзен объявил свою теорию «чистой», потому что стремился подчеркнуть позитивистскую идею о том, что право абсолютно автономно и самодостаточно16 и его действенность определяется исключительно юридическими нормами, а не нравственными принципами или какими-то иными духовными ценностями. Социальную вредность такого суждения трудно переоценить, ведь на практике это неизменно оборачивается изданием аморальных законов либо несправедливых судебных решений, безнравственностью правоприменителей и формалистическим подходом к чужой беде. Юридический позитивизм во всех своих проявлениях всегда был способен оправдать любые юридические установления, исходящие от государства. Эта традиция восходит к древним легистским воззрениям, придающим праву сугубо этатический характер. Согласно легистскому и нормагивист- скому подходам под правом понимается продукт государства (его воли, произвола и усмотрения), а точнее - приказ, который нужно неукоснительно исполнять независимо от его со- держания. Здесь понятие право существенно обедняется, выхолащивается и сводится к писаному закону. Не случайно ле- гистское (позитивистское) правопонимание присуще авторитарным режимам управления. ’ Р.Г. Минниахметов полагает, что право и закон не должны противопоставляться, а только соединяться как форма с содержанием. «Нужно не противопоставлять закон и право, а видеть их неразрывное единство, - пишет он. - Законы не следует объявлять неправовыми (неправовых, т.е. не содержащих правила поведения, законов не бывает), а нужно раскрывать их суть. И если законы несправедливы, антинародны, то нужно стремиться к их отмене или изменению»17. Но, во- первых, закон не исчерпывает всего многообразия форм, какие может принимать право; во-вторых, право некорректно сводит к системе конкретных правил поведения, потому что в нем содержатся еще правовые идеалы и принципы, имеющие регулятивное значение; а в-третьих, нормативисты сами признают существование несправедливых законов, тогда проблема заключается не в технической отмене таких законов, а в обнаружении духовно-культурного критерия несправедливых законов во избежание их принятия и тиражирования. Нормативисты занимаются выстраиванием логической мыслительной конструкции права и при этом дают определение не праву в собственном смысле слова, а закону. Для них право остается неоткрытым феноменом, а потому недоступным для адекватного понимания. В юридических вузах России еще не изжита инерция говорить студентам о праве, а подразумевать под ним законодательство, отсюда - невразумительность предмета преподавания права. Наконец, как быть с угрожающим тезисом нормативист- ской теории о том, что законность и стабильный порядок могут быть достигнуты лишь при позитивном понимании права, восходящем к его официальному установлению и единообразному пониманию?41 Этим подтверждается тот факт, что нормативисты не различают право и силу, право и произвол. Еще Дж. Остин, развивая теорию юридического позитивизма, полагался на санкцию (угрозу причинения боли индивиду) и достижение тем самым той степени подчинения, которая рассматривалась им в качестве первоосновы права42. Только сила и страх, по общему мнению легистов, позитивистов и норма- тивистов, могут обеспечить законность и правопорядок. Опыт человеческой истории показывает, что это малонадежные основания для правового порядка. Человеческое общество, опутанное страхом, следует закону неискренне и недолго, стремясь при любой удобной возможности обойти пугающее препятствие. При торжестве подобного юридизма субъекты механически воспринимают нормы права, а само право выступает только в качестве средства, как своеобразное «механическое устройство» (по кантовскому выражению). Такое право может в любой момент уступить властной силе, отойти в сторону, когда это требуется государству. А такая законность означает ни много, ни мало - попрание права в его высоком гуманистическом понимании. Право способно сохранить себя только в известном противоборстве с государством - это факт, демонстрирующий исконную природу права. К сожалению, в позитивистской методологии на это мало обращается внимания. Европейская юридическая школа «свободного времени» в поисках оригинального взгляда на право фактически воспроизводит идею примата позитивного права с его холодным юридизмом.Так, Г. Канторович предложил метод «концепту- 41 Раянов Ф.М. Юридическое право: время разобраться по существу. Уфа, 2001. С. 24. 4‘ См.: Мицкевич А.В. Общее «нормативное» понятие права и его место в марксистком правогюнимании // Советское г осударство и право. 1988. № 6. С. 15. ального прагматизма» и сформулировал следующее определение права: «право - не что иное, как совокупность норм, предписывающих внешнее поведение, являющихся подходящими для применения юридическими органами»18. Ганса Кельзена, видимо, посещала догадка о метафизических основаниях права, которую он частично выразил в своих тезисах об Основной норме, которая венчает «лестницу норм». Но Основная норма Г. Кельзена была вписана им в иерархию формально-определенных предписаний, поэтому вопрос о ее реальном существовании для него не имел значения. Гипотетическая Основная норма позволила ему создать рационалистическую формальную конструкцию законодательства. Позитивизмом юриспруденция отрывалась от целого пласта общественной жизни, становилась безразличной к духовным ценностям, сводилась к юридической логике и юридической технике. Концентрация внимания на одном лишь писаном формализованном праве значительно сужает горизонт его практического применения и теоретического осмысления. Апологетика позитивного законодательства превращает право в человеческое изобретение, механическую конструкцию, которую общество создает для своей пользы, для решения задач, определяемых им самим. Тогда любые изменения права законны. Но в этом случае писаное законодательство лишается подлинно правовой основы, что и случилось во многих странах. Для позитивистского типа правопонимания законна любая революция, силой отвергающая традиции, законно и отрицание нравственной нормы, если таковое одобряется обществом или государством. Так, если современное общество не считает аборт убийством, оно не является таковым и юридически. Апологеты позитивного права полагают, что общество может нарушать вечные истины, законы приро ды, а любой закон государства признают легитимным уже в силу его существования. Всеобщие начала мироздания - Истину, Добро, Красоту - позитивисты игнорируют, отрицая их онтологический статус. Позитивисты XIX в. О. Конт, Дж. Милль, Г. Спенсер призывали науку отбросить метафизические умопостроения и сосредоточиться исключительно на критических исследованиях права и понятийного аппарата юриспруденции. «Важным было и отграничение позитивизмом сферы юриспруденции от области морали», - сообщается в Энциклопедическом словаре «Всемирная история государства и права»19. Последующая тенденция рационального познания права привела к отрицанию христианства и попытке его замены идеалами либерализма. Наиболее ярко это проявляется в трудах О. Конта - основоположника научного позитивизма. Если метафизическая философия еще сохраняла понимание права как Божественной сферы, то позитивизм, отрицавший любые метафизические идеалы и признающий только опытные данные, добытые человеком, не мог прийти ни к чему другому. В учении О. Конта культ Бога исчезает и его место занимает фигура человека, как высшего и совершенного существа. «Конг одинаково отвергает и теизм, и политеизм, так как это метафизические построения. Позитивизм допускает только один культ, культ человечества, почитаемого как Высшее существо», - писал Н.М. Коркунов20. Любопытно проследить, как, с какой последовательностью О. Конт проводил культ Высшего для него Существа - человека - и как христианские догматы заменялись публичными культами. «Чистая теория права» Г. Кельзена намеренно отвлекается при изучении права от всех внешних связей и факторов для того, чтобы во имя «объективного подхода» замкнуться на одной лишь юридической оболочке, форме, к тому же понимаемой в виде одной лишь юридической догматики. До Г. Кельзена о «чистом праве» писал И.Кант и понимал под ним право, рассматриваемое «независимо не только от опыта, чувственных факторов, но и от цели...»21. При таком подходе право берется не только автономно от чувственных факторов, но и помимо духовно-культурного содержания. «Очевидно, такой подход - кажется, единственный, позволяющий представить право в качестве самостоятельной сущности, независимой от всего того, что «примешивается», - такой отзыв дает методу Канта С.С. Алексеев22. . Юридический позитивизм индифферентен к духовному, аксиологическому измерению права, уходящему к истокам Вселенной ценностному единству нравственности и права. Он обусловливает рассмотрение права как замкнутой самодостаточной системы, препятствует изучению феномена права в координатах смысла, сущности, действительной ценности человеческой жизни. Тем самым юридико-позитивистский подход делает невозможным формирование целостного (синтетического) мировоззрения, объективно отражающего бытие права. Рассматривая право (при всех существующих различиях между отдельными позитивистскими течениями) как систему правил поведения и принудительный порядок общественных отношений, позитивисты ограничивают задачу правопонимания «познанием и описанием правовых норм и установленных ими отношений между определенными фактами»23 и неизменно уклоняются от субстационально-ценностного обоснования действующего правопорядка. В этом состоит поверхностность и ненаучность позитивистского правопонимания. Позитивистская юриспруденция превращает национальный правопорядок в инструмент для решения каких-либо внешних, социальных задач, которые ставят перед собой государство и общество, то есть приписывает праву исключительно прикладное значение, а не воспринимает ег о мерилом, по которому может судиться само общество. С точки зрения Божественного миропорядка, позитивное «право» способно олицетворять сущее беззаконие, глубоко компрометирующее принципы подлинного права. Отрекаясь от Бога, от абсолютной Божественной Истины, позитивисты отрекаются и от собственной человеческой личности ради плоского иллюзорного мировоззрения. Вступив на историческую арену, как наследник и заместитель христианского учения о морали и праве, позитивизм сеял семена деградации человека и нравственных ценностей. «Допустимо все, что выгодно», - стало принципом Нового и Новейшего времени. Неверие дополняется болезненной озабоченностью утилитарными ценностями: «Если вера в Бо га полезна, то он существует, если нет - то нет и Бога». Новая аристократия либерального общества состоит из удачливых стяжателей. Отсюда допущение, что нравы условны и варьируются у разных социальных групп и отдельных индивидов. Русскому народу всегда был свойственен антипозитивистекий склад национальной души, отчего шансы нашего народа преуспеть в жестокой борьбе за чувственные блага рыночной экономики довольно низки. Когда общество освобождается от Бога и его Абсолютов и отрицает все связующие его моральные императивы, то единственной действенной силой остается физическая сила, организованное насилие государства. Такой урок дает практика воплощения в жизнь установок юридическог о позитивизма. Такова цена законности и стабильности порядка в позитивистском варианте. Расцвету формальной юриспруденции предшествовало разложение правосознания. Можно подчеркнуть, что позитивистское правопонимание выражает довольно низкую ступень в разложении правосознания. Позитивистское правопонимание на самом деле просто отрицает право как проявление духа и утверждает механический произвол. Общество оказывается жертвой открытого физического насилия и обмана. Оно достигает крайней точки моральной деградации и трагически расплачивается за свое безрассудство. Рекламируемые утилитаризм, практицизм и прагматическая целесообразность обернулись самой непрактической гуманитарной катастрофой. Школа естественного права тоже начиналась с поиска права в собственном смысле слова, но и ее опыт оказался неудачным. Уже в античный период греки отличали «юриспруденцию закона» и «юриспруденцию справедливости от природы», и среди римских юристов возникли аналогичные термины - jus civil и jus naturale. Первое, подвижное и изменчивое, порождалось самими людьми, а второе, вечное, - будто бы самой природой24. Варианты теории «естественного права» в разные перирды приобретали различное содержание, но общим стремлением ее сторонников было ценностно-целевое обоснование устанавливаемого правом порядка, то есть найти некое надпози- тивное право, выступающее по отношению к праву позитивному в качестве критерия его правовой или неправовой оценки. Теория юснатурализма строится на принципе, что понятия добра и зла естественно присущи человеческой природе, и потому право вырастает из самой жизни, основываясь на общечеловеческих ценностях свободы, частной собственности и стремления к счастью. Идеи юснатурализма сыграли решающую идеологическую роль в обосновании великих буржуазных революций и становлении капитализма. В XX в. эти идеи обрели «третью молодость» после Второй мировой войны с принятием ООН Всеобщей декларации прав человека в 1948 г. К концу столетия доктрина «естественного права» стала мерилом основных законов практически всех стран Запада, а также большинства стран Восточной Европы и СНГ. Достоинство и права человека (к которым сводится «естественное право» сторонниками юснатурализма) стали фиксироваться в конституциях как непосредственно действующие юридические нормы и как рамки, за пределы которых не может выходить ни одна из ветвей власти. Так, Конституция Германии гласит: «Человеческое достоинство неприкосновенно. Уважать и защищать его - обязанность всей государственной власти. Нижеследующие основные права обязательны для законодательной, исполнительной и судебной власти как непосредственно действующие нрава» (ст.1)25. В Конституции Польши сказано: «Естественное и неотчуждаемое достоинство человека является источником свобод и прав человека и гражданина. Оно нерушимо, а его уважение и охрана являются обязанностью публичных властей» (ст. ЗО)26. Конституция Российской Федерации подчеркивает: «Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосу- днем» (ст.18)27. Очевидно, что эти и им подобные положения современных конституций писались по единому образцу. Самыми видными юснатуралистами в России последних десятилетий являются B.C. Нерсесянц, Л.С.Мамут, Р.З. Лившиц, Е.А. Лукашева, В.Г. Графский, Н.С. Малеин, Г.В. Мальцев, Г.И. Муромцев, А.П. Семитко, В.А. Четвернин. Так, В.Г. Графский предлагает следующее определение понятия права: «право есть желательная и общепринятая (законная и внеза- конная, основанная на обычае) свобода в осуществлении справедливого регулирования индивидуального и группового общения и возможных конфликтов, осуществляемая на началах равенства (равнодостойного обращения) общепризнанного порядка судебно-властного разбирательства и гарантированной (авторитетной или принудительной) защиты личных, групповых и общественных интересов и притязаний в целях продолжения мирной, безопасной, благой совместной жизни в семье, обществе и государстве»28. Только апелляцией к институту семьи приведенное определение отличается от классических определений права, даваемых юснатурализмом (нынешняя либеральная мысль институт семьи отвергает как архаику консервативной традиции). А сам В.Г. Графский признает, что предложенное им определение «ближе всего так называемому либертарному правопониманию»29. С.С. Алексеев делает любопытное признание: «В условиях развертывающихся (по всем параметрам - экономическим, политическим, духовным) либеральных цивилизаций право раскрывает свои потенции, заложенные в нем именно как в мирозданческом явлении, имеющем в качестве своей ближайшей природной предосновы естественное право, преиму щественно с той его стороны, которая выражается в требовании свободы отдельного человека»30. Главное в праве для либертарного юснатурализма сейчас -это свобода. Еще два десятка лет назад юснатуралисты определяли право как возведенную в закон справедливость, а теперь сделали очередной саморазоблачающий шаг и абсолютизируют свободу (пока общественное мнение готовится к новому радикальному повороту в данном вопросе). По существу современные авторы либертаного правопонимания не предлагают ничего принципиально нового по отношениям к теориям «естественного права» Г.Гроция, Дж. Локка, Г. Гегеля, Ф. Хайека, Б.А. Кистяковского, Б.Н. Чичерина и других теоретиков XVII-X1X вв. Уже в Новое время нравственный смысл «естественного права» был подменен механистической концепцией общественного договора (Т. Гоббс, Дж. Локк) или натуралистическими концепциями Просвещения (Ж.-Ж. Руссо). И в том, и в другом случае в основе права лежала предпосылка, исключавшая духовное начало бытия. Теорию «естественного права» сумели поднять до научного уровня лишь классики немецкой философии И. Кант, И. Фихте, Г. Гегель. Основа права определялась ими не как естественный закон бытия, отчужденный от человека, а как духовно постигнутое бытие, как дух. В трудах И. Канта развертывание понятия права начинается от понимания права в человеческом мире, как замысла природы, к объективному праву, далее - к чистому праву, а от него - к праву человека, и, наконец, к пониманию права как цели общества31. Признание особой роли прав гг свобод человека в формировании демократического общества, утверждения рыночной экономики, обеспечения автономии личности относится к неотъемлемым ценностям Запада. Но страны и народы, не принимавшие участия в формировании западных ценностей, не могут признать их безоговорочно. Согласно же либертарному правопониманию, право и права человека суть одно и то же. «Право вообще - это нормативно выраженная свобода, - утверждает В.А. Четвернин, - а совокупность прав человека, достигнутых в конкретной правовой культуре, составляет тот объем правовой свободы, который в этой культуре признается необходимым для каждого индивида»32. Юснатуралисты в целом верно почувствовали, что над нормативно-организационным массивом должны выситься инстанции духовные. Только на роль этих инстанций избрали заведомо неподходящие величины - симулякр прав человека и миф абсолютизированной свободы. Законодательство многих современных стран возвещает свободу, равенство и справедливость для того, чтобы замаскировать бесправие народа, его геноцид со стороны коррумпированной власти и тотальное разграбление национального достояния. Общая концептуальная установка юснатурализма настаивает на существовании рядом с позитивным правом (или над ним) неких универсальных и всеобщих начал, ценностей, идей, потенциально обладающих нормативным характером, которые являются мерилом истинности и правомерности, положительных законов, в противном случае позитивное право теряет свою философскую правоту. Эта позиция школы «естественного права» делает честь проницательности тех, кто ее признает. Но армянские правоведы В. Погосян и К. Мирумян точно заметили, что «либерализм, ставящий на первый план рыночные отношения и по сути пропагандирующий индиви- „ . 5g дуализм, отодвигает на заднии план духовные ценности» . Другими словами, юснатурализм допускает самую опасную подмену, которую можно совершить правоведам: подмену в понимании важнейших и глубинных пластов бытия права - в его духовно-культурных основаниях. Универсализм «прав человека» на самом деле представляет собой плод одной из культур, обусловленный целым рядом исторических фактов, свойственных исключительно Западу. Попытки подменить право «правами человека» обусловлена ни чем иным, как поисками обоснования собственной исключительности, которая не может быть распространена на все правовые системы мира. Юснатурализм. подменяет право «правами человека», но неопределенность понятия об этих правах нередко совершенно сглаживает коренное отличие жизни человека от чуждой высшего нравственного закона жизни животных. Христианство не отвергает прав человека, но не в области жизни чисто естественной, и только в Иисусе Христе, сшедшем с небес (Ин. 3,13) для искупления мира Своими страданиями, видит совершенное осуществление идеала человека. Либертарный юснатурализм пытается монополизировать категорию «прав человека», но проблема прав человека не может быть решена только в рамках «естественно-правовой» доктрины. Здесь требуется более широкий духовнокультурологический контекст, чего теория юснатурализма объективно дать не может. Интересная деталь - конституции современных либеральных государств объявляют права и свободы человека непосредственно действующими, не делая подобной оговорки по поводу обязанностей. А вот православный взгляд не может допустить права, независимые от обязанностей, Д.А. Хомяков писал по этому поводу так: «человек иметь права может только после абсолютного исполнения возложенных на него обязанностей, права истекают из того, что требуется, а требуется все, что по силам. По сему и говорится, 410 если мы сделали все, что от нас требуется, то мы вовсе не имеем право на награду, а только не подлежим нака занию»33. В Конституции Германии содержится положение о том, что «каждый имеет право на свободное развитие своей личности, поскольку он не нарушает прав других лиц, и не посягает на конституционный порядок и нравственный закон» (ст. 19). Ф.Д. Рождественский в обстоятельной работе «Нравственное Богословие» называл в начале XX в. обязанности христианина по отношению к Богу (Богопочитание внутреннее и внешнее, христианскую надежду, веру и любовь, молитву, общественное богослужение, почитание святых), обязанности христианина по отношению к самому себе (самопознание, любовь к себе и самоотвержение, обязанности к телу и душе) и обязанности христианина по отношению к ближним (к душе, телу и внешним благам ближних, обязанности по отношению к Церкви, общественные или гражданские обязанности, домашние и семейные обязанности)34. Он не считал, что добродетель человека проявляется в его правах и свободах. Главное начало христианской нравственности предполагает самопожертвование любящего человека без расчета на благодарность окружающих. Российский правовед JI.JI. Герваген даже выпустил монографию в 1908 г. под названием «Обязанности, как основания права»35. Достойно внимания, что в нормативных актах средневековой Руси, посвященных местничеству, права служилого сословия признавались «истекающими из обязанностей и падающих от не несения таковых»36. В русле православной традиции писал о правах и C.J1. Франк. «Не страх, не властолюбие творит государственное единство, - писал он, - оно создается готовностью к жертвам, аскетизмом воина и аскетизмом гражданского служения, верою в нравственную святость государственного начала. Чело век как таковой вообще не имеет никаких «прирожденных» и «естественных» прав: его единственное и действительно неотъемлемое право есть право требовать, чтобы ему было дано исполнять его обязанности. Всякая обязанность человека есть /О обязанность перед Богом, обязанность служить правде» . Но доктрина юснатурализма, уделяющая столько внимания естественным правам человека, не желает признавать наличие его естественных обязанностей. Утилитаризм, неполноценно отражаемый позитивистским правопониманием, полностью воплощается в теории «естественного права». Свидетельство тому - предложенный юсна- туралистами принцип: «Разрешено все, что не запрещено законом». Суть названного принципа, торжествующего ныне во всех либеральных демократиях, состоит в противопоставлении права и морали друг другу. Духовно-нравственные ограничения больше не препятствуют освобождению людских пороков, пока закон не запрещает таковых. «Естественное право» в странах Западной Европы допускает противоестественные половые отношения, эвтаназию, клонирование и другое насилие над природой. Получается парадоксальная вещь: юснатуралисты обвиняют позитивистов в абсолютизации формального закона, а сами в принципе «разрешено все, что не запрещено ЗАКОНОМ» видят в законе единственный носитель запретов. Тем самым сами юснатуралисты отождествляют право и закон. Следование двойным стандартам - их идейное кредо. Морально-нравственные запреты, в которых отражается многовековой опыт человечества и общепризнанные духовные ценности, сторонниками «естественного права» игнорируются. В отечественной теории права усилиями многих ведущих ученых на основе вышеуказанного принципа даже разработан общедозволительный тип правового регулирования, обращенный ко всем физическим и юридическим лицам негосударственного сектора. Юристам известны многочисленные виды поведения, которые в законе прямо не запрещены, тем не менее их нельзя считать правомерными, поскольку они по своему содержанию и целевой направленности противоречат общим началам, смыслу и духу права, нормам морали и нравственности. Следовательно, такого рода поведение не может в здоровом обществе признаваться дозволенным. B.C. Нерсесянц и его ученики предприняли попытку осовременивания примитивного юснатурализма и назвали ее «юридический либертаризм». Либертарным, по мысли В.А. Четвернина, называется правопонимание, которое признает высшей правовой ценностью свободу индивида . Речь идет о крайней на сегодняшний день форме юснатуралистической идеологии, возводящей человекоцентризм в некую первонор- му, вершину правовой культуры. «В новом правопонимании, - пишет Г.В. Мальцев, - я надеюсь, будет выражен исконный смысл права, пробивавшийся в его историческом развитии, вопреки всем препятствиям и произволу, - обеспечение и защита человеческой свободы, определение ее возможностей, границ и гарантий»37. В.М. Шафиров полагает, что «человекоцентристский подход более адекватно выражает идею права»38. А Православная церковь не может положительно воспринимать такое устроение миропорядка, при котором в центр всего ставится помраченная грехом человеческая личность. При декларативном человекоцентризме фактически становятся в центр правовой системы дельцы, ловкачи, нувориши и просто криминальные элементы. Этот псевдодемократический лозунг несет в себе огромный разрушительный потенциал. Еще позитивизм делал попытки вырвать эмпирического субъекта из «оков» трансцендентного духовного влияния, реабилитировать непосредственную брутальную чувственность, движимую то экономическим интересом, то либидональным желанием. Но в полной мере удалось это только юснатуралистской концепции. И вот после «победы естественно-правовых идей»39 юснатурализм выбросил лозунг полного освобождения субъективной чувственности. Иными словами, происходит возвращение к старому, докаи- говскому чувственному субъекту юмовского типа. Такая рас- торможенность субъективности способна сделать ее более оперативной в некоторых практических делах (в частности, успешной борьбе с конкурентами на рынке) и опережать нормативно-правовой педантизм. Формула такого опережения: «все, что прямо не запрещено законом, дозволено». Ликвидация религиозно-нравственных ограничений чувственности также вполне соответствует той подмене проекта эмансипации личности проектом эмансипации инстинкта, которая происходит на наших глазах под одобрительные отклики либертарных юснатуралистов и позитивистов одновременно. Инстинкт при человекоцентристской правовой культуре восторжествовал, но выиграла ли от этого личность? Предпосылкой развитой личности является ее духовность, превращенная во внутренний регулятор поведения, включаемый верой и нравственной волей. Там, где ослаблены универсалии религии и нравственности, там у личности значительно меньше шансов устоять перед разнообразными внешними ис кушениями и перед внутренним давлением собственных порочных инстинктов. А юснатуралисты утверждают: «Поступать по праву - означает, в первую очередь, поступать по своему желанию, в личных интересах, по своему усмотрению»40. Так, ростовщик под прикрытием идеалов, неосуществимых вне Бога, рвался в XVIII столетии в революцию, требуя: «Пропустите, не мешайте действовать», «Что не запрещено - позволено». С этим ключом свобода индивида означает признание порока и добродетели, лжи и истины, зла и добра равночестными. Основатель позитивистской теории правопонимания И. Бентам меру должного поведения человека тоже искал в практической личной пользе. Юснатуралисты и позитивисты с удовлетворением отмечают свою роль в освобождении правопонимания от религиозных догм. Такое духовное единство еще раз подчеркивает, что духовность бывает разной, даже по-сатанински душевредной. И как важно вовремя сделать выбор в пользу ИСТИНЫ и укрепиться в ней. Либертарный юснатурализм B.C. Нерсесянца выражает идею вечной, неизменной, но совершенно абстрактной сущности права, общей для всех времен и народов. Правом B.C. Нерсесянц признавал только такой закон, который удовлетворяет определенным критериям - равенства, свободы и справедливости, но последние сведены к формальным признакам и из них удалены все духовно-культурные и духовносоциальные аспекты. «В праве нет ничего, - категорично заключал B.C. Нерсесянц, - кроме принципа формального равенства и конкретизаций этого принципа» . А.М. Величко признается в аннотации к своей работе «Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур»: «Находясь некоторое время под влиянием естественно-правовой доктрины, внешне сориентированной на признание личности нравственной, духовной и неповторимой субстанцией, автор вскоре пришел к выводу о ее несостоятельности именно в духовном плане»41. Сформировавшаяся на волне секуляризации теория «естественного права» (юсиатурализма) ориентировала свою познавательную установку ио отношению к абстрактной природе, а не к Богу. Отрицая Бога, юснатуралисты апеллировали к некой природе, от которой-де проистекают неотчуждаемые права человека. В этом также обнаруживается следование двойным стандартам, противоречивость их псевдонаучной позиции. Даже самоназвание юснатурализма — школа «естественного права» - является весьма показательным примером подмены понятий. Под общим и единым термином «естественное право» скрывается не соответствующий ему смысл. Юснатуралисты де-факто считают свободу греха естественным духовным состоянием человека. Все варианты юснатурализма (и «космогологическое естественное право», и «антропологическое естественное право», и «рациональное естественное право») отстаивают верховенство человеческого эго, которое берег на себя миссию определять и перестраивать развитие мира. Любопытно обнаружить, что в трудах английского юриста Г. Спелмана «естественное право» предстает в своем первозданном и демифологизированном виде - как совокупность животных инстинктов42. Это самое удачное и самое адекватное определение юснатуралистской версии «естественного права», раскрывающее всю искусственность того, что пытаются выдать за естественное. Действительно, зададимся философским вопросом: что естественно для человека? Жить, следуя желаниям, в эгоистиче ских интересах, всегда по собственному усмотрению? Смиряться с разграблением национальных богатств и обнищанием населения, утверждая, что природа позволяет сильному господствовать над слабым? Жить по природе, активно включаясь в естественный отбор, в войну всех против всех? Подтверждается закон духовной жизни, выведенный святыми отцами: ложное мнение, принятое умом как истинное, неизбежно приводит к искажению всей духовной жизни человека и может привести его к погибели. Природа человека -- не более, чем инстинкт, и значительная часть по-настоящему естественных законов направлена не на то, чтобы предоставить свободу действий этим инстинктам, а на то, чтобы их обуздать, в частности, сексуальные потребности человека. Закон естественного отбора, самый могущественный из законов живой природы, самый безжалостный и безнравственный, закон уничтожения слабых и больных, юснатуралисты и те, кто за ними стоит, смогут внедрить в человеческое сообщество только после окончательной девальвации морапи и искоренения веры в Бога. Почва для этого активно готовится в процессе широко разворачиваемой глобализации. Природа не может служить идеалом для человека, поскольку эго противоречит признанию человека вершиной Божьего творения. Юснатурал истское воззрение о неотчуждаемых правах человека, дарованных ему природой, антиэво- люционно, а значит, приведет к неизбежной деградации, то есть злу. Говоря о естественном в применении к человеку, нельзя сводить его к узкоприродному, биологическому порядку, иначе человек из высшей ценности низводится до положения скота, уподобляется животному. Ведь не случайно Т. Гоббс понимал естественное право как ничем не ограниченную свободу, ведущую к войне всех против всех72. По его мнению, реализовать естественные пра~ ва и свободы многочисленные индивиды, живущие на одном территориальном пространстве, могут только в условиях войны всех против всех (the war of all against all). Согласно представлениям современного гражданского общества, естественное состояние для человека - война всех против всех, но введенная в рамки закона и называемая конкуренцией. В русском языке слова «конкуренция» не было, говорили - «соревнование» - даже имея в виду противников (например, соревнование с капитализмом). То есть у нас пытались поднимать себя, у них - уничтожать конкурента. В западном либеральном обществе идет вялотекущая гражданская война и в этом немалая заслуга юснатурализма. Насколько безнравственные формы рыночной конкуренции порождаются «естеством» человека? Естественное понимается в юснатурализме в трояком смысле: как свободное от всего сверхественного, как рациональное, то есть выводимое из одного лишь разума, и, наконец, как согласованное с порядком физической природы (особенно в том новом смысле, который природе дали Коперник, Кеплер, Галилей и Ньютон). Гуго Гроций и даже Лейбниц стали учить, что юриспруденция вполне совместима с атеизмом. Верховным источником юридического озарения признали естественный свет (lumen naturale) человеческого разума. И, наконец, Спиноза объявил, что человек по отношению к природе - это не государство в государстве и что у него и у рыб общее естественное право. Под влиянием рационалистической методологии это «естественное право» разумелось как право разумное, столь же всеобщее, необходимое, самоочевидное, незыблемое, вечное, как и чистый разум; право, которого не надо искать или придумывать; право, которое каждый человек открывает в своем сознании; право, которое надо только провозгласить и применить43. Налицо крайности человекоценгризма - преувеличение возможностей человека и его сознания, необозримый простор для субъективизма и произвола сильных (экономически). В XX в. естественным признавалось расовое неравенство и режим апартеида в ЮАР, проведение Соединенными Штатами Америки военных операций во Вьетнаме, в Гренаде, в Конго, Ираке, Югославии за тысячи километров от своих государственных границ в отсутствие непосредственных угроз со стороны захватываемых стран. Приведем показательную цитату из сочинений Дж. Салливана (1845 г.): «У американцев есть право, предначертанное судьбой, заселять континент, который Провидение даровало нам для свободного развития нашей год от года растущей многомиллионной нации. Это право столь же естественно, как право дерева занимать своими корнями и кроной пространство в воздухе и в земле, необходимое для его развития и роста»74. Экспансия США сначала на американских континентах, а потом и во всем мире явилась следствием «естественно предначертанной судьбы», представляющей глобальный смысл будущего господства Америки как г лавного носителя истины и универсальных общечеловеческих ценностей. В древности и средневековье «естественное право» воспринималось в качестве норм поведения, которые соблюдаются без законодательной регламентации только в силу их соответствия природе. К современному набору так называемых неотчуждаемых прав человека это не имеет прямого отношения. Среди естественных и неотчуждаемых прав человека юснатуралисты отводят едва ли не центральное место праву частной собственности. Но было ли оно естественным для первобытных людей, живущих миллионы лег в условиях продовольственного и иного материального изобилия на фоне благоприятной демографической ситуации и примитивных потребностей? Может быть частная собствен ность возникла в пору разложения родовой общины как последствие климатической катастрофы, приведшей людей к дефициту самого необходимого? Юснатуралисты считают выбор сексуальной ориентации неотъемлемым естественным правом человека. А почему бы такой выбор не признать противоестественным, если индивид идет против своей природы и решает пересмотреть волю своего Творца? Вопросы эти не лишены оснований. Добро и зло в юснатурализме намеренно получают равные права, свобода же понимается как свобода греха. Юснатуралисты, кажется, не замечают, что абсолютизируемые ими ценности обслуживают агрессию, захват новых территорий, развращение народов и паразитический образ жизни. «Каждый вправе искать своего счастья на том пути, который ему самому представляется хорошим, если только он этим не наносит ущерба свободе других», - сказал И. Кант75. Призыв к свободе как цель при этом слышат все, а оговорку- предложение - учитывать интересы окружающих - немногие. Заявляя о свободомыслии, юснатуралисты убивают умы, игнорируя истину вне своих идеологем. Они требуют этических принципов, однако практическое и точное воплощение их воззрений плодит безнравственность. Они осуждают любое давление, которое ограничивает свободу, но сами благословляют и теоретически обосновывают акции вооруженной агрессии, заканчивающиеся навязыванием порочного образа жизни и захватом чужих национальных богатств. Показательно, что главные защитники гуманистических «общечеловеческих ценностей» и «естественного права», борцы за права человека во всем мире сами отказались от пропагандируемых ими идеалов. Свидетельством тому - теория «золотого миллиарда» и политика глобализации. Поэтому так необходимо демифологезировать современную юридическую науку, начав, видимо, с категорий «естест венное право», «права человека», «демократия» и «правовое государство», понять их скрытые смыслы и механизмы подмен. Формы современного сознания после окончательного выделения из мифологии продолжают пользоваться мифом как своим языком. В массовое, профессиональное и даже научное сознание внедряются догмы мифологического мышления. В юриспруденции существует множество искусно созданных мифологий, при помощи которых ежедневно проводятся эксперименты над общественным сознанием средствами мифов. Примером современного мифотворчества могут служить «естественные права человека», наполненные преимущественно деструктивным содержанием. Наиболее опасные их проявления заключаются в принципах «разрешено все, что прямо не запрещено законом», «рыночная экономика - главная цель жизнеустройства общества и критерий социальной справедливости». На самом деле по мере секуляризации европейской жизни высокие принципы неотчуждаемых прав человека превратились в права индивидуума вне его связи с Богом, а охрана свободы воли трансформировалась в защиту своеволия. В практике современных либеральнодемократических государств давно нет места ни «правам человека», ни демократии, ни «общечеловеческим ценностям». А есть только ценности и права избранного «братства». Именно философия избранного «братства» является методологической базой новейших теорий глобализации, «золотого миллиарда», практики контроля над рождаемостью, феминизма, эмансипации и прочих приемов сокращения численности жителей планеты. Согласно юснатуралистскому представлению под естественными правами человека понимаются исключительно личные права на жизнь, частную собственность, свободу слова, вероисповедания, передвижения и право на стремление к счастью. Не менее естественными нам представляются те права, совокупность которых непосредственно обусловливает качество жизни современного человека - право на сохранение культурной идентичности, право на защиту материнства и детства, право на образование, право на труд, право на жилище, право на пенсионное обеспечение по старости и инвалидности. Но эти права юснатуралисты отводят на более скромное второе и даже третье место. Так, Соединенные Штаты Америки систематически отказываются признавать, что право на пищу, жилье, минимальные санитарные условия и сохранение культурной идентичности гораздо важнее сохранения рыночной экономики и свободной торговли, несмотря на длящиеся уже около 30 лет попытки развивающихся стран убедить США в опасности такой позиции. На саммите ООН по социальному развитию, состоявшемся в марте 1995 г., была сделана очередная попытка расширить круг понятий, составляющих права человека. Но, несмотря на долгие дебаты, в итоге по настоянию США победу одержала «мировая рыночная экономика». Малазийский борец за права человека Ч. Музаффар резонно заметил: «какой смысл миллиардам погрязших в бедности людей бороться за права человека, если эти права не спасают их от голода, от бездомности, от невежества и болезней?»44. Так называемое естественное право частной собственности естественным образом гарантирует интересы лишь состоятельного меньшинства крупных собственников и тех средних собственников, которые не теряют надежды перейти в более высокий разряд. Для нищих и полунищих людей неприкосновенность частной собственности бессмысленна и выступает скорее средством сдерживания социального недовольства и гарантией безопасности богатых. Показательно, что с конца XIX в. теория «естественного права» не признает вечного, неизменного для всех времен своего содержания, не поколебимо в ней одно - утверждение неприкосновенности частной собственности. Идеологической подоплекой другого юснатуралистского мифа - мифа об «общечеловеческих ценностях» - является навязывание миру процессов глобализации с безнациональ- ньзм «плавильным» котлом во г лаве с США. Ведь «общечеловеческие ценности» не существуют как нечто конкретное; они возникают из совокупности национальных культур, созданных различными нациями и составляющих международный культурный фонд. Еще проницательный Н.Я. Данилевский в девятнадцатом столетии доказал, что «понятие об общечеловеческом не только не имеет в себе ничего реального и действительного, но оно уже, теснее, ниже понятия о племенном, или народном, ибо это последнее по необходимости включает в себя первое и, сверху того, присоединяет к нему нечто особенное дополнительное, которое именно и должно быть сохраняемо и развиваемо, - дабы родовое понятие о человечестве в реальном его значении получило все то разнообразие и богатство, в осуществлении к какому оно способно. Следовательно, общечеловеческого не только нет в действительности, но и желать быть им - значит желать довольствоваться общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности»45. На практике единая однородная общечеловеческая культура возможна лишь как всемирная экспансия одной культурной системы на все человечество, что мы и наблюдаем в процессах вестернизации, модернизации, глобализации культурной жизни по западному образцу. Такое общечеловеческое единообразие губительно для самобытных национальных культур. Между тем каждый этно-культурный организм самобытен, неповторим и, что особенно важно подчеркнуть, самоценен. По мере продвижения глобализаторского проекта становится очевидно, что идеи либерализма, демократии, рынка не могут претендовать на роль общечеловеческих и общенациональных вдохновляющих символов. Опыт российских реформ покеазывает, что ради иллюзорных «общечеловеческих ценностей» русские люди не желают класть свои жизни и силы на алтарь Отечества. Следующим распространенным мифом юснатуралистской концепции является тезис об исключительно неправовом характере русской национальной культуры. Сурия Пракаш Синха так и пишет: «Можно сказать, что для западной цивилизации центральным принципом социальной организации является право, но этого нельзя сказать о других цивилизациях. - И далее: - Право и его институты играли центральную роль в специфической исторической действительности Запада, в то время как в других обществах эта роль принадлежала другим принципам»7 . Многое в этой цитате объясняет неаутентичность перевода, ибо само слово «право» самобытно русское и другим языкам изначально неприсуще. У других народов в иных странах для обозначения разнообразных юридических регуляторов пользуются разнообразной терминологией, а слово «ПРАВО» возникло именно у русского народа в его специфической духовно-религиозной и культурной среде. Смысл этого слова в России тоже подменялся и выхолащивался, пока потомки древнерусских племен окончательно не забыли изначальный смысл права. Э.Ю. Соловьев выразил близкую мифологему: «право возникло лишь в конце XVIIIB. после того, как прозвучали великие Декларации прав человека и гражданина»46. Другими словами, юснатуралисты желают приурочить возникновение права к рождению либертарной версии юснатурализма времен буржуазных революций. Так удобнее выдавать за право ценности либеральных переустройств мира и подменять соответствующие понятия. Трудно ожидать, что юснатуралисты станут опираться на национальные традиции и духовную культуру общества, а не на «Хельсинские соглашения» и другие декларации о правах человека. Но спекулятивное обращение с многовековой историей права совсем непростительно. Основываясь на методологических и общефилософских положениях, П.И. Новгородцев постарался в свое время выяснить философскую правомерность идеи естественного права и вот к какому выводу он пришел: «Но чем более углублялся я в изучение предмета и чем более широкий круг вопросов затрагивал в этом изучении, тем более я убеждался в том, что методологическое движение в пользу возрождения естественного права является лишь формой для более глубокого явления, которое я не МОГУ назвать иначе, как кризис современного правосоз- 80' нания» . Главным мифом юснатурализма можно считать спекулятивное опошление и извращенное понимание словосочетания «ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО». Выдающийся английский правовед Г. Сиелман предупреждал своих коллег: не следует экстраполировать термин «естественное право» на все живое; это право записано в сердце человека. Продолжая свою мысль, Г. Спелман утверждал, что любая норма, «записанная в сердце, согласуется с правом Бога»47. Под естественным правом он справедливо подразумевал совокупность моральных принципов, заложенных Богом в природу (сердце) человека. Естественное право, писал он, дано людям для того, чтобы вести их к познанию Господа, посредством его они признают Бога Творцом, Высшим существом и Охранителем всех творений; знание Бога естественным образом установлено в умах людей. Эти глубокие выводы Г. Спелман сделал в XVII в., когда в юснатурализме они еще были возможными. Из-за подмены содержания понятия «естественное право» пользоваться им адекватно в наше время весьма проблематично. Уже не раз либеральные мыслители избирали в жертву благородные категории, качественно видоизменяли их сокровенный смысл, приучали к новым смыслам старых терминов публику и позволяли пользоваться плодами подмены сущих врагов человеческого рода. Так было с терминами «естественное право», «свобода», «права человека». Так было с понятием права. С учетом сказанного необходимо восстановить подлинный смысл идеи естественного права, которая должна пониматься именно как развивающая духовную константу человеческого естества, облагораживающая и одухотворяющая его природные свойства, а отнюдь не как идея приоритета «естественных стремлений» есть, пить, накапливать имущество, предаваться похоти, в их ничем не ограниченной самодостаточности. Категория естественного права способна подчеркнуть сохранившееся в праве Абсолютное начало, развитие которого и является одновременно целью и оправданием как каждого индивида в отдельности, так и всего общества в целом. Естественное право в его исконном значении является формой сочетания основных законов бытия природы и человека и Божественного верховного блага. Чтобы верно понять естественное право, человеку нужно найти его в глубине своего собственного духа, восхотеть его волею и проверить по канонам Святого писания и догмам Святого предания. Такое представление о естественном праве соответствует упоминанию Св. Апостола Павла о законе, написанном в человеческих сердцах (Рим. 2,15). Характеристика основных типов правопонимания требует обращения к широкому подходу понимания права. Поначалу этот подход предполагал попытку соединить позитивистские и естественно-правовые начала в «интегративной юриспруденции», наиболее яркими представителями которой выступают Холл Джером, Легаз-и-Лакамбра, К. Коссио, М. Реал, Ст. Йоргенсен . Затем сторонники широкого подхода сочли возможным соединить фрагменты всех известных определений права, поскольку, по их мнению, они все содержат зерна истины (Ж.-Л. Бержель, Г. Дж. Берман)48. И, наконец, на третьем этапе эволюции широкого подхода его сторонники собрали в «многоаспектное» определение права лишь те характеристики, которые удовлетворяют парадигме либертарного юснатурализма. Содержательно-неопределенное название широкого подхода позволяло завуалировать в нем идеи либерализма там и тогда, где и когда либерализм был непопулярен. Так, например, пик раскручивания широкого подхода в отечественной юридической науке пришелся на 1970-1980-е гг. С его помощью удалось расколоть ряды позитивистов Советского Союза. Широкий подход к пониманию права в литературе именуется еще многоаспектным, интегративным, синкретическим и нередко плюралистическим. С конца 1950-х гг. в СССР стали появляться груды по теории государства и права, в которых наряду с нормами, выражающими волю господствующих классов, в право включались и другие юридические явления: правоотношения (С.Ф. Кечекьян, А.А. Пинтковский), правоотношения и правосознание (Я.Ф. Миколенко), субъективное право (Л.С. Явич) и др. С возникновением и укреплением нового подхода начался последовательный процесс движения от прежнего «единомыслия» к плюрализму научных взглядов на правопонимание. Заметный вклад в этом направлении внесла опубликованная в 1975 г. статья Е.А. Лукашевой, в которой был обоснован многоаспектный анализ права и говорилось об условности и ограниченности любого определения права49. Тенденция к сближению и сопоставлению разных подходов к праву сопровождается заведомым отказом поиска и формулирования единого определения понятия права. Утверждается мысль, что право вообще можно не определять из-за разноголосицы мнений. Эта установка не столь безобидна, как может показаться на первый взгляд. Результатом ее воплощения явится дезорганизация юридической деятельности и дезориентация правосознания. В настоящее время сторонниками широкого (интегративного) подхода в отечественной юридической науке являются В.Е. Гулиев, В.В. Лазарев, О.В. Мартышин, А. Матюхин и др. Так, В.В. Лазарев полагает, что для глубокого познания права все определения полезны, поскольку все отражают хоть какую-то часть реалии. Он предложил следующее «интегративное» определение понятия права: «право — это совокупность признаваемых в данном обществе и обеспеченных официальной защитой нормативов равенства и справедливости, регулирующих борьбу и согласование свободных воль в их взаимоотношении друг с другом»50. М.И. Байтин высказался за единство естественного и позитивного права51. О.В. Мартышин выступил за объединение юридического позитивизма и социологического позитивизма, ибо это позволяет, по его мнению, рассмотреть право в его важнейших аспектах: нор мах-правилах и нормах-решениях52. Но это предложение не было принято, потому что основой совмещения типов правопонимания он предложил позитивистскую, а не юснатурали- стскую трактовку права. В рамках широкого подхода доминирует другое течение. Его представители не против многообразия типов нравопони- мания. их задача - задать общее пространство сосуществования,- соизмерения, коммуникации различных типов правопонимания на неких «общеприемлемых основаниях»53. «В качестве «общеприемлемой» основы такого интегративного правопонимания, - пишет А. Матюхин, - и может служить правовая теория либерального институционализма»54. И действительно, широкий подход к пониманию права является, по сути, либертарным. Все адепты «широкого подхода» апеллируют к свободе, неотчуждаемым и естественным празам человека. К тому же, юснатурализм, позитивизм и социологическая юриспруденция вполне сходятся на почве секуляризованных гедонистических ценностей, материалистической рациональной методологии, обожествлении свободного, ни от кого независимого индивида. «А стоило ли так жестко спорить? -- недоумевает С.С. Алексеев, ставший сторонником юснатурализма. - Широкое понимание - действительно философский, общесоциологический подход, когда используются адекватные ему мировоззренческие категории. Именно сейчас все то позитивное, что содержала концепция права, отделяемого от закона и трактуемого как мера свободы, должно быть учтено в контексте более основательных представлений о цивилизации и культу ре, о месте в них автономной, суверенной личности»55. В.М. Шафиров в 2004 г. опубликовал монографию под названием «Естественно-позитивное право» в которой обосновывал мысль, будто говорить о естественном либо позитивном праве не следует, речь надо вести о динамично функционирующем и развивающемся естественно-позитивном праве или «праве в человеческом измерении». Под естественно-позитивным правом В.М. Шафиров понимает возведенную в закон (иные официальные источники) волю большинства людей, провозглашающую свободу (права и свободы) человека и гражданина как высшую ценность56. О том же пишет А.К. Черненко: «...чтобы правовая свобода из возможности превратилась в реальность необходим ее синтез с позитивным правом. Иначе говоря, следует осуществить интеграцию позитивного и естественного права»57. Из приведенных цитат видно, что обобщающая конструкция, на основе которой предлагается интегрировать основные типы правопонимания, восходит к философии права, считающее сущностью права свободу (либертарный юснатура- лизм). Включаемые сторонниками «широкого подхода» в определение права элементы строго субординированы и подчинены «высшей ценности» - свободе человека. Сторонник интегративного правопонимания О.С. Иоффе отмечал, что немаловажным является «ответ на один вопрос - субординированы или только координированы включаемые ими в право разные элементы? Если субординированы, причем субординированы именно системой норм, тогда нет спора или остается всего лишь спор о словах: право - не только нормы; но все остальное, входящее в право, подчинено нормам и производно от них. Если же координированы, и значит, что ни один из элементов не подчинен другому, то отсюда следует, что действие норм может быть парализовано субъективными правами, как и действие прав - нормами, что правосознание и мораль способны помочь не только формированию и применению закона, но и отказу от его действия независимо от воли законодателя»58. По существу, здесь высказывается опасение перед возможностью отказа исполнять закон под тем предлогом, что этот закон аморален. Не являясь сторонником «широкого подхода» к пониманию права, я полагаю, что в определении понятия права должны сочетаться как содержательные, так и формальные признаки права и все признаки необходимо субординировать под высшими духовно-культурными, моральнонравственными ценностями, твердым критерием которых выступают заповеди Господа Иисуса Христа, содержащиеся в Новом Завете. И такое правопонимание не нужно считать метатеорией, подходящей для всего человечества. Отстаиваемый в настоящей работе синтетический, а вернее - православный, тип правопонимания органично вплетается в Традицию и ментальное состояние русской национальной культуры, а потому подходит в наше время именно России. Распредмечиванию права способствует так называемое плюралистическое понимание права, также вытекающее из парадигмы либерализма. В отличие от широкого подхода, в котором предпринимаются попытки суммирования элементов различных типов правопонимания в одном общем определении на базе единых идеологических оснований, в рамках плюралистического правопонимания даже не пытаются формулировать никаких общих определений понятия права. Там выступают за плюрализм разных определений, ведь каждое в отдельности не признается абсолютным и поэтому-де призвано характеризовать право с какой-то одной стороны. Лишь совокупность всех мыслимых определений понятия права, по мнению сторонников плюралистического правопонимания, способна дать полное представление о предмете. Методология российской юриспруденции стремительно вступила в фазу философского плюрализма. Плюрализм правопонимания признается показателем зрелости гражданского общества и неизбежным следствием демократизации общественной и государственной жизни. Чем более развито гражданское общество, считается сегодня, тем шире почва для плюрализма59. Это означает опрокидывание всех ценностных иерархий и уравнивание «в правах» самых разнородных сущностей и предметов. Собственно, никакой вертикали в этом мире больше не существует: сакральное профанируется, про- фанное эстетизируется, возвышенное редуцируется, а порочное обретает силу нормального и законного. Подобная идейная всеядность плюралистической методологии вырождается в абсолютную пустоту и демагогию, в некий специализированный вагон для курящих и некурящих одновременно. Когда нормой становятся все нормы, даже те, что взаимоисключают и взаимоотрицают друг друга, ситуация с правопониманием имеет однр-единственное название - абсурд. Этот абсурд позволяет властям принимать любые нужные им юридические решения и всегда находить для них какую-то мотивацию. Необходимо уточнить, что утверждающийся абсурд плюралистического правопонимания не является результатом ошибки или просчета. Речь идет о целенаправленном распредмечивании права, о фрагментации когда-то целостного правосознания общества, способного целостно и синтетически (а не мозаично и аналитически) осоз навать окружающую реальность. В этом случае облегчается задача манипулирования субъектами права. Плюрализм учит терпимости - абсолютному безразличию ко всему происходящему в духовной сфере. На плюралистическом миропонимании в Новое время насаждался атеизм. В результате реальность расплывается перед взором человека и тогда он склонен считать, что истина тоже плюралистична. Подход здорового сознания, при котором то, что не истина -есть ложь или заблуждение, пугает наших современников, даже принадлежащих к научному сообществу. Свобода, понимаемая как нравственный и мировоззренческий произвол, лежит в основе и плюралистического правопонимания тоже. Упреки в возрождении тоталитаризма за критику плюрализма не уместны, ибо искусственное идеологическое однообразие не имеет ничего общего с добровольным и согласным пониманием природы добра и зла. Либералам-манипуляторам известно, что для превращения народа в толпу, а толпы в скот, надо разобщать людей, держать в невежестве, разномыслии, лишать глубокого образования, чувства любви и взаимовыручки. Ибо когда человек пребывает в смятении и не имеет четкого критерия истины и справедливости, то его легко запутать, подчинить злой воле. Что мы наглядно и видим в современном обществе. Все идеи признаются плюралистами равноправными и никакая из них не имеет преимущества перед другими. Общественное сознание хаотизируется в угоду плюрализма мнений за счет огромных, но тщательно фильтруемых потоков информации, которые не способны выстроиться в конструктивную систему в мозгу обычного человека, устремить его к созиданию, повышению порядка в собственной стране, одновременно создавая иллюзию свободы слова, развлекая обывателя и отвлекая его от реальной жизни. А. Гитлер откровенно выразил инструментальную роль плюрализма: «Нашим интересам соответствовало бы такое положение, при котором ка ждая русская деревня имела бы собственную секту, где развивались бы особенные представления о Боге. Мы будем приветствовать, если русские подобно неграм и индейцам станут приверженцами сект и магических культов, поскольку тогда резко усилятся разъединяющие русских тенденции и, соответственно, облегчится задача их германизации»60. У Св. Иоанна Златоуста мы находим такое суждение о плюрализме: «А чтобы тебе увериться, что нет ничего гибельнее раздора и несогласия, послушай, что говорит Христос: всякое царство, разделившееся в самом себе, запустеет (Мф. 12,25). Если в государстве возникнет междоусобие, вся его сила сокрушается: ибо ничто так не ослабляет, как ссоры и распри, и, напротив, ничто столько не усиливает и не укрепляет, как любовь и согласие.. .»61. Трудности в выработке единого определения понятия права плюралистам кажутся непреодолимыми. Возможность такого определения представляется им в высшей степени сомнительной. И тогда они предлагают универсальный, по их мнению, выход - направить усилия в другое русло, не искать общее определение, а использовать разные определения, имея в виду, что каждое из них в отдельности неполно и относительно, и лишь в совокупности дает разностороннее представление о праве. Так, О.Э. Лейсту принадлежит идея: «Все понимания права столь же верны, сколь и оспоримы. Отсюда однако не следует, что общее понятие должно быть соединением трех концепций права (позитивистского, социологического и естественно-правового). Суть дела в том, что между крайними точками зрения трех концепций находится не истина, а сложнейшее общественное явление - право, которое в любой из своих частей может стать и бытием свободы, и орудием порабощения и произвола, и компромиссом обществен ных интересов, и средством угнетения, и основой порядка и пустой декларацией, и надежной опорой прав личности, и узаконением тирании и беззакония»62. Доверившись плюралистической методологии, предлагающей множественность истины и способов ее познания, мы неизменно придем к признанию множественности всех гипотетически возможных правовых идеалов. «Следует признать, что в зависимости от условий места и времени в качестве права выступает то одна, то другая материя, то в одной, то в другой ее форме, - утверждает В.В. Лазарев. - Понимание права носит во многом условный и договорный характер. Юристы вполне могут допустить разные характеристики права. И каждая характеристика будет уместной в той мере, в какой она кому-то служит, кому-то приносит пользу»63. Но истина не допускает в отношении себя компромисса. Истина не может быть изменена по соглашению, подвергнуться субъективному переосмысливанию без того, чтобы не утратить какие-то свои черты, то есть перестать быть истиной. В массе разнообразных подходов к пониманию права истина всегда одна, даже если таковая не обнаружена ни одним из известных типов правопонимания. В 2002 г. в Санкт-Петербурге была защищена докторская диссертация на тему коммуникативно-информационного понимания права. Ее автор И.Л. Честное предложил принцип диалога в качестве универсального средства познания сущно- ста права". Не отвергая роль диалога в правовой сфере вообще, в вопросе правопонимания возможности диалога приходится признать непродуктивными, ведь истина не формируется путем взаимного уговаривания, полного либо частичного отступления от правильной позиции, заключения сделки и т.п. Не стоит удивляться тому, что Господь Бог допускает разномыслие в людях. По словам апостола Павла различие в суждениях должно вести к выявлению искусных: «Подобает бо и ересям между вами быти, дабы открылись искусные» (1 Кор. 11,19) - искусные не в ересях, а в отыскании и пропове - дании ИСТИНЫ. По выражению B.C. Соловьева, истина не есть многое, а есть единое, поскольку истина едина, а не множественна64. Призывы к толерантности либо модной ныне «политкорректности» в отношении различных воззрений на право происходят от лукавого, ибо терпимость относится лишь к людям, но никогда к истине. Поэтому приходится быть нетерпимым к фактам искажения и игнорирования истины. Вместо единой абсолютной Истины плюралисты выдвигают некую множественность относительных, частных псевдо-истин, призванных к мирному сосуществованию и взаимному приспособлению в рамках плюралистического пространства. Коль скоро все противоречия «истин» предлагается снимать посредством их примирения, в мире больше нет места тайне или хотя бы секрету. Все тайны могут быть объяснены. Не случайно либертарная парадигма видит угрозу себе в любом проявлении традиционной религии с ее тайнами (Таинствами), универсальностью, иерархией и синтезом. Любому синтезу мыслители либерализма и постмодернизма предпочитают эклектику, насаждающее изначально несерьезное, игривое и ироничное отношение к духовным и культурным ценностям. А. Матюхин допускает следующую мысль: «Лишь состязательным способом (в парламенте как основном демократическом институте законотворчества и в суде как основополагающей сфере правоприменения) может быть практически воплощена Идея Права, органически включающая в себя Идею Свободы, Идею Справедливости и Идею Общего Блага как фундаментальные ценностные регулятивы общественной жизни»65. В этом утверждении идея права рассматривается как результат состязания, турнира, конкурентной борьбы, в которых победу одерживает не слабый и смиренный, а сильный и амбициозный. Если И.Л. Честное и В.В. Лазарев предлагают научному сообществу договориться путем компромиссного диалога по поводу Истины в правопо- нимании, то А. Матюшин идею права ожидает услышать от победителя состязательных политико-юридических процессов, кем бы он ни был и какими бы средствами не одержал победу в состязании. К тому же, пределы права А.Матюшиным заведомо ограничиваются набором классических либеральных мифологем, абсолютизирующих свободу. Победитель состязания свободен решать судьбу проигравшего и поверженного противника. Сторонники плюралистического правопонимания фактически предлагают соединить истину с ложью, лукаво делая вид, что не понимают противоестественность такого сочетания, видимо надеясь, что люди, завороженные благородством лозунгов, не заметят страшной подмены. «Истина не может быть сравнена с ложью», - писал о. Иоанн Кронштадский, вторя словам Св. апостола Павла: «Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?»(2 Кор.6,14). Диалог Бога и дьявола невозможен. Стремящиеся к компромиссу в вопросах истины, желают выхолостить ее, поделить и раздать всем желающим. Это вдвойне непростительно после того, как ИСТИНА была явлена миру самим Спасителем и утверждена Святыми отцами на Вселенских Соборах. «Если бы я не пришел и не говорил им, - предупреждал Господь Иисус Христос, - то не имели бы греха, а теперь не имеют извинения во грехе своем» (Ин. 15,22). Только в последнее столетие общественное сознание научилось отделять социально-экономические, политические и иные процессы от связи с проблемами религиозного плана. Но это только для внешнего наблюдателя. При более глубоком исследовании обнаруживается обратная картина. Общественные метаморфозы всегда являлись лишь придатком более глубинных процессов, касающихся духовной жизни, во всей полноте проявляющих себя в религии. Об этом однозначно говорит опыт истории. Вся мировая история - это история религий и связанных с ними процессов. В 1916г. в разговоре с послом Франции министр юстиции Щегловитов сказал: «Конституционный либерализм есть скорее религиоз- 10? ная ересь, чем химера или глупость» . Плюралистическое правопонимание может разделить данную оценку либерализма как его имманентное свойство. Пора признать, что плюрализм хорош лишь при обсуждении праздничного меню, но пагубен в области духовнорелигиозной, морально-этической, мировоззренческой, к каковой относится проблема правопонимания. «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12,25) - предрек Господь. «Умоляю вас, братия, - говорит апостол Павел, - чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях» (1 Кор. 1,10), «остерегайтесь производящих разделения и соблазны... и уклоняйтесь от них» (Римл. 16,17). В истинности этих слов лишний раз убеждаешься, встречая в юридической литературе вот такие призывы: «Необходимо решительно отказаться от какой-либо идеализации права, рассмотрения его в качестве высшей социальной ценности» (В.А. Толстик)66. Отвергая методологию плюрализма, и выступая за единство синтетического подхода, я подразумеваю единство истины. Безграничный, предоставленный сам себе плюрализм, делал бы бессмысленным сам вопрос об истине в области правопонимания и др. Тогда не было бы научного знания. Не было бы человека, способного отличать правду от лжи. Но Бог дал людям способность все глубже постигать и однозначно выражать истину, уводя от разрушительной сумятицы и неясности. Подводя итог, можно назвать дискуссию о понимания права в российской и зарубежной юридической науке далеко неплодотворной в концептуальном плане. Она не способствует развитию теоретического правоведения. Сторонники основных типов правопонимания заканчивают свои исследования на том месте, с которого они должны начинаться. 1. Противопоставление естественно-правового и позитивистского подходов к пониманию права не может более рассматриваться в качестве основополагающего. Выбор между этими интерпретациями права ничего не дает, потому что альтернатива юснатурализма и позитивизма довольно условна и не исчерпывает содержания права и проблемы правопонимания. Очевидна принципиальная теоретическая и методологическая идентичность позитивистского и юснатуралистского типов понимания права как различных трактовок рациональной юриспруденции, отвергающих духовно-религиозные, а, следовательно, и абсолютные морально-нравственные ценности. Позитивисты и юснатуралисты разделяют индивидуалистический взгляд на человеческое общество и поэтому придерживаются человекоцентристской ориентации в определении понятия права. Позитивисткая и естественно-правовая (юснатуралист- ская) школы права имеют отдельные различия в трактовке источника права, в онтологических вопросах, а методологически они представляют собой детерминистские мататеории. претендующие на всеобъемлющее объяснение права. Они принципиально тождественны в основаниях своей методологии, демонстрируя лишь плюрализм подходов в рамках единого секулярного мировоззрения. В период «Просвещения» в Новое время эти школы права сошлись в отрицании Бога и обожествлении человеческой личности. Исторически «естественно-правовая» парадигма активизировалась в обществах, где буржуазия боролась за власть и доминирование, а позитивное правопонимание господствовало в обществах победившей буржуазии. «Естественно-правовая» доктрина позволяет поборникам наживы и удовольствий взломать традиционный уклад революционными средствами. Позитивизм становится нужен победившей буржуазии, добившейся официального признания в законах, для защиты своих притязаний от всякого рода критики и недовольства обманутого народа. Требования неудачливого большинства о справедливости и свободе воцарившаяся буржуазия нейтрализует посредством принципа неприкосновенности частной собственности. В наше время современным буржуа нужно контролировать информационные, финансовые, сырьевые, человеческие потоки глобально в пределах всей планеты, поэтому юснатурализм и переживает бурный ренессанс. Получается, что основные типы правопонимания произрастают из одного корня и имя ему - БЕЗбожие, БЕЗнравственность, БЕЗчеловечность. Юснатурализм и позитивизм - разные маски одного единого идейного течения в юриспруденции. Это течение занимается фрагментацией и атомизацией некогда целостного правового знания, отрывом права от его Источника, невиданным ранее порабощением воли человека путем разращения, обмана и шантажа. 2. Позитивистские и «естественно-правовые» аспекты не составляют сущности гграва, поскольку сосредоточены фактически на формальных признаках права и описательных определениях понятия права. Среди признаков права в современной юридической науке выделяются: а) системность; б) нормативность; в) регулятивность; г) государственная обеспеченность; д) общеобязательность; е) формальная определенность; ж) проявление в качестве всеобщего масштаба свободы, справедливости равной меры по отношению ко всем индивидам. И как бы эти признаки не комбинировались, все равно выходит, что право - система правил поведения. Сущность права в таком определении позитивизма-юснатурализма не просматривается. Право отождествляется с бездуховным юридическим инструментом-стандартом-регулятором. Нынешние определения права не раскрывают сущности права как закона бытия, предопределяющего все качества правовой системы, ее цели, принципы, причины бытия и исторической судьбы. Формалистическое определение права, лишенное духовно-культурных оснований, обслуживает дальнейшую дифференциацию, специализацию и технизацию юридических профессий. При этом правовая реальность выстраивается по типу технократической системы, в которой юристу отводится весьма скромная роль. Технократическая система требует, чтобы юрист знал нормы писаного права и процедуры, с которыми непосредственно имеет дело. Чтобы соответствовать этим требованиям, юрист вынужден применять свои знания во все более узкой сфере практики, превращаться в заурядного технолога, но высокооплачиваемого в сравнении со многими другими специалистами. Юриспруденция коммерциализует- ся, все дальше удаляясь от следования морально-этическим абсолютам. Предмет юриспруденции искусственно ограничивается техникой принятия и применения юридических норм и юридической казуистикой. Юристы становятся не способными охватить своим профессиональным сознанием общих закономерностей государственно-правового развития, принимать ответственные решения в ситуации пробельности права, соблюдать профессиональную этику. Современное право превратилось из источника надежд на правду и справедливость в инструмент обслуживания недобросовестных интересов, в основном коммерческого характера67. 3. Типы правопонимания, признаваемые ныне основными, на самом деле просто отрицают право как проявление духа и подлинной свободы человека и утверждают механический произвол. Поэтому они олицетворяют собой довольно низкие ступени в разлоэюении правосознания. Правовой нигилизм, по мысли И.Д. Неважжая, можно объяснить «подспудным социокультурным несоответствием между требованиями, предъявляемыми актуальной правовой культурой, и архетипическими в своей основе представлениями о праве и правовом. Из этого противостояния вытекает общее негативное отношение к чуждому правопониманию и чуждой модели права в культуре»68. Основные типы правопонимания (юридический позитивизм, юснатурализм) и их производные течения юридической мысли не соответствуют Идеи, Традиции и Судьбе самобытной русской правовой культуры, а потому порождают в отечественном правосознании вполне заслуженный нигилизм. Но этот нигилизм И.Д. Невважай, М.Б. Смоленский, А.П. Семитко, О.Э. Лейст и многие другие ученые-юристы предлагают преодолеть не отказом от неадаптируемых типов правопонимания, а отказом от самой отечественной правовой культуры. В этом случае в России будет уже не ПРАВО, а какое-нибудь LAW, JUS либо LEX и образ правовой жизни здесь будет соответствовать генотипу других стран. «Для того, чтобы заимствовать приемы европейских школ, мы обязаны отличить то, что в них основано на вечных законах разума, и то, что родилось вследствие исторических условий, - писал Л.Н. Толстой. - Общего разумного закона, оправдывающего насилие, употребляемое школами против народа, нет, и потому всякое подражание европейской школе будет шаг не вперед, но назад для нашего народа, будет изменой своему признанию»69. 4. В обосновании и пропаганде основных типов правопонимания в России задействованы многочисленные и лучшие силы отечественной юриспруденции. Этот факт отражает вы сокую степень догматизма и вопиющее отсутствие реального осознания духовно-культурных, исторических корней и преемственности права. Имеющиеся теории правопонимания не в силах предложить адекватного знания о праве и новую методологию. Они занимаются выбором между либеральными интерпретациями права и распространяют во все отрасли права институты цивилистики. 5. Много вреда заключается в том, что юридическое сообщество остается в делом безразличным к проблеме правопонимания, что обусловлено безразличием к фундаментальным духовным основаниям отечественной правовой системы. В.А. Толстик даже предложил прекратить поиски определения права и «заняться более важными научными и практи- 1 07 ческими проблемами» по аналогии с поиском абсолютного вечного двигателя (перпетуум мобиле), заявки на который не регистрируются Парижской академии наук с XVII в. Данный тезис довольно распространен, но в нем игнорируется, что от господствующего типа правопонимания напрямую зависит сущность, содержание и форма правовой системы общества. Вернуть праву универсальные регулятивные возможности можно лишь обеспечив ему утраченный духовный статус. Проблема не исчерпывается признанием права явлением цивилизации и культуры70; Источник права абсурдно ограничивать человеческим субъективизмом. Право имеет трансцендентные, метафизические духовные основания, не связанные непосредственно с культурой и цивилизацией человеческих сообществ. Резерв продуктивности «основных типов правопонимания» к настоящему моменту исчерпан. Перспективы познания истины в вопросе правопонимания видятся в отказе от либертарной парадигмы юснатурализма и позитивизма, раскрытии типологических особенностей русской правовой культуры и переходе от человекоцентризма к Богоцентризму в понимании права. В этом случае восстановленный духовный статус российского права позволит ему быть надежным ориентиром для правообразования и правореализации.