1.2. Политологическая дифференциация нации и национального
Соотношение центростремительных и центробежных тенденций в полиэтническом обществе подвергается когнитивному анализу в рамках политологии. В этом случае этническая рефлексия дифференцируется через призму государственного устройства. Сам процесс «нациеобразования» носит лишь описательный характер в этнополитологии, в то время, как основным исследовательским «полем» этой науки являются межнациональные конфликты. В этносоциальных науках этнополитология -самая актуальная, когнитивно значимая область с большим количеством неисследованных проблем. В России она развивается оригинально, на опыте развития государства, что придает дефинитивный статус выводам отечественных ученых, дифференцированный от классических положений, изложенных Д. Ротшильдом в его «Этнополитике». Ведущие отечественные этнополитологи (в частности, Р. Абулатипов, А. Здравомыслов, В. Тишков, Э. Паин и др.) предлагают конкретные решения этнополитических коллизий, «приложив» академический подход к национальной политике в Российской Федерации. В отечественной политологии нация рассматривается как специфический субъект политики, придающий процессам формирования и распределения государственной власти исключительную сложность и своеобразие. Связанные с нею образы Отечества, Родины, патриотизма присутствуют сегодня в требованиях практически любых — левых или правых — партий, инициируя существенные изменения в политических процессах. В 2001 году даже было принято специальное Постановление Правительства Российской Федерации «О патриотическом воспитании граждан». В то же время, как показал практический опыт, характер формулируемых в данном аспекте целей, а также осознание способов их достижения непосредственно зависят от понимания нации как специфической общественной группы. Позиция политологов по этому вопросу адекватна философской интерпретации нации: она основана на этимологии самого термина «нация» еще в Римской Империи, где ею обозначались небольшие народности. Семиотическую альтернативу термину «нация» составляло понятие греческого происхождения - «этнос», обозначающее племя (общность людей), объединенных родством, внешним сходством, языком и территорией. Последующее историческое развитие определило все более растущую дифференциацию терминов «нация» и «этнос». В рамках политологической науки термин «нация» постепенно приобретает своеобразное когнитивное осмысление: слияние нескольких этносов, произошедшее в результате миграции, захвата территорий или объединения земель. Но такой подход к трактовке термина «нация» носит временный характер, продолжая сохранять и в теоретическом, и в практическом отношении многозначность употребления. Ситуативно термин «нация» может означать как этническую общность, так и все население государства, англоязычная семантика термина вообще идентифицирует «нацию» и «государство». Данная ассоциация послужила причиной тавтологии «нация-этнос» в некоторых современных политологических трактовках, а также синонимичности данных понятий в документах, имеющих международный статус. В конце XVIII в. понятие нации обретает политический статус, что было обусловлено требованием государственного суверенитета и начавшимся процессом формирования национального самосознания во времена Великой Французской революции. Революционеры называли себя патриотами, и с тех пор слово «родина» стало символом нации, которая стала непосредственно связываться с государственностью и гражданской идентичностью. Это особое проявление чувства общности, возникшее в раннебуржуазную эпоху, впоследствии обогащалось новыми смыслами под влиянием процессов формирования национальных государств, национально-освободительной борьбы и распада колониальной системы, перекройки границ в расселении этносов на разных континентах. Адекватно теоретическим представлениям, эксплицирующим нацию в качестве специфического и значимого политического фактора, в научной мысли возникает традиционное истолкование ее как продукта обыденного сознания, не только не проясняющего, но и запутывающего анализ реальных политических процессов. Например, К. Поппер полагал, что «нации, расы, лингвистические группы» представляют собой «чистый вымысел», не имеющий научного и политического значения. Его последователи, в частности К. Вердери, также считают, что использование этого понятия в научном анализе весьма затруднительно. Такого же мнения придерживается и группа российских ученых (В. Тишков, Г. Здравомыслов), отрицающих реальное существование нации и рассматривающих это понятие в качестве метафорического отображения этнокультурной реальности. Однако, как аргумент в диалоге с властью, приобщенность к такого рода объединениям служит основой для выдвижения реальных требований к государству, нередко ведущих к изменению структуры социума, миграциям и конфликтам, другим масштабным политическим последствиям. Поэтому вряд ли можно говорить о виртуальном характере национальных групп. Абьюндантность теоретических трактовок нации в социально-политической мысли, в настоящее время позволяет говорить о безусловной предомитантности двух основных теоретических подходов к ее пониманию — конструктивистском и примордиалистском. В политологии они имеют свою специфику по сравнению с философией и этносоциолгией. Апологетики конструктивистского направления эксплицируют нацию в качестве результата целенаправленной осознанной деятельности того или иного субъекта. В этом смысле нация трактуется либо как «воображаемая общность» (Б. Андерсон), либо как итог деятельности интеллектуальной элиты, создающей образы национальной солидарности (К. Касьянова), либо как следствие культивируемой властями общегосударственной солидарности (В. Розенбаум). Наиболее видный представитель этого подхода Э. Гелнер полагает, что в качестве основного продуцирующего нацию субъекта выступает государство как таковое. Только твердо признав устанавливаемые им «определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу», «группы людей становятся нацией»21. Поэтому нация возникает как результат осознанной деятельности государственных структур по формированию национальных движений. Его единомышленник Э. Хобсбаум также указывает на центральную роль механизмов мобилизации государственными элитами этнических чувств своих граждан в процессе формирования наций, переноса этнической идентичности на уровень государства. Таким образом, в данном случае главным фактором, созидающим нацию как определенную общность, является политическая деятельность, поставленная на защиту виртуальной нации. Признается, что на формирование и консолидацию этой группы государство влияет больше, чем биологическая или какая-либо иная предопределенность. Но в то же время утверждается и то, что такая конструирующая деятельность государства должна сочетаться с наличием доброй воли граждан, а также с наличием необходимых предпосылок, в частности определенного уровня культурной гомогенности (сплоченности) и образованности социума. В этой связи, диахроническая интерпретация национальной общности, препозицирующей объединение людей, проживающих на территории государства, радикализируется в практических образцах так называемой французской (западной) модели образования нации. Созданный в XVIII -XIX вв. во Франции образец гражданского общества исторически определил априори нации как определенной формы согражданства, включающей всех проживающих на определенной территории людей, независимо от употребляемого ими языка, цвета кожи и религиозных убеждений. Такая либеральная трактовка нации ориентирована на дефинитивное идеологическое родство и политический электорат граждан, которые наряду с государственными институтами выступали как механизмы поощрения групповой солидарности и интеграции общества. В силу этого в основание национальных интересов закладывались главным образом материальные интересы, требующие точного и рационального аксиологического статуса. В целом же таким пониманием нации утверждалась формула «один народ - одна территория - одно государство», которая послужила первичным ориентиром формирования национальных государств в Европе XIX в. Альтернативой «французскому образцу» идеи и практики формирования нации выступает «немецкий», признающий нацию как органическую общность, спаянную общей для людей культурой. При этом понимании и способе нациестроительства актуализировались этногенетические факторы, и прежде всего язык, традиции, обычаи, акцентирующие внимание на общности происхождения людей, факторах кровного родства и духовной солидарности данной группы населения. В свою очередь, это неизменно стимулировало появление трудно рационализируемых интересов, активизировало у людей иррациональные эмоции и чувства, в которых слышался «голос крови», «зов предков», «дыхание почвы» и т.п. На основе исторической и духовной практики постепенно сложился примордиалистский подход, согласно которому нация есть объективно сложившаяся общность (группа) людей, которая обладает вполне определенными интересами и существование которой не зависит от чьих-либо сознательных действий. В этом смысле нация дифференцируется через совокупность тех или иных черт, эксплицирующих ее природу и сущность. Наиболее адекватной в этом отношении является трактовка нации известным немецким ученым конца XIX в. О. Бауэром. С его точки зрения, нация есть группа, для которой характерна «общность территории, происхождения, языка, нравов и обычаев, переживаний и исторического прошлого, законов и религии». «Нация, - писал он, - это вся совокупность людей, связанных в общность характера на почве общности судьбы». В дальнейшем в рамках примордиалистского подхода сложилось немало различных концепций, предлагающих не только набор свойств, присущих национальным группам, но и выдвигающих более оригинальные идеи. Так, социобиологические трактовки (В. Рейнпольдс, В. Фалгер, Я. Вин), развивавшие также расистские идеи Ж. Гобино, X. Мейнерса и др., делали акцент на расовой принадлежности людей, факторах их кровнородственной близости, настаивали на естественно-генетическом характере происхождения нации. В этом смысле, например, признававшиеся унаследованными человеком от рождения те или иные взгляды и стереотипы понимались как константные со временем и сохраняющими либо комплиментарное, либо негативное отношение к представителям других наций. Особая позиция сложилась в марксизме, где, как мы уже отмечали, нация эксплицировалась как специфическая общность, наделенная вторичным по отношению к классам значением, а национальный вопрос актуализировался как композиционная классовой борьбы в период капитализма. Констатируя политический статус интегрирующих нацию экономических отношений, конгломирирующих ее представителей, а также, присущих оным лингвокультурных традиций, приверженцы этой концепции отводили ведущую роль государственно оформленной территории. Данный подход, таким образом, определял дефинитивный статус нации как политического самоопределения граждан. Соответственно, национальные группы дифференцировались как способные к государственной организации (собственно нации), и не способные к таковой (народности). Согласно марксистской теории на практике степень зрелости национальных и этнических общностей определялась высшей политической организацией рабочего класса - коммунистической партией, что устанавливало в обществе субъективную иерархию наций, форсирующую социальное неравенство и активизирующую негласное лидерство людей одного происхождения над другими. Контрарные марксизму идеи предложены авторами культурологического подхода (М. Вебер, Дж. Бренд), рассматривавшими нацию как анонимное сообщество людей, принадлежащих к одной культуре. Современный апологетик данной идеи норвежский ученый Ф. Барт считает, что этничность (в данном случае как одно из проявлений нации) представляет собой форму организации культурных отличий, которые являются своеобразными «маркерами», отличающими ее (этничность) принципиальные черты; последние же, по его мнению, сложились под влиянием традиций, исторических, экономических и других факторов. Осознание этой совокупности черт проявляется в понимании людьми своей национальной идентичности, т.е. в придании персональной значимости своей принадлежности к этому групповому объединению. Соответственно данным представлениям консолидация нации актуализировалась в аксиологическом измерении, то есть, по мере осознания людьми групповых ценностей в качестве ведущих ориентиров, систематизирующих их видение мира. Поэтому, в качестве основного дефинитивного признака нации выступала лингвокультурная парадигма, обусловливающая приобщение людей к культурным ценностям. Приоритет естественно осваиваемых людьми необходимых для жизни ценностей сочетался с отрицанием доминирующего влияния территории, на которой проживали носители данных ценностей. Актуализировалось содержание культурных мотиваций, традиций, жизненных стереотипов людей, что предполагало, аксиологическую консолидацию представителей различных этносов в нацию. Теоретическая дифференциация конструктивистских и примордиалистских подходов в известной степени развивалась диахронически. Первые, так называемые большие, европейские нации, образовавшиеся эпоху формирования капиталистических отношений, в значительной степени базировались на известных механизмах интеграции, актуализирующихся на основе не только культурных, но и территориальных, а также экономических факторов. В более поздний период, когда уже существовал определенный опыт строительства наций, когда были продемонстрированы образцы их функционирования в рамках тех или иных государств, такие механизмы интеграции общества стали интериоризироваться странами, не обладающими социальной целостностью. В этом смысле создание наций получило новый когнитивный статус политического проекта, ориентированного на сознательное конструирование подобных общностей и инициируемых правящими или иными кругами политической элиты. Причем такие процессы шли не только в XIX, но и в конце XX столетия. Например, в процессе образования новых государств на территории бывшего СССР и в ряде стран Средней Азии, уже после получения ими государственного суверенитета начались процессы искусственного создания национальных идеологий, институтов и норм. Такой тип формирования нации стал необходимым условием сплочения этих стран и народов. Таким образом, не только примордиализм, базирующийся на кон статации объективных факторов внутренней сплоченности наций, но и конструктивизм представляют собой вполне реалистическую формулу теоретического истолкования процесса их формирования, особенно в современных условиях. Практическое политическое значение конструктивистских и примордиалистских трактовок наций концептуализируется в легитимизации требований к государственной власти от имени национальных групп, выделяют важнейшие механизмы формирования и развития наций, урегулирования межнациональных отношений. Так, конструктивистские подходы акцентируют возможности государства, партий, движений и располагаемых ими ресурсах. В рамках объективистских идей актуализируются иные цели и приоритеты. Например, социобилогические подходы, базирующиеся на психопатических идеях превосходства крови, неизбежно препозицируют этногегемонистскую систему политических требований, выражающих приоритет одной нации над другой, стремление их представителей к абсолютному господству на соответствующей территории, к утверждению стиля жизни той или иной группы за счет другой и т.д. Новый оттенок здесь появился с возникновением биополитики, хотя это направление пока сдержанно относится к решению этнопроблем. Марксизм, как показал практический опыт строительства коммунизма в странах бывшего «социалистического лагеря», со своей трактовкой национального вопроса провоцировал политизацию процесса нациеобразования, которая ассоциировалась с политикой государственного террора в отношении к народам, заподозренным «в связях с врагом» или недостаточной лояльности к властям, массовыми миграциями народов и даже геноцидом граждан определенных национальностей. В то же время принципы культурологического подхода, фундируются идеей экстерриториальности, генетически отвергают требования типа «отдайте нашу землю» или «русским - русское государство», поскольку приобщение к любым - «русским», «немецким», «турецким» и прочим цементирующим нацию ценностям не зависит от территории, где проживают люди, и не предполагает какой-либо ангажированности политических аспектов общества или отдельных слоев его населения. Как говорил еще Ш. Монтескье, «дух нации», любовь к Родине являются единственной основой существования «органического» общества. Однако «дух нации» порождает, как показал эмпирический опыт. И другое явление - национализм, который возникает из признания наличия нации и ее особых интересов, а из претензии на превосходство национально ориентированных потребностей над всеми иными. Высокая оценка национальных приоритетов, как правило, всегда ассоциируется с идеями независимости, что в свою очередь, активизирует требования присвоения государственного суверенитета и его политико-административного закрепления. Конкретно это может означать предоставление нации определенной автономии в рамках государства и даже создание самостоятельного государственного образования. В ряде случаев национализм способствует повышению эффективности деятельности государства, проведению в нем реформ, способствующих качественному росту уровня культурной и социальной защищенности граждан той или иной национальности. Еще одна достаточно распространенная цель национальных движений - получение национальными группами «национально-культурной автономии», гарантирующей, приобретение гражданами той или иной национальности качественно иных возможностей выражения своей идентичности (например, за счет развития сети школ с образованием на родном языке, расширения возможностей отправления религиозных обрядов, развития национальных печатных изданий и т.д.), расширения прав на особые формы политического представительства, законодательные инициативы. Выросший за последнее время политический статус и широкий социальный резонанс национальных движений в современных государствах, обеспечивают национализму, в ряде случаев, статус так называемого «политического щита» для получения власти совершенно иными социальными силами. Такая инструментальная форма национализма чаще всего становится орудием проникновения на политический рынок тех сил, которые не заинтересованы в публичной огласке и предъявлении общественному мнению своих подлинных целей. Национализм исторически результируется не только как средство деструкции традиционных обществ и их интериоризации в современное состояние, но и как композиционная иррегулярного процесса развития индустриальных государств. В рамках данных политических процессов имеют место дистинктивные причины возникновения национализма и его цели, его роль в политическом развитии. Так, в XIX в., по мере разложения империй и формирования политической карты мира, требования наций к власти трансформировались с культурных на политические цели, что спровоцировало создание самостоятельных национальных государств. В переходных процессах XX в. национальные движения в основном возникали в русле национально-освободительной борьбы угнетенных народов, многочисленные примеры которой дал опыт деструкции колониальной системы в середине нынешнего столетия, что также сопровождалось формированием ряда национальных государств. Помимо задач, связанных с обеспечением государственного субститута, национализм в данных условиях способствовал внутренней консолидации общества, мобилизации его населения на осуществление целей модернизации и даже психологической компенсации духовных издержек, вызванных отсталостью страны и резкими внутриполитическими противоречиями (X. Винклер). Весьма типичной причиной, инициирующей национальные движения в переходных условиях, является динамика развития отдельных национальных общностей в процессе изменения их масштаба и роли внутри конкретного государства. Например, «малые» нации перерастают в «большие», приобретая системообразующее для государства значение, что предполагает и соответствующее перераспределение прав и ресурсов власти. В политических же процессах развитых современных государств национализм в основном складывается в рамках урегулирования межнациональных конфликтов, например, на основе возникновения нарушений прав жителей определенной национальности или несправедливого распределения социальных благ между различными национальными группами. Существенной причиной возникновения национальных движений является и стремление «малых» наций к самостоятельности, базирующееся на преувеличении своей культурной и политической роли в обществе, что провоцирует сепаратизм и, как следствие, инициирует центробежные тенденции, ведет к дезинтеграции государства и общества, к нарастанию обособленности и изоляционизма отдельных групп населения. Типичным примером является современная Россия. В России сохраняется «обыденное» советское отношение к так называемому «национальному вопросу», постулирующее жесткую государственную институализацию этничности граждан и интентификацию неоправданной значимости этническим общностям как неким базовым социальным группировкам («народам» или «этносам»), из суммы которых состоит российская гражданская и социально-культурная общность. На этой базе формируется периферийный национализм (национализм нерусских народов), который обретает крайние формы, вплоть до вооруженного сепаратизма. Именно этот фактор составляет одну из наиболее серьезных угроз национальной безопасности России. Главными инициаторами этого национализма является многочисленная, особенно гуманитарная, интеллигенция нерусских народов. Радикальный национализм меньшинств поддерживается некоторыми представителями российской радикальной демократии как ложно понимаемая форма правозащитной политики. Этнические предприниматели из числа местных активистов осуществляют успешную массовую мобилизацию и способны создавать экстремистские группировки, особенно если добавляются лозунги политического ислама или другие экстремистские идеологии. Эта форма национализма получает мощную внешнюю поддержку и симпатии. Задача государства и общества - окончательно развенчать миф о «национальных движениях» и «национальном возрождении», который на самом деле представляет собою способ мобилизации этнического фактора в борьбе за власть и приватизируемые ресурсы. Особые меры необходимы в отношении гуманитарной интеллигенции республик и части нерусской интеллигенции в Центре, которые выступают главными «разоблачителями имперской политики» собственного государства на территории собственной страны. Одна из таких срочных мер - переориентация подготовки молодежи в сторону более полезных для общества и его модернизации профессий (больше социальных работников, психологов, юристов, управленцев, экономистов, которые уже в процессе обучения должны становиться сознательными гражданами своего Отечества - России). Помимо постоянного появления на политической карте современных государств новых национальных меньшинств, которые выступают со своими политическими требованиями, в качестве причин, провоцирующих возникновение национальных движений, могут выступать и влияние родственных зарубежных групп, борющихся за права соплеменников в других странах, и политика ирредентизма (сознательного объединения людей одной национальности в рамках единого государство), и противоречия между титульными и нетитульными нациями и т.п. Здесь уместно сослаться на ситуацию в бывших советских республиках. В сложных по этническому составу населения государствах бывшего СССР проблемы межэтнических взаимодействий и конфликтов всегда будут одними из наиболее трудных, причем не в силу изначальных антагонизмов между проживающими в общих государствах различными этническими общностями, а из-за неадекватного государственного устройства, плохого управления или намеренной мобилизации этнического фактора в политических, конфликтных целях. Наш анализ показывает, что в постсоветских странах сохраняются высокий уровень взаимодействия и сотрудничества представителей разных народов, а также интенсивные контакты и духовные связи бывших граждан исторического российского государства и СССР. Конечно, культурная дистанция и политико-идеологические расхождения между государствами бывшего СССР все более возрастают, а прямые человеческие контакты сокращаются по причине границ и верхушечной пропаганды отчуждения. Этому способствуют экономические трудности и политическая нестабильность в ряде стран, а также внешние воздействия в рамках геополитических соперничеств, когда огромные ресурсы вкладываются в недопущение какой-либо реинтеграции в рамках бывшего СССР, особенно если в этом процессе проявляется ведущая роль России. Наиболее примечательным в этом плане был трудный процесс государственного объединения России и Белоруссии, Украине, встретивший мощное противодействие определенных сил в обеих странах. В наши задачи не входит анализ политических и экономических процессов в постсоветских странах. Нас, прежде всего, интересуют социально-культурные тенденции и массовые установки общественного сознания, а также проблемы так называемых «национальных меньшинств» и «новых диаспор». Все страны, руководствуясь доставшимся от советских времен доктринальным наследием, продолжали упорно строить «национальные государства» от имени «титульных» этнических общностей, продолжая держать остальное население в статусе не членов нации или даже не граждан этих государств. Именно эта политика этнического исключения, даже если она официально в некоторых странах называется «политикой интеграции» (а фактически - ассимиляции или непризнания особого группового статуса), ныне стала основным внутренним вызовом новых гражданско-политических сообществ. Эта же политика препятствует разрешению ранее случившихся насильственных конфликтов, хотя у этих конфликтов уже накопилась своя логика трудных противоречий и антагонизмов, поскольку это связано с гибелью людей, разрушениями и изгнанием населения из мест своего проживания. Ни одно из новых государств за пределами России не смогло пока одержать верх над силами радикального этнического национализма, противопоставив ему формулы общественного устройства, которые обеспечивали бы гражданское равенство независимо от так называемой «национальной принадлежности» (еще один советский эвфемизм!), а культурно отличительным общностям («народам» или «национальностям») давали гарантии сохранения их культуры и справедливого участия во всех сферах общественной жизни. Ни одно из государств не пересмотрело в спешке принятые в начале 1990-х гг. основные законы и другие положения в сторону признания хотя бы официального двуязычия, и русский язык остается «наказанным языком», хотя на нем продолжают говорить дома и на работе не только большинство политических лидеров новых стран, но и огромные массы населения. Степень политической организованности и знания своих основополагающих прав среди постсоветского населения остается достаточно низкой, а его способности повлиять на изменение положения -ограниченными в силу или авторитарных режимов, или коллективной авторитарности так называемого «титульного населения», интересы которого все еще часто представляют воинствующие радикалы. Ассимилировать же десятки тысяч русских или украинцев, например, латышам и эстонцам едва ли удастся, учитывая близкое соседство основных массивов носителей этих культур в России и Украине. А это означает, что рано или поздно нанесенные обиды и нынешние унижения могут стать причиной более радикальных действий и требований, включая открытые конфликты. Другая тенденция с «новыми диаспорами» наметилась в таких странах, как Казахстан, где русские, утратив представительство в органах власти и подвергаясь бытовым унижениям, избирают вариант исхода, ибо «превратиться» в казахов они при всем желании не могут. Руководство страны вяло внедряет идею общеказахстанской идентичности и общего государства всех граждан, вынуждая людей уезжать (особенно из южных областей) в Россию или в Германию. Непростая ситуация складывается и в Украине. С одной стороны, в этом государстве сформирована одна из наиболее компетентных правящих элит (если не считать общей беды - коррупции), которая в целом справляется с управлением сложной страной, имея в виду ее огромные этнические, религиозные и региональные различия и противоречия. С другой стороны, антироссийский синдром и проблема русскоязычного Крыма направили почти всю энергию этнической политики и получаемые по линии международных организаций ресурсы на собирание крымских татар в Крыму. Последние и без того недостаточно устроены, но уже стимулируется приток новых переселенцев из Узбекистана, где они неплохо интегрировались в течение нескольких послевоенных поколений. Фактически в Крыму закладывается этническая бомба тройного противостояния при новом внешнем игроке - Турции, и этого не могут не видеть ответственные политики. Украинская гражданская нация может состояться (собственно говоря, она реально существует) только на основе украинско-русского культурно-языкового симбиоза, а не этнической «украинизации». Такова уж историческая ситуация, что украинцы в России ассимилируются в русскую (точнее - в российскую русскоязычную культуру), а русские в Украине (так, кстати, происходит с носителями всех мировых языковых систем) - не ассимилируются в украинцев, хотя более широкое распространение двуязычия среди русских в этой стране не только возможно, но и необходимо. Если говорить о конкретных мерах улучшения государство-устройства, то, видимо, это прежде всего шаг в сторону отказа от категоризации русских как «национального меньшинства» (это же полезно сделать в Казахстане и Латвии, где само население не считает русских меньшинствами) и переход к формуле равнообщинных государств (как в Канаде, Великобритании, Бельгии, Испании, Финляндии и многих других странах). Опять же неизбежны официальное двуязычие и даже федерализация, чтобы сохранить единство страны и избежать будущих конфликтов. Распространенной причиной активизации национальных движений является и низкая эффективность деятельности государства, не способного к должному регулированию межгрупповых отношений. Например, в конце 80-х - начале 90-х годов XX в. во многих странах Восточной Европы и бывших республиках СССР всплеск национальных движений был вызван, прежде всего, резким ослаблением государственного контроля за межнациональными отношениями, а равно - крайне низкой эффективностью его действий в социально-экономической сфере, сопровождавшейся резким падением уровня жизни населения. Одновременно активизации национализма способствовали и возросшие на волне перемен амбиции национальных элит, что также можно рассматривать в качестве относительно самостоятельной и весьма серьезной причины политической активности наций. Значение этой особой причины формирования национализма тем более велико, что активизация элитарных кругов нередко придает ему радикальные и деструктивные для государства формы путем пропаганды идей исключительности своей нации, утверждения ее особой миссии в развитии страны, разжигания межнационального недоверия и розни. Нередко под национальными лозунгами ретисентируется и сознательная установка определенных элитарных группировок, в том числе поддерживаемых из-за рубежа, на дезинтеграцию государства и общества, на изменение государственных границ, нагнетание региональной и международной напряженности. Питательной средой для формирования политической поддержки такого рода разрушительных для государства целей становится и недостаточный уровень национального самосознания граждан, низкий уровень образования гуманитарной интеллигенции «малых» наций, массовое распространение в элитарных и неэлитарных слоях межнациональных предрассудков, отсутствие у широких слоев населения склонности к компромиссам, терпимости к религиозным и иным характерным отличительным чертам жизни представителей другой национальности. В России в этом смысле важнейшим направлением является инкорпорация нерусских элит в центре и придание центру государства (от власти до СМИ) многокультурного облика, чтобы уменьшить степень отчужденности этнической периферии от остального государства и основного населения страны. Здесь огромное поле деятельности, начиная от текстов учебников вплоть до визуальных телеобразов и языков вещания. В сфере межэтнических отношений особый вопрос - это рост русского национализма и в целом ксенофобии среди населения, особенно в отношении выходцев из Кавказа и Средней Азии. Доктринально неверные установки о некой «государствообразующей нации», а также дебаты о «русскости» (вымирание, уникальность, величие и пр.) способствуют росту патриотизма и консолидации некоторой части населения, которое считает себя русскими, но радикально раскалывают страну по основному этнокультурному разделу. Это блокирует развитие общероссийского (гражданского) патриотизма и консолидацию населения страны во имя задач социального преуспевания и демократического обустройства страны. Как ханьцы - основной народ Китая уступают приоритет в пользу многоэтничной китайской нации, кастильцы - в пользу многоэтничной испанской нации, англичане в пользу британской нации, так и этнические русские должны будут (это фактически и существует на уровне обыденного сознания) отдать предпочтение российской общности и российскому патриотизму, в котором русский язык и русская культура и без того имеют доминирующий статус. Эта важнейшая доктринальная переоценка явно затянулась и даже переживает рецидивы движения вспять, но она должны быть срочно осуществлена в течение десятилетия, пока не сформировалось окончательно поколение населения на основе формулы «многих наций» и отторжения неприятия российской общности как высшей коллективной ценности. Развитие такой ситуации не бесконечно как на объективном плане, так и на субъективном. Меняющийся мир, постепенное укрепление Российского государства во всех отношениях, влияние примера других цивилизованных стран, государств-наций, в конце концов, приведут к более - менее гармоническому обществу в России в этнонациональном отношении. Особая ответственность лежит на государственных структурах правовой сферы. Осуществляя новые стратегии противодействия экстремизму, необходимо реализовать специальную подготовку корпуса правоохранительных органов, особенно следователей и судей. Помимо правового воздействия, следует предпринимать по отношению к экстремизму жесткие меры: отказ в публичности, неприятие обществом, инкорпорация внесистемных активистов в другую среду и т.д. Таким образом, в политологической науке процесс нациеобразования концептуализируется как одна из причин национальных конфликтов. Если ранее именно последние составляли предмет этнополитологии, то, в современных условиях происходит экстраполяция, результирующая именно когнитивный статус нации в этнополитической науке. Это подтверждается политологическим анализом соотношения национальных интересов и государства, которому посвящен следующий параграф диссертации.