КУЛЬТУРНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ В ЯКУТИИ: К ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ СЕВЕРНЫХ СЕЛ (вторая половина XX в.) Винокурова Л. И., к. и. н., ведущий научный сотрудник Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН Россия, Республика Саха (Якутия), г Якутск

Аннотация. В статье рассматриваются вопросы этнической и культурной интеграции в повседневной жизни арктических и северных сел Якутии. Предварительные результаты проекта «Историческая память в мультикультурном пространстве Яку­тии: формирование и трансформация арктической идентично­сти» представлены в контексте межэтнических коммуникаций.

Ключевые слова: Якутия, Арктика, сельская повседневная жизнь, коренные народы, русские, адаптация, социальная и культурная интеграция.

CULTURAL INTEGRATION IN YAKUTIA:

THE HISTORY OF RURAL NORTH EVERYDAY LIFE (the second half of the XX century)

Vinokurova L. I., PhD in History,

Leading Researcher, Institute for Humanities Research and Indigenous Studies of the North of the Siberian branch of the RAS Russia, Republic of Sakha (Yakutia), Yakutsk

Abstract. The article deals with the issues of ethnic and cultural integration in the daily life of rural settlements in Arctic and Nor- thern Yakutia. The preliminary results of the project “Historical

Memory in the multicultural space of Yakutia: the formation and transformation of the Arctic identity” are presented in the context of cross-ethnic communications. On the basis of archival documents and oral history materials reconstructed characteristic of percep­tion of the Russians in aboriginal communities.

Keywords: Yakutia, the Arctic, the Russians, adaptation, social and cultural integration, rural everyday life.

Культурная интеграция в Якутии как процесс взаимного про­никновения, заимствования и взаимодействия в полиэтниче­ском пространстве является перспективным с научной и практи­ческой точки зрения направлением для научных исследований. В свете недостаточной изученности данной темы в современной историографии представляется актуальным обращение к раз­личным ее историческим и историко-культурным аспектам на материалах истории повседневной жизни сельских поселений.

В региональной историографии всего ХХ в. русские, с одной стороны, признаны важными акторами всех социально-эконо­мических, политических и этнокультурных процессов; с другой стороны, они редко становились объектом специального иссле­дования, как это ни парадоксально. В настоящее время русские, и после активной миграции за пределы республики в годы развала СССР и промышленной стагнации, составляют более 37% насе­ления РС(Я), остаются крупнейшим, наряду с якутами, этносом республики, чей социально-экономический и культурный «вес» нельзя переоценить. Некоторое оживление интереса к аспектам межнационального взаимодействия, к русскому населению рес­публики отмечается с конца 1980-х и в последующие годы [1; 9; 10]. Но в данном круге трудов остались за кадром многие во­просы истории жизнедеятельности сельского русского населе­ния, в частности, взаимодействие с аборигенным окружением в поле повседневности освещено весьма скупо. Представляется, что историографическая инерция избегания «национальных мо­ментов» не совсем преодолена, даже в такой сфере как история хозяйственного сотрудничества и повседневных контактов в сельской местности республики.

Базой для написания доклада послужили документы из респуб­ликанских архивохранилищ, опубликованные источники по ис­тории Якутии, а также полевые материалы, собранные автором в сельской местности в рамках исследовательских проектов разных лет. В национальном архиве были просмотрены фонды Статисти­ческого управления Якутской АССР, из которых извлекалась де­мографическая информация по русскому населению; фонды Со­вета Министров ЯАССР, в которых можно обнаружить различ­ные сведения по трудовой и общественной деятельности русских в республике.

В рамках статьи мы ограничились следующими вопросами: как в повседневном восприятии сельского культурного ландшаф­та проявлялось присутствие русских и как отражена их идентич­ность в социальной памяти якутских сел. Следует отметить, что на территории Республики Саха (Якутии) проживают коренные народы, представляющие самые разные культуры — русские, якуты и малочисленные народы Севера, в этом свете можно гово­рить только о локальных культурных ландшафтах, сложившихся и функционировавших в сельской местности Якутии в изучае­мый период. Несмотря на то, что сельский культурный ландшафт Якутии как отдельное историко-культурное явление еще не ста­новилось предметом специального изучения, локальные его фрагменты, отдельные контуры в соответствии с геоприродными зонами республики в литературе обозначены, а также освещена историография вопроса в контексте повседневности [2-4].

Проживание в национальных якутских селах для русских мы рассматриваем именно как случаи их миноритарного присут­ствия, оставляя вне внимания крупные пригородные села цен­тральной Якутии с равным или преобладающим представитель­ством русских. Исторически сложилось так, что сельские поселе­ния южных и центральных районов Якутии, как более благопри-

ятные по природным условиям, близкие к городам и крупным по­селкам, к транспортным магистралям, больше привлекали рус­ских в качестве мест постоянного проживания. В северных сель­ских поселениях с коренным населением их было гораздо меньше.

Тем не менее, в исторической памяти якутских, эвенкийских или эвенских по преобладающему национальному составу сел Северной Якутии за период второй половины прошлого века рус­ские являются обязательным компонентом социальной жизни. Отметим, что иногда как «русские» могут быть обозначены пред­ставители других славянских народов: украинцев, белорусов. Но как показывают глубинные интервью, в это время ближний круг контактеров в национальном селе четко обозначал этническую принадлежность «чужака».

Так, наш информант, уроженец Булунского улуса, в своем по­вествовании о жизни родного маленького села в 1960-1970-е гг. рассказывал: «У нас было немного русских — жил радист на мест­ной метеостанции, учительница музыки приезжала из самого центра России — города Костромы. И все вроде. Нет, когда я школьником был, жил еще старый Бронислав, но он только по языку русский был, а так не русский — из ссыльных еще литовцев остался. Потом появился зять соседский Гриша. Так он вообще украинец был, с юга какого-то, песни пел свои красивые, когда ры­бачил с нами» [6].

Здесь все детали характерны для северного села республики — русский радист живет в селе, но работает на специализирован­ной метеостанции, которых тогда было много на Севере. Русская учительница в национальном селе — вообще фигура знаковая, о которой в тексте еще будет сказано. Отдельно отметим русско- язычие как условный маркер принадлежности к русскому народу, в данном случае, бывшего ссыльнопоселенца — тоже типичной фигуры для Якутского Севера. И даже фраза о «позже появив­шемся зяте», относящемся ко времени молодости информанта, т. е. к 1970-м гг., исторически достоверна. Семидесятые в Яку­тии — время активной сезонной и длительной занятости мигран­тов, участников различных призывов и кампаний, студенческих строительных отрядов, эпоха тех, кто ехал «за туманом и за запа­хом тайги», и тех, кто зарабатывал «на северах».

Часть мигрантов во все времена оседала, постепенно стано­вясь своим в местных сельских социумах в качестве соседа, това­рища по работе, приятеля по охоте и рыбалке, нового родствен­ника. Специалистам по культуре северных народов известна их высокая этническая толерантность, принимающая межэтниче­ские и межрасовые браки. «Три дочери у меня, три зятя. Один зять белорус, второй — якут, третий — осетин. Так что в моих внуках течет кровь пяти народов — я по отцу эвенка, а мать у меня юкагирка.

Полевые материалы, собранные в северных и арктических се­лах, во многом перекликаются с материалами по центральным и южным районам республики. Среди общих сюжетов «о русских» отметим повторяющийся в исследованных сельских общинах сю­жет о русской женщине — учительнице, медицинском работнике или служащей сферы культуры. Отрасль бытового обслужива­ния мы сознательно опустили как неразвитую зону контактов в силу длительного отсутствия предприятий сервиса на Севере республики [5, с. 4, 6]. В памяти старожилов данный образ в по­давляющем большинстве случаев позитивен, окружен призна­тельным уважением. Он затмевает негативные характеристики женщин условно русской национальности, в изучаемый период занятых в сферах торговли и транспорта, встречающиеся в сель­ской устной истории. Считаем, что в высоком социальном стату­се интеллигентной русской женщины следует видеть аккумуля­цию успешного опыта социально ориентированной деятельности нескольких поколений русских по национальности организато­ров и энтузиастов просвещения и здравоохранения.

Интересно, что в отличие от жителей сел центральных райо­нов Якутии, северяне менее привержены к самопрезентации с указанием локальной идентичности. Пожилым якутам централь­ных районов, как показали наши полевые наблюдения, присуще идентифицировать себя как выходцев из конкретных историче­ских местностей, старинных улусных образований или даже из определенной местности. Более позднее возникновение многих сел в северных районах, возможно, является одной из причин меньшей акцентированности северян на этом. «Я живу в бывшем совхозном поселке. Нас туда переселили, когда я еще маленький был. Все, кто сейчас живет — разного происхождения, многие при­были из других мест нашего района. Есть местные русские и дру­гие русские — приезжие», — делился с нами уроженец заполярно­го села [8].

В поселковом сообществе, по его словам, были представлены разные народы не только республики, но и России. При этом ин­формант обозначал их как земляков, «своих» в культурно-хозяй­ственном мире Севера. Очень показательна оценка информан­том своего микросообщества в годы работы в северном совхозе в 1968-1979 гг.: «Николай вообще-то он якут из „дойду" (из цент­ральной Якутии. — Л. В.), но научился с нами кочевать со ста­дом. Уже как мы почти разбирался в оленях, хороший работник. Алик — механик нашего совхоза, всегда веселый, неунывающий, нежадный, настоящий северянин был. Кавказец, но откуда точно не помню. Русские были Петр со Степаном, свои, местные, они все знали и умели на промыслах, в пути. Приезжие русские, если хоте­ли, то быстро приживались, учились всему, сами учили тому, че­го мы не знали...» [8]. Последнее замечание информанта под­тверждает устойчивость одного из элементов культурной интег­рации в поликультурном пространстве Якутии, где русские иден­тифицировались как носители развитых технологий, культурных инноваций.

В северных поселениях, вблизи которых веками проходили маршруты арктических и субарктических колонистов, участни­ков транспортного и промышленного освоения, а также прожи­вали представители так называемого «спецконтингента», иден­тичность русских требует глубокого исследования. Наш интерес касался недавнего социального прошлого, участники которого находятся еще в трудоспособном возрасте или старше, но в до­статочно хорошей физической форме. В частности, в беседах в свободной форме с направляющими вопросами старожилы Том- понского и Верхоянского улусов сообщали множество свиде­тельств локальной и семейной истории, проливающих свет на ре­гиональную историческую память. Как показали полевые наблю­дения, «образ русского человека» здесь мозаичен и может состо­ять из множества порою разноречивых характеристик, что тре­бует специального изучения.

На данном этапе исследования можно говорить о бесспорной необходимости расширения фундаментальных и прикладных ис­следований в сфере культурной интеграции. Так, в исторической ретроспективе, проецированной на текущие современные про­цессы, должны изучаться вопросы межэтнического взаимодей­ствия народов Якутии. Русские сохраняют за собой роль ведуще­го «действующего лица», вместе с якутами являясь крупнейшей национальной группой. Эти два этноса — пока бесспорное боль­шинство в национальном составе Якутии. В глубокой и богатой истории, связывающей оба народа, несмотря на трагические страницы, присущие любой колонизации, красной нитью прохо­дят идея и практика повседневной терпимости и готовности к со­циальному партнерству. Поддерживаемые традиционной толе­рантностью северных народов, именно эти ментальные установ­ки на взаимодействие и интеграцию придавали стабильность ре­гиональному сообществу. В исторической памяти исследованных сельских общин устойчиво воспроизводятся идеи общности су­деб, культурной открытости друг для друга живущих рядом рус­ских и представителей аборигенных этносов.

Литература

1. Аргунов И. А. Социальная сфера образа жизни в Якутской АССР. Якутск, 1988.

2. Боякова С. И. Русские старожилы Якутии: культура и ланд­шафт // Арктика и Север. 2012. № 9. URL: http://narfu.ru/ university/library/books/2569.pdf (дата обращения: 16.04.2016).

3. Винокурова Л. И. Якутские села в зеркале устной истории 1950-1970-х гг. // Казанская наука. 2012. № 9. С. 32-35.

4. Винокурова Л. И. Якутские села в 1950-1970-е гг.: к рекон­струкции культурного ландшафта // Михайловские чтения

2013. Экология культуры: опыт сохранения и актуализации культурного и природного наследия региона. Архангельск,

2014. C. 177-182.

5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 259. Оп. 45. Д. 1481.

6. Полевой материал автора (далее ПМА). Информант А. С. М., 1948 г. р., житель Булунского улуса Республики Саха (Яку­тия). Запись 2001 г.

7. ПМА. Информант Е. К. Н. (1937-2000), уроженка Нижне­колымского улуса РС(Я). Запись 1999 г.

8. ПМА. Информант Н. С. С., 1954 г. р., житель Аллаихов- ского улуса РС(Я). Запись 2014 г.

9. Подойницына И. И. Этнокультурные стереотипы трудово­го поведения в сфере производства (на примере Респуб­лики Саха (Якутия)). Новосибирск: Наука, 1995.

10. Этносоциальное развитие Республики Саха (Якутия): по­тенциал, тенденции, перспективы. Новосибирск: Наука, 2000.