1.1. Историческое развитие нормы права о возмещении морального (неимущественного) вреда

Проблема возмещения морального (неимущественного) вреда, как одного из видов вреда, который может быть причинен физическому или юридическому лицу, существует давно и во всех странах.

— полное отрицание возмещения морального (неимущественного) вреда;

— возмещение лишь в отдельных, определенных законом, случаях;

— возмещение во всех без исключения случаях.

История нашего государства и права указывает на то, что эта проблема в различные периоды развития общества решалась по-разному. Изначально моральный (неимущественный) вред подлежал возмещению лишь в отдельных, определенных законом, случаях. В дальнейшем наблюдалось его полное отрицание. В настоящее время эта норма возобновила свое существование в первоначальном варианте, т. е. он подлежит возмещению тогда, когда это предусмотрено специальными законами или нормативно-правовыми актами.

Полагаю, что современный правовой институт возмещения морального (неимущественного) вреда берет свое начало от наиболее ранних письменных памятников древних славян — договоров Руси с Византией (912, 944, 971 г.г.). Так, анализ договора 912 г. свидетельствует о том, что он содержит не только нормы международного, торгового, процессуального и уголовного права, а также фиксирует правовое положение потерпевшего в случае нарушения его имущественных или неимущественных прав. За их нарушение договором предусматривалось наказание в виде кровной мести или денежного штрафа, а в некоторых случаях наступала имущественная ответственность. При этом, за отдельные виды преступлений существовала повышенная ответственность. В частности, из текста договора следует, что: «если же кто, или русин христианину, или христианин русину, причиняючи боль, совершит грабеж или явно насильно возьмет что-нибудь у другого, пусть возвратит втройне»1. Кратность возмещения вреда в древнейшем источнике права существовала не только за открытое похищение имущества, но и за тайное.

лицо, совершившее его должно отдать то, что смогло украсть, однако отдать втройне. Повышенная имущественная ответственность существовала по условиям анализируемого договора и за противоправное лишение жизни. В этом случае право на возмещение морального (неимущественного) вреда признавалось за родственниками убитого. Процитированные преступления и наказания за них в части исследуемой темы заслуживают внимания на следующих основаниях. Во-первых, возмещение вреда производилось непосредственно потерпевшему, а не в казну государства;

во-вторых, размер возмещения значительно (как правило, в три раза) превышал причиненный вред; в-третьих, предусматривалась ответственность не только за имущественный ущерб, но и за повреждение здоровья, лишение жизни, т. е. за неимущественный вред. В связи с чем представляется, что в этих случаях денежная сумма или имущество направлялось потерпевшему не только как эквивалент утраченного имущественного блага, но и для сглаживания в какой-то степени негативных изменений в психической сфере личности.

Как следует из текста договора, нравственные или физические страдания, а также переживания потерпевшего могли быть вызваны: а) нарушением его телесной сферы; б) причинением имущественного ущерба; в) вне их связи с физическим или имущественным вредом. Характерной особенностью этого исторического памятника является и то, что возмещение морального (неимущественного) вреда допускалось в двух формах (денежной и иной материальной) и только в указанных в договоре случаях (убийство, открытое или тайное похищение имущества).

В Русской Правде (конец XI в. — XII в.) отсутствовало какое-нибудь отличие уголовного правонарушения от гражданского. В тексте трех основных ее редакций: Краткой, Пространной и Сокращенной (далее — КП, ПП, СП) также не содержалось обобщенного определения современного понятия морального (неимущественного) вреда. Всякое противоправное поведение в древнерусском праве определялось не как нарушение закона или княжеской воли, а как «обида», под которой понимались преступления против общественного строя.

Анализ преступлений и наказаний* за них выделил три основных особенности норм Русской Правды. Первая заключается в том, что главной целью наказания становится не принцип талиона («око за око, зуб за зуб»), а взыскание в пользу потерпевшего ущерба. Вторая предусматривает повышенную защиту чести, поскольку за поступки, унижающие честь, возмещение было выше, чем за повреждение тела. Например, потерпевшему выплачивалось за отсеченный палец 3 гривны, а за оторван-

" «Исключительная мера» наказания (смертная казнь) не упоминается в кодексе, хотя на практике она, несомненно, имела место. Высшей мерой наказания остается «поток и разграбление», назначаемое только в трех случаях: за убийство в разбое (ст. 7 ПП), поджог (ст. 83 ПП) и конокрадство (ст. 35 ПП). Наказание включало конфискацию имущества и выдачу преступника «головою», т. е. в рабство. Следующим по тяжести видом наказания была «вира» — штраф, назначаемый за убийство и поступающий в княжескую казну. Родственникам потерпевшего уплачивалось «головничество», равное «вире». За нанесение увечий, тяжких телесных повреждений назначались «полувиры» (20 гривен — ст.ст. 27, 88 ПП). Все остальные преступления (как против личности, так и имущественные) наказывались штрафом — «продажей», размер которой дифференцировался в зависимости от тяжести преступления (1, 3, 12 гривен). «Продажа» поступала в казну, а потерпевший получал «урок» — денежное возмещение за «обиду».

ный ус или бороду, за удар батогом или другим предметом — 12 гривен. Со временем размер штрафа за телесные повреждения снизился до 1 и 3 гривен, однако за преступления против чести в ПП и СП он оставался прежним — 12 гривен.

Приведенные выше примеры свидетельствуют о возмещении потерпевшему и морального (неимущественного) вреда. Это предположение основано на следующих обстоятельствах. Во-первых, денежные суммы выплачивались потерпевшему" в кратном размере. Во-вторых, собственнику возвращалось не только украденное, но и платилась его стоимость за «обиду». В-третьих, подлежал возмещению вред и в том случае, когда потерпевшему не причинялся материальный ущерб и не нарушалась его телесная сфера, т. е. за «бесчестье» в «чистом» виде.

К лицам, имеющим право на возмещение морального (неимущественного) вреда относились непосредственно потерпевшие. Ряд норм древнерусского закона предоставляли такое право родственникам или жене потерпевшего, в случае его смерти, а также представителю социальных верхов (мужу или отцу) за «бесчестье» жены или дочери.

Изложенное указывает на то, что Русская Правда придавала защите неимущественных прав особую роль. Об этом свидетельствуют и некоторые исследования. В частности, М. Грушевский отмечает повышенные штрафные санкции за нарушение неимущественных прав, связанных с повреждением знаков собственности, а также за деяния, унижающие честь потерпевшего5. Значимость такой ответственности М. Ф. Владимирский-Буданов объясняет понятием: «психического оскорбления»6. Развивая эту мысль, И. А. Исаев указывал, что «обида» — это: «... причинение морального или материального ущерба лицу или группе лиц». И то, что главной целью наказа-

' Русская Правда знала оскорбление чести только делом, а не словом, а поэтому преступления этого рода по внешнему составу сливаются с преступлениями против здоровья, rv

Публичное свойство преступления, о чем отметил Д. Бочарников, начало определяться уже с середины XI в., поскольку за «обиду» стали выплачивать специальную денежную плату в пользу князя, а не только потерпевшему (Бочарников Д. М. Грушевський про icmopm створення та кримтальне право «Русько! Правды» // Право Укроти. — 1996. — № 11. — С. 68).

ния в этом источнике древнерусского права,— продолжает он,— становится возмещение ущерба (материального и морального)7. С. И. Шимон, исследуя более детально правовой институт возмещения морального (неимущественного) вреда, видит в «русском кодексе» Ярослава Мудрого ответственность в виде взыскания вознаграждения за «бесчестье» в результате убийства родственника, причинения телесных повреждений, обиду, повреждение бороды и усов и т. п.8

Примечательным для развития нормы, предусматривающей ответственность за «обиду» (бесчестье), в полном понимании этого слова, является то, что она развивалась совместно с обществом. Так, в «Судебниках» 1497 г., 1550 г., «Соборном Уложении» 1649 г., «Литовских статутах» 1529, 1566, 1588 г.г., сборнике законов «Права, по которым судится малороссийский народ» 1743 г.

В указанных выше правовых источниках впервые намечался состав должностного преступления, а именно — вынесение неправильного решения в результате получения взятки. В этом случае судьи несли уголовную и материальную ответственность, которая возмещалась в пользу потерпевшего. В качестве примера следует привести положения «Судебника» 1550 года. В частности, ст. 3 указывала, что если:

«... боярин, или дворецкой, или казначей, или дьяк в суде посул возмет и обвинит не по суду, а обыщется то в правду, и на том боярине, или на дворецком, или на казначеи, или на дьяке взяти истцов иск, а пошлины царя и великаго князя, и езд, -и правда, и пересуд, и хоженое, и правой десяток, и пожелезное взяти втрое, а в пене что государь укажет».9 Изложенное свидетельствует о том, что троекратное возмещение судебных расходов направлялось не только для возмещения материального ущерба, но и для сглаживания нравственных и физических страданий потерпевшего, вызванных незаконным осуждением. О том, что в «Судебниках» существует «институт бесчестья» обращал внимание в своих работах и В. И. Синайский10.

Исследуя правовые источники российского государства, такие как Судебники, Соборное Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г., законодательные акты времен царствования Петра I и Екатерины II, профессор С. А. Беляцкин утверждал, что:

«... и прошлое России не дает основания думать, что будто частные лица могли домогаться в судах возмещения одного лишь имущественного ущерба». Далее он указывает о содержании в названных законодательных актах постановлений о: «... взыскании «бесчестья», т. е. денежной суммы въ пользу о6иженнаго»11.

Размер денежного возмещения за «обиду» (бесчестье) устанавливался, исходя из содержания перечисленных выше правовых норм, только судом. При этом во внимание принимался пол потерпевшего и его должностное положение. А именно: служебный ранг, доходы, учитывалось место обиженного на служебной (государственной) лестнице, его социальное положение (городской или сельский житель), а также статус духовного лица и т. д.

В тексте Сборника законов Малороссийских прав, в отличие от «Княжеских уставов», «обида» встречается реже, но больше применяются такие понятия как: «бесчестье», «увечье», «безобразие лица», «насилие», «мучительство», «опорочение» и т. д. Особенность Сборника проявляется еще в том, что он значительно шире регулировал круг общественных отношений. Примером чего могут быть положения § 1 статьи «О непозволенныхъ деян1яхъ, и о проистекаюшихъ изь того правахъ и обязан-

19

ностяхъ» из собрания Малороссийских прав*. Из приведенной нормы следует выделить второе предложение. В нем особенно четко просматривается разделение гражданско-правовой ответственности по видам, как-то:

— восстановление положения, существовавшего до нарушения права (построение разрушенной мельницы или взыскание ее стоимости);

— взыскание с лица, нарушившего право, причиненных убытков (неполученных доходов);

— возмещение за «насилие» (двенадцать рублей), которое выплачивалось потерпевшему помимо восстановленного положения, существовавшего до нарушения прав, и наряду со взысканием имущественного ущерба.

Сфера применения ответственности за «насилие» распространялась и на защиту неимущественных прав, связанных с незаконным ограничением свободы гражданина гражданином. В этом случае, обидчик (§ 170) должен: «... тому платить за насилие двенадцать копъ и удовлетворить вдвое, такь какь двукратно палкою битому, и за все убытки, каковыя въ томъ заключеюи понесены, наградить за правнымъ доказа-тельствомъ»12. Здесь представляется, что «насилие» является прототипом современного правового института возмещения морального (неимущественного) вреда и в его содержание входили нравственные и физические страдания. Размер возмещения за «насилие» устанавливался законодателем в твердой денежной сумме (как правило 12руб., а реже — 3).

Признаки исследуемого вида вреда возможно обнаружить при анализе ответственности за нарушение телесной сферы потерпевшего или в случае унижения его чести. Данное суждение основанно на том, что денежные суммы направлялись непосредственно потерпевшему сверх стоимости имущественного ущерба (возврата вещи в натуре) или без причинения такового. Например, в § 115 указанной выше статьи предусмотрено: «... за мучительство и самовольство повиненъ онъ стороне жалобли-вой заплатить за всякой помянутой членъ (руку, ногу, ухо и т. д. — В. П.) по пятидесяти копъ грошей»13. В соответствии с § 156 названной статьи: Размер денежного возмещения за нравственные или физические страдания, связанные с унижением чести, в отличие от фиксированного за «насилие», устанавливался судом, который учитывал: глубину «обиды», «достоинство персоны» (социальное положение потерпевшего, его сословие и т. д.). Определение размера зависило

' «Естьли бы кто у кого въ озере, пруде, либо въ садку рыбу выловилъ, сажъ и плотину порубиль или разбросалъ, таковой должень обиженному за пасшие уплатить двенадцать рублей и убы-токъ наградить.» Далее в этой статье отмечается, что: «Буди бы мельницу раззориль, либо оную сжегъ, плотину раскопали и воду спустилъ, она чего не будетъ сь мельницы никакова доходу, токовый за надлежащим о томъ доказательствами, или за подтверждешемъ обиженного присягою, должен ему платить за насшче такъже двенадцать рублей, и за убытки, или остановку млива по доказательству наградить, а испорченную мельницу вновь своимъ коштомъ выстроить. Буде же бы отказался выстроить, то за вторичным его позовомъ судъ иметь приговорить съ него денежный платежи по мере онаго строения, и даходовъ, сколько явится по доказательству» (СОБРАН1Е Малороссийских прав 1807 г. — К.: Наукова думка, 1993. — С. 111-112).

и

и от усмотрения судьи, что особенно подчеркивалось в нормативных актах, например, в §§ 155, 156, 158 названной выше статьи выписки из прав, употребляемых в Малороссии. В некоторых случаях законодатель допускал в качестве критерия определения размера этого вида вреда аналогию ответственности. Об этом свидетельствует § 169 упоминаемой выше статьи: «... кто бы шляхтича поместнаго и непоместнаго, но человека честнаго, опорочил... то опорочивши долженъ ему награждеше учинить, такъ какъ, бы его ранилъ...»15.

В период Казацкого государства' особо выделяются такие понятия как «честь» и «достоинство». В частности, к «главным рыцарским чеснотам» в козацком общении включалось мужество, смелость, преданность, добрая слава, готовность к самопожертвованию, патриотизм, служение высоким идеалам Козацкого государства и т. д.16

Отдельного внимания, отметила С. И. Шимон, как предмет исследования данного вопроса, заслуживает право западноукраинских земель в период Австрийского панства (1772—1918 г.г.). Следует обратить внимание, в частности, на Общее гражданское уложение Австрийской империи 1811 г., в котором вред понимался как: «всякий ущерб, причиненный кому-либо в имуществе, в правах либо лице его»; возмещение считалось полным только при условии, если компенсировался не только причиненный ущерб, но и удовлетворялась причиненная обида; предусматривалось возмещение за причиненную боль, за унижение чести, за обезображивание лица, которое оценивалось настолько, насколько могло препятствовать дальнейшему жизненному успеху17.

Нормы Свода законов Российской империи (Уложение о наказаниях 1845 г. и Гражданское уложение 1851 г.)18 также предусматривали ответственность за причинение неимущественного вреда, вызванного «обидой», «бесчестьем». Следует отметить, что определение понятия «бесчестье» впервые в истории права раскрыто на законодательном уровне. В частности, в Т. Х ч. 1 сказано, что: «... подъ безчеспемъ следует понимать вознаграждеше или удовлетвореше пострадавшего за обиду, составляющую также вредъ, хотя и не имущественный, а нравственный»19. Однако законодательство Российской империи не возводит понятие «бесчестье» в степень самостоятельного инститита, а только в отдельных случаях указывает обстоятельства, при которых наступает «бесчестье» и последствия с ними связанные. Обобщая эти понятия, Д. И. Мейер разделил «бесчестье» на официальное и фактическое. Официальное «бесчестье» наступает,— как он указывал,— по определению суда или как последствие другого наказания за нарушение какого-либо закона, или как самостоятельное наказание (оно сопровождает все наказания, заключающиеся в лишении прав занятия общественных должностей, права быть третейским судьей, поверенным). Фактическое «бесчестье» определяется законодательством, но наступает без определения суда, вследствие одной гласности порока, отчего и можно назвать это «бесчестье» фактическим (по общественному отрицательному мнению лицо не может быть назначено опекуном)20. д°- ^г'?,/;

Что же касается защиты чести, то законодательство Российской империи предполагало всех граждан одинаково честными, но до того времени, пока они не заявят о себе иначе. Примечательным является то, что Уложение о наказании предусматривало целый ряд преступлений против «женской чести», соединенных с обязанностью вознаграждения. В основе этой обязанности, как указывал Г. Ф. Шершеневич,

Козицкое государство, по мнению В. Шевчука, формировалось от Богдана Хмельницкого и до Кирилла Разумовского (с 1569 г. по 1768 г.) и в своем развитии состояло из восьми основных периодов (Шевчук В. Козацька держава. Етюди до icmopii украшського державотворення. — К.: АБРИС, 1995. - С. 10-15).

^

12

лежит то соображение, что имущественная обеспеченность женщин в большинстве случаев зависит от замужества, а всякая тень, падающая на репутацию женщины, вредит выходу ее замуж21. К этим преступлениям относятся: изнасилование (Свод законов.— Т. X, ч. 1, ст. 663; Уложение о наказании.— ст. 1528). Помимо уголовной ответственности за эти преступления, виновное лицо должно было возвратить расходы на лечение, если преступление против чести сопровождалось болезнью.

В юридической литературе «честь» понималась двух видов: гражданская и общественная. Под гражданской честью Д. И. Мейер понимал признание человеческого достоинства лица и обращение с ним соответственно этому достоинству. «Общественная честь,— продолжает он,— иногда не совпадает с гражданской и, во всяком случае, не оказывает никакого влияния на права, а проявляется только в уважении, каким пользуется лицо в обществе».22

В научной литературе того времени отмечалось и наличие права на «честь» у юридического лица, для которого состояние «его чести, незапятнанность моральной и общественной репутации» имеет иногда большее значение, чем причинение имущественного ущерба. Суть репутации юридического лица заключалась в том, что она (репутация) «отражалась на репутации отдельных его членов, и уважение к личности этих последних требует ограждения производной личности юридического лица»23.

В законодательстве Российской империи отсутствовало определение понятия морального (неимущественного) вреда, хотя в юридической литературе того времени предпринималась попытка его изложения. Так, в энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона понятие раскрывается как «интерес». В частности, в словаре указывается, что: «подъ неимущественнымъ интересом разумеють блага и выгоды, соединяемыя, съ одной стороны, съ жизнью, здоровьем, честью и вообще съ личностью, а не имуществом человека, а с другой — особую ценность, которую имеет по отношение кь данному лицу обладаше темь или инымъ имуществомъ (такъ назыв. ценность особаго «пристрасти», «расположены»): данное имущество — наследство дорогого человека, его подарокь, воспоминаше о событш, любимая вещь и т. д.)»24.

В свою очередь, авторы «Словаря юридическихъ и государственныхъ наукъ» в содержание понятия морального (неимущественного) вреда включали: «... эстетически ущербъ (обезображеше), или этически (растление), или физичесшя страдан1я»25.

Свое представление об определении понятия этого вида вреда изложил профессор В. И. Синайский. Он полагал, что: «под нравственным!., или моральнымъ (не-матер1альнымъ) вредомъ, подлежащимь возмещение, разумеются страданш и лишены, физичесюя и нравственныя, причиненныя потерпевшему неправомерной деятельностью правонарушителя»26.

По-другому представляет эту категорию вреда С. А. Беляцкин, отмечая, что: «решающую роль будет ифать тяжесть вреда, почему легюе душевныя настроены, хотя бы и причиняющы временную психическую боль, какь и легкы мимолетныя телес-ныя боли, не будуть приниматься въ расчета при вомещении вреда. Этимъ устраняется возражеше о томъ, что въ ежедневной жизни каждому приходится вольно или невольно причинять другому временныя непрЬггности, но это не даеть еще основана для вознаграждены»27.

В том же словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона указывается, что для восстановления справедливости гражданам: «неправильно привлеченныхъ кь уголовному суду и невинно осужденныхъ» требуется, чтобы за ними было признано: «... право на матер1альное вознаграждеше въ мере понесеннаго ими матер1ального ущерба, и особенно на возстановлеше ихь добраго имени — вознаграждеше нравственное»28.

13

Моральный (неимущественный) вред, в современном его понимании, в Российской империи подлежал возмещению в случаях, предусмотренных в законе. В частности, В. И. Синайский эти случаи выделил в отдельные группы и дал им следующую оценку:

«I) Причинеше какимь-либо средствомъ неизгладимаго на лице девицы, или вдовы обезображена, или изнасиловаше девицы, или похищение незамужней женщины, буде такы женщины не имеють средствъ къ существование (ст.ст. 662—664, 666). Указанное причинеше вреда, вознаграждающееся при условш неимены средствъ у по-терпевшихь, говорить скорее объ имущественномъ вреде, чем о нравственномъ. Однако, въ основе вознаграждены лежить здесь нравственный вредъ, а не имущественный ущербъ.

2) Причинеше вреда посредствомъ нанесены личной обиды или оскорблены,— безчесгте, которое, по просьбе обиженнаго, можеть быть вознаграждаемо оть одного до пятидесяти рублей (ст.ст. 667—669). Сверхъ того возможно требовать вознаграждены за ущербъ въ кредите или въ имеществе вследств1е личной обиды или оскорблены (ст. 670). Искь о платеже безчесты не можеть быть соединенъ съ требо-вашемъ наказаны виновного (ст.ст. 668, 669).

3) Причинете вреда судьями, кои м. б. обязаны заплатить приговоренному сверхь убытковъ еще за невинное осуждеше оть ста до шестисоть рублей или оть десяти до шестидесяти, въ зависимости оть того, понесъ ли невиновный наказаше уголовное или исправительное (ст.ст. 678 и 679)».29

Что же касается научных споров того времени, то они в основном сводились к непризнанию или признанию морального (неимущественного) вреда как юридического факта. Отрицая такую форму защиты прав граждан, приводились различные аргументы. Так, Н. С. Таганцев, анализируя теоретические основы карательной деятельности дореволюционной России, указывал, что: «... материальное вознаграждение может иметь место только по отношению к имущественному вреду, как единственно оценимому и единственно вознаградимому денежным или иным каким-либо вещественным образом; что же касается вреда морального, то он может быть заглажен только наказанием, в какой бы форме оно ни проявлялось»30. По утверждению Г. Ф. Шершеневича: «вознаграждение за нравственный вред есть само нравственный вред. Оно не только не восстанавливает нарушенного равновесия, но само его усиливает». В дополнение к изложенному он полагает, что: «нужно проникнуться глубоким презрением к личности человека, чтобы внушать ему, что деньги способны дать удовлетворение всяким нравственным страданиям»31.

Их позицию поддерживал Д. И. Мейер. Он писал, что: «... законодательство наше держится той мысли, что обида не относится непосредственно к общему благу, что она задевает непосредственно только личность частного лица, которое не должно быть лишаемо возможности являть в случае обиды христианскую добродетель — прощение ближнего»32.

И. А. Покровский являлся сторонником охраны человеческой личности в полном объеме, а поэтому обращал внимание на то, что идея защиты личных неимущественных прав закономерно возрождается и справедливо стремиться занять место в системе современного гражданского права33.

В. И. Синайский признавал возмещение морального (неимущественного) вреда лишь в отдельных, определенных законом, случаях. С одной стороны, он был склонен к тому, что иски о платежах за «бесчестье» противоречат современному культурному правосознанию и должны быть отменены. С другой — допускал «нравственное удовлетворение за незаконное осуждение». При этом, ответственность за неза-

14

конное осуждение должна наступать не иначе, как вследствие умысла или явной небрежности судей ибо, в противном случае, судьи были бы поставлены в тяжелое положение при отправлении правосудия.' В дальнейшем В. И. Синайский считал более правильным говорить «даже не о возмещенш нравственнаго ущерба, а о штрафе, как мере наказаны за нарушете нравственныхъ благъ самого потерпевшаго. При этомъ штрафы могли бы въ одних случаяхъ идти въ пользу самого потерпевшаго, въ другихъ — въ пользу общества.»34.

Что же касается практического применения этого правового института, то суды в существующих дебатах не учавствовали, а разрешали споры на основе действующего законодательства, предусматривающего возмещение морального (неимущественного) вреда. Например, из решения гражданского Кассационного Департамента и Общих Собраний Правительствующего Сената России по делу № 10-1895 следует, что:

«... наследники лица, обольстившего девицу торжественным обещанием на ней жениться, прижившего с ней ребенка и отказавшегося от исполнения обещания жениться на ней, могут быть присуждены к уплате ей и ребенку из наследственного имущества вознаграждения за причиненные им этим деянием вред и убытки»35.

Из обстоятельств данного спора усматривается, что «обольститель» нарушил имущественные и связанные с ними личные неимущественные права «девицы» и их совместного «ребенка», обещав на ней жениться. В защиту их прав, т. е. за «бесчестье» законодатель (ст.ст. 59, 61 Уложения о наказаниях 1845 г.) предусмотрел возмещение убытков и вреда. Следует предположить, что к убыткам относится взыскание имущества, а вред — это нравственные страдания или переживания, вызванные нарушением имущественных и личных неимущественных прав «девицы». В подтверждение данного суждения следует дальше процитировать исследуемый текст. Так, в решении указано, что: «закон этот (ст.ст. 59, 61 Улож. о нак. и ст. 644 ч. 1 Т. Х Свода законов — В. П.) возлагает на суд обязанность, по надлежащему исследованию происшествия и обстоятельств дела, определить количество вознаграждения, не указывая в какой форме вознаграждение должно быть определено: в виде ли единовременной выдачи капитала или срочных выдач. Следовательно, та или другая форма определения вознаграждения предоставлена усмотрению суда, смотря на обстоятельства дела, если о каком-либо специальном преступлении или проступке нет в самом законе точного указания относительно формы вознаграждения».

Впрочем следует отметить, что законодательство Российской империи предусматривало ответственность за причинение морального (неимущественного) вреда в случаях нарушения личных благ, отражающихся на моральной сфере потерпевшего, а также нарушения имущественных благ, например, уничтожения портрета, с которым связаны самые дорогие воспоминания. Исключением из этого правила были случаи, когда личная обида косвенно отражалась на материальных интересах, например, на кредите оскорбленного (Т. X, ч. 1, ст. 670 Свода законов).

В основе гражданского правонарушения, в том числе и по возмещению морального (неимущественного) вреда, Свод законов России предусматривал вину — умышленную или неосторожную.

В этот же период пределы вознаграждения за моральный (неимущественный) вред устанавливались законодательством (от 1 до 50 руб.), размер же определялся судом.

' В Российской империи институт возмещения неимущественного вреда, причиненного незаконным привлечением к уголовной ответственности, в отличие от других стран, строился на основе ответственности не государства, а должностных или частных лиц (судей, обвинителей, свидетелей), по вине которых осуждался невиновный.

IS

При этом учитывалось свободное усмотрение судьи', которое являлось неотъемлемой частью данного правового института. Это объяснялось тем, что размер присуждаемого вознаграждения не должен был зависеть от «предустановленных интересов, а исключительно от свободного усмотрения суда». Кроме того, принималось во внимание: обстоятельства спора, степень вины ответчика, его имущественная состоятельность, поскольку справедливость не позволяет, чтобы «в интересах строгого проведения начала возмещения морального вреда отдельные лица или даже целые семьи были ввергнуты в плачевные условия жизни». Далее С. А. Беляцкин продолжает, что определяя размер возмещения, суд должен также руководствоваться «соображениями серьезности и существенности вреда, его влияния на потерпевшего», «искренностью страданий», «местными условиями и нравами»36.

Хотя на практике, при определении размера морального (неимущественного) вреда, эти критерии не всегда учитывались. В связи с чем, судами Российской империи определялись весьма символические его размеры. Данное обстоятельство приводило к тому, что после постановления решения о возмещении 3 руб. морального (неимущественного) вреда, нанесший личную обиду прибавлял потерпевшему 3 руб. и рассчитывался с обиженным дополнительной оплеухой перед лицом правосудия37.

Существенным шагом в развитии данного правового института явился проект Закона имперской России «Об обязательственном праве», который предусматривал возмещение морального (неимущественного) вреда при телесном повреждении, при незаконном лишении свободы (даже если потерпевший не понес материального ущерба), при прелюбодеянии и обольщении, в случае неисполнения должником своих обязательств при наличии умысла или неосторожности. Таким образом, законопроект предусмотрел возмещение морального (неимущественного) вреда при нарушении договорных обязательств, а также некоторые случаи возмещения такого вреда, возникающего из деликта". Правда, такое общее правило по отношению ко всем договорам при ограничении возмещения морального (неимущественного) вреда лишь некоторыми деликтами, может привести к курьезным и несправедливым последствиям38.

Характерным для данного проекта является и то, что при его обсуждении центр тяжести по проблеме возмещения морального (неимущественного) вреда сместился в сторону отрицания. Значительная часть правоведов выступила против признания этого вида вреда в качестве юридического факта. В частности, Л. И. Петражицкий указывал на антикультурность, антисоциальность возмещения морального (неимущественного) вреда. Основные его аргументы сводились к тому, что:

— законопроект «манипулирует обязательствами по возмещению вреда», в одних случаях предоставляет такое право участникам гражданско-правовых отношений, а в других — нет. Этот спор разгорелся вокруг ст. 117 проекта, предусматривающей ответственность должника за умышленное или ненадлежащее исполнение своих обя-

' Проблема судейского усмотрения возникла в гражданском праве с той поры, когда появился закон и вытекает из самого наличия закона и суда. В основание проекта имперской России «Об обязательственном праве» положены следующие начала: 1) закон прежде всего должен быть справедливым, 2) закон должен стремиться к достижению материальной, а не формальной правды и 3) закон должен предоставить возможный широкий простор усмотрению суда, так как только при этом условии могут быть в каждом данном случае определены отношения сторон на справедливых основаниях (Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права.— М.: Статут (в серии «Классика российской цивилистики»), 1998. — С. 95-96).

" Прогрессивность проекта проявлялась не только по отношению к действующему законодательству России, но и к зарубежным предшественникам, в частности, к Германскому Уложению (Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права.— М.: Статут (в серии «Классика российской цивилистики»), 1998. — С. 141).

16

зательств. Таким образом, только кредиторы пользовались таким правом, а субъекты права собственности, авторских прав и т. д. поставлены в худшее положение, чем первые;

— это может быть, с одной стороны, поводом для неосновательного заработка лица, которому «неизготовши къ оговоренному сроку заказанного платья или торжественного обеда», а с другой, для разорения портного или ремесленника, зарабатывающего «хлеб полезнымъ для общества трудомъ, имевшш грубую неосторожность опоздать съ доставлешем къ сроку заказа»;

— ужесточило карательную политику государства по отношению к гражданским правонарушениям;

— этот вред не подлежит оценке в виде денежного вознаграждения: «... а именно, здесь денежная сумма, которая должна представлять эквивалента причиненной непрытности, боли, обиды и т. п. — представляетъ не определенную величину, а п-лутократически изменчивую, вообще темь большую, чемъ богаче потерпевши39.

Противники возмещения морального (неимущественного) вреда аргументировали свою точку зрения в основном тем, что этот вред не может быть оценен, ему нельзя найти денежный эквивалент. Так, Г. Ф. Шершеневич указывал, что: «нравственный вред, причиненный нарушением чужого права, не поддающийся оценке на деньги, не может быть возмещен юридическими средствами, например, в случае личного оскорбления, так как между нравственным вредом и материальным вознаграждением нет общего мерила»40. Более того, по мнению П. Н. Гуссаковского: «... предоставление суду такого права (определения размера морального (неимущественного) вреда — В. П.}, открыло бы широкий простор для произвола. Одни суды оценивали бы слишком низко причиненные нравственные страдания; другие же, напротив, переоценивали бы в значительной мере тяжесть этих страданий»41.

Позитивные взгляды на проблему о возмещении этого вида вреда были высказаны С. А. Беляцкиным. В своих фундаментальных трудах, на основе анализа права России и права, как он указывал «благородных» государств (Германия, Англия, Франция — В. П.), привел убедительные аргументы в пользу возмещения данного вреда. В частности, автор писал, что: «нет ничего удивительного в том, что человек, у которого отняли по чужой вине житейские радости, удовольствия, духовные блага, желает компенсации в деньгах, открывающих источники человеческих удовольствий». И далее, развивая свою мысль он указывал, что: «... постоянное упорное игнорирование морального вреда и моральных интересов, равнодушное отношение к ним со стороны суда, влекут за собой тот результат, что дается обильная пища для досад потерпевшего, чувство раздражения не находит выхода, растет ненужное озлобление, колеблется в массе уверенность в личном праве и личном благе»42.

Одним из аргументов, отрицающих возмещение морального (неимущественного) вреда, является утверждение, что юридическая сила обязательств не распространяется на неимущественные отношения, что гражданское право есть принципиально право имущественное. Возражая против этой точки зрения, И. А. Покровский указывал, что оно ошибочно, поскольку даже в пределах старого гражданского права существуют области неимущественного характера — прежде всего область личных семейных отношений43.

Этапом в развитии правового института возмещения морального (неимущественного) вреда был советский период. Законодательство вновь созданного государства не предусматривало возмещение этого вида вреда. В связи с чем, немногочисленные иски о возмещении нравственных или физических страданий, которые предъявлялись в 20-е годы XX века, советскими судами отклонялись44. При этом, суды

17

2 - 94272

отказывали в удовлетворении не только исков о возмещении денежного вознаграждения за «обиду», «бесчестье», но и в требованиях о возмещении этого вида вреда при нарушении трудовых прав граждан. Так, Харьковский народный суд отклонил иск гражданки И., требовавшей присуждения ей с «городского трамвая» 50 000 руб. в возмещение причиненных ей нравственных страданий, так как она в молодые годы лишилась ноги от несчастного случая. Суд признал такой иск не основанным на законе и присудил ей сумму действительно причиненных убытков для возмещения реально причиненного вреда45.

В послереволюционный период В. Лапицкий одним из первых поставил вопрос о необходимости возмещения морального (неимущественного) вреда. Он считал, что:

«... этот институт не связан с капиталистическим строем ни по цели (ибо его цель — защита личности), ни по средствам (ибо деньги здесь выполняют функцию не эквивалента, а удовлетворения)». По его мнению: «в социалистическом государстве институт возмещения за неимущественный вред не только нужен, но и найдет еще более благоприятную почву, чем в условиях капитализма»46.

Используя законодательную базу РСФСР, действующую на тот период, В. Утев-ский поддержал теоретические суждения Б. Лапицкого о возможности возмещения как имущественного, так и морального (неимущественного) вреда. В частности, он исходил из того, что: «... эта статья (ст. 44 УК РСФСР в редакции 1926 г., говорящая об одной из мер социальной защиты — обязанности загладить вред, причиненный потерпевшему от преступления — В. П.) дает возможность восполнить крупный пробел нашей судебной практики и ввести в обиход возмещение не только материального, имущественного вреда, но и вреда не материального, морального, часто более чувствительного и более остро заставляющего страдать потерпевшего, чем имущественный вред». Анализируя в таком же вопросе ст. 403 ГК РСФСР (1922 г.) В. Утев-ский считал, что: «... в этой статье имущественный вред противополагается вреду, нанесенному «личности». Нет, однако, никаких оснований ограничивать понятие «личности» только физической неприкосновенностью47.

В то же время А. Зейц возражал против положительного решения вопроса о возмещении этого вреда. Его доводы сводились к тому, что: «... охрана неприкосновенности личности составляет цель уголовного, но не гражданского права, ибо задача последнего — регулировка отношений производства и обмена. Таким образом, нет места возмещению морального вреда в пределах гражданского права. С другой стороны, как указывалось нашей судебной практикой, возмещение морального вреда чуждо советскому правосознанию»48. , >

Между тем, в 1939 г., в период обсуждения проекта общесоюзного Гражданского кодекса СССР, М. М. Агарков подчеркнул, что: «... компенсация за неимущественный вред является одним из наиболее сложных вопросов гражданского права». В связи с чем он предлагал ввести в этот законодательный акт правило, по которому суд может обязать ответственное лицо уплатить потерпевшему (при наличии длительных страданий или лишений), помимо возмещения за имущественный вред, еще дополнительное возмещение. При этом суд может обязать уплачивать дополнительное возмещение в виде; «... прибавок к периодическим платежам в возмещение утраты трудоспособности»49. В работе «Личные права в гражданском праве Союза ССР и капиталистических стран» Е. А. Флейшиц теоретически обосновала необходимость гражданско-правовой защиты личных прав граждан. Учитывая обстоятельства того времени, она гибко провела линию так, что за нарушение неимущественных прав граждан может быть назначена компенсация каким-нибудь имущественным экви-

18

Однако изложенные выше научные предложения не нашли своего воплощения в законодательстве Союза ССР того периода. А поэтому в течение длительного времени вопрос о возмещении морального (неимущественного) вреда в советской литературе не затрагивался. Лишь в 1958 г. X. Назаров в весьма общей форме высказался о необходимости: «... предусмотреть в законе выплату вознаграждения в тех случаях, когда в результате производственной травмы человек не теряет трудоспособности, но испытывает моральные страдания»51. Вместе с тем его предложения также не нашли законодательного закрепления.

В декабре 1961 г. были приняты Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик. В истории личных неимущественных прав в советский период издание Основ явилось переломным моментом, поскольку личные неимущественные права были до сих пор, как правильно отметила Е. А. Флейшиц, некоторыми «пасынками» советского гражданского законодательства52. Между тем, Основы коренным образом изменили это положение. Во-первых, они прямо указали на то, что предметом гражданско-правового регулирования являются как имущественные отношения, так и связанные и не связанные с ними личные неимущественные отношения. Во-вторых, Основы предусмотрели охрану личных неимущественных отношений не только граждан, но и организаций (авторское право, использование наименования предприятия, оценка его деятельности и т. д.). В-третьих, в ст. 7 Основ впервые устанавливается защита права на честь и достоинство граждан и организаций. На основании чего, гражданин или организация вправе требовать по суду опровержения порочащих их честь и достоинство сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Важным являлось и то, что порочащие честь и достоинство сведения, распространенные в печати, в случае несоответствия их действительности подлежали опровержению также в печати.

Вместе с тем, Основы не предусматривали возмещение морального (неимущественного) вреда, поскольку «честь и достоинство в социалистическом обществе»,— как указывал С. Н. Братусь,— «не меновая стоимость»53.

Анализ приведенных выше работ свидетельствует о том, что проблема возмещения морального (неимущественного) вреда рассматривалась в первую очередь с позиции признания или непризнания этого вреда в качестве юридического факта. В основу отрицания данного факта был положен один из основных аргументов того времени о том, что идея возмещения морального (неимущественного) вреда по своей сущности является буржуазной, а поэтому чужда социалистическому правосознанию.

Указанное возражение против признания исследуемого вида вреда является типичным примером тотальной идеологизации права и пренебрежения к защите интересов личности. При этом, следует отметить, что большинство социалистических стран Восточной Европы сохранили на тот период в своем законодательстве нормы о возмещении наряду с имущественным также и морального (неимущественного) вреда. Ответственность причинителя вреда ограничивалась возмещением только имущественного ущерба лишь в Венгрии, поскольку в 1953 г. Верховный Суд ВНР в принципиальном решении указал на недопустимость возмещения морального (неимущественного) вреда. Эта точка зрения была воспринята судебной практикой. В основу своих решений суды приводили те же соображения о невозможности имущественной оценки личных прав и о ее несовместимости с социалистическими моральными воззрениями.

Вместе с тем, положения Гражданского кодекса 1964 г. бывшей Польской Народной Республики предусматривали возможность, в указанных законом случаях, воз-

2* 19

мещения морального (неимущественного) вреда. Так, например, ст. 444 ГК ПНР указывала на необходимость выплаты потерпевшему соответствующей ренты (периодически выплачиваемых платежей) лицом, обязанным возместить вред, если потерпевший полностью или частично утратил трудоспособность либо если увеличились его потребности или уменьшились возможности добиться успеха в будущем. Наряду с возмещением, прямо предусмотренным законом, суды в Польше в соответствии со сложившейся практикой, как указывает Н. Г. Катанян, взыскивали моральный (неимущественный) вред в случаях нервного потрясения, вызванного смертью другого лица. Требование о выплате денежного удовлетворения переходило к наследникам, но только в тех случаях, когда оно было признано в письменной форме или иск был предъявлен при жизни потерпевшего. В соответствии с установившейся судебной практикой Верховного Суда ПНР,— продолжает он,— возмещение морального (неимущественного) вреда должно было быть умеренным и не должно составлять обогащения, а служить потребительским целям54.

В судебной и страховой практике бывшей ГДР требования о возмещении морального (неимущественного) вреда, связанного с причинением боли, занимали немалое место. Правда, такое возмещение не предусматривалось по Трудовому кодексу ГДР и по Закону ГДР «Об ответственности» от 1871 г.

Кроме того, принцип возмещения за моральный (неимущественный) вред утверждался в то время и в гражданском праве Чехословакии (ст. 444 ГК ЧССР). В частности, предусматривалось возмещение этого вида вреда за физические страдания потерпевшего. Допускалось возмещение за моральный (неимущественный) вред и Законом Болгарии «Об обязательствах и договорах» от 1950 г. По ст. 52 данного Закона, возмещение исследуемого вреда производилось решением суда по справедливости55.

Изложенное свидетельствует о том, что так называемое «социалистическое правосознание», отрицавшее возмещение морального (неимущественного) вреда, существовало в основном только на территории СССР. Характерным является то, что оно распространялось не только на советских граждан, но и на иностранцев, которым по их отечественному законодательству известны случаи возмещения морального (неимущественного) вреда. Это было вызвано особенностью предоставления иностранным гражданам в СССР национального режима, по которому они не могли пользоваться большим объемом прав, чем советские граждане. Вместе с тем, это «правосознание» не препятствовало использованию норм зарубежного законодательства о возмещении морального (неимущественного) вреда при предъявлении советскими гражданами исков к иностранным юридическим и физическим лицам.

Справедливости ради следует отметить, что в этот же период времени советское законодательство признавало в некоторых случаях факт причинения физическому лицу морального (неимущественного) вреда. Правда, это относилось не к гражданс-. ко-правовым отношениям, а к нормам Уголовно-процессуального кодекса Украинской ССР (далее — УПК)'.

Позднее вопрос о возмещении морального (неимущественного) вреда был вновь поднят в советской литературе. Заслуга в этом принадлежит Н. С. Малеину, кото-

Так, положения cm. 49 УПК указывали и в настоящее время указывают, что потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен моральный (выделено автором — В. П.), физический или имущественный вред. Аналогичное разъяснение содержится в научно-практическом комментарии УПК. В частности, его авторы подчеркивали, что: «закон не содержит никаких ограничений для признания физического лица потерпевшим, если в деле есть фактические данные, указывающие на то, что ему преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред». (Уголовно-процессуалънъш кодекс Украинской ССР. Научно-практический комментарий / Ответственный редактор П. Г. Цупренко. — К., 1984. — С. 82-83.) Еще

20

рый на основании анализа данной проблемы делает вывод о том, что существующая в научных кругах аргументация против возмещения морального (неимущественного) вреда недостаточно убедительна56.

Наиболее широко поставлен вопрос о возмещении морального (неимущественного) вреда С. Н. Братусем, который по этому вопросу существенно изменил свою первоначальную позицию. В частности, он предложил: «... установить имущественную ответственность за лишения, которые испытывает человек вследствие томительной потери часов на бесплодное ожидание представителя стороны, обязанной произвести работы, вследствие оглушающих производственных шумов и вибрации, доносящихся из мастерских, организованных вопреки требованиям санитарного контроля в подвалах жилых домов, в магазинах, находящихся на первых этажах, от паров, поступающих в квартиры по причине неисправности изоляционных устройств, и т. п.»57

К позиции С. Н. Братуся присоединился, приведя дополнительные аргументы, Ю. X. Калмыков. Он полагал, что: «... вслед за признанием личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными, в качестве предмета гражданско-правового регулирования, можно было бы сделать второй шаг и осуществить охрану отдельных личных неимущественных отношений не только путем морального, но и материального удовлетворения интересов потерпевшего лица»58.

Кроме их публикаций принцип возмещения морального (неимущественного) вреда поддерживался в работах со смежной тематикой А. М. Беляковой59, Л. А. Май-данник и Н. В. Сергеева60, В. А. Тархова61, М. Я. Шиминовой62 и других. Как правило, сторонники возмещения морального (неимущественного) вреда рассматривали эту проблему в рамках деликтных обязательств, полагая тем самым возможным решить ее путем введения некоторых новел в соответствующую главу Основ и ГК союзных республик. Наряду с этим высказывалась и другая точка зрения: «... об установлении правила, в силу которого суд, учитывая заслуживающие внимания интересы потерпевшего, может возложить на причинителя обязанность «загладить» или устранить причиненный потерпевшему моральный вред»63.

Следует отметить, что в то время, когда велись теоретические споры вокруг проблемы возмещения морального (неимущественного) вреда, в ряде случаев советское законодательство давало правовую оценку неимущественному вреду. Более того, судебная практика допускала возмещение этого вреда. В частности, возмещение неимущественного вреда предусматривалось Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей»64. Неимущественный вред, согласно положениям данного Указа, представлял собой часть общего вреда, который не поглощался имущественным ущербом. Для сглаживания нравственных и физических страданий, вызванных незаконным осуждением, применялась не денежная, а иная форма возмещения: направление письменного извещения о реабилитации гражданина трудовому коллективу, общественным организациям по месту

более четко выражена эта позиция у В. П. Божьева. Раскрывая три разновидности вреда, который может быть причинен потерпевшему в уголовном судопроизводстве, он указывал, что: «... моральный вред проявляется в умалении и унижении чувства собственного достоинства и чести потерпевшего, его доброго имени, в совершении по его адресу таких действий, которые приводят к расстройству душевного состояния и нарушают нормальную психическую деятельность человека (при изнасиловании, клевете, оскорблении и т. п.), вызывая нравственные страдания потерпевшего». (Божьев В. П. К вопросу о понятии потерпевшего в советском уголовном процессе. — Ученые записки ВИЮН. — Вып. 15. — М.: Юриздат, 1962. — С. 154).

21

работы (учебы), а также публикация соответствующего сообщения (опровержения) в печати'.

Изложенное свидетельствует о том, что в случае повреждения здоровья возмещение неимущественного вреда производилось в двух формах: а) в виде расходов, необходимых потерпевшему в быту (стирка белья, уборка квартиры и т. д.) и б) в виде приобретения потерпевшему мотоколяски. Отсюда следует, что принципиальное отличие приведенного выше законодательства и примеров судебной практики от законодательства о взыскании имущественного ущерба состоит в том, что в них идет речь о возмещении вреда, который непосредственно с имущественной сферой потерпевшего не связан. Кроме того, в этих положениях определялся эквивалент отрицательных последствий в личной сфере потерпевшего.

О завуалированном существовании этого института в законодательстве советского периода или о наличии неимущественного вреда в каких-то косвенных формах (когда по делам о возмещении вреда восполнялись дополнительные расходы на протезирование, приобретение мотоколясок, санаторное лечение и т. д.) указывал и В. Тара-ненко65. Правовой институт возмещения неимущественного вреда значительно проявил себя по спорам о взыскании внедоговорного вреда в связи со смертью кормильца. При рассмотрении данной категории дел суды присуждали, например, ребенку, потерявшему отца, большую сумму чем та, которая соответствует стоимости потерянных средств к существованию. Разница между указанными суммами, на что обратила внимание Д. В. Боброва, составляет присуждение компенсации морального вреда в скрытой форме ребенку за смерть отца, в результате чего ребенок лишен общения с ним, его ласки и любви66. К. Б. Ярошенко, проанализировав законодательство и судебную практику того времени, пришла к выводу о том, что состав дополнительных расходов (отправление на лечение инвалидов, удовлетворение нуждающихся в транспортных средствах и т. д.) постоянно расширялся, поскольку одна лишь выплата неполученной заработной платы часто служит недостаточной компенсацией причиненного потерпевшему ущерба. В этой связи она делает вывод, что форму «возмещения неимущественного вреда» приобретают и некоторые другие виды дополнительных расходов (стирка белья, уборка квартиры и т. д.67. Данной точки зрения придерживались В. Т. Смирнов и А. А. Собчак, которые также указывали, что:

«... в этих случаях (незаконное осуждение и т. д. — В. П.} решающее значение имеет не имущественная, а моральная сторона последствий нарушения прав гражданина,

' Что же касается судебной практики, то потерпевшим присуждались сверх утраченного заработка расходы, связанные с лечением на курорте, протезированием, обслуживанием потерпевших в быту и т. д. Более того, Пленум Верховного Суда УССР в постановлении № 5 «О практике рассмотрения судами Украинской ССР гражданских дел по искам о возмещении вреда» от 16 мая 1975 г. на тот период в п. 14 разъяснял судам о том, что право на возмещение дополнительных расходов имели потерпевшие и в том случае, когда у них не снизился заработок. (Зб1рник постанов Пленуму Верховного Суду Укратсько! РСР (1962—1976 роки) / Шд кер. Якменка О. Н. — К.: Пол1тична лтература, 1977. — С. 31).

Судебная практика возмещения неимущественного вреда получила закрепление и в постановлении того времени № 16 Пленума Верховного Суда СССР «О судебной практике по искам о возмещении вреда» от 23 октября 1963 г., в п. 16 которого предусматривалось, что если по заключению ВТЭК потерпевший нуждается в специальных средствах передвижения, суд, при наличии условий, определяющих по закону ответственность причинителя вреда, вправе обязать ответчика возместить потерпевшему расходы на приобретение мотоколяски. Если в этих случаях потерпевший приобретает на свои средства автомашину, суд вправе взыскать с причинителя вреда понесенные потерпевшим расходы в пределах стоимости мотоколяски. (Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1977. — М.: Известия Советов народных депутатов, 1980. — Часть 1. — С. 174).

22

«реабилитация» потерпевшего, удовлетворение его духовных потребностей, интересов путем устранения отрицательных неимущественных последствий правонарушения»68.

Нельзя не отметить и того, что изложенные выше взгляды встречают возражение со стороны отдельных авторов. Так, С. И. Шимон не согласна с данными выводами о существовании в советском законодательстве и судебной практике завуалированного морального (неимущественного) вреда. «Такая судебная практика,— пишет она,— не может быть признана возмещением морального вреда, поскольку в этом случае идет речь о своеобразном имущественном ущербе»69. Думается, что позиция С. И. Шимон оспорима. И прежде всего потому, что не учитывает случаи, когда обезображенное лицо работника не влечет ни утраты трудоспособности, ни снижения заработной платы. Однако у потерпевшего имеются нравственные и физические страдания. А в некоторых случаях, даже утрата трудоспособности не приводит к потере заработной платы. На основании чего имущественная ответственность не будет наступать, т. к. отсутствует одно из условий ее возникновения — имущественный вред. Хотя в этой ситуации усматривается наличие у потерпевшего морального (неимущественного) вреда.

Вместе с тем, заслуживают внимания ее доводы об ошибочности суждений некоторых ученных70, которые относят неустойку к случаям возмещения морального (неимущественного) вреда. В частности, в ст. 190 ГК Российской Федерации, 1961 г. и в ст. 206 ГК Украинской ССР, 1963 г. предусматривалось, что при рассмотрении дела об уменьшении неустойки суд вправе принять во внимание не только имущественные, но и другие заслуживающие внимания интересы сторон, т. е. и неимущественные. В данном случае, как обоснованно считает С. И. Шимон, «неустойка играет роль стимула к надлежащему исполнению обязательств и является способом их обеспечения, а поэтому не может быть моральным (неимущественным) вредом»71.

Приведенный выше анализ теоретических суждений, который включает широкий пласт научной мысли за весь период существования нашего Отечества, дает основание выделить три основных направления развития проблемы морального (неимущественного) вреда.

К первому направлению возможно отнести полное отрицание денежного возмещения этого вида вреда и гражданско-правовой защиты неимущественных интересов потерпевшего. Его сторонники (С. Н. Братусь, П. Н. Гуссаковский, А. Зейц, Д. И. Мейер, Л. И. Петражицкий, Н. С. Таганцев, Г. Ф. Шершеневич и др.) приводили, как указано выше, различные аргументы для обоснования своих доводов (невозможность определить отрицательные неимущественные последствия и перевести их в денежный эквивалент; потерпевший может использовать это право как источник нетрудовых доходов; наличие классово-политического подхода к данной проблеме и т. д.).

Представители второго направления (С. А. Беляцкин, А. М. Белякова, С. Н. Бра-тусь, В. Лапицкий, Н. С. Малеин, И. А. Покровский, Е. А. Флейшиц, К. Б. Яро-шенко и т. д.) полагали, что в рамках действующего законодательства возможно возмещение морального (неимущественного) вреда, поскольку это отвечает основным принципам гражданского права. Кроме того, названные авторы, на что обращалось внимание ранее, обосновывали наличие в судебной практике признаков неимущественного вреда, хотя в законодательстве советского периода прямо об этом не указывалось.

Суть третьего направления условно сводилась к закреплению на законодательном уровне общей нормы о возмещении морального (неимущественного) вреда (М. М. Агарков, М. Н. Малеина, В. Утевский, М. Я. Шиминова и др.).

Следует отметить, что проблема возмещения морального (неимущественного) вреда за весь период истории нашего государства в достаточной степени не изучалась,

23

специальных монографических работ по этому вопросу не издавалось. Вопросы, связанные с возмещением этого вида вреда, изучались частично и, как правило, в работах со смежной тематикой. Значительная их часть посвящалась, как указывалось выше, лишь проблеме существования в законодательстве такой формы защиты гражданских прав. Вместе с тем, в некоторых работах раскрывалось и содержание морального (неимущественного) вреда, что имеет существенное значение для его правильного понимания. Так, например, В. Т. Смирнов и А. А. Собчак представляют его в виде:

«... лишения возможности посещать зрелищные мероприятия, концерты и т. п.»72.

Первоначально Н. С. Малеин под этим видом вреда понимал: «... неимущественный вред, выражающийся в причинении потерпевшему нравственных или физических страданий»73. В дальнейшем он указывает, что моральный (неимущественный) вред выражается: «... в физических (боль) и психических переживаниях, страданиях потерпевшего и его близких»74. В последней работе по этой теме Н. С. Малеин указывает, что данный вред может быть связан не только со страданиями (физическими, психическими, нравственными), но и иметь «негативные последствия», вызванные названными страданиями (ухудшение отношений на работе, в предпринимательской деятельности, в семье, ограничение выбора профессии, крушение карьеры и другие психические переживания, которые иногда приводят к нервным заболеваниям и даже к суициду и т. д.)75.

По мнению С. Е. Донцова и М. Я. Марининой, моральный вред — это душевные переживания, вызванные причинением физического вреда76. Свою точку зрения на эту проблему изложила К. Б. Ярошенко. Она, например, указывала, что: «... по аналогии с «имущественным вредом» вред «моральный» может означать лишь умаление моральных благ. В действительности коррелятами являются «имущественный» вред и вред «неимущественный». В состав последнего, наряду с нравственными (моральными) переживаниями, входят также физические страдания». Более того, она полагала, что возмещению подлежит вред, вызванный физическими страданиями и этот вред должен носить стойкий характер.77

Однако официальная доктрина отечественного законодательства, в силу изложенных выше причин, длительное время не предусматривала права на возмещение морального (неимущественного) вреда; и лишь в последний период его развития наметилась противоположная тенденция, сначала в союзном, а затем в украинском законодательстве. Так, впервые этот вид вреда получил юридическое признание в Законе СССР «О печати и других средствах массовой информации» от 12 июня 1990 г.78 Законодатель в то время понимал, что печать и другие средства массовой информации, особенно в условиях гласности и свободы слова, могли принести серьезный моральный (неимущественный) вред, опубликовав неверные сведения, порочащие честь и достоинство граждан, и поэтому нужны гарантии защиты и установление ответственности за распространение таких сведений. Согласно положениям ст. 39 названного Закона, гражданину возмещался моральный (неимущественный) вред в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, которые:

— порочат его честь и достоинство;

— причиняют ему иной неимущественный ущерб.

В этом случае моральный (неимущественный) вред подлежал возмещению только в денежном выражении. Размер взыскиваемого вреда в законе не указан, а поэтому он определялся судом. Он подлежал взысканию по решению суда со средств массовой информации, а также с виновных должностных лиц и граждан.

34

Первоначально данная норма на практике не применялась. Объяснялось это тем, что граждане не знали о ее существовании, а также потому, что не хотели прибегать к судебной защите и при этом требовать себе какое-то денежное вознаграждение за то, что их необоснованно опорочили. Со временем эта ситуация изменилась.*

Пленум Верховного Суда СССР постановлением, принятым в марте 1991 г., дополнил свое постановление от 2 марта 1982 г. «О применении ст. 7 Основ гражданского законодательства» абзацем вторым п. 12, ориентируя тем самым суды на правильное определение размера взыскиваемого ущерба за причинение морального или иного неимущественного вреда. При этом указывалось, что размер возмещения морального (неимущественного) вреда в денежном выражении должен определяться в зависимости от характера и содержания публикации, умаляющей честь и достоинство гражданина, его репутацию, степени вины средства массовой информации и т. д. Причем гражданско-правовая ответственность возникала и при добросовестном заблуждении автора публикации, когда он не проверил сведения, допустил небрежность, халатность в суждениях и выводах.

Следующей вехой в истории развития советского законодательства, предусматривающего возмещение морального (неимущественного) вреда, являлся Закон СССР «О защите прав потребителей» от 22 мая 1991 г.79 Что же касается проблемы возмещения морального (неимущественного) вреда по этому Закону, то в его положениях (ст. 12) нашли свое отражение следующие особенности:

:„' — его действия распространялись на «потребителя», т. е. на гражданина (физическое лицо), использующего, приобретающего, заказывающего либо имеющего намерение приобрести или заказать продукцию для личных бытовых нужд;

— в понятие морального (неимущественного) вреда включались не только честь и достоинство граждан, опороченные средствами массовой информации, как это предусмотрено соответствующим Законом от 12 июня 1991 г., но и любое умаление личности и ограничение в удовлетворении жизненных потребностей, законных прав и интересов;

— в отличие от ответственности за имущественный ущерб, связанный с ненадлежащим качеством товаров, услуг и работ, возмещение морального (неимущественного) вреда возможно было только при наличии вины в действиях продавца (изготовителя, исполнителя).

S,s' По смыслу ст. 12 данного Закона моральный (неимущественный) вред подлежал возмещению по решению суда и в размере им определяемом.

Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, принятые 31 мая 1991 г. Верховным Советом СССР80, значительно расширили защиту неимущественных интересов. В частности, в ст. 7 Основ была предусмотрена защи-

' Так например, в Москве и в Белоруссии, по состоянию на февраль 1991 г., было рассмотрено всего по два дела. При чем в двух случаях суды решили взыскать по 100руб., а в третьем случае — 170 руб. морального (неимущественного) вреда в пользу тех, чья честь и достоинство были попраны в печати. Размер этого вреда судами определялся исходя из размера судебных издержек, т. е. фактически возмещался материальный ущерб, который потерпевший понес в связи с выездом в суд (потеря в заработке, расходы на транспорт, проживание в гостинице и т. д.). Данный подход к «оценке» судами чести и достоинства в юридической литературе подвергался критике. При этом, в качестве положительного примера, приводилось решение Фрунзенского районного суда г. Владивостока о взыскании 5000 руб. морального (неимущественного) вреда в пользу двух граждан, поскольку молодежная газета «Тихоокеанский комсомолец» опорочила их честь и достоинство (Замятин В. Почем нынче честь и достоинство?// Соц. законность. — 1991. - № 7. - С. 13-15).

25

та не только чести и достоинства граждан и юридических лиц, но и их деловой репутации. В этом отношении новый закон удовлетворил пожелания, высказывавшиеся в юридической литературе81. Введением в ст. 7 указания на возможность защиты деловой репутации обращается внимание на то, что от распространения порочащих сведений, не соответствующих действительности, защищается деловая репутация гражданина и коллектива в сфере их деловой активности.

Практически важным является правило новых Основ, предоставляющее потерпевшему право требовать наряду с опровержением порочащих его сведений также и возмещения убытков и морального (неимущественного) вреда, причиненных их распространением (п. 6 ст. 7). Возмещение убытков, понятие которых раскрывается в п. 2 ст. 6, возможно при условии, если потерпевший докажет причинную связь между ними и распространением порочащих его сведений, равно как и размер этих убытков. Представляется, что условием такого возмещения является вина того, кто распространил указанные сведения, не соответствующие действительности, хотя прямого упоминания о ней в ст. 7 нет.

При этом Основы относительно проблемы возмещения морального (неимущественного) вреда последовали уже принятому ранее решению в Законе СССР «О печати и других средствах массовой информации», но в тоже время ввели в него несколько новых моментов:

— по смыслу Основ, возмещение морального (неимущественного) вреда возможно в случаях распространения порочащих сведений не только средствами массовой информации, как это предусмотрено соответствующим Законом от 12 июня 1990 г., но и другими лицами;

— возмещение морального (неимущественного) вреда возможно не только в денежной, но и в «иной материальной форме» и притом оно не зависит от подлежащего возмещению имущественного ущерба (ст. 131 Основ).

Моральный вред в ст. 131 Основ был признан как «физические» или «нравственные» страдания, причиненные гражданину. Условиями возмещения были противоправные действия и наличие вины причинителя вреда. Он возмещался в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемом судом*, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда.

Следует отметить, что в ст. 7 Основ предусматривалось возмещение морального (неимущественного) вреда не только гражданину, но и юридическому лицу в случае распространения сведений, порочащих их честь, достоинство и деловую репутацию. Тогда как по ст. 131 Основ, в содержании которой определялось понятие этого вида вреда, не предусматривалось его возмещение юридическому лицу, поскольку «физические» или «нравственные» страдания может испытывать только человек.

' Вместе с тем, в истории советского законодательства была попытка в некоторых специальных случаях установить размеры штрафов за нравственные переживания. Так, согласно Закону СССР «О защите чести и достоинства Президента СССР» от 14 мая 1990г., за публичное оскорбление Президента СССР был предусмотрен штраф до ЗОЮ руб. Или же другой пример, когда за оскорбление судьи или народного заседателя в связи с их деятельностью по осуществлению правосудия Законом СССР «Об ответственности за неуважение к суду» от 2 ноября 1989 г. также предусматривался штраф, но в размере до 300 руб. Однако, как следует из содержания этих законов, данные штрафы являлись наказанием (выделено автором — В. П.), но не возмещением морального (неимущественного) вреда за нравственные страдания, поскольку эти денежные суммы подлежали взысканию в бюджет, а не в пользу потерпевших. (Новые законы СССР.— М.: Юридическая литература. Вып. 2. — 1990. — С. 29-30; Ведомости Верховного Совета СССР. - 1989. - № 22. - Cm. 418).

26

Обращает на себя внимание ст. 131 Основ и тем, что возмещение морального (неимущественного) вреда предусматривалось независимо от того, причинен ли этот вред посягательством на личное неимущественное или на имущественное право потерпевшего лица.

В Украине правило ст. 131 Основ о возмещении морального (неимущественного) вреда получило свое теоретическое признание82. Вместе с тем практическое его применение не подтвердилось, поскольку 16 июля 1990 г. Верховной Радой Украины была провозглашена Декларация о государственном суверенитете Украины, а 24 августа 1991 г. принят Акт провозглашения независимого самостоятельного государства Украина.

В завершение данного вопроса необходимо еще раз подчеркнуть, что история развития нормы о возмещении морального (неимущественного) вреда находится в прямой и непосредственной зависимости от содержания человеческих интересов, и что вследствие этого «гражданское право должно неизбежно расти вместе с ростом человеческой личности»83. В связи с чем представляется, что возмещение этого вида вреда, в конечном итоге, должно применяться во всех сферах отношений и охватывать защиту всех естественных прав человека, а также законных интересов юридических лиц.