Об идеях, их возникновении и ассоциациях, а также о соответствии учения о вибрациях явлениям идей

Положение VIII. Ощущения, будучи часто повторяемы, оставляют определенные следы, символы или образы самих себя, которые можно назвать простыми идеями ощущения.

Я отметил во введении, что те идеи, которые напоминают ощущения, были названы идеями ощущения, а также что их можно назвать простыми идеями по отношению к интеллектуальным идеям, которые от них образуются п самой сущностью которых является быть сложными.

И вот представляется, что простые идеи ощущения порождаются именно таким образом в соответствии с данным положением, потому что самыми яркими из этих идей являются такие, в которых соответствующие ощущения наиболее сильно запечатлены или чаще всего повторены, в то время как если ощущение будет слабым или необычным, то порожденная им идея будет пропорционально слабой или в чрезвычайных случаях мимолетной и незаметной. Строгое соблюдение порядка места в видимых идеях и порядка времени в слышимых может равным образом способствовать выявлению того, что эти идеи являются копиями и порождениями впечатлений, произведенных на глаза и на уши, впечатлений, в которых соответственно соблюдался тот же порядок. И хотя случается, что потоки видимых и слышимых идей представляются во вспышках фантазии и в сновидениях, причем порядок времени и места в них отличается от порядка каких-либо прежних впечатлений, все же малые составные части этих потоков суть копии прежних впечатлений, а разнообразию их состава могут быть даны объяснения.

Следует также заметить, что данное положение во многом похоже на положение третье и что при помощи этого сходства они некоторым образом подтверждают и иллюстрируют друг друга. В соответствии с третьим положением ощущения остаются в течение короткого времени после того, как впечатление устранено, и эти остающиеся ощущения становятся все более и более слабыми, пока совсем не исчезают.

Вряд ли можно сказать, что ощущения осязания, вкуса и запаха составляют идеи, разве что только очень неотчетливые и туманные. Но поскольку аналогия заставляет предполагать, что эти ощущения могут оставлять следы такого же рода, хотя и не в такой степени, как ощущения зрения и слуха, то легкость, с которой мы узнаем ощущения осязания, вкуса и запаха, ранее часто запечатлевавшиеся [в нас], является свидетельством того, что они оставляют следы; и эти порожденные ими следы, или расположения духа, могут быть названы идеями осязания, вкуса и запаха.

Положение IX. Чувственные вибрации, будучи часто повторяемы, порождают в мозговом веществе голова ного мозга предрасположение к соответствующим миниатюрным вибрациям, которые можно также назвать вибрациунклами и миниатюрами.

Это соответствие миниатюрных вибраций первоначальным чувственным вибрациям состоит в том, что они согласуются с последними по роду, месту и линии направления и отличаются только тем, что они более слабы, т. е. по степени.

Это положение следует из предыдущего. Ибо поскольку ощущения, будучи часто повторяемыми, порождают идеи, то не может произойти ничего другого, кроме того, что вибрации, которые сопровождают ощущения, должны порождать нечто, что может подобным же образом сопровождать идеи, а это не может быть чем-либо, кроме более слабых вибраций, совпадающих с порождающими их чувственными вибрациями по роду, месту и линии направления.

Иначе говоря, из первого положения следует, что какое-то движение должно быть возбуждено в мозговом веществе при каждом ощущении; в четвертом положении определяется, что это движение является вибрационным; следовательно, поскольку в соответствии со вторым положением какое-то движение должно быть возбуждено в мозговом веществе в присутствии каждой идеи, то это движение не может быть каким-либо другим, кроме вибрационного; в противном случае как же оно возникнет из первоначальной вибрации, сопутствующей ощущению, таким же образом, как возникает идея из самого ощущения? Оно должно также совпадать но роду, месту н линии направлення с порождающей его вибрацией. Вибрационное движение, которое повторяется t раз в секунду, не может породить миниатюрное движение, которое повторяется V2t пли 2t раз, а то, которое первоначально запечатлено в участке мозга, соответствующем слуховым нервам, не может породить миниатюрные вибрации на участке, соответствующем глазным нервам, и т.

Это доказательство данного положения на основе предыдущего с привлечением четвертого положения представляется неопровержимым; однако нам удалось бы значительно упрочить данное положение и пояснить учение о вибрациях и учение об ассоциации идей, если бы мы смогли вывести его непосредственно из природы вибрационных движений и из живого тела, а не только пз отношения между ощущениями и идеями. Давайте посмотрим, следовательно, чего мы можем добиться, предприняв такую попытку.

И вот, во-первых, если мы вообще признаем вибрации мозговых частиц, мы должны представить себе, что какие-то вибрации происходят в foetus in utero как из- за тепла, в котором он находится, так и из-за пульсации тех значительных артерий, которые проходят через мозговое вещество и, следовательно, должны сжимать и возбуждать его при каждом сокращении сердца. И эти вибрации, вероятно, либо единообразны по роду п степени, если мы принимаем во внимание короткие промежутки времени, либо, если [мы принимаем во внимание] длинные промежутки, увеличиваются медленно и единообразно, и притом только по степени, с увеличением объема и силы foetus in utero9б. Они, вероятно, также одинаковы во всех различных участках мозгового вещества. Давайте назовем эти вибрации естественными.

Во-вторых, как только ребенок родится, внешние предметы активно воздействуют на него и возбуждают вибрации в мозговом веществе, которые отличаются от естественных вибраций и друг от друга по степени, роду, месту и линии направления.

В-третьих, обозначив теперь естественные вибрации буквой /V, а неестественные, получаемые от разных предметов, — буквами Ау В, С и т. д., давайте предпо- ложим, что первый предмет запечатлел вибрации А, а потом был удален. Если исходить из природы вибрационных движений, то окажется, что мозговое вещество по удалении этого предмета не вернется немедленно к своему естественному состоянию N, но останется в течение короткого промежутка времени в неестественном состоянии А и постепенно перейдет от А к N. Предположим, что тот же предмет запечатлевается снова н снова достаточное количество раз; тогда должно последовать, что мозговое вещество будет переходить из А в N после второго впечатления дольше, чем после первого, после третьего дольше, чем после второго, и т. д. до тех пор, пока наконец оно вообще не вернется в свое первоначальное естественное состояние вибрации 7V, а останется в неестественном состоянии А, после того как вибрации ослабеют, став миниатюрными, а их род и место, или главное местонахождение, и линия направления останутся без изменений. Следовательно, такое состояние можно справедливо обозначить буквой а, и, поскольку оно заняло место естественного состояния N, его будет поддерживать тепло мозгового вещества и пульсация мозговых артерий. Представляется, что все это следует из вышеупомянутого предрасположения живых тел к тому, чтобы приспосабливаться к почти любому состоянию, которое часто запечатлевается, и существовать в нем; это очевидно из бесчисленных наблюдений, как обычных, так и медицинских, что бы ни полагали относительно способа объяснения и толкования этих фактов.

Это рассуждение будет до некоторой степени проиллюстрировано и подтверждено замечанием о том, что музыкальные струны всегда приспосабливаются и стремятся к тому состоянию, в которое они были приведены в последний раз. Так, тон музыкальной струны либо повышается, либо понижается в результате изменения ее натяжения в зависимости от того, было ли предшествующее натяжение более сильным или более слабым, чем ее данное натяжение. Малые составные части музыкальной струны должны удаляться друг от друга и сближаться друг с другом, т. е. колебаться по длине во время каждого поперечного колебания струны. И это должно следовать из взаимных влияний составных частиц, стремящихся к последнему состоянию, в которое они были приведены. Давайте предположим, что нечто аналогичное этому происходит в составных молекулах головного мозга, в молекулах молекул и т. п., и из этого последует, что А может взять верх над /V, а а стать естественным состоянием. И вот, поскольку тело человека состоит из той же материи, что и внешний мир, разумно ожидать, что составляющие его частицы должны подчиняться тем же самым хитроумным законам. А благодаря утонченному в столь многих других отношениях строению живых тел нам легче представить себе, что этот орган органов, т. е. мозговое вещество, должен быть наделен соответствующим искусным первоначальным строением с целью сохранения такого состояния, которое часто запечатлевается [в нем]. Можно также предполагать, что он лучше приспособлен для этой цели во время его роста, т. е. при переходе от детства к взрослому состоянию, чем впоследствии; и это очень соответствовало бы явлениям.

В-четвертых, предположим теперь, что вибрации А, В, С, D и т. д., принадлежащие к каждому из внешних чувств, возбуждаются и повторяются в таком порядке и таким образом, как это обычно происходит с новорожденным ребенком при появлении его на новой сцене явлений. Очевидно, что они будут обладать большей силой для преодоления естественного состояния N, чем могли бы иметь вибрации А от одного предмета, ибо последние непосредственно воздействовали только на один участок мозгового вещества, в то время как А, В, С, D и т. д. воздействуют непосредственно на все участки в свою очередь. Очевидно также, что вторичные вибрации, или те, которые распространяются непосредственно из затронутого участка мозгового вещества на все остальные, будут в значительной степени преодолены на каждом участке первичными вибрациями, характерными для этого участка. И последнее. Очевидно, что из вибраций, которые возбуждаются в каждом участке, пи одна не может заглушить все остальные, но каждая должна оставить свой след пропорционально своей силе и частоте. Поэтому мы можем представить себе, что каждый участок мозгового вещества будет иметь порожденную в нем тенденцию давать вибрации той же частоты (но более слабые по степени), что и те, которые все подходящие предметы соответственно запечатлевают в нем, и что миниатюрные вибрации, похожие на последних, возникнут последовательно в каждом участке. Ибо можно легко представить себе, что каждый участок иногда имеет склонность к вибрациям от одного предмета, иногда от другого в зависимости от силы, частоты и новизны впечатления, существующей в тот момент предрасположенности нервной системы, ассоциации (об этом — в двух следующих положениях) и других тому подобных причин. И по той же самой причине, по которой в каждом внешнем чувстве идея некоего одного предмета этого чувства должна преобладать над всеми остальными, мы можем заключить, что иногда преобладают над остальными идеи, принадлежащие одному внешнему чувству, иногда — принадлежащие другому. Иначе говоря, в мозговом веществе всегда должны быть какие-нибудь вибрации ввиду его тепла п пульсации артерий, проходящих через него. Они не могут быть естественными вибрациями N, потому что их быстро заглушат большая сила и разнообразие впечатлений, произведенных на новорожденного ребенка, что должно также предрасположить каждый участок головного мозга к тому, чтобы иметь склонность к тем или иным вибрациям, которые возбуждаются в нем непосредственно. Исходя из этого, мы можем представить себе, что в мозговом веществе постоянно существует очень сложный комплекс вибраций, возникающий из смешения и сочетаний степени, рода, места и линии направления, поддерживаемый теплом мозгового вещества и пульсацией его артерий, когда отсутствуют другие причины, почти таким же образом, как во время исполнения музыки воздух возбуждается вибрациями очень сложного вида. И вот, как в концерте какой-ли- бо один инструмент обычно овладевает слухом больше, чем остальные, так из сложных вибраций, существующих в мозговом веществе, какая-либо одна часть одерживает верх над остальными и представляет соответствующую идею уму. В каждый миг какой-нибудь участок должен быть расположен к тому, чтобы вибрировать сильнее, чем остальные; из специфических вибраций, которые обычно запечатлеваются в этом участке, для какой-нибудь одной будет более благоприятное стечение обстоятельств, чем для остальных. И таким образом, в соответствии с условиями данного положения следует, что чувственные вибрации, будучи достаточное число раз повторенными, породят предрасположение к миниатюрным вибрациям, соответствующим им, или, если мы используем принятые выше обозначения, что А, В, С, D и т. д. породят а, Ъ, с, с? и т. д.

Если мы примем доказательство этого положения, выведенное таким образом из природы вибрационных движений и живого тела, предыдущее положение будет из него вытекать и окажется справедливым в равной мере в отношении внешних чувств осязания, вкуса и запаха, как и зрения и слуха. Или, другими словами, если мы допустим, что первоначально запечатленные вибрационные движения оставляют миниатюрным вибрациям тенденцию того же рода, места и линии направления, то из этого последует, что ощущения должны порождать идеи, и притом не только во внешних чувствах зрения и слуха, где эти идеи достаточно ярки и отчетливы, но и в трех других, поскольку их ощущения тоже передаются духу посредством вибрационных движений. Мы можем, пожалуй, также открыть в будущем, исходя из природы вибрационных движений и мозга человека, сопоставленной с обстоятельствами жизни, почему идеи одного чувства более ярки и отчетливы, чем идеи другого.

Положение X. Любые ощущения А, Ву С и т. д., будучи ассоциированы друг с другом достаточное количество раз, приобретают такую власть над соответствующими им идеями а, Ь, с и т. д., что любое из ощущений А, запечатленное в отдельности от других, будет в состоянии возбудить в уме Ъ, с и т. д. идеи остальных ощущений.

Можно сказать, что ощущения ассоциированы друг с другом, когда их впечатления произведены либо в точности в одно и то же мгновение, либо в смежные последовательные мгновения. Поэтому мы можем различать два вида ассоциации: одновременную и последовательную.

Влияние ассоциаций на наши идеи, мнения и эмоции столь велико и очевидно, что едва ли избежало внимания любого автора, о них писавшего, хотя слово ассоциация в том конкретном смысле, который здесь ему придается, было впервые введено в употребление г-ном Локком. Но все то, что написано и сказано древними и современными авторами относительно силы привычки, обычая, примера, просвещения, авторитета, партийной предубежденности, способа изучения ремесел и свободных искусств и т. д., используется в этом учении в качестве его основания и может при различных обстоятельствах рассматриваться как его часть. Я начну здесь с самого простого случая и затем постепенно буду переходить ко все более и более сложным, пока не исчерпаю все, что пришло мне на ум в связи с этим предметом.

257

9 Том 2

Данное положение, или первый и простейший случай ассоциации, очевидно, выводится из бесчисленных обычных наблюдений. Так, названия, запахи, вкус и осязаемые свойства естественных тел внушают воображению их видимый внешний вид, т. е. возбуждают их видимые идеи, и, наоборот, их видимый внешний вид, запечатлепный в зрении, возбуждает такие способности к узнаванию их названий, вкуса и осязаемых свойств, которые могут не без оснований быть названы их идеями, как отмечено выше, а в некоторых случаях он возбуждает идеи, которые могут быть сравнимы с видимыми в отношении яркости. Все это имеет место явно благодаря ассоциации нескольких чувственных свойств тел с их названиями и друг с другом. Однако интересно, что в соответствии с наибольшей яркостью видимых и слышимых идей, отмеченной выше, самым доступным является внушение внешнего вида названием, а вслед за тем — внушение названия внешним видом; в этом последнем случае реальное содержание слышимой идеи, когда оно не очевидно воображению, может быть выведено из доступного произнесения названия. Ибо, как будет показано позже, слышимая идея является обычнее всего предшествующим условием произнесения. Другие примеры силы ассоциации идей могут быть взяты из сложных зрительных и слуховых впечатлений. Так, вид части большого здания мгновенно внушает [нам] идею всего здания, а звук слов, с которых начинается знакомая фраза, заставляет возникнуть в нашей памяти остальную часть фразы в соответствующем порядке; в первом случае ассоциация частей будет одновременной, во втором — последовательной.

Следует заметить, что при последовательных ассоциациях сила возбуждения идей действует только в том порядке, в каком установлена ассоциация. Так, если впечатления А, В, С всегда совершались в алфавитном порядке, то, если впечатление В запечатлено одно, оно возбудит не а, а только с. Поэтому легко произносить знакомые фразы в том порядке, в каком они всегда повторяются, но невозможно делать это легко в обратном порядке. Основание этого состоит в том, что сложная идея с, Ъ, а соответствует сложному ощущению Су Ву А и, следовательно, требует впечатления С, В, А таким же образом, как а, Ъ, с требует впечатления А, Ву С. Однако это станет более ясным, когда мы перейдем к рассмотрению ассоциаций вибрационных движений в следующем положении.

Следует также заметить, что сила ассоциации ослабевает по мере увеличения числа одновременных или последовательных впечатлений и не распространяется с должной энергией на более чем одно небольшое впечатление в первых и самых простых случаях. Но в случаях сложных, или [в случаях] ассоциаций ассоциаций, из которых состоит память в ее полном объеме, будет обнаружено, что силы духа, вытекающие из этого источника, гораздо более велики, чем могло бы себе представить любое лицо в самом начале своих исследований данного вопроса.

Положение XI. Любые вибрации Л, В, С и т. д., будучи ассоциированы друг с другом достаточное число раз, приобретают такую силу над а, Ъ, с и т. д. соответствующими им миниатюрными вибрациями, что любая из вибраций А, запечатленная одна, будет в состоянии возбуждать а, Ь, с и т. д., миниатюрные [копии] остальных.

Это положение может быть выведено из предыдущего, подобно тому как IX было выведено нз VIII.

9*

259 Но представляется, что оно выводится также из природы вибраций и живого тела. Пусть А и В будут вибрации, ассоциированные одновременно. И вот очевидно, что вибрация А (ибо я буду в этом положении называть А и В в единственном числе для достижения большей ясности), стремясь распространиться в те части мозгового вещества, которые подвержены воздействию непосредственно вибрации В, до некоторой степени модифицирует и изменит В, так что В станет немного отличной от того, чем она была бы, если бы была запечатлена одна. По тем же самым причинам вибрация А тоже будет немного изменена, даже в том, что касается ее основного местонахождения, под влиянием стремления В распространиться по всему мозговому веществу. Предположим теперь, что вибрации А и В запечатлеваются в одно и то же мгновение тысячу раз; из IX положения следует, что они сначала преодолеют предрасположение к естественным вибрациям N, а затем оставят тенденцию к самим себе, которая теперь займет место первоначальной естественной тенденции к вибрациям. Когда, следовательно, вибрация А запечатлевается одна, она не может быть совершенно такой, какой ее возбудил бы предмет сам ио себе, но должна иметь даже в том, что касается ее основного местонахождения, склонность к модификациям и изменениям, вызванным В во время тысячи совместных впечатлений; следовательно, она будет иметь склонность к этим модификациям и изменениям все больше и больше по мере удаления от своего основного местонахождения; и, когда она достигнет местонахождения В, она возбудит миниатюрную [копию] В, слегка модифицированную и измененную ею самой.

Иначе говоря, когда [вибрация] А запечатлена одна, в основном местонахождении В должна возникнуть какая-то вибрация как из-за тепла и пульсации артерий, так и потому, что А будет стремиться распространиться но всему мозговому веществу. Эта вибрация не может быть той частью естественных вибраций N, которая принадлежит к этому участку, потому что она, как предполагается, уже подавлена. Она не может быть и той, которую [вибрация] А, будучи запечатлена одна, распространила бы на этот участок, ибо ее всегда прежде подавляли и превращали в В, в силу чего она не могла породить тенденцию к самой себе. Она не может быть какой-либо полной и сильной вибрацией В, С, D и т. д., принадлежащей к этому участку, потому что все вибрации требуют фактического запечатления предмета в соответствующем внешнем органе. А из миниатюрных вибраций, принадлежащих к данному участку, таких, как Ъ, с, d и т. д., Ь, очевидно, имеет предпочтение, поскольку А имеет к ней некоторую склонность, даже в своем собственном основном местонахождении, которая все более увеличивается по мере удаления от последнего; [наконец], А почти полностью склоняется к Ь, когда она приходит к основному местонахождению В. По той же самой причине В, запечатленная одна, возбудит а, и вообще если А, В, С, D будут вибрациями, одновременно запечатленными в различных участках мозгового вещества, то А, будучи запечатлена одна, в конце концов возбудит by с и т. д. в соответствии с этим положением.

Пусть Л и Я будут вибрациями, запечатленными последовательно, тогда последняя часть Л, т. е. часть, которая в соответствии с III и IV положениями остается после того, как впечатление предмета прекращается, будет модифицирована и изменена вибрацией В, а одновременно она немного модифицирует и изменит последнюю, пока, наконец, не будет совершенно подавлена ею и не растворится в ней. Следовательно, рассуждая подобным же образом, можно установить, что последовательное впечатление от вибраций А и В, повторенное достаточное число раз, так изменит мозговое вещество, что, когда будет запечатлеваться только одна Л, ее последняя часть окажется не такой, как требует впечатление только от одной А, но станет склоняться к В и, наконец, растворится в Ъ. Но В в свою очередь не возбудит а, поскольку в соответствии с нашим предположением последняя часть В была модифицирована п изменена не Л, а какой-то другой вибрацией, например С или D. И так как В, следуя за С, может в конце концов возбудить а, то Ь, будучи возбуждена А таким образом, как здесь предложено, может оказаться достаточной для возбуждения с, поскольку миниатюрная [вибрация] с, будучи слабым движением — возможно, не более сильным, чем естественные вибрации, — требует себе только рода, места и линии направления, определяемых ассоциацией, а тепло и пульсация артерий передают ей требуемую степень силы. И так А, запечатленная одна, возбудит fr, с и т. д. при последовательных ассоциациях так же, как и при одновременных, в соответствии с данным положением.

Представляется также, что влияние А в известной мере может достичь С через В, так что А, возможно, обладает некоторой силой как для непосредственного возбуждения с, так и [для возбуждения его] посредством Ъ. Однако ясно, что эта цепь длинных и последовательных рядов должна в конце концов оборваться раньше или позже в зависимости от числа и силы повторенных впечатлений. Способность одних миниатюрных вибраций возбуждать другие, возможно, станет более понятной для математика, если мы укажем, что действенность любой вибрации, понимаемая как способность возбуждать любую другую, находится не в простом отношении к ее силе, а представляется некоей се степенью минус единица, ибо b может возбудить с, вибрацию более слабую, чем Ь, с может возбудить d и т. д. с большей легкостью, чем если бы действенность находилась в простом отношении к силе, однако этот ряд в конце концов обрывается.

Допустив правильность IX положения, мы сможем доказать это несколько более кратким и легким путем, а именно следующим образом. Поскольку вибрации А и В запечатлеваются вместе, они должны в силу диффузии, необходимой для вибрационных движений, соединиться в одну вибрацию; следовательно, после ряда впечатлений, повторенных достаточное количество раз, они оставят свой след, или миниатюру, подобно одной вибрации, которая будет время от времени повторяться из-за малейших причин, вследствие чего гораздо чаще может повторяться часть Ь сложной миниатюры а + Ъ, когда запечатлена часть А сложной первоначальной вибрации А + В.

И в то время как при помощи IX положения можно, таким образом, доказать данное положение, необходимо отметить, что если IX положение не признано, то данное положение не может быть доказано, иными словами, что способность к ассоциации основана на предшествующей способности образования идей и миниатюрных вибраций и необходимо требует ее. Ибо идеи и миниатюрные вибрации в соответствии с VIII и IX положениями должны быть сначала произведены, прежде чем в соответствии с X и XI положениями они могут быть ассоциированы. Но значит (что весьма примечательно), указанная способность к образованию идей и соответствующих им миниатюрных вибраций в равной степени предполагает способность к ассоциации. Ибо, поскольку все ощущения и вибрации бесконечно разделены в отношении времени и места, они не могут оставлять каких-либо следов или образов, т. е. каких-либо идей или миниатюрных вибраций, если только их бесконечно малые части не сцепляются друг с другом при посредстве совместного ощущения, т. е. ассоциации. Приведем грубый пример: мы не могли бы иметь правильной идеи лошади, если бы конкретные идеи головы, шеи, тела, ног и хвоста, присущих этому животному, не соединились друг с другом в воображении под влиянием частого совместного впечатления. И поэтому в сновидениях, когда сложные ассоциации значительно ослаблены и различные части зрительных идей, не соединенных в натуре, совместно возникают в воображении рядом друг с другом, мы часто видим чудовищ, химер и такие сочетания, которые никогда фактически не были представлены уму.

Представляется, что ассоциация необходима также для того, чтобы последовательно предрасполагать мозговое вещество к той или иной миниатюрной вибрации, после того как были порождены миниатюры большого числа первоначальных вибраций.

Представляется также, что нет никакой точной границы, которая могла бы быть установлена для этой взаимной зависимости друг от друга, способности к порождению миниатюр и способности к ассоциации; во всяком случае они могут обе функционировать совместно, как делают, предположительно, сердце и мозг, ибо обе зависят от одной простой первопричины; ибо представляется невозможным, чтобы они подразумевали друг друга ad infinitum 10. Здесь пет большей трудности, чем во многих других случаях взаимной неопределенной импликации, известной всем и всеми признанной. Более того, можно даже вывести некоторое предположение, свидетельствующее в пользу изложенной здесь гипотезы, из этой взаимной неопределенной импликации ее частей, столь соответствующей направлению, которого придерживается природа в других вещах. И конечно, то, что меньшая способность к порождению миниатюр будет основанием для большей способности к ассоциации и наоборот, пока, наконец, вся надстройка идей и ассоциаций, наблюдаемых в человеческой жизни, благодаря движению вверх в соответствии с анализом и движению вниз в соответствии с синтезом не сможет быть построена на таком небольшом основании, какое мы только пожелаем, — это предположение, свидетельствующее в пользу указанной гипотезы.

Итак, мы можем заметить, что ни для демонстрации XI положения не требуется непременно IX положения в его полном объеме, ни наоборот. Малейшие миниатюры с самыми слабыми сцеплениями частей постепенно соединяются в более крупные с более сильными сцеплениями на основе тех же принципов; не существует каких-либо видимых границ влиянию и размаху этих способностей при условии, что природные способности рассматриваемого существа достаточно развиты.

Позвольте мне добавить, что порождение чувственных идей из ощущений и способность к возбуждению их при помощи ассоциации, если рассматривать их как способности духа, очевидны и бесспорны. Поскольку, следовательно, ощущения передаются духу благодаря эффективности материальных причин мозгового вещества, как признано всеми физиологами и врачами, то мне представляется, что способности к порождению идей и возбуждению их при помощи ассоциации также должны возникать из материальных причин и, следовательно, должны позволять объяснение на основе сложных (subtle) влияний малых частей материи друг на друга, как только они будут достаточно поняты, что далее выводится из очевидных влияний материальных причин на наши идеи и ассоциации, отмеченных во II положении. А так как вибрационное движение более подходит к природе ощущений, чем любой другой вид движения, то оно представляется также более подходящим к способностям порождения идей и возбуждения их при помощи ассоциации. Однако эти способности проявляются самостоятельно, как уже отмечено, так что учение об ассоциации идей может стать фундаментом и руководством для наших будущих исследований, что бы ни случилось с учением о вибрациях.

Положение XII. Простые идеи переходят в сложные при помощи ассоциации.

Для того чтобы объяснить и доказать это положение, потребуется дать некоторое предварительное объяснение того, как могут ассоциироваться друг с другом простые идеи ощущений.

Случай 1. Пусть ощущеиие А будет часто ассоциироваться с каждым из ощущений В, С, D и т. д., т. е. в определенные моменты сВ,в другие моменты с С и т. д. На основании X положения очевидно., что А, запечатленное одно, в конце концов возбудит Ъ, с, d и т. д. все вместе, т. е. ассоциирует их друг с другом при условии, что они принадлежат к различным участкам мозгового вещества; ибо если какие-либо два или больше ощущения принадлежат к одному и тому же участку, то, поскольку они не могут существовать совместно, сохраняя свою отдельную форму, А возбудит нечто среднее между ними.

Случай 2. Если ощущения А, В, С, D и т. д. будут ассоциированы друг с другом в соответствии с различными сочетаниями по два или даже по три, четыре и т. п., то А возбудит Ъ, с, d и т. д., а В возбудит а, с, d и т. д., как в первом случае.

Может даже произойти в обоих случаях, что А сможет возбудить какую-либо конкретную миниатюру, например предпочтительнее, чем все остальные, из-за того, что оно более ассоциировано с В, из-за новизны впечатления В, из-за тенденции в мозговом веществе, благоприятной Ь, и т. п., и подобным же образом Ъ может возбудить с и d предпочтительнее остальных. Однако в конечном итоге все это будет исключено повторением ассоциаций, так что любое из ощущений возбудит идеи остальных в тот же самый момент, т. е. ассоциирует их.

Случай 3. Пусть А, В, С, D и т. д. представляют последовательные впечатления; из X и XI положении следует, что А возбудит Ь, с, d и т. д., В возбудит с, d и т. д. И хотя идеи в данном случае не возникают точно в один и тот же момент, все же они становятся ближе друг к другу, чем сами ощущения при первоначальном впечатлении, так что эти идеи сначала ассоциированы последовательно, а в конечном итоге почти одновременно. Идеи ближе друг другу, чем ощущения, из-за их миниатюрного характера, благодаря чему все, что к ним относится, сокращается. Представляется, что это согласуется как с наблюдением, так и с теорией.

Случай 4. Все составные впечатления A +B-hC + D и т. д. после достаточного повторения оставляют составные миниатюры a + b + c + d и т. д., которые время от времени повторяются от незначительных причин, как таких, которые зависят от ассоциации, так и некоторых иных. И вот при этих повторениях составных миниатюр части их еще более ассоциируются друг с другом и непрерывно приближаются друг к другу в соответствии с тем, что только что было отмечено, т. е. ассоциация непрерывно становится более тесной II близкой.

Случай 5. Если мы предположим, что после того, как идеи а, Ь, с, d и т. д. были достаточно ассоциированы друг с другом каким-либо одним или несколькими упомянутыми выше способами, какая-либо одна из этих идей, например а, будет возбуждена предрасположением мозгового вещества именно к ней, ассоциацией А с новым ощущением X или идеей х и т. д., то эта идея а, возбужденная таким образом, будет часто вызывать все остальные (Ь, с, d и т. д.) и тем самым ассоциировать их друг с другом еще больше.

И в целом читатель может усмотреть, что простые идеи ощущений должны объединяться в группы и сочетания при помощи ассоциации и что каждая из этих последних в конечном итоге будет соединяться в одну сложную идею благодаря сближению и смешению нескольких составляющих ее частей.

На основе наблюдения представляется также, что многие из наших интеллектуальных идей, такие, как те, которые относятся к разряду красоты, чести, моральных качеств и т. п., являются фактически составленными таким образом из частей, которые постепенно соединяются в одну сложную идею.

II это соединение простых идей в сложные выявлено, таким образом, и на основе вышеизложенной теории, и на основе наблюдения, так что оно может быть проиллюстрировано и еще более подтверждено похожим на него соединением букв в слоги и слова, в котором ассоциация равным образом является главным орудием. Я упомяну некоторые из наиболее замечательных частностей, относящихся к этому соединению простых идей в сложные, в следующих выводах.

Вывод /. Если число простых идей, которые составляют одну сложную, будет очень велико, то может случиться так, что покажется, будто указанная сложная идея не имеет никакого отношения к этим ее составляющим частям и к тем внешним чувствам, в которых были запечатлены первоначальные ощущения, породившие [простые] идеи, из которых состоит сложная. Причина этого состоит в том, что каждая отдельная идея подавляется суммой всех остальных, как только все они оказываются тесно связаны. Так, в очень сложных лекарствах различные вкусы и запахи отдельных компонентов теряются и подавляются одним сложным вкусом и запахом всей массы, так что эта масса приобретает, собственный вкус и запах, который представляется простым и непроизводным и похож на запах природного тела. Таким же образом невежды полагают, что белый цвет есть самый простой и несложный из всех цветов, в то время как он возникает в действительности из определенного отношения семи основных цветов, обладающих различными собственными оттенками или степенями. Вернемся к вышеупомянутой иллюстрации, взятой из языка: лица, не владеющие искусством чтения и письма, даже вообще не представляют себе, что огромное разнообразие сложных слов языков может быть при помощи анализа сведено к нескольким простым звукам.

Вывод 1L Следовательно, можно надеяться, что, развивая и совершенствуя учение об ассоциации идей, мы иногда сможем при помощи анализа разложить все огромное разнообразие сложных идей, известных под названием идеи рефлексии, и интеллектуальные идеи на простые составляющие части, т. е. на простые идеи ощущения, из которых они состоят. Это будет во многом аналогично искусству письма и разложению цвета солнечного света или природных тел на основные цвета, его составляющие. Сложные идеи, о которых я здесь говорю, обычно возбуждаются словами или видимыми предметами, но они также связаны с другими внешними впечатлениями и зависят от них как от символов. Как бы мы их ни рассматривали, потоки их, представляемые духу, кажется, зависят от состояния тола в данный момент, внешних впечатлении и остающегося влияния предшествующих впечатлений и ассоциаций, вместе взятых.

Вывод III. Искусство логики стало бы значительно более ясным, если бы можно было таким образом определить точную природу и состав идей, связанных с те мн словами, которые имеют сложные идеи в прямом смысле, т. е. которые возбуждают какие-либо сочетания простых идей, тесно связанных при помощи ассоциации, а также объяснить на основе этого правильное употребление тех слов, которые не имеют ИДОЙ. Ибо есть много таких слов, которые являются простыми заместителями других слов, и много таких, которые являются только вспомогательными. И вот нельзя сказать, что оба указанных вида слов имеют идеи в прямом смысле этого слова. И хотя может показаться бесконечной и невыполнимой задача проанализировать таким образом значения и употребления слов, все же я полагаю, что проделать эту работу с помощью современной филологии и философии будет не более трудным, чем впервые составить словари и грамматики в эпоху детства филологии. Может быть, будет уместным только намекнуть в этом месте, что четыре следующих типа включают в себя все возможные классы, на которые могут быть разделены слова, в соответствии с предложенным здесь планом: 1.

Слова, которые имеют идеи, но не имеют определений. 2.

Слова, которые имеют как идеи, так и определения. 3.

Слова, которые имеют определения, но ие имеют идей. 4.

Слова, которые не имеют ни идей, ни определений.

Совершенно ясно, что видимые или слышимые слова не могут возбудить никаких идей в духе или вибраций в головном мозгу, отличных от их видимых и слышимых впечатлений, за исключением тех случаев, когда они получают от ассоциаций новые свойства, либо случайные, либо возникающие из ясно выраженного замысла, как в определениях, и, следовательно, что все другие способы рассмотрения слов, за исключением предложенного здесь, являются либо ложными, либо несовершенными.

Вывод IV Подобно тому как простые идеи соединяются в сложные при помощи ассоциации, так и сложные идеи соединяются в вдвойне сложные (decomplex) при помощи той же ассоциации. Но здесь разнообразие ассоциаций, которое увеличивается со сложностью, мешает определенным сложным частям вдвойне сложных идей стать такими же близкими и постоянными, как простые части сложных идей; этому есть аналогия в языках: буквы слов соединяются теснее, чем слова в предложениях, как на письме, так и в речи.

Вывод V. Простые идеи ощущения не все в равной мере и единообразно участвуют в образовании сложных и вдвойне сложных идей; т. е. эти последние не возникают в результате всех возможных сочетаний двух, трех, четырех и т. д. всех простых идей, напротив, некоторые простые идеи обнаруживаются в сложных и вдвойне сложных идеях гораздо чаще, чем другие; то же самое справедливо в отношении некоторых особых сочетаний из двух, трех и т. п., а бесчисленные сочетания вообще никогда не встречаются в реальной действительности и, следовательно, никогда не ассоциируются в сложные и вдвойне сложные идеи. Все это соответствует тому, что имеет место в существующих языках: некоторые буквы и сочетания букв встречаются гораздо более часто, чем другие, а некоторые сочетания вообще никогда не встречаются.

Вывод VI. Подобно тому как лица, говорящие па одном языке, тем не менее по-разному употребляют и понимают слова, так и человечество, хотя и приходит к согласию в общем во все времена и во всех народах относительно своих сложных и вдвойне сложных идей, однако допускает в них много конкретных различий; и эти различия могут быть большими или меньшими в зависимости от различия или сходства в возрасте, телосложении, образовании, профессии, стране, возрасте мира и т. п., т. е. в соответствующих впечатлениях и ассоциациях.

Вывод VII. Когда разнообразные иден ассоциированы друг с другом, видимая идея, как более яркая и отчетливая, чем остальные, выполняет роль символа для всех остальных, внушает их и связывает их воедино. В этом она несколько напоминает первую букву слова пли первое слово в предложении, которое часто используется для того, чтобы напомнить все остальное.

Вывод VIII. Когда предметы и идеи в их самых обычных сочетаниях часто были представлены уму, их ноток значительной длины может, однажды появившись, оставить такой след, что он снова восстановится в виде миниатюры в воображении, притом почти в таком же порядке и пропорции, как при своем однократном появлении. Ибо, поскольку каждое из этих конкретных впечатлений и идей знакомо [духу], для их восстановления требуется лишь немного больше, чем несколько связующих звеньев, и даже эти последние могут быть до известной степени представлены прежними сходными примерами. Мне представляется, что эти соображения, будучи должным образом развиты, достаточны для объяснения главных явлений памяти; и из них легко видеть, что память взрослых и специалистов в какой-либо науке должна быть гораздо более гибкой и определенной, чем память детей и новичков, как это и обнаруживается на самом деле.

Вывод IX. Когда удовольствие или страдание, сопровождающее какие-либо ощущения и идеи, велико, то все ассоциации, принадлежащие ему, значительно ускоряются и укрепляются. Ибо бурные вибрации, возбуждаемые в таких случаях, вскоре заглушают естественные вибрации и оставляют в головном мозгу сильное предрасположение к самим себе после нескольких впечатлений. Поэтому ассоциации [в данном случае] закреплены быстрее и сильнее, чем обычно, что, как обнаруживается, соответствует фактам.

Вывод X. Поскольку многие слова имеют сложные идеи, присоединенные к ним, постольку и предложения, которые являются собраниями слов, имеют собрания сложных идей, т. е. вдвойне сложные идеи. И в большинстве случаев происходит так, что вдвойне сложная идея, принадлежащая какому-либо предложе- нию, не просто составлена из сложный идей, принадлежащих [выражающим] ее словам; кроме того, [в ней] еще имеются многочисленные изменения, некоторые противопоставления и бесчисленные добавления. Так, предложения в особенности возбуждают, как только их услышат, согласие или несогласие, причем это согласие или несогласие состоит главным образом из дополнительных сложных идей, не включенных в условия предложения. Огромнейшую пользу как в науках, так и в повседневной жизни принес бы тщательный анализ этой проблемы, имеющий целью показать, каким образом и при помощи каких шагов, т. е. при помощи каких впечатлений и ассоциаций, формируется наше согласие или несогласие как в научных, так и в моральных вопросах.

Положение XIII. Когда простые идеи переходят в сложные в соответствии с предыдущим положением, мы должны предположить, что простые миниатюрные вибрации, соответствующие этим простым идеям, подобным же образом переходят в сложную миниатюрную вибрацию, соответствующую образовавшейся сложной идее.

Это положение аналогично IX и XI и может быть выведено из последнего так же, как они выведены соответственно из VIII и X. Оно является также доказательством п иллюстрацией II, показывая не только то, что состояние мозгового вещества изменяется в зависимости от различного характера идей, представляемых духу, но н вообще какого рода это изменение и как оно осуществляется.

Положение XIV Разумно полагать, что некоторые из сложных вибраций, сопутствующих слооюным идеям, в соответствии с последним положением могут быть такими же сильными, как и любые чувственные вибрации, возбужденные прямым действием предметов.

Ибо указанные сложные вибрации могут состоять из определенного числа сосуществующих и последовательных частей и данные части могут настолько изменить и возвысить друг друга, что возникшие в результате этого в мозговом веществе колебания могут быть уже не миниатюрными, а сильными вибрациями, равными тем, которые возбуждаются предметами, запечатленными во внешних чувствах. Этому процессу может, далее, благоприятствовать смешение реальных сильных впечатлений с идеями, раздражимость мозгового вещества, предшествующее предрасположение к вибрациям, которые должны быть возбуждены, и т. д.

Вывод 1. Когда сложные миниатюрные вибрации возвышены таким образом в [определенной] степени, мы должны представить себе, что соответствующие им сложные идеи также пропорционально возвышены и тем самым переходят в интеллектуальные аффекты и страсти. Следовательно, мы должны вывести происхождение интеллектуальных удовольствий и страданий, которые являются объектами этих аффектов и страстей, из источника, здесь открытого.

Вывод И. Поскольку данное положение раскрывает характер эмоций и воли таким же образом и на основе тех же принципов, как и XII положение в отношении идей, интеллекта, памяти и воображения, то из этого следует, что все они имеют одинаковое происхождение и значение и различаются только степенью или какими-либо случайными обстоятельствами. Все они выводятся из внешних впечатлений, произведенных на внешние чувства, следов, или идей, этих впечатлений и их взаимных связей посредством ассоциации, взятых вместе и действующих друг па друга.

Вывод III. Из этого положения следует, что интеллектуальные удовольствия и страдания могут быть больше, равны или меньше чувственных в зависимости от того, больше или меньше, более энергичные или более вялые миниатюрные вибрации объединяет каждый человек при формировании своих интеллектуальных удовольствий или страданий и т. д.

Вывод IV. Очевидно, что все вибрации, принадлежащие идеям и интеллектуальным аффектам, должны находиться в головном мозгу и даже в самых внутренних его частях, а не в спинном мозгу и не в нервах. Следовательно, головной мозг служит местонахождением разумной души, т. е. души, в той мере, в какой она подвергается влиянию доводов и моральных мотивов, хотя мы должны признать, что спинной мозг и нервы частично являются средоточием ощущений или местонахождением чувствительной души; в связи с данным пунктом возникает спор относительно того, что этого не следует признавать и что средоточие ощущений, по крайней мере у людей, следует поместить во внутреннюю часть головного мозга.

Вывод V. Огромное значение для морали и религии имеет то обстоятельство, что аффекты и страсти при помощи анализа могут быть сведены к простым частям, их составляющим, посредством прослеживания в обратном порядке тех этапов ассоциаций, которые соединились при их образовании. Ибо благодаря этому мы можем узнать, как беречь и улучшать хорошие [эмоции и аффекты] и сдерживать и искоренять те, которые являются злонамеренными и аморальными, а также как приспособить наш образ жизни, хотя бы в сколько-нибудь терпимой степени, к нашим интеллектуальным и религиозным потребностям. И в то время как это справедливо в отношении лиц всех возрастов, это особенно верно и заслуживает рассмотрения в отношении детей и молодежи. Правда, в мире достаточно много основанных на опыте общих правил, определяющих, как достичь этой цели; и тот, кто им верно следует, может ожидать хорошего общего успеха. Однако учение об ассоциации идей, если проследить его до первых зачатков понимания и аффектов, открывает такую картину, которая ие может не научить и в то же время не встревожить всех тех, кто хоть в какой-то степени проявляет основанную на заинтересованности заботу о себе или основанную на благожелательности заботу о других. Следует добавить здесь, что учение об ассоциации объясняет также возникновение и развитие тех произвольных (voluntary) и нолупроизвольных сил, при помощи которых мы влияем на наши идеи, аффекты и движения тела (как я покажу позже, в положении XXI), и, делая это, учит нас, как регулировать и улучшать эти силы.

Вывод VI. Если существа одной и той же природы, чьи аффекты и страсти в данный момент находятся в разных пропорциях по отношению друг к другу, в течение неопределенного времени будут подвергаться воздействию одних и тех же впечатлений и ассоциаций, то все их конкретные различия в конечном итоге будут преодолены и они станут совершенно похожи или даже равны. Их можно также сделать совершенно похожими в течение определенного времени при помощи соответствующего регулирования впечатлений и ассоциаций.

Вывод VII. Наше первоначальное физическое строение и впечатления и ассоциации, воздействующие на нас в течение жизни, настолько похожи и в то же время настолько не одни и те же, что должно существовать как большое общее сходство среди людей в отношении их интеллектуальных аффектов, так и множество частных различий.

Вывод VIII. Некоторая степень духовности является необходимым следствием прожитой жизни. Чувственные удовольствия и страдания должны каждый день посредством ассоциации все больше и больше переноситься на вещи, которые сами по себе не допускают ни чувственного удовольствия, ни чувственного страдания, и тем самым порождать интеллектуальные удовольствия и страдания.

Вывод IX. Пусть буквы а, Ъ, с, d и т. д. представляют чувственные удовольствия, а х, у, z — чувственные страдания, которых, предположим, существует только три; предположим также, что все они, удовольствия и страдания, равны. Если теперь идеи этих чувственных удовольствий и страданий будут ассоциированы друг с другом в соответствии со всеми возможными сочетаниями, чтобы образовать интеллектуальные удовольствия и страдания, то ясно, что удовольствие должно преобладать во всех сочетаниях из семи и бо лее букв, а также что, когда все части этих сложных удовольствий окажутся достаточно объединены ассоциацией, страдания, которые входят в их состав, уже не будут больше самостоятельно выделяться, а образовавшиеся в результате смешанные и сложные удовольствия покажутся чистыми и простыми, количественно равными превышению удовольствия над страданием в каждом сочетании. Так ассоциация превратит состоя- ниє, в котором удовольствие и неудовольствие воспринимались по очереди, в такое, при котором будет воспринято одно только чистое удовольствие; ио крайней мере она заставит те существа, которые находились под ее влиянием в неопределенной степени, приблизиться к этому последнему состоянию более, чем при каком-нибудь определенном различии, или, другими словами, ассоциация в соответствии с предположением, содержащимся в данном выводе, имеет склонность превращать состояние тех, кто вкусил от древа познания добра и зла, снова в райское. И вот хотя обстоятельства жизни человечества не такие, которые были предположены в данном выводе, однако они обладают замечательным сходством с ними в течение той части нашего существования, которая открыта для нашего наблюдения. Ибо наши чувственные удовольствия гораздо более многочисленны, чем наши чувственные страдания; и, хотя страдания вообще более сильны, чем удовольствия, тем не менее представляется, что общая сумма этих последних больше, чем сумма первых; вследствие чего остаток, получающийся после уничтожения страданий противоположными и равными удовольствиями, будет чистым удовольствием.

Вывод X. Интеллектуальные удовольствия и страдания так же реальны, как и чувственные, поскольку они являются, как мы видели, не чем иным, как чувственными удовольствиями и страданиями, смешанными разными способами и соединенными. Интеллектуальные удовольствия и страдания равным образом также все являются искусственными и приобретенными. Следовательно, мы должны равно оценивать все наши удовольствия по их размаху, постоянству и склонности влечь за собой другие удовольствия, а наши страдания — таким же образом.

Вывод XI. Чувственные удовольствия и страдания обладают большей склонностью к разрушению тела, чем интеллектуальные, ибо они носят конкретный локальный характер и сильно влияют на органы, которые их передают. Но разрушение любой значительной части тела есть разрушение всего тела ввиду соответствия частей, в то время как интеллектуальные

удовольствия и страдания, собираемые со всех сторон, не наносят вреда ни одному органу в особенности, а скорее ведут к равномерному постепенному расстройству (decay) всего мозгового вещества и всех органов, от него зависящих.

Вывод XII. Данное положение и выводы из него допускают некоторые приятные предположения, такие, как то, что мы обладаем силой, при помощи которой можем приспособить наш склад ума к нашим обстоятельствам, исправить то, что плохо, и улучшить то, что правильно; что наше высшее счастье, по-видимому, духовного, а не телесного происхождения; что вследствие этого смерть, нлп избавление от грубого тела, не может остановить нашего прогресса, а, напротив, ускоряет достижение нашей истинной цели; что ассоциация стремится сделать нас всех похожими в конечном итоге, так что если один счастлив, то п все должны быть счастливы, и, наконец, что можно показать как при помощи прямого доказательства, так и при помощи только что упомянутого косвенного, что та же самая ассоциация содействует предоставлению всем чистого высшего духовного счастья.