Глава8.Туркестанский шедерв строительного искусства

После того как историю достаточно долго объясняли суевериями, мы суеверия объясняем историей.

К . Маркс

Побывавшие в гор.

Впервые попавшего в гор. Туркестан под стены гробницы-мечети «Хазрета-Ясави», этого произведения умелых человеческих рук, восхищают размеры и гармония куполов с их четкими линиями, с остатками отделки, некогда спорившей своей глазурованной поверхностью с гаммой естественных цветов бездонного неба.

Ho то, что у одних вызывает восхищение и гордость за мастерство человеческих рук, у других пробуждает суеверный трепет, подавляя воображение верующих, сгибает их колени и бросает наземь в молитвенном поклоне[164]. До сих пор еще многие молятся перед зданием, целуют его стены. Иные почитают за благо отковырнуть от стены хотя бы частичку и увезти с собой как драгоценную реликвию приобщения к «святости».

...Я смотрю на группу молящихся перед зданием, наблюдаю за женщинами, старательно прикладывающими детей к его стенам, говорю с молодыми людьми, потирающими стены ладонями и переносящими их «благодать» себе на лицо, и вижу в действиях этих людей продолжение традиций многих поколений мусульман.

В прошлом с разных концов степи толпы обездоленного люда брели сюда по пыльным дорогам, изнемогая от зноя, голода и жажды. Путь к «Хазрету Ясави» был отмечен трупами людей, не выдержавших тягот дороги. Ho страж

дущие шли и шли. Изредка в клубах пыли проносились взмыленные кони, доставляющие сюда знать, соблаговолившую отдать Ясави свой «мусульманский долг».

Толпы несчастных людей, оборванных и убогих, льнули к стенам, осаждали входные двери внутрь здания, почитали за честь хотя бы взглянуть сквозь массивную решетку на надгробье из темно-зеленого мрамора: под ним покоится прах человека, одно имя которого внушало суеверный трепет богобоязненным фанатикам. Многие считали за великое счастье умереть здесь, в Туркестане, и быть похороненным вблизи гробницы с прахом своего кумира.

Казахи, как писал А. Левшин, «...почитают Туркестан святым местом, и многие из них, особливо из кочующих близ сего города, ездят в оный для поклонения гробу святого Кара-Ахмет Ходжи, чрезвычайно ими уважаемого»[165].

Один из путешественников, совершивший поездку по Казахстану полтора века тому назад, замечал: «Все обитающие в восточной Азии магометане, в том числе и киргизы (казахи.— Ю. П.), почитают священнейшим местом город Туркестан, куда некоторые из них набожные люди ходят по обету, для поклонения погребенным там магометанским угодникам, и в особенности гробнице Хазрет- Султана, почитаемого одним из важнейших угодников; а знатные люди ... завещают перевозить туда по смерти и самые тленные свои останки, для предания земле» [166].

Иногда целые караваны с покойниками, зашитыми в войлок, прибывали сюда, к гробнице[167]. Постепенно вокруг нее образовалось огромное кладбище. Иные фанатики, приехав в Туркестан, дожидались там своей смерти. Были и такие, которые, выкопав яму наподобие могилы, забирались туда и сидели, ожидая смерти.

Могилы тех, кто завещал похоронить себя здесь, размещались в зависимости от богатства и чинов завещателей. Ханская и султанская знать удостаивалась чести быть погребенной внутри здания и под его стенами. Остальные, по тем же признакам знатности и богатства, хоронились ближе или дальше от здания. />Считалось, что святость Ясави переносится на похороненного тем больше, чем ближе расстояние между могилами пророка и погребенного. И поскольку, например, прах известного султана Средней Орды казахов, а затем хана Аблая (умер в 1781              г.)              покоился вблизи могилы

Ясави, Аблай почитался за одного из великих святых. Приезжая к гробнице Ясави, отдельные верующие недалеко от могилы Аблай-хана насыпали символическую «могилу для своей души». Согласно существовавшим поверьям, где бы ни был похоронен тот, кому предназначается такая символическая могилка, душа его переселится именно сюда. «С этой верою устраивают киргизы (казахи.— Ю. П.) свои холмики в мечети близ могилы Аблай-хана, но при этом, за недостатком места, без зазрения совести разоряют ранее приготовленные могилки, заботясь лишь о спасении своей собственной души»[168],— отмечал Н. С. Лыко-

шин, один из знатоков туркестанского быта. Другие исследователи, обращая внимание на глубокое почитание гробницы казахами, подчеркивали, что под влиянием авторитета Ясави в быту южных казахов сложился обычай класть покойника головой к городу Туркестану[169],— т. е. в сторону местонахождения гробницы Ясави. А при перечислении достоинств казахского рода нередко отмечалось, например, что такой-то его представитель «получил место около самого Хазрета»[170], т. е. был-де удостоен чести быть похороненным в Туркестане вблизи гробницы Ясави.

Под куполом и стенами гробницы разыгрывались настоящие баталии между всякого рода «потомками» Мухаммеда, Али и самого Ясави[171], между шейх-уль-исламами, пирами и прочей святой братией за монополию на сбор средств, а также на управление вакуфами[172], мечетями, организациями дервишей, обретавшихся при гробнице Ясави.

многих поколений претендентов на «теплое место» под сенью его авторитета.

Так, в былые времена громкая слава гробницы Ясави притягивала к себе, срывала с насиженных мест и гнала паломниками в Туркестан одних, превращала в жалких и фанатичных мусульман, нередко терявших облик людей с нормальной психикой — других, третьих в ходе борьбы за доходное место ожесточала против своих близких и собратьев по вере.

Ho пришли другие времена. С победой Октябрьской революции были развеяны вековые легенды, связанные со «святой» гробницей и поддерживаемые эксплуататорами и их верным прислужником — духовенством. Развеяны, но не потушены еще полностью тлеющие искры веры в святость гробницы. Под стенами гробницы ныне не устраиваются религиозные мистерии. Ho вера в сверхъестественную силу Ясави и в святость места его захоронения цепко держится еще в сознании части граждан. Чаще всего почитатели «святого» не знают истории постройки мавзолея и, доверяя всякого рода досужим вымыслам, сохраняют веру в сверхъестественное происхождение и существование этого уникального строительного комплекса.

Интересна история комплекса. После смерти Ясави над его могилой был возведен небольшой мавзолей, какие обычно строили в X—Xlll веках над прахом почитаемых или знатных людей.

Прошло более 200 лет после смерти Ясави. В то время, когда слава Ясави, точно снежный ком обрастала массой всевозможных слухов, а место упокоения его праха становилось объектом усиливающегося паломничества, скромный надгробный памятник разрушался.

Известно, что Тамерлан (Тимур) был ревностным защитником ислама, служившего в его империи мощным идеологическим средством для поддержания деспотической власти. Говоря о своем покровительстве исламу, он подчеркивал: «Опыт доказал мне, что власть, не опирающаяся на религию и законы, не сохранит на долгое время свое положение и силу... Вот почему я основал здание моего

величия на исламе, с прибавлением к нему правил и законов»[173].

Первоначально были возведены два минарета и куполообразное помещение с квадратным основанием, подле которого построено еще одно небольшое помещение, и составлявшее, собственно, гробницу Ясави. Соседние помещения предназначались для приезжих, а также для коллективных сборов[176].

Таковы предположительно первые страницы истории строительства комплекса гробницы-мечети А. Ясави[177].

И в «Сафар-наме», и в других книгах мусульманских авторов утверждается, что Тимур отдал распоряжение закончить строительство в течение одного или двух лет. Приказ Тимура будто бы был исполнен к намеченному сроку. Это весьма сомнительно. Если учесть, что даже в столице государства Тимура, Самарканде, большие здания не строились в столь быстром темпе, то естественно предположить, что туркестанский комплекс также не мог быть возведен за один-два года. А ведь он был уникальным по своей величине и самым значительным строением, построенным Тимуром вне столицы. Строительство, видимо, заняло несколько лет — даже при условии его поощрения самим «железным» эмиром. Размеры комплекса, его архитектура и богатая отделка потребовали огромных материальных затрат, привлечения целой армии рабочих, умения многих опытных мастеров.

Строительство комплекса было приостановлено, по всей вероятности, со смертью Тимура (1405 г.) и так и не было полностью завершено. Об этом же говорят и предания, бытующие среди жителей Туркестана. Например, зубцы, ныне с обеих сторон венчающие восточный портал, были возведены сравнительно недавно, более 100 лет назад — в пору властвования кокандских ханов[178].

Таким образом, на месте обветшалой гробницы А. Ясави, по повелению Тимура, был возведен целый комплекс сооружений, в который входят усыпальница шейха-дерви- ша, огромный зал с центральным куполом и многими десятками прилегающих помещений. Точную дату начала постройки пока определить не удалось. Можно надеяться, что со временем в руках ученых окажутся точные сведения о начале строительства. Начало строительства предполо

жительно относится к концу XIV века (вероятно, в 90-е годы). Как свидетельствуют источники, работы по строительству велись под руководством опытных мастеров — Мавляна Убейдуллы Садра, Ходжи-Хусейна Ширазского, Абдуль-Мелика и других.

Много легенд связано с реликвиями гробницы-мечети

А.              Ясави. Смысл их сводится в основном к тому, будто духи («арвахи») Ясави и других погребенных витают внутри здания и вершат здесь всякого рода чудеса. Особенно много фантастических измышлений связано с каменными надгробиями, находящимися внутри здания и снаружи под его стенами. Верующие до сих пор считают, будто эти надгробия обладают некой сверхъестественной силой. Именно поэтому, приезжая к гробнице, они поклоняются и надгробиям: прикладываются к ним, потирают их ладонями и затем переносят воображаемую «благодать» на лицо и тело.

Самое большое из надгробий установлено над могилой Ясави. Оно выполнено в виде саганы[179], покоящейся на массивном основании. Облицовка надгробия сделана из полированных плит светло-зеленого мрамора, как полагают, привезенных из Тавриза[180]. Все надгробие выполнено без надписей и узоров. Еще до недавнего времени оно накрывалось несколькими покрывалами (кабр-пуш)[181], которые шейхами периодически снимались, разрывались на ленточки и сбывались по дорогой цене в качестве «освятивших- ся» прахом Ясави.

В прилегающем к усыпальнице Ясави помещении, а

также в большом зале имеются другие небольшие по размерам каменные надгробия. Некоторые из них украшены богатой резьбой по камню и расписаны вязью арабского алфавита. Прочитанные специалистами надписи свидетельствуют, что здесь похоронены некоторые из тимуридов[182], туркестанские шейх-уль-исламы, знатные люди, в том числе и казахская ханско-султанская знать — Аблай, Жолбарс, Ишим (Ши-Мухаммед)[183] и другие.

Всячески прославляя эксплуататорскую знать, как людей, отмеченных богом, на надгробных камнях раболепствующие писаки сочиняли хвалебные надписи. Одна из них, сохранившаяся на надгробии Аблай-хана, гласит: «Эта благородная, чистая усыпальница принадлежит хазре- ту великому хану, великому монарху, тени божьей (или наместнику божьему), безмерно щедрому на земле, покровителю государств в длину и ширину, султану султанов двух востоков (или: востока и запада), опоре царей двух западов (или: запада и востока), средоточию для эмиров и судей, царю царей всего небосклона (т. е. всей вселенной), достойному наследнику престола султанства, единственному из царей земных, достигшему соседства с богом, царем укрепляющим и благодеящим* Абуль-Хайру Сююнч- ходже-хану, сыну хана помилованного и благоуспешного. Этот Абуль-Хайр-хан праведный по своей святой щедрости и по своей нежной природе. Могила его есть один из садов райских»[184].

Естественно, что туркестанское духовенство прилагало большие усилия в восхвалении гробницы как места упокоения «великих святых». He менее витиевато, чем в приведенной надписи, оно восхваляло прижизненные «доблести»

похороненных, расписывало их «святость». Тем самым духовенство пропагандировало туркестанскую гробницу- мечеть как один из «садов райских» на земле и внушало мусульманским массам богоугодность почтительного отношения к эксплуататорам.

Советским людям хорошо известна эта «святость» эксплуататоров, извечно внушавшаяся трудящимся от имени аллаха и развеянная с Октябрем.

Кое-кто поныне верит слухам о «чудесных» свойствах котла, который некогда стоял на подставке в зале под большим куполом[185]. Существовало поверье, будто уровень воды в котле всегда поднимается или опускается вровень со ртом желающего напиться. Большой медный котел действительно когда-то стоял в зале. Он предназначался для хранения запасов питьевой воды. Ho никаких чудес, конечно, он являть не мог.

Котел имеет много надписей. Одна из них гласит: «Бог (да возвеличится и да возвысится он!) сказал: «Неужели же поение паломника и оживление священной мечети вы считаете таким же, как если кто уверовал в аллаха и в последний день и боролся на пути аллаха?»[186] Содержание другой надписи составляет хадис из суны: «И сказал он (мир ему!), т. е. пророк: «Кто устроит на пути божьем колодец для питья (или место, где приготовляют питье), тому бог (да возвысится он!) устроит озеро в раю». Посланник божий говорит верно»[187]. Сохранившаяся дата, видимо,

указывает на год окончания работы (25 шавваля 815 г.— 3 января 1448 г.) мастером Абду-ль-Азизом, сыном LLIapa- футдина[188].

По рассказам стариков-туркестанцев, не только котел, но и находящийся в одном из помещений комплекса колодец, не обеспечивали потребностей жаждущих в питьевой воде и она доставлялась сюда водовозами.

Прямое отношение к истории религиозных легенд о гробнице-мечети имеют длинные деревянные корыта, хранящиеся сейчас в одном из залов. Предания гласят, что корыта, предназначенные для изготовленной горячей пищи, вносились с нею в большой зал мечети. Здесь пища раскладывалась несколькими людьми в глиняные чашки. Отсюда они относились поближе к гробнице Ясави и ставились в ряд. Цель этого ритуала состояла в том, чтобы «дух Ясави» освятил приготовленную пищу. Затем чашки раздавались многочисленным паломникам. При этом почетные лица получали и деревянные ложки.

В качестве благотворительной пищи после пятничного намаза служила так называемая «халима»— необрушенная пшеница с мясом, варившаяся в течение многих часов. Очевидец писал: «Киргизы (казахи.— Ю. П.) уверяли меня, что при раздаче «халима» никогда не бывает обделенных: чудесной силой, исходящей от погребенного под сводами мечети Хазрет-Султана, котлы наполняются таким количеством «халима», какое необходимо для насыщения всех посетителей мечети, сколько бы их не собиралось к пятничному намазу»[189].

Приготовление «халимы», выпечка лепешек и раздача иной пищи за счет доходов вакуфов и пожалованных сумм

устанавливались специальной грамотой Тимура[190]. Причем, поддержание такого порядка предписывалось грамотой «на вечные времена».

Кроме того, как гласят вакуфные документы, существовал более ранний обычай по пятницам, после жума-нама- зов, угощать молившихся сладостями и подслащенной водой. Для этих целей специально предназначалась часть вакуфных средств, а также некоторая сумма из пожертвований.

Кстати, небезынтересны сведения о материальных источниках и размерах тех доходов, которыми располагало духовенство гробницы-мечети.

При ней имелся значительный вакуф в виде земельной площади, двух гостиничных дворцов и одного караван- сарая, 80 лавок и бахчей[191]. Все это приносило годовой доход примерно в 18 тысяч рублей[192]. Доходы с вакуфа шли на благотворительные цели, на содержание большого количества духовенства и на мероприятия по ремонту здания. Кроме того, огромные суммы денег и большое количество всяких вещей попадало в руки смотрителей от паломников, из пожертвований знати и по обету. На нужды содержания гробницы-мечети и поддержание традиционных порядков при ней ежегодно присылались деньги ханами. От кокандского хана, например, ежегодно смотрители получали по 500 тилля[193].

Случалось, что сюда попадали средства и из царской казны. Так, одно из медресе в Бухаре получило из казны Екатерины Il 40 000 рублей, 15 000 рублей было предназначено для нужд Туркестанской святыни [194].

Надо сказать, что далеко не все средства, предназначавшиеся на содержание здания, использовались по назначению. Это, естественно, сказывалось на сохранности здания. «Нерадивость духовенства, в обязанность которого входило сохранение строения, привела к тому, что очень мало сохранилось богатств мозаики»,— справедливо отмечал немецкий путешественник[195]. В течение многих веков в здании не проводился капитальный ремонт. Однажды, при землетрясении, оно едва не погибло. И только вынужденные меры заставили смотрителей раскошелиться:              юго-

западный угол здания был укреплен подпорками[196].

Случаен ли факт бесхозяйственного отношения духовенства к зданию? Отнюдь нет. Служители культа интересовались прежде всего благами, которыми они пользовались под сенью гробницы-мечети, и не хотели расставаться с ними. Реставрационные же работы потребовали бы крупных материальных затрат, что повлекло бы сокращение притока денег в их собственные карманы. Вот почему «святая» братия, заправлявшая делами гробницы-мечети, не решалась на организацию ремонтных и реставрационных работ. Сытно кормясь у стен «святого» здания и туго набивая мошну, духовенство вручило его охрану «духу самого Ясави»...

Зато, когда дело касалось получения или дележа добычи, духовные отцы проявляли отменную активность. И сам аллах, и молитвы, и показная учтивость и прочие хваленые мусульманские атрибуты в такие моменты забывались, и начинало действовать неумолимое право сильного. В ход пускались не только аргументы, доказательства и претензии на получение доли богатств соответственно близости по «кровному родству» с Мухаммедом, Али и Ясави, но и увесистые тумаки. Очевидец замечал, что драки между приверженцами враждующих сторон за места распорядителей доходов гробницы — «явление самое обыкновенное» [197].

Другой очевидец более ста лет назад был свидетелем разбирательства тяжбы между шейх-уль-исламом и казы- каляном — главами двух враждующих группировок духовенства, владевших правом распорядителей при гробнице. Тяжбы нередко вспыхивали при народе и представляли собой безобразные зрелища, на которых почтенные наставники мусульман поносили друг друга бранью за узурпацию власти, изобличали во взяточничестве, стяжательстве, обвиняли в воровстве и прочих грехах[198]. Такого рода взаимоотношения коллег по торговле святостями — явление обычное в их кругу. Напрасно иные верующие полагают, будто в прошлом души их предков вверялись в более чистые, нежели у современных служителей культа, руки. Поэт-

суфий XV в. А. Джами в своих стихах разоблачал истинную сущность собратьев по вере:

Суфии мерзки. Бойся с ними встречи:

Утрачен ими облик человечий!

Все, что им в руки дашь, они съедят,

Когда хотят вредить — они вредят.

Молитвы их — о яствах, о еде,

Поживы ищут всюду и везде.

Нашли себе жилье без затруднений,

Обитель их ты знаешь: дом радений[199].

О              процветании тунеядства под стенами гробницы можно судить хотя бы по тому, что здесь вплоть до революции за счет паломников жили до 200 семей[200]. Тяжбы же между смотрителями гробницы-мечети и «потомками» А. Ясави за право распоряжаться доходами были настолько ожесточенными, что приходилось вмешиваться властям — дела разбирались на съездах судей, как это было, например, в 1901 — 1903 гг.[201]

Скандалы и драки за «монопольное» право сбора подаяний на территории гробницы, по рассказам туркестанских старожилов, вспыхивали между всякого рода шейхами и бродячим духовенством и в более близкое к нам время.

Боролось между собой и духовенство мечети А. Ясави, всячески стараясь занять место поближе к гробнице.

Время обличило обманщиков, ханжей, тунеядцев —

всех, кто прикрывался благочестивыми заверениями и обеспечивал себе безбедную жизнь за счет труда других. Так, на свалке истории оказались целые поколения многочисленных сейидов, ходжей, мулл, ишанов, шейхов и прочих служителей аллаха, веками кормившихся в тени гроб- ницы-мечети Ясави и заражавших народы Средней Азии и Казахстана ядом мусульманского фанатизма. Ho и теперь отдельные ревнители стародавних традиций тенями прошлого бродят по дворам верующих, спешат на сытные угощения, устремляются по мусульманским праздникам под стены гробницы-мечети.

Время властно над всем. Оно отметило печатью разрушения и этот добротный строительный комплекс. Ho и в настоящем своем виде он остается прекрасным — более пяти с половиной веков восхищаются люди его экзотической красотой и мастерством строительного искусства. В этом, и только в этом состоит ценность гробницы-мечети Ясави. Для нашего советского общества, унаследовавшего лучшие образцы мировой культуры, дорого и свято все, что воплотило в себе величие человеческого гения и труда. Поэтому-то мы столь бережно и уважительно относимся к Туркестанскому комплексу — выдающемуся памятнику строительного и архитектурного искусства, воплотившему в себе таланты и высокие эстетические вкусы его создателей.

Под стенами «Туркестанской Мекки», как мы в этом убедились, не только возносились пышные молитвы и проводились неистовые зикры дервишей, здесь процветал обман, плелись интриги и в пылу споров из-за добычи между «потомками» Ясави и хранителями строения разыгрывались безобразные сцены.

Ho религиозная вера некритична. Легковерные мусульмане не задумывались над смыслом происходившего. He задумываются иные и теперь: правду ли говорят те, кто подогревает веру в святость Ясави и гробницы, в мудрость «Хикмата»? He все еще задаются вопросом: зачем почтительно склонять голову перед прахом средневековых фанатиков и жестоких эксплуататоров?

И где на недостаточно высоком уровне ведется работа с верующими, там активизируется деятельность всякого рода святош. Они с претензией на глубокомыслие читают и трактуют «Хикмат», призывают к поклонению праху «велйкого святого», собирают вокруг себя верующих и отправляются с ними в Туркестан. Верующие понимают, что они не «вписываются» со своими молитвами и поклонами в окружающую обстановку и сами нередко присоединяются к туристам, чтобы узнать правду об этом строении.

Так постепенно, в процессе общего подъема культурного уровня населения и благодаря превращению бывшего «мазара» в архитектурно-исторический памятник, сходит на нет религиозная слава Туркестанского строения. Сознательнее стали относится люди и к легендам о Ясави, узнавая о нем правду. Осматривая, например, хильвет ясавитов вблизи самого памятника, посетители наглядно представляют бессмысленный образ жизни дервишей, освященный учением их пира Ясави. Знакомятся и с черным провалом под землей в одном из помещений хильвета, где он, якобы, прожил без тепла и света многие годы, стремясь к слиянию с богом, да так и умер там в слепом служении этой идее.

Призывая к самоотрешению ради иллюзорных суфийских идеалов, ясавизм загубил многие тысячи жизней. Среди жертв его были и такие, кто так и не узнал радостей юности, не изведал чувства любви, не стал родителем, не оставил после себя ничего полезного для общества.

С чувством сострадания и жалости к бесцельно загубленным жизням покидают подземелье мечети посетители. И сколь бы ни убеждали служители религии, будто ценой своего самоуничижения ясавиты достигали вечного блаженства в слиянии с богом, у каждого узнавшего правду

о              Ясави пробуждается мысль о жестокости учения, которое превращало людей в самозабвенных фанатиков, обрекало многих из них на медленную гибель в подземелье. Постигнуть правду об Ахмеде Ясави помогают богатые экспозиции всего музейного комплекса.

У нас в стране Коммунистическая партия и Советское правительство постоянно заботятся о сохранении наци

ональных исторических культурных ценностей. В Советском Союзе ведется большая работа по реставрации памятников древней культуры — на восстановительные работы выделяются значительные средства, огромное внимание уделяется глубокому и всестороннему исследованию истории культуры всех народов СССР, и в частности народов и народностей Советского Востока.

Так, здесь, в одном из овеянных ветрами истории уголков Казахстана, осуществляется ныне на деле закон об охране памятников старины, практически реализуется забота партии и государства о сохранении исторических сокровищ культуры советского народа.

Итак, пришло время подвести итог нашему разговору об одном из направлений мусульманской религии — суфизме. В истории духовной жизни народов Востока это явление весьма непростое. Его религиозно-мистическое содержание, облаченное в хирку дервиша и возвышенные поэтические строки, привлекает кое-кого внешней простотой и красотой словесных узоров. Ho мы-то знаем истинную цену суфийской бутафории и говорим: красивый самоцвет в оправе не нуждается.

— Нет,— отвечают нам почитатели «великого пира»,— на суфизм надо глядеть глазами одержимого Меджнуна, чтобы увидеть в нем прелести Лейли.

...Когда падишаху, гласит легенда, визирь донес, что некий Меджнун прорубает скалы, чтобы оживить окрестности водой и этим снискать любовь Лейли, падишах захотел увидеть девушку, во имя любви к которой раздвигаются горы. Взглянув на Лейли, он воскликнул: «Да ведь она обыкновенная девушка!» «Мой падишах,— заметил визирь,— вы не увидели в ней прелестей и обаяния, которые уловил взор Меджнуна. Они стоят того, чтобы за Лейли рубить гранитные тверди...»

Может ли быть так, что мы попросту не разглядели ценностей этого учения и мудрости наставлений его пиров? Кстати, так и твердят сторонники суфизма.

Ho сколь бы убежденными ни были утверждения наших оппонентов, последнее слово остается за практикой. Она — начало и завершение истины, ею измеряются ценности любых доводов и учений. А данные практики неумолимы, и на их основании история вынесла свой приговор: суфизм не является ни научным, ни прогрессивным учением — яркие примеры, доводы и медовые словеса суфизма обманчивы, «любовь»—двулична, а цепкие объятия — удушливы.

Человека, втянутого в лоно дервишеского сулюка, воспитывали самозабвенным фанатиком, а при необходимости— беспощадным «мечом аллаха». Суфийские ордена и общины были сборищами воинствующих невежд и гнездами изуверства.

Сколько бы внешне красивыми ни были строки текстов дервишеских тарикатов, в том числе «Хикмата», их пронизывает лейтмотив уныния, безнадежности борьбы за земное счастье и призыв к погружению в мир религиозных грез.

Превратно-пессимистическое учение суфизма отнюдь не помогает выяснить, а, наоборот, искажает суть окружающей действительности, утверждает идеи о ничтожестве человека и о невозможности для него стать хозяином мира, способным осмыслить его закономерности. Суфии подбирают ключи к сердцам людей для того, чтобы открыть их «богу» и замкнуть для жизненного счастья.

...Если вам доведется открыть массивную резную дверь в усыпальницу Ахмеда Ясави, обратите внимание на любопытную вязь арабских слов, которая гласит:

Дверь святых — руда счастья,

Любовь к святым — ключ счастья.

Этот эпиграф могут начертать на знамени своего культа святых и другие религии.

Ho так ли уж справедливо содержание этого эпиграфа? Нет, отвечаем мы с полной убежденностью. Наука отвергает религиозные представления о душе и ее бессмертии, а равно и учение о святых, места захоронения которых якобы обладают особо чудодейственными свойствами. И Потому глубоко ошибочными являются легенды о святых пророках, пирах и прочих «приближенных бога». Они являются плодами религиозной фантазии, подкрепленной классовыми интересами эксплуататоров. He было «святых» Мухаммеда, Али, Ясави, Накшбенди, Axpapa и прочих. Были некие реальные личности[202], возведенные в ранг «святых» за их ярую приверженность религии.

Остатки почитания культа Ясави, сохранившиеся кое-где до сегодняшнего дня, противоречат задачам коммунистического воспитания нового человека. Пережитки суфизма- ясавизма несовместимы с научным мировоззрением, с социалистическим образом жизни. «Наш образ жизни,— по словам члена Политбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК Компартии Казахстана тов. Д. А. Кунаева,— это принципиально новое явление в истории человечества, открывающее... широкую социальную перспективу, самые высокие духовные ценности и идеалы»[203]. Выступая на XV съезде Компартии Казахстана и говоря о необходимости улучшения атеистического воспитания в республике, Д. А. Кунаев отметил, что «у нас все еще живучи... пережитки прошлого, вредные обряды и традиции, унижающие честь и достоинство человека, и с этими неприглядными явлениями надо кончать решительно и бесповоротно»[204]. На XXVI съезде КПСС Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев сказал: «... нам предстоит большая работа по совершенствованию социалистического образа жизни, по искоренению всего, что мешает формированию нового человека»[205]. В процессе утверждения нового, в ходе строительства коммунизма рудименты прошлого будут в конечном счете окончательно изжиты, от былых времен останутся в веках духовные ценности, воплощенные в творениях рук человеческих.

Воздвигнутые в разные периоды истории и в различных местах гробницы в честь «святых» были когда-то очагами религиозной пропаганды. Многие из этих строений, такие, как туркестанский шедевр строительно-архитектурного

искусства, имеют, однако, большую культурно-историче- скую ценность как памятники искусства минувших времен. И ныне мы переступаем пороги этих памятников без религиозного трепета перед прахом «святых». Мы приходим сюда затем, чтобы полюбоваться красотой творений, созданных умелыми руками мастеров прошлого, законными наследниками которых является наш народ.