РУССКОЕ ЛЕТОПИСАНИЕ В ТРУДАХ Б. А. РЫБАКОВА В. И. Буганов

Научное творчество выдающегося советского ученого академика Б. А. Рыбакова очень велико и многообразно. Ему посвящено значительное число работ — статей, рецензий *. Труды ученого посвящены истории нашей страны с древнейших времен до XVI в., развитию исторической науки с XVIII в.

В этом обширном научном творчестве заметное место занимает отечественное источниковедение, в том числе изучение русских летописей, замечательных памятников русской исторической мысли, русской и мировой культуры. Нужно прежде всего отметить, что во многих исследованиях Б. А. Рыбакова, посвященных истории восточных славян, Древнерусскому государству, Руси периода раздробленности и единому Российскому государству, летописи привлекаются в качестве одного из основных источников. Так, в широко известном труде о русском ремесле использованы летописные данные за ХЗ — XV вв. [1] В книгах о язычестве и Киевской Руси среди прочих источников широко привлекаются летописные свидетельства. В первой из них приводятся данные о верованиях древних славян, русичей из Повести временных лет и Ипатьевской летописи [2]. Во второй имеется специальная глава «Источники», в которой изложение начинается с раздела «Летописи. Нестор» [3].

Летописные известия анализируются и во многих статьях на общеисторические темы. И это естественно, так как летописи наряду с показаниями других письменных источников, с археологическим материалом, данными этнографии, топонимики, лингвистики, составляют ту источниковую базу, на которой строится любое научное исследование проблем, относящихся к древнейшим периодам отечественной истории.

Ряд трудов Б.

В 1950—60-е годы были опубликованы статьи о некоторых вопросах истории русского летописания XI—XII вв. и книга, значительная часть которой посвящена древнерусскому летописанию [5]. В 1970-е—начале 1980-х годов продолжалась разработка проблем летописания XII в. — появились посвященные ему статьи и две книги [6].

Будучи ученым широкого профиля, Б. А. Рыбаков сочетает в ходе научного анализа данные самых разных источников. Для древнейших эпох им постоянно привлекаются и сопоставляются археологические и летописные данные. Их совместное рассмотрение может идти* по его словам, в нескольких направлениях: установление реального облика предметов и понятий, упоминаемых в летописи; поиски археологических иллюстраций к сообщениям летописцев; изучение соответствий в описании исторических явлений авторами XI —XIII вв. и в отражении этих явлений в археологических фактах; выявление расхождений между словами летописцев и достоверными археологическими фактами. Сопоставляя конкретные исторические факты и явления, автор показывает, что в одних случаях археологические данные подтверждают сообщения летописей (например, об оборонительных линиях Владимира I и Ярослава Мудрого, о Батыевом погроме и др.), в других — дополняют их (например, летописцы упоминают только одну пятую часть укрепленных городищ Левобережной Украины, выявленных археологами). В целом археологические данные подтверждают ту периодизацию ранней истории человечества, в частности восточного славянства, которая дается в груде Нестора — Повести временных лет в ее первой редакции (1113 г.) [7].

Б. А. Рыбаков выступает против неправильного, вольного истолкования летописных текстов, против всяких спекуляций вокруг древних летописей.

делка, принадлежащая, вероятно, известному фальсификатору первой трети XIX в. А. И. Сулакадзеву [8].

Внимание ученого неизменно привлекает начальное русское лето- писание. Он выявляет предшествовавшие ему формы исторического повествования (эпические сказания о героях — объединителях племен, о постройке первых городов, о героической борьбе с чужеземцами). Так, анализируя легенду о Кие и его братьях, отраженную в летописных сводах X—XII вв., автор приходит к выводу, что в ее основе может лежать сказание, повествующее о событиях VI в. и сложившееся в том же столетии.

Первые летописные записи на Руси, по Рыбакову, начали вести в 860-х годах. В 996—997 гг. появился первый Киевский летописный свод. В XI в. составляется ряд сводов — Новгородский середины столетия («Остромирова летопись» 1054—1060 гг., которой посвящена особая статья Б. А. Рыбакова; ей могла предшествовать Новгородская летопись начала XI в.), Киевский свод Никона Печерского (Великого) 1073 г., Киевский свод игумена Иоанна 1095 г. Утверждение А. А. Шахматова о составлении Киевского летописного свода в 1037— 1039 гг. он считает «сомнительным».

Особое внимание Б. А. Рыбаков уделяет Повести временных лет (ПВЛ) — замечательному произведению крупнейшего русского историка и писателя начала XII в. Нестора. Повестью временных лет он считает текст введения (до погодного изложения событий русской истории — с 860 по 1111 г.), собственно и написанного Нестором, Оно содержало данные, характеризовавшие «истоки русской государственности, первого киевского князя, первичное становление Киевско-Русского княжества», т.

Несторова редакция ПВЛ дважды подверглась переработке. Так появились вторая ее редакция, составленная в 1116 г. игуменом Сильвестром, и третья редакция Мстислава, сына Владимира Мономаха, 1118 г. Они сильно исказили текст Нестора, осложнили его вставками, по указанию князя Мстислава инициативу создания Русского государства приписали пришельцам — варягам. Варяжская легенда попала в третью редакцию ПВЛ из Новгородского свода 1054— 1060 гг. Но в последней она имела антиваряжскую направленность (в ней обличаются буйства, жадность и трусость варягов; подчеркивается мысль о том, что их пригласили сами новгородцы), которая в редакции 1118 г. была, с одной стороны, смягчена, затушевана, с другой — получила другое истолкование, угодное Моиомашичам с их тесными связями, в том числе родственными, со скандинавскими правящими династиями.

Б. А. Рыбаков, установив и устранив более поздние вставки, реконструирует первоначальный текст Несторова введения, оговаривая, естественно, условность подобной реконструкции. По его мнению, взгляды Нестора, освобожденные от вставок и суждений более поздних редакторов, близки к современным представлениям о древнейших этапах истории восточных славян, Руси [9].

В той же книге «Древняя Русь» п в статье о боярине-летописце XII в. Б. А. Рыбаков анализирует летописи XII в., составлявшиеся после появления трех редакций ПВЛ. Одна из них — летопись великого князя Изяслава Мстислави ia, внука Владимира Мономаха и сына инициатора создания третьей редакции ПВЛ. Ей же посвящена очень интересная статья Б. А. Рыбакова. В этих работах автор, привлекая к исследованию Ипатьевскую, Лаврентьевскую, Никоновскую летописи, выписки в «Истории Российской» В.

Рассматривает автор и другие княжеские летописи, включенные в свод 1198 г., который проводит идею «создания дружной федерации» в феодально-раздробленной Руси для отпора половцам и другим внешним врагам п.

В книге о «Слове о полку Игореве» и статьях Б. А. Рыбаков снова останавливается на летописании XII в. Характеризуя летописные источники о походе Игоря Святославича 1185 г., он устанавливает, что в том же Киевском своде 1198 г. сохранилась особая летописная повесть о походе 1185 г., а также отразились Киево-Печерская летопись, митрополичье летописание, чернигово-суздальское летописание, летописание киевских князей — соправителей Рюрика Ро- стиславича и Святослава Всеволодовича, помещена выписка из «узкосемейной хроники» Игоря Святославича. Автором летописной повести, составленной около 1189—1190 гг., Б. А. Рыбаков считает галичанина Тимофея (в связи с этим можно вспомнить, что жена Игоря Святославича, героя «Слова о полку Игореве», Ярославна была родом из Галича, что в нем впоследствии княжили его сыновья, сторонником которых летопись и называет «премудрого книжника Тимофея», родом из Киева). Этого же Тимофея, духовника князя Мстислава Мстиславича Удалого (Галицкая летопись, под 1226 г.), автор считает причастным к ведению новгородского летописания во время княжения Мстислава в Новгороде Великом (с 1214 г.) и составлению Повести о Липецкой битве 1216 г.

В другой книге о «Слове о полку Игореве» летописание XII в. подвергается еще более детальному анализу. Автор последовательно и скрупулезно выявляет записи разных летописей, следы летописных традиций в составе Киевского свода 1198 г. Со страниц свода встают фигуры летописцев — архимандрита Поликарпа, игумена Моисея, Кузьмищи Киянина, галичанина Тимофея, боярина Петра Борисла- вича и др., а сам свод оказывается средоточием текстов или выписок из летописей, повестей, сказаний, составленных в Киеве, Галиче, Новгороде Великом, Владимире, Чернигове и других центрах, в правление тех или иных князей.

Автор выделил для последнего тридцатилетия XII в. несколько киевских сводов: Киево-Печерский свод 1171 г. (из летописи Поликарпа, которая велась при разных князьях, и летописных материалов князей Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского); свод 1179 г. Святослава Всеволодовича и свод 1190 г. Рюрика Ростиславича, его соправителя (первый включил «Повесть об убиении Андрея Боголюбского», второй — «Повесть о походе Игоря Святославича, внука Ольгова, в 1185 г.»); каждый из двух последних сводов имел продолжение в виде погодной хроники: первый — до 1194 г., второй — до 1196 г. Объединение всех разнородных материалов в единый свод произошло в Киевском Выдубицком монастыре при великом князе киевском Рюрике Ростиславиче, когда он был единовластным правителем. Сделал это игумен Мопсей, продолживший хронику, прерванную на 1196 г., и закончивший текст свода торжественным восхвалением князя Рюрика под 24 сентября 1198 г. [11]

В «Истории Российской» Татищева автор выявляет летописные известия за IX—XII вв. (860—1200 гг.), отмечает их обилие за XII в., особенно за 1146—1154 и 1180—1196 гг. Показывая ошибочность взглядов исследователей (С. Л. Пештич и др.), считавших Татищева фальсификатором данных из источников, Б. А. Рыбаков устанавливает, что в руках Татищева имелся ряд летописей, в том числе летопись, близкая к летописи Петра Бориславича (летописание Изя- слава Мстиславича), но более подробная в сравнении с ней. Он приходит к выводу, что упоминаемая и цитируемая Татищевым так называемая Раскольничья летопись (Раскольничий манускрипт) — это более полная редакция летописи Петра Бориславича. Выявля

ются выписки Татищева и из других летописей (Еропкинская, Голи- цынская и пр.) [12].

Далее Б. А. Рыбаков подробно характеризует личность Петра Бориславича, его деятельность как киевского боярина, тысяцкого, дипломата, наконец, летописца князя Изяслава Мстиславича, защитника интересов киевского боярства, прославление им «Мстиславова племени» (сына Владимира Мояомаха — Мстислава Владимировича, его сына Изяслава и внуков Мстислава и Рюрика), обличение Ольговичей и Юрия Долгорукого [13].

С именем русского патриота Петра Бориславича Б. А. Рыбаков связывает написание гениальной поэмы «Слово о полку Игореве». «Нельзя доказать непреложно, — заключает автор свою книгу, — что „Слово о полку Игореве44 и летопись „Мстиславова племени44 действительно написаны одним человеком. Еще труднее подтвердить то, что этим лицом был именно киевский тысяцкий Петр Бориславич. Здесь мы, вероятно, навсегда останемся в области гипотез. Но поразительное сходство, переходящее порою в тождество, почти всех черт обоих произведений (с учетом жанрового различия) не позволяет полностью отбросить мысль об одном создателе этих двух одинаково гениальных творений» 1й.

Знаменитого писателя Северо-Восточной Руси Даниила Заточника Б. А. Рыбаков считает причастным к владимиро-ростовскому летописанию XII в. Сопоставляя тексты «Слова» Даниила Заточника и летописных записей (в Лаврентьевской, Новгородской I и других летописях), ученый выявляет его роль в летописном деле Владимира 1180-х—начала 1190-х годов. Для него характерны блестящий афористичный стиль, ясный, сочный язык, сочетание житейского и церковного начал в изложении. За выступление в защиту погорельцев (пожар 1192 г.), обездоленных, закабаляемых боярами людей его отправили в ссылку, где находился пять лет. После возвращения из ссылки он служит князю Ярославу Владимировичу в Новгороде, Переяславле Русском, потом — князю Константину Всеволодовичу ростовскому. Ведет в этих городах летописные записи. В Ростове сложился в начале XIII в. своего рода учено-литературный кружок; сам князь Константин, тоже человек ученый, описывал «дела древних князей». Среди других членов кружка Даниил Заточник, возможно, занимал место княжеского историографа. Он был «одним из интереснейших русских писателей предмонгольской эпохи» [14].

Давая общую характеристику политических взглядов русских летописцев XII в., Б. А. Рыбаков связывает их особенности с усилением роли боярства в политической жизни русских земель. Они осуждают усобицы князей, беззакония и насилия их тиунов, вирников, призывают к совместной обороне Руси от половецких набегов, что в тогдашних условиях отвечало объективно интересам всех русских людей. В летописях излагается программа прекращения княжеских споров, свар, борьбы со степняками; летописцы выступают за правление князей по «ряду» с боярами. Они заявляют себя сторонниками боярской олигархии внутри княжеств-государств, суверенитета последних, их федерации в военном плане (организации сил для отпора половцам) [15].

Большое внимание уделяет Б. А. Рыбаков изучению миниатюр, прежде всего — в Радзивилловской летописи. В уже упоминавшейся статье-рецензии на книгу А. В. Арциховского ученый обратил пристальное внимание не только на искусствоведческий, но и на источниковедческий аспект их изучения. Миниатюры рассматриваются им, и вполне справедливо, как «прекрасный исторический источник, нередко говорящий значительно больше, чем самый текст летописи» [16]. Он подчеркивает большое значение выводов Арциховского о том, что многие лицевые рукописи, до нас дошедшие, являются копиями более древних несохранившихся оригиналов; о творческой самостоятельности древнерусских миниатюристов, их независимости от западноевропейских образцов; большом значении их данных о хозяйстве, быте, социальной символике феодальной Руси. Приводя ряд новых соображений о Радзивилловской летописи, Б. А. Рыбаков показывает достоверность изображений на ее миниатюрах (посуда, оружие,, доспехи, стяги, дружины и др.) [17].

Рассматривая миниатюры Радзивилловской, посвященные борьбе за власть после убийства Андрея Боголюбского, Б. А. Рыбаков приходит к выводу, что они в ряде случаев точнее отображают фактическую сторону событий в сравнении с летописным текстом, который искажен переписчиками. Сами миниатюры, восходящие к лицевому Владимирскому летописному своду начала XIII в., по своему содержанию сходны с литературными источниками последнего. Автор выявляет путаницу в размещении миниатюр в Радзивилловской.

Достоверность рисунков подтверждается, в частности, интересным анализом одной из миниатюр: на ней изображен Андрей Бого- любский с отрубленной левой рукой, тогда как в тексте речь идет о «десной», т. е. правой руке; при обследовании скелета обнаружилось, что пострадала именно левая рука князя. Внимательное изучение миниатюр показало наличие разных манер у разных художников отдельных частей Владимирского летописного свода [18]. Указан

ные наблюдения и выводы ученого имеют большое значение в общеисточниковедческом плане — анализ миниатюр дает возможность выявить источники изучаехлгого свода, летописи, ему предшествовавшие, их взаимоотношения между собой.

Именно такой, весьма плодотворный, подход реализуется в большом исследовании Б. А. Рыбакова о миниатюрах Радзивилловской летописи. Проблема ее изучения ставится очень широко, масштабно. Исходя из того, что эта лицевая рукопись была создана в конце XV в. как копия Владимирского лицевого свода 1206 г., составленного при великом князе Всеволоде Большое Гнездо, автор отмечает: поскольку сам свод 1206 г. представляет собой соединение материалов русского летописания X—начала XIII в., можно поставить вопрос о предшествующих своду 1206 г. этапах лицевого летописания.

Анализируя миниатюры (их число — 618), Б. А. Рыбаков выявляет элементы, привнесенные художнпками-копиистами конца XV в. (например, в рисунке к тексту за 1177 г. помещено изображение пушек, появившихся на Руси в конце XIV в.), но показывает, что большинство изображений отражает то, что характерно для архитектуры, одежды, посуды XI—XIII вв. Некоторые миниатюры изображают события, о которых не говорится в тексте Радзивилловской, но говорится в Киевском своде 1198 г., вошедшем в Ипатьевскую; взяты они, вероятно, из какой-либо более ранней летописи, например из летописи Петра Бориславича (доведена до 1154 г.) или других, южно- и северорусских.

В этой работе ученый на более обширном материале снова показывает, что миниатюры позволяют в ряде случаев уточнить историю летописного дела. Рубежи между отдельными частями Радзивилловской и ее миниатюрами, по его наблюдениям, совпадают с этапами русского летописания. Автор высказывается в пользу гипотезы о смоленском происхождении рукописи с Радзивилловской летописью, предложенной в свое время А. А. Шахматовым, который основывался на данных языка; Б. А. Рыбаков приводит дополнительные доказательства, вытекающие из анализа миниатюр с явной про- смоленской тенденцией,

В итоге исследования Б. А. Рыбаков приходит к заключению, что в руках владимирских сводчиков начала XIII в. имелся ряд лицевых рукописей, которые они и использовали в работе по составлению свода 1206 г. с его миниатюрами (описание похода на Византию 866 г.; лицевые жития Ольги, Владимира, Бориса и Глеба; свод 997 г.; летопись Ярослава Мудрого; свод 1073 г.; Повесть о Печерской обители; ПВЛ Нестора, включившая все предшествующие произведения; ПВЛ в редакции Мстислава; летопись Владимира Мономаха и Мстислава 1111—1132 гг.; летопись Ярополка 1132—1139 гг.; летопись Изяслава Мстиславича 1146—1154 гг.; фрагменты летописи Юрия Долгорукого; летопись Андрея Боголюбского 1154—1174 гг.; Повесть об убиении Андрея; летопись Всеволода Большое Гнездо 1177— 1199 гг.; Переяславская (?) летопись Романа Мстиславича 1200— 1205 гг.). Сводчики брали то, что им было необходимо, из этих лицевых рукописей или непосредственно, или опосредованно. О том, что

такие рукописи в свое время существовали, и говорит скрупулезный анализ, проведенный Б. А. Рыбаковым. Одна из них в свое время хранилась у А. И. Мусина-Пушкина («Летописец с лицами от первого-на- десять века») [19].

В недавно опубликованном фундаментальном труде о Киевской Руси и начале феодальной раздробленности Б. А. Рыбаков снова обозревает древнерусское летописание от его истоков до начала XII в. Он дает яркую характеристику летописям как источнику очень богатому и неизбежно субъективному, говорит о важности выявления классовой и политической позиции каждого летописца, его исторической концепции, о сложном составе летописей.

Автор, сам занимающий весьма высокое место в историографии русского летописания, с большим уважением пишет о разысканиях предшественников, выделяя среди них великого ученого А. А. Шахматова, намечает направления, по которым пойдет изучение летописей в будущем (исследование языка летописей, их миниатюр, роли летописей в истории русской общественной мысли).

Отталкиваясь от гипотезы И. Е. Забелина, автор, анализируя записи Никоновской и других летописей за IX в., пишет, что они свидетельствуют о раннем начале киевского летописания — на рубеже третьей и четвертой четвертей этого столетия. Велись эти записи и в X в. А в 997 г. составляется первый летописный свод. Сделан он был при митрополичьей кафедре в Десятинной церкви Киева и при епископской кафедре в Белгороде, на рубеже Древлянской земли. К его составлению могли быть причастны Добрыня, дядя и воспитатель Владимира I Святославмгаа, Анастас Корсунянин, при котором Десятинная церковь, где он служил настоятелем, получила десятину от князя Владимира. Далее говорится о сводах 1073, 1093— 1095 гг. и особенно подробно о ПВЛ в трех ее редакциях. Обращая внимание на перебои в тексте, «швы», перестановки, разрывы в одном рассказе, несогласованности грамматического характера, анахронизмы, автор реконструирует первоначальный текст летописи Нестора в ее вводной части. Тем самым устраняются добавления, искажения, привнесенные после Нестора, и его труд предстает перед нами во всей своей стройности, ясности и строгости в построении и изложении материала. Он с небывалой до той поры широтой и достоверностью обрисовал природу, жизнь племен, народов на Руси и в окрестных странах, ближних и дальних. В истории славян, Руси Нестор особо выделяет два узловых момента: VI столетие — время походов славян на Византию, формирования славянских союзов племен, которые он называет «княжениями», основания Киева — столицы одного из таких «княжений», Полянского; IX столетие — время образования государств на Руси, в Моравии, Болгарии. Центр тяжести его повествования о судьбах Руси — описание Среднего Подне- провья во главе с Киевом, места формирования русскими своего государства. Но под пером редакторов-составителей третьей редак-

дни ПВЛ на первый план были выдвинуты Новгород и варяги с их конунгами-князьями, будто бы и основавшимй Русское государство [20].

Подводя итоги краткому рассмотрению трудов Б. А. Рыбакова о русском летописании, можно сказать, что в поле его зрения находятся важнейшие летописные своды XII—XVI вв. Продолжая лучшие традиции отечественного летописеведения XVIJI—XX вв., ученый внес много нового, яркого и самобытного в изучение древнерусского летописания. Он поставил и решил ряд проблем, связанных с появлением эпических сказаний, предшествовавших летописным формам исторического повествования, с началом ведения летописных записей в IX—X вв., составлением первых летописных сводов в конце X—XI в. Наиболее детальную разработку получили в его трудах вопросы русского летописания XII—XIII вв. — составления Повести временных лет в трех редакциях, ряда летописей и повестей последующего времени. Их исследование органически сочетает текстологический и исторический анализ летописных текстов, комплексное их изучение во взаимосвязи с другими источниками, выявление классовых, политических позиций летописцев, учет всех особенностей исторической обстановки в каждый данный момент, побудительных мотивов действий исторических лиц. Ученый обладает особым.,, присущим ему даром глубокого проникновения, научно-исторического и художественного «ведения» далекого, сложного и удивительно интересного прошлого Руси, которое он с таким успехом и блеском изучает на протяжении более чем полувека.

Труды Б. А. Рыбакова вошли в сокровищницу отечественной науки, а русское летописание, во многом еще не изученное и загадочное, благодаря его творческим усилиям раскрыло немало своих тайн; наши представления о нем обогатились новыми знаниями. Вне всякого сомнения, эта важная, патриотическая в высоком смысле деятельность выдающегося ученого принесет новые научные достижения, еще более умножит наши познания о прошлом Отечества,

о              русских летописцах, известных и безымянных.