И. В. Простаков К ИСТОРИИ КОРПОРАТИВНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ: ПРИМЕР ИТАЛИИ

Простаков Иван Валериевич. Родился в 1964 г. Окончил Московский государственный университет. Работает на экономическом факультете МГУ.

I Почти все дискуссии по современным проблемам экономики, политики, международных отношений обязательно обращаются к 20—40-м годам.

Несомненно, одним из таких событий является появление ’’классического” фашизма и установление в Европе фашистских диктатур. Обычно обращение к этой теме мотивируется в первую очередь сохранением того наследия, которое оставили после своего крушения нацизм и итальянский фашизм и которое распространилось в виде реваншизма, расизма и агрессивного антикоммунизма неофашистских партий и группировок, современных военно-фашистских диктатур.

Однако и необходимость познания путей развития современного мирового сообщества заставляет обратиться к тому времени, когда ядром взаимоотношений капиталистической и социалистической систем были фашизм и антифашизм.

Более 50 лет минуло с тех пор, когда Коминтерном было дано классическое определение фашизма как открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических кругов финансового капитала145. В те годы это определение смогло мобилизовать на борьбу с фашизмом и сплотить самые широкие демократические силы. Зная теперь больше о деятель ности, о трудностях и о трагических судьбах мирового коммунистического движения 30-х годов, сила и значимость этого определения с годами осознаются еще полнее.

Между тем, охватывая наиболее существенное в фашизме, эта формула никогда не носила и не могла носить универсального всеобъемлющего характера.

Здесь воплощением бюрократического произвола и административного принуждения стала система ’’корпоративных органов”, созданная в соответствии с социально-экономической доктриной фашизма. В основе корпоративной политики лежала идея классового сотрудничества между трудом и капиталом в общенациональных интересах: преодоление классовой борьбы представлялось основой бескризисного, сбалансированного экономического развития, условием осуществления централизованного регулирования хозяйственной жизни при участии трудящихся и без ущемления инициатив предпринимателя.

Классовое сотрудничество было ’’достигнуто” в течение всего нескольких лет главным образом в результате ликвидации нефашистских профсоюзов, репрессий и запрета на проведение забастовок. Вслед за усмирением рабочего движения началось создание ’’корпоративного строя”. В 1934 г. появились 22 корпорации — органы отраслевого и межотраслевого регулирования, в состав которых вошли представители фашистской партии, ’’рабочих” и предпринимательских союзов соответствующих отраслей.

Возник громоздкий административный аппарат, включавший также министерство корпораций с функциями министерства промышленности, региональные корпоративные органы, Национальный совет корпораций, Центральный корпоративный комитет и множество разного рода комиссий и технических комитетов. Формально они обладали широкими полномочиями, в том числе и директивного характера, но реально неповоротливость этой бюрократической машины, а порой нечеткое разграничение функций между ее различными звеньями приводили к невозможности принятия оперативных решений.

Фашистская идея ’’корпоративной организации” капиталистического производства оказалась мертворожденной еще и потому, что потребность в ней со стороны предпринимателя носила достаточно ограниченный характер.

В условиях тоталитарного режима нельзя было избежать принятия откровенно волюнтаристских решений и их реализации чисто административными методами. Но в целом интересы капиталистического предпринимательства определили характер и судьбу государственных предписаний: либо они ’’работали” вхолостую в рамках бюрократической системы, либо реально трансформировали условия экономической деятельности. К последнему относится реорганизация финансовой сферы и порядка помощи банкротам.

Первые шаги в этом направлении были сделаны спустя некоторое время после установления диктатуры, но основная деятельность развернулась уже в годы кризиса 1929—1933 гг. и в последующие годы. После первых крупных банкротств появляется идея создания Института движимого имущества (ИМИ).

В большинстве случаев финансовые трудности банков и монополий были связаны с необеспеченностью долгосрочных кредитов соответствующими ресурсами, отсутствием должного порядка и специализации кредитно-финансовых учреждений, что особенно сильно сказывалось на развитии базовых отраслей промышленности, нуждавшихся в крупных инвестициях. В этих условиях ИМИ прежде всего брал на себя часть долговых обязательств частного сектора, а с 1936 г. стал главным в стране институтом долгосрочного кредитования государственного характера. Его капитал составили не только средства эмиссионного Итальяйского банка, но и фонды сберегательных касс, страховых институтов, а также специальные облигации, гарантированные государством. Положительную роль здесь сыграли предшествующие финансовые мероприятия государства, которые обеспечили высокий уровень доверия вкладчиков по отношению к его инициативам в этой области.

В январе 1933 г. появился другой государственный финансовый институт — Институт промышленной реконструкции (ИРИ). Получив от ИМИ контрольные пакеты акций банкротов, он продолжил скупку ценных бумаг и-у же к 1934 г. контролировал 100% военного металлургического производства и производства угля, около 90 % судостроения, 80 % морских транспортных перевозок, 80 % производства локомотивов, 30 % производства электроэнергии147 В рамках ИРИ появились государственные холдинги: СТЭТ (контроль над телефонной связью), Финмаре (контроль над морским судоходством), Финсидер (контроль над крупнейшими металлургическими трестами). ИРИ удерживал также контрольные пакеты трех акционерных банков, которые в силу своей особо важной роли приобрели статус ’’банков национального значения”, - это Коммерческий банк, Римский банк и Итальянский кредит.

нВ?е эти преобразования были подкреплены созданием в 1933—1934 гг. сети государственных институтов социального обеспечения и социального страхования. Основным звеном новой системы стал Национальный институт социального страхования (ИНПС), который взаимодействовал с Национальным институтом медицинской помощи (ИНАМ) и Национальным институтом страхования от несчастных случаев (ИНАИЛ). Они стали составными частями гигантского финансового механизма, при этом огромные средства использовались далеко не всегда на развитие социальной сферы. В 1933—1940 гг. ИНПС вложил более 4 млрд. лир в общественные работы и около 3,5 млрд. - в мелиорацию сельскохозяйственных угодий. Другой институт, ИНАИЛ, участвовал в финансировании военных действий в Эфиопии148

Определенным итогом государственной финансовой политики стало принятие в 1936 г. закона ”0 защите накоплений и кредитной дисциплине”. Основным содержанием закона было введение кредитной специализации (по срокам) и территориального распределения банковских учреждений, что достигалось путем введения двухуровневой банковской системы.

Долгосрочное и среднесрочное кредитование и субсидирование промышленности были окончательно закреплены за ИМИ и ИРИ (в 1937 г. ИРИ, который предполагался первоначально как временное образование, был объявлен постоянным государственным учреждением). Краткосрочными кредитами стали заниматься коммерческие банки (заемщики Итальянского банка, а также ’’банки национального значения”, кооперативные и частные акционерные). Их ресурсы составляли ссуды эмиссионного центра страны, который больше не выходил на производственную сферу напрямую, а также депозиты населения, различных организаций, учреждений и компаний. В целях привлечения даже самых незначительных сбережений по всей стране была развернута капиллярная сеть сберегательных касс и почтовых отделений.

Государственные гарантии в реорганизации банковской сферы дали ощутимый эффект. Если с начала 1933 г. по октябрь 1935 г. общая сумма депозитов в стране сократилась с 64 до 61 млрд. лир, то к маю 1936 г., т.е. через два месяца после принятия закона, она уже увеличилась до 63 млрд., несмотря на угрозу инфляции150 Таким образом, банки получали новые кредитные ресурсы, а монополии — новые инвестиционные средства.

Казалось бы, государство овладело основными рычагами воздействия на экономику и имело все возможности для реализации рациональной сбалансированной хозяйственной деятельности. Наряду с малозначимыми верховными органами корпоративной системы в их ’’тени” возник, например, специальный комитет при корпорации кредита и страхового дела, определяющий характер государственной кредитной политики.

Однако к этому времени и политические амбиции фашизма, и экономические интересы финансового капитала диктовали всей стране необходимость милитаризации хозяйственной жизни как наиболее ’’рациональной” формы ее организации. В этих исторических условиях банковский закон 1936 г. стал в первую очередь мощным инструментом аккумуляции огромных капиталов и перекачки их в военное производство, в отрасли, обеспечивающие мифическую автаркию. Война и стремление к ’’самообеспечению” любой ценой привели к расточительному использованию денежных, материальных, а самое главное — людских ресурсов, к колоссальным экономическим диспропорциям и в конечном итоге к политическому и хозяйственному краху фашизма.

Фашистский режим в Италии, полностью разделив ответственность нацизма за беды, принесенные Европе и всему миру, привел к тяжелейшему кризису и собственную страну. К концу второй мировой войны ее экономика была дезорганизована. Среднегодовой национальный доход составлял около 100 млрд. лир, при том что сумма государственных финансовых обязательств и количество бумажных денег в обращении превышали его более чем в 10 раз. П.Тольятти писал по этому поводу, что ”в истории современных государств еще не было примеров подобного банкротства”151. |

И тем не менее воіЯЙРобошла стороной основные государственномонополистические институты, созданные в 30-е годы.

В 1945 г. государство по-прежнему распоряжалось 75 % национального банковского капитала и более чем 60 % депозитов152, а Итальянский банк, кроме того, был держателем контрольного пакета акций 24 про мышленных компаний153 В настоящее время эти характеристики несколько изменились (см. табл.), но в целом система участия государственных финансов в национальном экономическом развитии Италии обнаружила удивительную устойчивость. На протяжении пятидесяти с лишним лет своего существования в соответствии с законом 1936 г. она не претерпела каких-либо принципиальных изменений, и только сейчас, на рубеже 80—90-х годов, намечаются серьезные преобразования в организации финансово-кредитной сферы и изменения государственных позиций в этой области.

Роль государственных коммерческих банков в кредитно-финансовой системе Италии в 1987 г.

(909 из 1100 крупнейших кредитно-финансовых учреждений стракь^

(В %) Собственные

средства Депозиты Инвестиции 6 государственных банков 18,19 24,58 23,03 3 банка национального значе ния (контроль ИРИ) 9,7 13,76 10,13 Источник: Le prime 3700 societa in Italia (1987). SuppL a ”il Mondo” N 44/45. 7/X1. 1988.

Достаточно своеобразным оставался в послевоенное время и характер администрирования в банковской сфере, напоминавший о ее связи с фашистской корпоративной системой. По сравнению с центральными банками других стран самостоятельность Итальянского банка весьма ограничена. Финансово-кредитной политикой в стране занимается не его руководство, а Межминистерский комитет по кредиту и накоплениям, в состав которого входят министры казначейства, сельского хозяйства, внешней торговли, промышленности и торговли, труда и президент Итальянского банка. Долгое время достаточно жесткой оставалась и учетная политика: несмотря на циклические колебания, учетная ставка стала дифференцироваться лишь после 1969 г.154

Со времени фашистской диктатуры в Италии продолжают функционировать ИМИ, институты социального обеспечения, ИРИ. Именно Институт промышленной реконструкции оказался одним из крупнейших производственно-финансовых комплексов послевоенной Италии. В середине 40* х годов, кроме трех банков национального значения, в его ведении находились 216 компаний с общим капиталом в 16 млрд. лир, в том числе промышленных — с капиталом в 8,4 млрд. лир и числом

занятых 135 тыс. человек155 Только на долю контролируемых им 64 % металлургических и 30 % машиностроительных мощностей страны приходилось 5,5 млрд. лир акционерного капитала и 122 тыс. занятых. Кроме того, ИРИ контролировал 27 % электроэнергетических предприятий, 76 % морских транспортных компаний, 56 % линий электропередачи, 29 % сельскохозяйственных компаний, 9 % химических и участвовал в капитале еще 24 акционерных обществ156

В дальнейшем ИРИ, хотя и не без трудностей, прошел через самые разнообразные этапы государственной экономической политики, в том числе и через волну реприватизации начала 80-х годов. К его первым холдингам и концернам, таким, как СТЭТ, Финсидер, Финмаре, прибавились еще и такие, как Алиталиа (авиационный транспорт), РАИ-ТВ (средства массовой информации), ИРИТЭК (венчурные операции) и целый ряд других. В 1987 г. вся группа ИРИ заняла в Италии первое место по объему продаж среди промышленных монополий157

Действительно, фашизм — это открытая террористическая диктатура финансового капитала не только потому, что обеспечивает политическое господство последнего в сложных социально-политических условиях, но и потому, что в условиях диктатуры могут возникать такие формы организации хозяйства, которые определяют его развитие на целые десятилетия. Отстраниться от анализа подобной ’’преемственности” невозможно: слишком значительна роль описанных выше социальноэкономических институтов и систем государственного регулирования, чтобы забывать об их корнях. В противном случае оказывается трудно в полной мере оценить скрытые возможности капитализма адаптироваться * к новым технико-экономическим и социально-политическим условиям, а самое главное — оказывается скрытым капиталистически хозяйствующий субъект, выступающий своеобразным гарантом того, что основные преобразования в конечном счете будут в его пользу, в пользу предпринимателя.

В этой связи следовало бы сказать и о другой стороне социальноэкономического ’’наследия” фашизма, связанного с корпоративной политикой. Дело в том, что корпоративизм, который непосредственно ассоциируется с самыми мрачными чертами фашизма и, казалось, был предан забвению сразу после второй мировой войны, с конца 60-х — начала 70-х годов стал вызывать все больший интерес, и не только среди крайне ’’правых”. Появились разнообразные идейные течения типа ’’корпоративного плюрализма”, ’’либерального корпоративизма”, ’’корпоративного социализма”. Симптоматичным стало для Италии переиздание в 1970 г. основных трудов У.Спирито, одного из ведущих теоретиков фашистского корпоративизма158.

Возможно подобный интерес объясним во многом теми изменениями, которые претерпевает государственно-монополистическое регулирование. Капиталистическое государство-предприниматель уже во многом потеряло роль ’’балансира” в своем традиционном виде, но это не значит, что потребность в таких функциях отпадает: идет поиск новых форм их реализации. И здесь привлекает к себе внимание корпоративизм с его важнейшей чертой — стремлением той или иной социальной группы к концентрированному выражению определенных интересов ’’неклассового” характера и их защите. Такие четко очерченные интересы становятся основой сепаратизма (’’корпоративизма” в наиболее обычном смысле этого слова) и одновременно их более жесткой взаиморегуля- ции и взаимоподчинения. Именно этим и воспользовался фашизм, и не только в Италии. В случае фашистского корпоративизма консолидация (далеко не всегда мнимая) достигается через жесткую систему репрессий и через определенный набор мер воздействия на массовое сознание, в том числе через пропаганду иррациональных идей (например, верности всеобъемлющей ’’вечной корпорации” — государству, к чему призывал один из важнейших документов итальянского фашизма — ’’Хартия труда”). Преобладание именно последнего элемента характеризует японский ’’корпоративный капитализм” с его основным принципом ’’корпорация прежде всего”.

Несомненно, речь идет о феномене, развивающемся в принципиально иных условиях, на основе иных исторических традиций. Японская корпорация — это всего лишь акционерная компания, которая не имеет ничего общего с фашистскими бюрократическими органами. И тем не менее общность проявляется вполне определенно, прежде всего если обратиться к насаждению духа единения между трудом и капиталом, пусть и различными методами, с разной степенью действенности. Обнаруживается прямая связь и с нацистской концепцией ^’предприятия- общины”, несколько трансформировавшей наиболее общие принципы корпоративной доктрины159

Существует ряд моментов, свидетельствующих о единстве различных ’’корпоративизмов”: второстепенная роль материальных стимулов к труду; склонность в теории к концепции корпорации — собственника средств производства; особая роль профессиональных союзов, склонных к замкнутости (внутрифирменный принцип их формирования в Японии) и реформизму правого толка160

В то же время японский корпоративизм совершенно не носит ’’государственного” характера и обнаруживает одновременно тенденцию к дополнению ценового механизма новыми формами хозяйственного регулирования161 В Японии функционирует так называемая Федерация экономических организаций, которая объединяет 110 национальных отраслевых ассоциаций. Они включают корпорации, выпускающие однородную продукцию, и занимаются не прямым регулированием рынка, а лишь обменом информацией, связью с государственными органами без непосредственного подчинения им. В этих целях существуют специальные консультативные советы, состоящие из ведомственных чиновников, представителей предпринимательских организаций, а также представителей профсоюзов и ученых-экспертов162 Таким образом, создается система взаимодействия исполнительной власти и предпринимательских кругов, обеспечивающая выполнение их совместных решений, координацию действий между фирмами.

Этот метод фактически не имеет аналогов ни в США, ни в Западной Европе, но при этом обнаруживается поразительное сходство с тем методом, который давал фашистский ’’корпоративный строй”. Последний был симптомом и одновременно одной из форм перехода после первой мировой войны к новой системе социально-политических и экономических институтов в Италии. Этот процесс носил цивилизационный характер и затронул все стороны человеческой жизни.

Необходимо подчеркнуть еще раз: речь идет о достаточно различных по целому ряду параметров социально-экономических феноменах, чтобы проводить прямые аналогии. Вместе с тем представляется крайне важным уловить общность и преемственность между различными типами социально-экономических систем, чтобы выявить основные черты происходящих исторических процессов. В фашистском корпоративизме воплотилось становление государственного регулирования капиталистической экономики. Трансформация, которую она переживает в настоящее время, — это трансформация прежде всего системы регулирования, которая была создана в 30-е годы. Совершенно очевидно, что происходит переход от нее к новому механизму регулирования различных интере сов, к их взаимному дополнению. Возникает рынок, неотъемлемой чертой которого становится производственная кооперация, увязка различных типов и традиций предпринимательской деятельности, поиск взаимоприемлемых решений. В новой ’’переходной ситуации” вопрос о возможности ее реализации на основе корпоративизма и его возможных формах может быть очень важен.

Как и прежде, перед обществом стоят проблемы отчуждения труда, потребность в разрешении противоречий разделения труда, потребность в эффективном производстве, которое сталкивается все с большим^ трудностями и грозит все более тяжелыми последствиями для человечества.

В этой обстановке не только для Японии становятся характерными ’’кружки качества” с утилизацией стремления человека к самостоятельному творческому труду, материальное стимулирование с привязкой доходов трудящихся к прибылям фирмы и введение авторитарной внутрифирменной дисциплины. Примеры подобного рода /Можно обнаружить и в Италии, где в начале 1989 г. разразился скандал по поводу подрыва свободы деятельности профсоюзов на заводах концерна ФИАТ. Этот же концерн начал в 1988 г. активно навязьюать своим рабочим систему оплаты, зависящую от результатов деятельности всей компании.

Вполне вероятно, что именно корпоративизм с новыми методами принуждения к труду и новыми подходами к координации производства, дополняющими рыночный механизм и одновременно отличными от ’’старого” государственного регулирования, является тем скрытым резервом современного капитализма, который обеспечит его развитие в ближайшие десятилетия — развитие, не лишенное противоречий и не исключающее самых трагических последствий, в том числе связанных с авторитарными тенденциями как в политике, так и в экономике.

I