V. ЭЛЛИНИСТИЧЕСКО-РИМСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ. РЕЛИГИЯ, НАУКА, ФИЛОСОФИЯ

Лицо цивилизаций складывалось главным образом в городах, и здесь эллинистический мир радикально отличался от древнегреческого. В эллинистических государствах возникли большие города, каковыми не были даже Афины в период своего наибольшего могущества. Самая значительная роль во всей эллинистической цивилизации и культуре выпала Александрии, новой столице сверхтысячелетнего Египта. Ее население состояло из греков, македонцев, египтян, евреев, сирийцев, персов и других народностей, составлявших особые политевмы [«землячества» религиозно-политического характера), но взаимодействовавших между собой.

Роль его в развитии эллинистической культуры была столь велика. что вся она нередко именуется александрийской. Хотя, конечно, существовали и другие экономически и культурно значимые центры, как Пергам в Малой Азии и о. Родос. Торгово-денежные отношения между ними сообщили этому региону большое единство, несмотря на существование раз,1личных государств и нередкие войны между ними.

Решающим духовным фактором цивилизации и тем более культуры стал «общий язык»: койне, растворивший в себе древнегреческие диалекты. Он стал главным административным и торговым языком для всех народностей восточного Средиземноморья и, в сущности, единственным языком разнообразных литературных произведений, авторами которых были преимущественно греки. Правящие верхи и вообще «интеллигенция» городов восточного Средиземноморья были грекоязычными. В целом, тем не менее, эллинистическая культура стала синкретической, хотя в различных ее отраслях характер ее взаимодействовавших элементов был различным. Коронованные правители Египта и бывшей Вавилонии, основное — преимущественно деревенское — население которых общалось на «туземных» (семетических) языках, были вынуждены реанимировать ряд древних представлений и сказаний носителей этих языков. Как бы для усиления этих тенденций культурной политики эллинистических монархов вавилонский жрец Берос и египетский жрец Манефон в начале эпохи эллинизма на основе легендарных и исторических традиций написали на греческом языке «Хронику Халдеи* и «Хронику Египта::-.

В названной реанимации наиболее значительная роль принадлежала, конечно, религиозно-культовой идеологии. Но, прежде чем переходить к ее характеристике, нужно взглянуть на ту ментальность, которая стала определяющей прежде всего для эллинизированных верхов этого пестрого пространства и динамичного времени.

Ослабление древнегреческих полисов, с одной стороны, и возросшая роль огромных монархических государств — с другой, вместе с весьма усилившейся динамикой экономической жизни, переплетавшейся с военной, как и известное ослабление нациоЕзальных связей, — все это с необходимостью сопровождалось нарастанием индивидуалистически.* настроений.

Такая переориентация личностного сознания свое наиболее обоб- 182 щенное выражение находила в древнейшем представлен и и-мифологеме

судьбы, ставшем одним из главных путей к философии, понятийно трансформировавшей эти глубинные представления. По-прежнему тотально влиятельной оставалась абстрактная богиня Геймармене (трансформированная мойра), неотвратимая и однозначная сила которой проявлялась в индивидуальных и коллективных судьбах. Но она была теперь весьма потеснена столь же если не более абстрактной богиней слепого случая, как благоприятного, так и неблагоприятного, — Тихе. Она не перечеркивала Геймармене, но дополняла ее, как случайность дополняет необходимость. Редкий в классическую эпоху образ Тихе (в частности, в драмах Еврипида) приобрел теперь огромную распространенность, можно сказать, прямо пропорционально нараставшей индивидуализации общественной жизни. Тому способствовали идеи Аристотеля и других перипатетиков, утверждавших случайность в сфере индивидуально-социальной жизни.

Но популярность Тихе в значительно большей мере определялась возросшей динамикой жизни, неотделимой от переплетения случайностей, в частности и в особенности в неожиданных событиях, связанных с войнами Александра Македонского, крушением, казалось, несокрушимой империи Ахеменидов, войнами диадохов и эпигонов Александра, не прекращавшимися и в последующие времена.

Сказанное не означает, что Поли бий был апологетом Тихе, превращающей историю в некий хаос. Начитанный в исторических трудах, будучи очевидцем многих описываемых им событии, близкий друг римского полководца и государственного деятеля Сципиона |Младшего), Полибий стремился увидеть в ходе истории и более глубокие причины, которые скорее ближе к ведомству Геймармене, допускающей истолкование и как Провидение. Подобно Фукидиду, Полибий различал причины — вплоть до осознания роли социально-экономических и политических факторов — и ПОВОДЬ] для военных и других событий. Причины военных и внешнеполитических успехов Рима он, в частности, видит в сочетании компонентов монархии, аристократии и демократии в его государственном устройстве. Наука истории, по его убеждению, должна извлекать уроки из прошлого для настоящего.

Здесь нет необходимости называть более частные исторические, биографические и, можно сказать, мемуарные труды, связанные с походами Александра Македонского и последующими событиями. Все они с в и де т ель с тв у ют о богатстве и усложнении индивидуальной деятельности.

О том же говорят и многообразные факты художественной литературы, в частности, так называемой новой аттической комедии, выдающимся творцом которой в начале эпохи стал афинянин Менандр 183 (4 — нач. 3 в.). Время великих трагедий миновало. В новых комедиях действие максимально приближено к событиям повседневной жизни. Сохраняя по-прежнему трех актеров, комедии предусматривают много различных масок для мужчин, женщин, стариков и юношей.

Возвращаясь к представлениям о судьбе и тем более о ее разновидностях.

Синкретизм духовной культуры отличает прежде всего и главным образом религии эллинистического мира. Такой синкретизм определялся этническими, экономическими, политическими и историческими обстоятельствами.

Отчуждение весьма централизованной монархической власти, опиравшейся на сложную иерархию чиновничества в Египте и в государстве Селевкидов, унаследовавших древнейшие традиции государственности, в меньшей мере в Пергаме (и тем более в Македонии), от подав.ляющего большинства своих подданных, усиливало религиозные настроения и верования. Абсолютистские монархи эллинизма, восстанавливая древнейшие традиции в своих государствах, закономерно стремились к теократическому властвованию. Первый пример дал уже сам Александр Македонский, совершенно уверовавший благодаря оракулу верховного бога Египта Амона (в дальнейшем здесь был утвержден его официальный культ), что он его сын (332 г.). Его преемники в бывшей Вавилонии и в Египте опирались на зависящих от них жреоов, уверенно присваивали себе различные божественные титулы. Третий царь из династии Селевкидов Антиох II (261—2461 носил самый «скромный" титул — Теос-Бог. Среди царских титулов других монархов этой династии, как и династии египетских Птолемеев, были Сотеры-Спасители, Евергеты-Благодетели, Епифаны-|Бого)Явленные. Впрочем, некоторые из них (особенно располагавшие огромными богатствами Птолемеи) проявляли себя и как филантропы.

Божественные титулы эллинистических царей свидетельствовали о силе религиозных верований, а они во многом изменились в эту эпоху. Греки принесли своих богов в восточное Средиземноморье, в частности и в особенности Диониса, артистический культ которого получил широкое распространение. Но ни он, ни другие греческие боги не могли устоять перед египетскими и ближневосточными богами. Их преобладающий авторитет был прямо пропорционален их огромной древности, которую сами греки охотно признавали.

Совершенно другая ситуация в сфере религиозной жизни существовала в Египте и на Ближнем Востоке. За множество веков здесь сложились могущественные жреческие корпорации, шлифовавшие божественные культы. В Египте экономически они весьма зависели от Птолемеев, провозгласивших себя преемниками фараонов, земельных монополистов, обладавших огромными денежными и другими богатствами. Но и те зависели от жрецов, господствовавших над умами нещадно эксплуатируемого, в сущности, закрепощенного крестьянства, да и жителей городов (прежде всего, конечно, египтян). Когда многим крестьянам становилось невыносимо, они покидали свои по,ля и находили прибежище в храмах. Царь же не мог изгонять их из этих священных обителей, ибо и сам он был во власти тех же религиозных представлений. Вернее же сказать, жрецы были много ближе к темному и верующему народу, чем верховный царь, какие бы священные имена он ни носил.

Хотя, подобно древним фараонам, Птолемеи (323 — 30) приписывали себе божественные атрибуты и многие их чтили как земных богов, но они были все же зримыми богами, тогда как подлинный бог. как неколебимый устой веры, должен быть незримым, таинственным богом. Только такого бога могло принять массовое сознание, завораживаемое таинствами религиозных мистерий. Уже Птолемей I. отнюдь не забывший греческих богов, обратился к египетским. Самым распространенным и влиятельным из них был Осирис. При содействии комиссии жрецов, в особенности упомянутого выше Манефона и одного афинянина жреческого рода, Птолемей С отер учредил культ Сераписа, в котором непосредственно слились Осирис и бы ко образный бог плодородия Апис. Но в качестве верховного бога Серапис объединил в себе многие космические, хтонические и антропологические аспекты, а вместе с ними поглотил ряд греческих богов, носителей этих аспектов. Как бог подземного мира Серапис воплотил в себе Аида, как бог водной и других стихий — Посейдона, как бог Солнца — Аполлона. Погружался в таинственного Сераписа и мистический неистовый Дионис. Сближался этот новый-старый бог и с Зевсом. Первоначально его культ стал культом Александрии, где был сооружен его большой храм Серапеум. В дальнейшем этот культ проник в Грецию, а затем и во многие города Римской империи, где воздвигались другие серапеумы.

Более спонтанно продолжался, усложнялся и углублялся культ Исиды. «Тысячеименная», она олицетворяла фактически все, связанное с .любовью, супружеством, материнством, плодородием. Главным образом женское божество, Исида отодвинула на второй и третий план греческих богинь женского рода, отождествляясь с ними. Множество явлений цивилизации считалось ее даром и находилось на ее попечении. Ей были присущи и космические аспекты. Она стала — наряду с Сераписом — самой почитаемой богиней в Греции, а затем и в Риме. Не утратившая и животно-растительных рудиментов, Исида нередко изображалась с младенцем Хором на руках. Многие историки религии и цивилизации видят в ней прототип Богоматери Марии. 185

Конечно, Серапис и Исида, будучи наиболее почитаемыми, полностью не отменяли других богов, сохранявших свои позиции в тех или иных странах и городах. Например, весьма распространен был культ фригийской по происхождению Кибелы, Великой матери богов и всякой жизни. Ее культ тоже поглошал некоторые греческие и римские культы. Да и сам Зевс сливался с некоторыми богами ближневосточного, семитического пантеона и под именем Высочайшего (Гипсиста) почитался и там, как и в самой Греции, выявляя стремление к монотеизму, присущее эпохе эллинизма и завершившееся в римские времена христианством.

Важнейшие предпосылки для него появились именно в эту эпоху. При втором Птолемее начался перевод на койне Ветхого Завета, который продолжался до I в. Даже среди самих евреев Яхве становился более абстрактным (например, в Малой Азии и он стал л Богом высочайшим» — Theos hypsistos). В иудаизм проникли поверья, отсутствовавшие в книгах, появившихся до начала этого перевода. Возможно, под влиянием иранской мифологии появились представления об ангелах и демонах, а также о бессмертии индивидуальных душ и о конечном воскрешении их из мертвых, о загробных карах и воздаяниях. Возникла в I в. и радикальная секта ессеев с ее верой в Мессию как «Учителя праведносте» (возможно, под влиянием пифагорейства). В дальнейшем она трансформировалась в христианство.

В контексте религиозных представлений, приходивших в эллинистический мир из бывшей Вавилонии, огромную роль в ту эпоху стала играть астрология. Многовековые наблюдения неба вавилонскими жрецами с вершин своих храмов-зиккуратов, в процессе которых были сделаны важнейшие астрономические открытия (например, периодичность солнечных затмений), породили культ звезд и тем более планет. Извечное постоянство их движений, по-видимому, более, чем .любые другие факты, утверждало позиции Геймармене. В силу глобальной идеи тождества микро- и макрокосма ее необоримая сила распространялась на человеческий мир, как и на отдельных .людей. Микрокосм, порождавший представления о макрокосме, оказывался полностью зависимым от него, определяемой частицей небесной целостности. Земные события дублируют небесные, соответствуют им. Движущиеся планеты по астрологическим поверьям — «переводчики» воли звезд, которую могут понимать и трактовать специалисты, каковыми в Вавилонии были, конечно, жрецы. Около 280 г. упомянутый выше Бе рос принес эту «науку» в Грецию (организовав астрологическую школу на о. Кос]. Во II в. астрологические поверья, разносимые халдейскими гадателями, составлявшими гороскопы, распространились по всему эллинистическому. а затем и римскому миру. Семь планет подучили имена греческих богов (и теперь всем известиы под их римскими именами). Им соответствовали семь гласных букв греческого алфавита и определенные части человеческого тела. Это священное число стало употребляться тогда в разных контекстах и до сих пор живет в нашей семидневной неделе.

Однако в весьма индивидуализированных эллинистических со- 186 обществах далеко не все были готовы безропотно принять неумолимый

приговор Геймармене, предопределенный постоянством звезд и, казалось, подчиненным им движением светил. И здесь Тихе, возвещавшая возможность случайных исключений из любой необходимости, приходила на помощь ищущим выхода из безнадежного на первый взгляд приговора Геймармене. Само небо отнюдь не всегда демонстрировало неизменное постоянство, о чем свидетельствовали, в частности, кометы, неожиданно вторгавшиеся в зримый космос из недр бесконечности. Да и сами астрологи, учитывая жгучий интерес многих индивидов к счастливым поворотам в своей судьбе, допускали благоприятные и неблагоприятные для него положения звезд и планет. Тихе здесь помогала, лазейка всегда находилась.

Другой вариант, подтверждающий силу действенного человека, был заключен в магизирующем компоненте его религиозно-антирелигиозного сознания. Оно в наиболее сумбурной форме проявлялось, как мы видели, уже в эпоху первобытного, слабо цивилизованного человека. Теперь же, когда достижения цивилизации стали столь внушительными, они в значительно большей мере подтверждали магические представления о позитивных возможностях человеческой силы. А олицетворялись они. конечно, мифологически, в образах богов.

Наиболее распространенным из них стал упомянутый выше Тот, создатель интеллектуальных основ египетской цивилизации и автор священных книг («Книги мертвых» и др.). которые считались более древними, чем философские сочинения греков и еврейский Ветхий Завет. Теперь он слился с широко известным греческим Гермесом, некогда хитроумным и ловким обманщиком Аполлона (прадедом Одиссея по матери|. Одна из важнейших его функций — быть проводником душ умерших в царство Аида — делала его посредником между жизнью и смертью, между людьми и богами — функция, близкая тем, которые исполнял Тот при исследовании душ умерших. Один из олимпийских богов стал Гермесом Трижды величайшим (Трисмегист) — олицетворением эзотерических, сокровенных «наук», в которых тотальное знание о природном звездно-земном макрокосме опиралось на умение проникать в мир богов и демонических духов, способность вызывать их для помощи в своих стремлениях к овладению скрытыми (оккультными) силами, поднимающими такого человека к высшему могуществу. Мистико-интуитивное «знание», .лишенное логических экспликаций, становилось основой магизирую- щей практики. Сложилась устойчивая и весьма влиятельная герметическая традиция, которая нашла свое выражение во множестве сочинений на греческом, латинском, позднеегипетском |коптском| языках.

В некоторых из этих сочинений, относящихся к позднему эллинизму, содержались рецепты превращения распространенных металлов в золото и серебро, а в дальнейшем и приготовления универсальных лекарств, помогающих при многих болезнях и отдаляющих смерть. Так возникла алхимия — наиболее практический аспект магии, тесно связанный с астрологией. 187 Весьма значительным было продвижение эллинистической эпохи — прежде всего среди египетских греков, но. конечно, и в самой Греции — в сфере светской культуры. Историки фиксируют здесь успехи школьного, гимнасического образования, расширения языковой и даже математической грамотности. Увеличилось число «изданий» книг-свитков (на папирусе, а затем и на пергаменте | посредством обученных грамоте рабов.

Эпохальное значение имело учреждение Птолемеем 1 по идее перипатетика Деметрия Фалерского Мусейона, храма всех муз, покровительниц искусств и наук при царском дворце. Одновременно была учреждена государственная Библиотека, которая в дальнейшем стала крупнейшим книгохранилищем Древности (несколько сотен тысяч папирусных свитков). До того в Греции иногда собирались отдельные библиотеки, в частности, собрание книг Аристотеля. Возможно, Деметрий, ученик Теофраста. ставший во главе этой Библиотеки, перевез сюда и какие-то книги Аристотеля. Прообразом Александрийской библиотеки можно считать собрание тысяч глиняных клинописных табличек во дворце ассирийского царя 7 в. Ашшл-рбанипала. ГрекоязычЕзые же библиотеки появились теперь в Пергаме и в других городах эллинистического мира.

Птолемеям были необходимы жрецы, которые оставались носителями различных практических знаний, и в особенности главного из них — «знания» общения с богами, с миром посмертного существования. Союз со жрецами — как бы ни осложнялся он временами из-за имущественных притязаний и контрпритязаний — был важнейшим идеологическим условием умножения богатств царей. Но те же богатства позволяли Птолемеям содержать в Мусейоне и при Библиотеке многих ученых, получавших возможность отдавать свое время делу научных исследований. Спонсорство Птолемеев, даже ее,ли оно стимулировалось лишь монархическим тщеславием, — предвосхищение аналогичных действий монархов и государственных руководителей Нового времени в Европе.

Серапеум и Мусейон — два интеллектуально взаимоисключающих, а социально взаимодополняющих феномена и учреждения древнеегипетской культуры. В последнем из них открывалась новая, эпохальная страница эллинистической культуры — развитие чисто научного знания, носители которого в большинстве случаев не были философами и не принадлежали к философским школам. В века классического эллинизма были накоплены огромные литературные и научные богатства. Наступило время их осмысления, специализации и систематизации, в процессе которых делались открытия, интеллектуальный вектор коих пронизывал века и послужил стимулом научных исследований в эпоху арабоязычного Средневековья и тем более в занадноевропейском Ренессансе и Новом времени.

Из гуманитарных нате, культивировавшихся в Мусейоне и при Библиотеке, значительная роль принадлежит фіьіологии [появился сам этот термин). Упомянем здесь Зенодота Эфесского. Аполлония Родосского. Каллимаха Киренского, Аристофана Византийского, Аристарха Самофра- 188 кийского. Они критически установили тексты писателей классической

эпохи, начиная с Гомера, составили комментарии к ним. Некоторые из них и сами подвизались в поэзии, как изящный поэт Каллимах и его ученик Аполлоний, написавший — в противоположность своему учителю — эпическую поэму «Аргонавтика» (ссылки на некоторые ее образы были сделаны выше|.

Примечательным памятником естественно-научной поэзии стало произведение Арата «Явления». Правда, автор не имел отношения к Мусейону, проживая в Афинах и при дворе Антигонидов в Македонии. В своей поэме, написанной гекзаметром, автор описывает звездное небо и небесные явления, руководствуясь астрономическим учением упомянутого выше пифагорейца Евдокса Книдского. В поэтический текст включены также звездные мифы. Наука выступает здесь в поэтической форме.

В александрийском Мусейоне математика, которая в предшествующий, классический период интеллектуальной культуры стала синонимом научности, достигла огромного прогресса. Широко известное имя Евклида (а кроме имени о нем почта ничего не известно), жившего при Птолемее I, соединяет математику пифагорейско-платоновского круга с математикой нового, эллинистического периода. Знаменитые «Начала» («Стойхейа» — «Элементы») историки математики нередко трактуют главным образом как систематизацию математических открытий пифагорейских ученых платоновского круга — Архита. Тоэтета и упомянутого выше Евдокса. Однако систематизация вообще, математическая в особенности. — сугубо творческая деятельность, открывающая новые истины. Таковой, в сущности, является уже сама целостность общего результата по отношению к той частности, на основе которой он образуется.

«Начала» Евклида — неувядающий образец строжайшей дедуктивно- сти в теории. В принципе это произведение по элементарной геометрии, ставшее ее «учебником» вплоть до Нового времени. Здесь торжествует точность ходов рассудочной мысли и полученных выводов, которая резко противостоит приблизительной рецептурности, которая была определяющей для повседневной практичности египетских и древневосточных расчетов, курировавшихся жрецами. При этом полученная точность оставалась достижением чисто теорий ной мысли, сто,ль характерной для платоновско-аристотелевской философии. Вспоминается легенда (восходящая к Проклу [см. далее]], согласно которой Евклид на вопрос некоего юноши о практической пользе, которую он сможет получить, изучив его «Начала», просил раба дать ему денежку в награду за его учение. Первый стимул подлинного ученого, не говоря уже о философе. — всепоглощающий интерес к предмету своих занятий и размышлений.

Обобщая этот сюжет, следует утверждать, что. по-видимому, общим законом строго научного мышления является упреждение практических действий, связанных с его заключениями, на длительное время даже на века и тысячелетия, как это можно утверждать в отношении многих результатов античной науки.

Первая книга «Начал» открывается определениями (horoi) точки, .линии, поверхнос™. Затем следуют постулаты (латинский перевод греч. 189 aitemata — «требования»), аксиомы |Проклова передача Евклидовых «общих понятий» — koinai ennoiai — примечательное словосочетание, хотя «аксиомы» встречаются и у Аристотеля). Далее следуют параллельные .-линии, треугольники, параллелограммы.

Примечательно также, что рассмотрение чисел и их отношений во второй книге производится посредством геометрических фигур. В этом особенность греческой математики, в которой ввиду отсутствия знаков для чисел (которые в ограниченной мере представлялись буквами) они выражались геометрическими образами (с чем мы выше познакомились при рассмотрении пифагорейской математики). Такие образы наиболее соответствовали ее теорийиости.

В целом же первые шесть книг излагают планиметрию, последующие четыре — теорию чисел, причем десятая трактует теорию несоизмеримых линий и иррациональных чисел. Последние три книги посвящены в основном стереометрии, в частности, рассмотрению пяти правильных многогранников, с которыми мы ознакомились у Платона.

Выдающимся геометром, жившим позже Евклида |в Александрии и Пергаме) был Аполлоний из Перги, автор «Конических сечений», где, в частности, исследованы эллипс, парабола и гипербола, а сам трактат получил высокую оценку европейских математиков Нового времени.

К александрийскому Мусейону в том же 3 в. имел отношение и великий сиракузянин Архимед, считающийся самым творческим математиком и одновременно механиком и инженером Античности, автором тринадцати сочинений по частным, но первостепенным вопросам. В «Измерении Kpyrass автор использует интегральный метод — увеличивая число сторон вписанного в окружность и описанного вокруг нее правильного многогранника, получает весьма точное значение числа л. заключенное между 3.141 и 3,142. Напомним здесь о его точном вычислении соотношения объемов цилиндра и вписанного в него шара (фигура, изображенная на надгробии Архимеда). поверхности шара и его объема и других более сложных геометрических фигур. Широко известен и закон Архимеда из области гидростатики.

Замечательная сторона деятельности ученого состояла и в практическом осуществлении его механицистских идей — прообраз планетария, в котором небо приводилось в движение водой (а светила руками); знаменитый рычаг; ворот для передвижения тяжестей; бесконечный («архимедов») винт для откачивания воды из кораблей и подачи воды для орошения полей. Считается, что здесь Архимед как бы нарушил аристократическо-созерцательную ментальность, характерную для Платона (и Аристотеля), и, мол, стыдился практических применений своего гения. Однако все же не следует абсолютизировать такого рода созерцательность, в особенности в новую эллинистическую эпоху, когда возрастала прагматическая настоятельность, да еще в условиях орошаемой земледельческой, как и торговой, экономики Египта и 190 Ближнего Востока. Быть может, еще большая практическая значимость

рождалась военным делом — в условиях потери самостоятельности и возможной порабощенности целых этносов и государств. Отсюда сообщения древних источников (легенды?) о военных применениях механических рззобретений Архимеда.

В целом же, конечно, далекий еще тогда от иссякания дешевый труд рабов (и крепостных) не давал возможностей для применения механических изобретений. Отсюда и феномен александрийского ученого и инженера Герона (жившего, вероятно, уже в 1 в.), механические приспособления которого, основанные на силе пара, тоже могли получать применение в военном деле, если не были простыми игрушками. Существовали тогда и другие механические приспособления.

В этом кратком обзоре невозможно не упомянуть и многостороннего ученого 3 в. Эратосфена (заведовавшего в течение многих лет Александрийской библиотекой], особенно прославившегося в области математики, астрономии и географии. Еще Аристотель, на основе тени Земли на Луне во время ее затмений, пришел к заключению, что округлая Земля представ,ляет собой небольшой, по сравнению со всем небом шар (О небе, 298 а 7— в|. но все же утверждал, что длина ее окружности значительно превосходит 70 тыс. км. Эратосфен применил здесь гениально простой способ вычисления — по величине угла, который солнечные лучи в зените образуют с направлением к центру Земли, и расстоянию между Александрией и Сиеной. Получился 39 681 км (погрешность 410 км — результат незнания Эратосфеном того, что два этих города находятся не на одном меридиане].

Географические идеи Эратосфена учитывали последние тогда данные, появившиеся в результате походов Александра Македонского и, по-видимому, каких-то путешествий в до,ль африканского побережья. Общий вывод Эратосфена состоял в том. что мировой океан один, а Европа—Азия—Африка состав,ляют единый остров, что из Испании в Индию можно доплыть, обогнув Африку.

Замечательны и астрономические идеи и достижения эллинистической астрономии. Здесь она пошла дальше пифагорейских представлений о космосе.

Напомним, что Филолай впервые выдвинул негеоцентрическую идею его структуры, согласно которой небо неподвижных звезд, все планеты, включая Солнце и саму Землю, обращаются вокруг небесного огня Это была еще ценностно-мифологическая идея, поскольку Центральный огонь олицетворялся богиней домашнего очага Гестией (дочь Кроноса и сестра Зевса), и в духе эпохи считалось, что обращение вокруг него повышало достоинство светил.

Успехи наблюдательной астрономии побудили Ге ракли да Понтий- ского, примыкавшего к пифагоризму и платоновской Академии, где-то на грани эллинистической эпохи сформулировать другую идею структуры космоса. Она закреп.ляла воззрение о вращении Земли вокруг собственной оси как причине чередования дня и ночи при неподвижном небе. Кроме того. Гераклид считал, что Меркурий и Венера обращаются вокруг Солнца, а оно — вокруг Земли. 191

Еще дальше пошел Аристарх Сам ос с кий, ученик схоларха Ликея Стратона, живший в 3 в. Его понимание структуры космоса основывалось на вычислении размеров и взаимных расстояний Земли, Луны и Солнца. При всем несовершенстве наблюдений и вычислений Аристарха все же оказывалось, что объем Солнца в несколько тысяч раз больше объема Земли и тем более Луны, а между ними расстояние значительно больше, чем тогда считалось. Эти расчеты привели Аристарха к выводу, что в центре космоса находится неподвижное Солнце, а Земля, вращающаяся вокруг своей оси. обращается, как и другие планеты, вокруг Солнца по круговой орбите. Небо же неподвижных звезд отстоит от планет на колоссальное расстояние.

Однако эта великая идея античного предшественника Коперника слишком противоречила непосредственным наблюдениям движения Солнца, Луны и других планет. Другой выдающийся астроном, Гиппарх из Никеи (2 в.), на основе собственных наблюдений и расчетов (и таблиц вавилонских жрецов) вернулся к геоцентристской идее структуры Космоса, считая при этом вслед за Евдоксом Книдским, что планеты при обращении вокруг Земли совершают эпициклы.

Ученые Мусейона много сделали для изучения анатомии и физиологии человека. Египетская практика мумифицирования позволила врачам Герофилу и Эрасистрату (происходившему с о. Кос, родины Гиппократа\ препарировать трупы. Они открыли нервную систему, установили роль головного и спинного мозга, выявили кровообращение (связывая его только с венами), сделали некоторые другие открытия.

Сила интеллектуальной компоненты алексацдрийской культуры была столь велика, что она не иссякла в первые века н. э.. когда все большее влияние приобретали ближневосточные религиозные верования и постепенно ^торжествовало христианство, имевшее в Александрии свой главный центр.

Даже в этих условиях не умирал Мусейон с какими-то остатками Библиотеки. Здесь в III в. действовали крупнейшие математики Диофант и Папп, арифметическое и алгебраическое творчество которых было высоко оценено только в эпоху Декарта и европейской математикой Нового времени.

Во II в. в Александрии жил великий астроном Клавдий Птолемей, автор «Великого математического построения астрономии»). Исходя из геоцентрической концепции космоса Аристотеля, но будучи астроном ом-н а блюдателем и математиком. Птолемей отбросил его совершенно умозрительную «теорию» небесных сфер, по которым планеты должны обращаться вокруг Земли. Опираясь на свои идеи эпициклов (малых крлтов|. дифферентов |больших кругов) и так называемых эксцентриков, великий астроном сделал возможным пред- вычисления положений планет (что Платон считал невозможным для человеческого ума|. Это великое завоевание человеческой мысли, пускай и на основе неверной геоцентрической идеи, открывало на долгое время хорошие практические возможности для применения 192 ее в мореплавании и других областях.