Философия истории.

Политическая история стран Западной Европы к этому времени претерпела большие, можно сказать даже, радикальные перемены. Мечты французских, ряда немецких и других просветителей, включая самого Фихте, о наступлении царства разума, индивидуальной и общественной свободы, упования, возбужденные началом и развитием победоносной — в отношении внешних врагов — французской революции, стали сникать и отступать по мере укрепления самовластия Наполеона внутри Франции и империалистского подчинения соседних государств. Разочарование, вызванное такими событиями, усиливало критику революционных событий со стороны, в особенности, религиозных мыслителей, доказывавших сложность общественной жизни, невозможность ее радикальных изменений человеческими усилиями во имя абстрактного разума, изменений, совершенно не предвидимых теми, кто их замышлял и стремился реализовать. В такой ситуации снова усиливалась идея божественного Провидения, пути которого совершенно непредсказуемы.

В определенной мере таким настроениям поддался и Фихте. Однако он не отказался ни от идеи Разума, ни от идеи свободы, с ним тесно связанной.

Доктрина философии истории, которую Фихте обрисовал в вышеназванном произведении, радикально отличалась от французских ее вариантов, начало которым положил Вольтер. Выдающийся для своего времени историк торжество Разума в продвижении цивилизации увязывал со многими ее особо значимыми фактами мировой истории.

Кант в своей программной статье «Идеи всеобщей истории во всемирно гражданском плане», в общем, отделял этический аспект, присущий индивидуальному человеку, от родового его измерения, которое детерминистически складывается из взаимоотталкивания и взаимопритяжения индивидов. Хотя автор названного произведения (как и сочинения «К вечному миру») телеологически сохранял понятие цели истории в ее возможной реализации в некоем сверхотдаленном будущем, однако она осуществляется, в общем, на детерминистическо- эмпирическом пути.

Все конкретно-эмпирические исследования истории («хроника»), с необходимостью связанные с изучением фактов, Фихте решительно отрицал как малозначимые, если не бесплодные. Конкретную историю, за исключением своей эпохи, он знал, в общем, плохо. Стремясь к ее философскому осмыслению, автор «Назначения человека» и «Основных черт современной эпохи» рассуждал чисто спекулятивно, исходя из идеалистической и этической концепции действия, не задаваясь при этом вопросом о происхождении человечества как неразрешимым. Но психологическо-познавательная компонента человека, как и многие факты созданной им культуры, легла в основу осмысления истории Фихте, которое можно осуществить «а priori и исключительно по правилам умозаключения из установленного мною принципа» (там же, т. И, с. 377).

Автор «Наукоучения» убежден, что ход истории телеологичен и подчинен исполнению некоего «мирового плана», который «есть понятие единства всей земной жизни человечества» (там же, с. 365). Хотя при раскрытии отдельных эпох, на которые распадается такой «план», Фихте использует отдельные выражения Священного Писания, было бы опрометчиво трактовать их чисто теологически. Бог, который время от времени появляется на страницах произведений великого идеалиста как синоним абсолютного Я, отнюдь не монистическо-христианский, всемогущий творец всего сущего «из ничто».

Высшая цель «мирового плана» состоит в «назначении человеческого рода — объединиться в одно тело, известное себе во всех своих частях и одинаково построенное» (там же, с. 175). В соответствии с 689

такой целью осмысление истории — это выявление развития жизни человеческого рода, а отнюдь не индивида, который ему подчинен и даже приносит свою жизнь ему в жертву (и здесь Фихте, можно сказать, следует за Кантом).

Мировой план человеческой истории распадается на отдельные эпохи. Каждая из них, будучи целью предыдущей, составляет как бы ее причину. Низшее бессильно породить высшее, но может быть объяснено только из него, в чем и выражается его телеологическое превосходство — по сути, общая идея всякого идеализма, инициированная в Античности еще Платоном. В первый период своей земной жизни человеческий род «живет и существует, еще не устроив своих отношений свободно и сообразно разуму», а второй наступает, «когда он свободно осуществляет это разумное устройство» (там же, с. 367). Два этих периода конкретизируются в пяти эпохах.

В первой из них господствует «смутный инстинкт». «Инстинкт слеп, это сознание без разумных причин» (там же). Здесь не может быть речи о разумной свободе, а господство слепого инстинкта означает невинность человеческого рода. Это как бы предыстория человеческого рода. Во вторую эпоху просыпается «разумный инстинкт», возникают хотя и ограниченные, но все же «положительные системы мировоззрения и жизнепонимания», авторитарные системы, требующие слепой веры и подчинения одних членов человеческого рода другим. Хотя здесь явно имеются в виду религиозно-теологические системы учений, автор характеризует эту эпоху как «состояние начинающейся греховности». Третью эпоху он именует «эпохой освобождения» от разумного инстинкта и разума вообще (о чем свидетельствует «примитивный» эмпиризм Локка), равнодушия ко всякой истине, полной разнузданности и «завершенной греховности» (с.

Хотя четвертая и тем более пятая эпохи скорее выражают будущее человечества, автор «Основных черт современной эпохи» трактует их как бы возвращением к «невинности» первоначальной эпохи. Основанием такого заключения служит достижение индивидом, становящимся личностью, жизни в роде и для рода. Такой «циклизм», по убеждению Фихте, и составляет ход человеческой истории, хотя две последние эпохи далеко еще не достигнуты. Но разумное становление через свободу всегда будет составлять смысл человеческой истории, который автор «Основных черт» вывел из опыта западноевропейской истории, как он

его понимал. Фихте, конечно, знал о существовании «диких» народов, а миссия европейских народов заключается в том, чтобы приблизить их к собственной истории.