Философия истории.

Свое осмысление истории Гегель противопоставляет тем авторам, которые из прагматических соображений излагают факты той или иной страны и эпохи, стремясь почерпнуть в ее истории различные уроки для своей современности.

Процесс мировой истории трактуется автором «Философии духа» и рассматриваемых «Лекций» опять телеологически. «Подобно тому как зародыш содержит в себе всю природу дерева, вкус, форму плодов, так и первые проявления духа виртуально содержат в себе всю историю» (6, с. 18). В ней реализуется «некоторая конечная цель», даже осуществляется «план провидения» (Vorsehung) (2, с. 366), отождествляемого с «божественной премудростью».

Гегель, конечно, рационализирует здесь одно из основоположных представлений-понятий монотеизма, ибо мировой дух проявляется в истории как разум, в его авторской трактовке.

«конечных» индивидов, в которой они руководствуются эгоистическими интересами. В их составе потребности, «страсти, своекорыстные цеди, удовлетворение эгоизма имеют наибольшую силу». Более того, «ничто великое в мире не совершается без страсти» (там же, с. 20, 22).

Трудовая деятельность «конечных» индивидов представляет собой «средний термин» между всеобщей идеей, пребывающей «в глубине духа», и «внешним», материальным миром. Всеобщая идея оборачивается и трактуется в рассматриваемом произведении как уже знакомая нам великая идея отчуждения результатов человеческой деятельности от самих деятелей. «Во всемирной истории благодаря действиям людей вообще получаются и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о которых они непосредственно знают и которых они желают... осуществляется еще и нечто дальнейшее, нечто такое, что скрытно содержится в них, но не осознавалось ими и не входило в их намерения» (там же, с. 27).

Такая неизбежная в обществе тотальная ситуация выявляет другую, социальную функцию разума, названную Гегелем хитростью разума (List der Vernunft), который «столь же хитер, сколь могуществен». Позволяя людям, этим конечным существам, «действовать как им угодно», не стесняя «игру их страстей и интересов» (1, т.

Ирония истории выявляет трагизм ее массовых, «воспроизводящих», как иногда Гегель осмысливает деятельность рядовых «индивидов», без которых не состоялась бы никакая история. Трагизм появляется всегда, когда люди обманываются в своих ожиданиях. Тотализируя эту ситуацию, автор «Философии истории» убежден, что «всемирная история не есть арена счастья. Периоды счастья являются в ней пустыми листами, потому что они являются периодами гармонии, отсутствия противоположностей» (6, с. 26).

Однако мировой дух не всех объектно-субъектов делает одинаково несчастными. Воспроизводящие индивиды преследуют только частные цели и страсти их достаточно мелкие. Много выше поднимаются над ними те практические, политические деятели, личностные цели коих стремятся к всеобщему и «содержат в себе тот субстанциальный элемент, который составляет волю мирового духа» (там же, с. 29). Гегель называет их всемирно историческими личностями, «духовными руководителями», «доверенными лицами всемирного духа» (там же, с. 30). Немецкие романтики под влиянием волюнтаризма Фихте, а затем, еще более того, иррационализма Шеллинга видели в таких героях, как называет их автор «Философии истории», деятелей, творящих историю «из себя», как бы произвольно. По Гегелю же, эти проницательные политики прозревают не только ближайшие, но и более отдаленные цели 748 мирового духа, совершенно скрытые от обычных людей. Они глубоко

понимают историческую необходимость для данного народа и своей эпохи, ибо «они в такой же мере были орудиями духа своего времени и своего народа, в какой, наоборот, самый этот народ служит для этих героев орудием осуществления их деяний» (т. 2, с. 22 — 23).

В своих действиях эти руководители народа тоже переживают страсти, притом во много раз более сильные, чем у обычных людей.

Такие деятели — и даже все государи — тоже несчастливы. Притом их несчастья более сокрушительны, чем у рядовых людей. Александр Македонский рано умер, Цезарь был убит, Наполеон сослан на отдаленный остров.

Другую конкретизацию хода мировой истории Гегель осуществляет понятием народного духа (Volksgeist), коллективной индивидуальности, присущей всем этносам, достигшим государственности. Это понятие сформировалось в исторической школе права для осмысления арматуры государственности, а Гегель расширил понятие народного духа, сделав его более полнокровным. Государство как действенность нравственной идеи, выраженной в его правопорядках, как «индивидуальное целое», бесчисленными нитями соединено с религией, искусством, наукой, философией — со всей сферой духовной культуры (и даже с техническим умением).

Хотя религия и укоренена в чувствах, но философ, стремящийся к тотальной рационализации, подчеркивает наличие в ней некоторого фактора размышления, считая, что оно «находит свое выражение в культе» (6, с. 47). В содержании самого народного духа первостепенна социальная роль религии, ибо она «есть та область, в которой народ выражает свое определение того, что он считает истинным» (там же, с. 48). Отсюда тесная связь религии с «принципом государства».

Названные выше компоненты духовной культуры получили у Гегеля специальную разработку, и мы ее рассмотрим в дальнейшем. Теперь же отметим непонятное на первый взгляд вторжение в его осмысление истории географического фактора. Уже в «Философии духа» автор подчеркнул необходимость для выявления содержания духа народа «момента географической и климатической определенности» (2, с. 365. Здесь выявляется влияние «Духа законов» Монтескье). В самой «Философии истории» имеется специальный раздел «Географическая основа всемирной истории».

Поступательное развитие разума в истории реализуется в «диалектике» смены «народных духов». Каждый из них или соответствует, или не соответствует тому смыслу и содержанию, которые ставит в данную эпоху мировой дух, стремящийся научить народы все большему 749

пониманию свободы. Полного соответствия такому прогрессу достигает только один народ, дух которого становится подлинно историческим, всемирно историческим. Все остальные народы остаются на обочине исторического процесса и коснеют в своем провинциализме.

Абсолютный дух, совершая «всемирный суд», шествует с Востока на Запад. Первый из них охватывает главным образом древние культуры Китая, Индии и Персии, о которых Гегель имел смутные представления. Автор «Философии всемирной истории» в соответствии с его умозрительной конструкцией выносит категорический «суд», по которому мировой дух здесь еще не проснулся, индивидуальное творческое начало отсутствует и только один свободен — деспот, возглавляющий и символизирующий государство.

Сознание свободы просыпается в Древней Греции, культуру которой Гегель хорошо знал и ценил с юности. Здесь четко выявилось индивидуальное начало, но оно еще слабо поднимается над естественными географическими условиями. Формирование прекрасной индивидуальности, в особенности проявляющейся в искусстве, все же мировой дух осуществил здесь. Однако, поскольку свободны только граждане полиса, а их жизнь невозможна без рабов, следует вывод, по которому здесь лишь некоторые свободны.

От Древней Греции отличен Древний Рим. Мощное правовое начало, свойственное его государственности, свидетельствует о формировании здесь личности, которой противостоит всесильный император.

Свое шествие мировой дух завершает в «германском мире», с которым неразрывно связана вся западноевропейская история — со времен Средневековья — и культура. Ее решающий компонент — христианство. Поскольку оно обращается ко всем людям, они в принципе все свободны! Не забывает идеалист и положительной стороны Французской революции, несмотря на выявление абстрактности принципов свободы, равенства и братства.

В целом же мировой дух достигает своей завершающей цели в Европе (собственно западной). Отсюда справедливая критика Гегеля многими историками и философами, изобличающая его европоцентризм.