Критика К. Э. Циолковским науки и перспективы ее развития.

В работе «Общественный строй» ученый писал: «Но все ли это? Неужели нет знаний и выводов еще более высоких? Наука существует секунду, момент в сравнении с бесконечностью времен прошедших и будущих. Может ли она полно узнать бесконечно сложную вселенную, развивавшуюся бесконечное число дециллионов лет и давшую, по необходимости, беспредельную сложность явлений?

Как мы, дети мгновения, дети одной пылинки космоса, можем безошибочно разобраться в этой сложности, или хоть приблизительно обнять ее? Не упустим ли беспредельность и не постигнем ли только одну каплю ее?

Поэтому будем скромны в оценке наших знаний, признаем неведомое, преклонимся перед ним и поникнем с благоговейным изумлением.

Но и то основание, до которого мы дошли путем естествоведения, дает большую отраду и твердую опору для устройства общественной жизни человечества. Ведь иного основания пока нет, и потому мы правы, основываясь только на твердых началах науки» [Общественный строй, Миражи, с. 141].

Истина понималась им как процесс, и фундамент, на котором строились современные ему представления об истине, должен был постоянно изменяться, будучи способным не только к наращиванию, но и к трансформации.

Д. 481. Л. 2].

Рассмотрим позицию методологического сомнения, которой придерживался ученый. Оно предполагало следующую гносеологическую посылку. Человек начинает познавать мир, вырабатывает инструмент и критерии познания. Он получает некоторую сумму знаний, которые как будто являются истинными, так как позволяют адекватно действовать в этом мире, преобразовывать его, достигать успехов в решении поставленных задач. Однако было бы ошибкой считать эти знания окончательными. Мало того, считать саму парадигму выработки знания единственной и безупречной. В письме Горьковскому геофизическому обществу от 29 марта 1933 г. ученый прямо отрицал абсолютизацию конкретных научных знаний: «Только я революционер, упрямый козел, и все, что ни вижу, отрицаю, начиная с высших границ науки. Часто там, где Вы преклоняетесь и благоговеете, я ненавижу. В этом отношении ближе ко мне покойный и незабвенный С. В. Щербаков...» [АРАН, Ф. 555. On. 1. Д. 31а. J1. 2]. Разумеется, здесь должна быть найдена золотая середина между скептицизмом, релятивизмом и догматизмом. Должны быть обнаружены такие методологические основания, которые позволили бы не отрицать ранее достигнутого без особой надобности, но и не превращать конкретные знания в потолок, возведенный над нашим сознанием своими собственными руками. Умение подвергнуть сомнению устоявшееся и общепризнанное, умение поставить знак вопроса вместо положительной точки является предпосылкой к быстрому и безболезненному освобождению от ограниченности старого уровня знания.

Еще один упрек, который Циолковский - мыслитель мог предъявить науке как таковой: все научные отрасли занимаются отдельными аспектами мира, природы, человека, общества.

Что такое это цельное знание, принцип которого провозгласили еще славянофилы, правда, на иных методологических основах? В интерпретации космизма это прежде всего знание, имеющее универсальное применение. Однако на практике математика не связана с психологией, успехи физики, химии и физиологии не помогают человеку достичь бессмертия; исторические изыскания не способствуют налаживанию общественных отношений. В действительности проблема соотношения специального и универсального знания, а также его эффективного применения в обществе очень сложна. Она не разрешена по сей день ни в теоретическом, ни в практическом планах. Однако заслуга Циолковского заключается уже в том, что она была поставлена.

Разумеется, в постановке подобных социальных суперзадач, требовавших суперответов, русский космист не был одинок. Примерно в том же русле мыслил ровесник Циолковского, немецкий философ Э. Гуссерль. Проблема науки и научности была в центре его внимания как основоположника феноменологии. Что сближало позиции русского космиста и немецкого феноменолога? Во-первых, Гуссерль утверждал статус философии как точной науки. В отличие от различных школ XX в., противопоставлявших философию и рациональное научное мышление, он стремился воплотить принцип строгой научности в самой философии, продолжая, подобно Циолковскому, традицию Декарта и Лейбница. Во-вторых, к совокупности частных наук он предъявлял предельные, то есть философские, требования. Полагая, что в конце XIX в. европейскую науку охватил кризис, несмотря на ее успехи, он утверждал, что как философия, так и частные науки не способны исполнить свое призвание - дать нормативное руководство более высокому человеческому типу [Кризис европейских наук, с. 6]. А ставит ли перед собой подобную задачу современная наука? В- третьих, наука как отдельная сфера профессиональной деятельности не ставит и не разрешает проблем смысла жизни.

Гуссерль писал о настроении европейской молодежи, пережившей Первую мировую войну: «Эта наука, говорят нам, ничем не может нам помочь в наших жизненных нуждах. Она в принципе исключает как раз те вопросы, которые являются животрепещущими для человека, подверженного в наши злосчастные времена крайне судьбоносным превратностям: вопросы о смысле или бессмысленности всего этого человеческого вот-бытия. Разве в

силу своей всеобщности и необходимости для всех людей они не требуют также и всеобщего осмысления и ответа, основанного на усмотрении разума?» [Э. Гуссерль. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004, с. 20].

Возьмем хотя бы проблемы общества. Высшим критерием научной истины, по Циолковскому, становится достижение предельных индивидуальных и социальных благ: материальный достаток и правовое равенство людей, всеобщее счастье, бессмертие, свобода пребывания и перемещения в пространствах космоса. С точки зрения достижения таких параметров общественной жизни современная наука не только не способна решить эти задачи во всей их полноте, но даже и не ставит значительную часть из них.

На сегодняшний день существует не более трех основных парадигм социологического знания. Первой представляется утопия социального строительства, рисующая и в той или иной степени обосновывающая социальный идеал в философском, историческом, литературно-художественном планах. Утопия рисует идеал должного. Второй является теоретическая социология, предлагающая значительный спектр аналитических моделей развития общества - рефлексия о сущем. Третьей является практическая социология, изучающая конкретные общественные явления и выявляющая их статистику. Она идет по следам реальных процессов и событий в обществе, не оказывая влияния на их ход. Однако ни одна из названных парадигм практически не влияет на ход исторического процесса. Знания об обществе «зависают», являясь описательными или абстрактно-теоретическими. Не только вся совокупность стихийно складывающихся в обществе отношений, но и политика, экономика, право, административная деятельность развиваются вне суммы сложившихся знаний. На этот колоссальный разрыв также обращает внимание методология познания, предложенная Циолковским. Следовательно, космист мечтал о такой парадигме научного знания, которая прежде всего помогла бы правильно построить совокупность наиболее значимых социальных действий, то есть была бы востребована на практике и реализована.