<<
>>

3. Отношение к разуму

Много весьма радикальных скептических и даже агностических формулировок встречается у Санкеза, Бодена, Монтеня. Знаменательно, что такие же формулировки содержат работы М. Мерсен- на, сурово осуждавшего скептицизм и много с ним полимизиро- вавшего.
Полемика эта очень своеобразна. «...Не следует думать,— пншег Мерсенн,— что мы могли бы проникнуть в природу индивидов, потому что наши органы чувств, без которых разум ничего познать не может, видят лишь внешнее»21. Он утверждает, что «мы видим только внешность и поверхность природы, не будучи в состоянии проникнуть внутрь ее, и что всегда мы будем обладать знанием лишь ее внешних действий (effects exterienrs), не проникая в их причины и не зная способа, каким она действует» 22. На вопрос о том, можно ли знать что-либо в науках о природе или в математике, Мерсенн дает такой ответ: мы не можем объяснить свет, падение тел и большинство других явлений природы. Даже доказать, что мир, в котором мы живем, действительно существует (как свидетельствуют наши чувственные восприятия), а не представляет собой одпу лишь видимость,— невозможно. Так скверно обстоит дело с несомненностью истин физики. Что касаетея математики, то истинность ее положений условна: лишь если бы в действительности существовал в точности такой треугольник, какой рассматривается в геометрии, соответствующие теоремы были бы истинны. Подобным образом дело обстоит с прочими положениями математики. Примерно так же высказываются по этому вопросу и афиширующие свой скептицизм Гассенди, Шаррон, Ламот Левайе и не считающие себя скептиками Паскаль и Бейль. В их работах можно прочесть о бессилии и даже вредности разума. Цель моего скептицизма, заявляет Монтень, убедить человека в слабости его разума, в том, что умом истины не познать23, освободить человека от «тирании зловредного разума», «вырвать из его рук жалкое оружие разума»24, ибо оружие это опасно для того, кто им пользуется25.
Так же высказываются по этому вопросу «новые пирроники» XVII в. Разум, говорит Шаррон, «и для себя, и для других чрезвычайно опасное орудие» и причина всех зол на земле26. Сходные высказывания встречаются у Jla- мота Левайе и Бейля.

Однако, повторяя упреки греков в адрес разума, все эти авторы тем не менее дают разуму оценку, весьма отличную от той, какую ему давал античный скепсис. В трактате «Искусство сомнения и веры, знания н неведения» Кастеллнон утверждает, что надежность показаний наших органов чувств п нашего ума столь велики, что сам Христос, решая какой-нибудь вопрос, руководствовался ощущениями и разумом. Только то, что они подтверждают,— истина. То, что им противоречит, надо отвергнуть, а относительно того, чего они не могут ни подтвердить, ни опровергнуть, надо оставаться в сомнении. «...Я обращаюсь,— пишет Кастелли- он,— к авторам, которые хотят, чтобы мы с закрытыми глазами верили в определенные вещи, противоречащие показаниям наших чувств, и я хочу их прежде всего спросить, пришли ли они к этим взглядам с закрытыми глазами, не прибегая к здравому смыслу, размышлению или разуму, или же они пришли к свотш взглядам с помощью здравого смысла. Если они говорят без здравого смысла, мы отвергаем то, что они говорят. Если же они, напротив, основывают свои взгляды на здраврм смысле и разуме, то они непоследовательны», требуя от нас, чтобы мы верили вопреки здравому смыслу, разуму27.

Как заметил В. Вуазе, Кастеллнон не только полагал, что «разум человеческий может самостоятельно выносить решения о том, что есть истина» 28, но считал, что один только разум, опирающийся на показания органов чувств, может решать этот вопрос. Поэтому он горячо выступал против людей, навязывающих другим свои взгляды, «запрещающих нам смотреть на вещи нашими глазами, добивающихся, чтобы мы верили вопреки свидетельству разума» 29.

У Санкеза многие исследователи (А. Коральник, Э. Жильсон, Ф. Коплстон, Ф. Стровский, Э. Брейе) отмечают призыв предста вить все вопросы на суд разума.

И. В. Лучнцкий, справедливо характеризующий Санкеза как «первого систематического француз ского скептика в собственном смысле слова», считает, что важней шая особенность его скептицизма — «признание разума верховным решителем всех недоумений» 30.

О навязываемых средой взглядах Моїпень пишет, что «судить о них нужно, следуя голосу разума, а не общепринятого мне ния»31. Эти взгляды чаще всего далеки от истины. Поэтому «лю ди, которые все взвешивают и оценивают разумом, ничего не при нимая па веру и ne полагаясь на авторитет, придерживаются суждений, весьма далеких от общепринятых»32. Так должен поступать всякий, желающий освободиться от заблуждений. «Соглашаясь лишь с тем, что согласно с разумом, он почувствует, что почва под ногами у него стала тверже» 33.

Рационализм, которым проникнуты «Опыты», отмечается во многих работах, где исследуется философия Монтеня. «Монтень положил во Франции, подобно Бэкону в Англии, начало Веку Разума»,— пишут У. и Э. Дарэнт34. Это мнение, разделяют А. Лр- менго, П. Вилей, Л. Брюнсвпк, М. Вейлер, А. Крессон, Ф. Жансои, Э. Калло и Другие ученые.

Решающее значение в деле достижения истины признают за разумом Балле и Боден — точка зрения, всецело разделяемая «новыми пиррониками» XVII в. Позиция Шаррона отличается лишь тем, что он еще больше, чем последователи Монтеня, превозносит разум.

Рационализмом проникнуты и работы Мерсенна, заявляющего: «...не надо больше говорить елгх®* надо принять истину нашего разума, как украшение и величайшее сокровище, какое только может достаться человеку» Зэ. Такова же позиция Гассенди. «Философ,— пишет он,— должен все взвешивать на весах разума» Зб. Ламот Левайе, пишущий, что необходимо «принимать то, что, как мы судим, согласно с разумом» 37, разделяет точку зрения Гассенди, как и другие сторонники последнего.

В современной историко-философской литературе широко распространен взгляд, что Паскаль — антнннтеллектуалист, якобы призывающий не следовать указаниям разума, от которого, по его мнению, нельзя ожидать ничего хорошего; что в этом отношении великий французский мыслитель — предтеча экзистенциалистов.

Верно ли передает такая оценка взгляды Паскаля? Едва ли кто- либо станет оспаривать рационализм работы Паскаля «О геометрическом уме и искусстве убеждения» и предисловия к «Трактату о пустоте», где он разработал принципы рационалистической методологии и логики научного исследования. А читая «Мысли», мы узнаем, что руководство деятельностью математиков и естествоиспытателей не только не единственное, но п не главное назначение нашего интеллекта. Разум, мышление — это то, что делает нас людьми. Можно представить себе безногого или безрукого человека, но не человека, лишенного способности мыслить: в этом случае перед нами не человек, а животное. Назначение человека — мыслить. В этом его достоинство и главное дело жизни38. Даже над Вселенной, охватывающей и как бы поглощающей человека, его возвышает разумное мышление: мыслью он охватывает Вселенную. «Величие человека в его способности мыслить»зэ. По сравнению со Вселенной он бесконечно мал и хрупок, как тростник. Но это — мыслящий тростник, и в этом отношении он выше целой Вселенной. Она не мыслит, ничего не сознает, а человек мыслит. Даже погибая, он сознает, что погибает.

Поэтому люди, вознамерившиеся отказаться следовать разуму, желают «уподобиться тупым животным». «Мы должны повиноваться разуму безпрекословнеи, чем любому владыке, ибо кто перечит разуму, тот несчастен,' а кто перечит' владыке — только глуп» 40. Эту точку зрения отождествлять с экзистенциализмом, стремящимся, по справедливому замечанию П. II. Гайденко, «преодолеть интеллектуализм как традиционный рационалистической философии, так и науки»41, разумеется, нельзя.

Еще сильнее, чем у Паскаля, рационализм выражен у Бейля, ВЗГЛЯДЫ которого ВО МНОГОМ существенно отличаются ОТ BQ33pe- ний автора «Мыслей»: «Верховный суд, выносящий.обо всем, что нам предлагается, приговор в последней инстанции без права обжалования,— пишет Бейль,— это разум, говорящий посредством аксиом естественного света», строго следуя правилам логики42. «Естественный свет» разума озаряет сознание каждого человека, и достаточно ему вглядеться в этот «свет», в нем сразу возникает «непреодолимое», «неопровержимое» убеждение в том, что рассматриваемое им положение истинно (если оно согласно с «аксиомами разума» и логикой) или ложно (если оно им противоречит).

Итак, те же мыслители, которые говорят о бессилии рязумн, дают ему самую высокую оценку.

Здесь стоит отметить обстоятельство, на которое до сих пор не обращали внимания ученые, исследовавшие скептицизм рассматриваемой эпохи. Высказывания, придающие разуму огромное значение и предоставляющие ему весьма обширные полномочия, мы находим у всех значительных представителей скептической мысли этого времени; уничижающие разум нападки на него встречаются далеко не у всех этих мыслителей. О бессилии и ничтожестве разума не говорят ни Кастеллион, ни Балле, нн Санкез, ни Боден, ни Мерсенн. Пока мы ограничимся констатацией этого факта; объяснить его мы попытаемся ниже.

Здесь же отметим еще одну особенность «нового пирронизма». Как бы ни были различны школы греческой философии, все они, обосновывая свою точку зрения, приводят более или менее сложные логические рассуждения и более пли менее обширные данные, почерпнутые из чувственного опыта. Требование принять нечто, противное разуму и опыту, было с точки зрения любой нз этих школ абсурдно. Доводы, приводимые философами в пользу противоположных положений, доказывали греческие скептики, в равной мере убедительны, вследствие чего любой вопрос остается открытым, разум не в силах его решить. Эта доктрина резюмировалась в парадигме: «Всякому положенню можно противопоставить другое, равное ему» 43 (т. е. столь же разумно обоснованное).

Взгляды, принятые без каких-либо разумных доказательств (вовсе не интересовавшие греков), больше всего интересуют «новых пирроников». Именно против.таких взглядов они прежде BGe- го выступают. Осуждая слепое, некритическое следование воззрениям, единственное основание коих — их древность, общеприня- тость или свидетельства авторитетов, они провозглашают разум (сурово поносимый древними скептиками) высшим судьей во всех вопросах. В этом смысле они — ярко выраженные рационалисты. Приведя формулу античного скептицизма о равносильности противоположных суждений, Монтень прибавляет: «...если разум не обнаружит между ними различия» 44. 'Шаррон почти дословно повторяет эту монтеневскую мысль. Аналогичным образом высказываются по этому вопросу Мерсенн, Гассенди и его последователи, Паскаль и Бейль. Таким образом, как это ни парадоксально, в «новом пирронизме» скептицизм сочетается с рационализмом.

<< | >>
Источник: Ойзерман Т.И. (ред.) - М.: Наука. - 584 с.. ФИЛОСОФИЯ эпохи ранних буржуазных революций. 1983

Еще по теме 3. Отношение к разуму:

  1. ИСТОРИЯ И РАЗУМ
  2. Рассудок и разум. Конечность и бесконечность. Метафизика и диалектика.
  3. II. Учение о миросозерцании. Религия и поэзия в их отношениях к философии
  4. § 2. ЧЕЛОВЕК И ПОЛИТИКА: ТИПОЛОГИЯ ОТНОШЕНИЙ И ПРОБЛЕМА ГУМАНИЗАЦИИ ПОЛИТИКИ
  5. § 2. Рассудок и разум
  6. § 3. Открытие антиномичности разума
  7. IX. Критика разума и разоблачение наук о человеке: Фуко
  8. XI. Еще один выход из философии субъекта: коммуникативный разум против разума субъект-центрированного
  9. Особенности философского мировоззрения, его соотношение с мифом и религией
  10. 4. «Раскрытие разума в человеке». Томас Мюнцер
  11. 2. Проблема соотношения веры и разума в гносеологической мысли XVI—XVII вв.
  12. 3. Отношение к разуму
  13. 7. Отношение к религии
  14. !.9. Шеллинг Ф.В. Об отношении изобразительных искусств к природе
  15. НОВОЕ ОТНОШЕНИЕ К ИСКУССТВУ
  16. II. Очерк психиатрических учений, имевших соотношение с уголовным правом, начиная с древнейших времен и до Моrеl'я включительно
  17. Глава первая. Соотношение психического и физического
  18. 2Л. Понятие экологической культуры и ее отношениек общей культуре человека