Само собой разумеется, что во время гражданской войны (1918—1921) философская деятельность и философская жизнь во всех своих формах и проявлениях угасла. Почти ничего не публиковалось, и старые и новые философские общества работали в тяжелейших материальных условиях и с большими перерывами. Думать о философии не хватало времени. Но едва только жизнь, кажется, начала нормализоваться, как новое правительство тотчас предприняло яростные нападки на философию. Это очень скоро привело к чрезвычайному ограни 862 Б. В. ЯКОВЕНКО чению вообще каких бы то ни было форм проявления философии, — вплоть до высылки русских философов за границу. Однако благодаря дружественному приему, подготовленному им в Европе, широкой и действенной помощи, которую они нашли, в особенности в Чехословакии, Германии и Югославии, опальные философы смогли возобновить прерванную деятельность, так что за последние шесть лет появился ряд выдающихся работ на русском и других (главным образом немецком) языках. Но особого внимания заслуживает тот факт, что русская философская мысль не была задушена даже в Советской России, и даже там, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, увидели свет некоторые значительные проявления философского духа. Прежнее разделение на два направления — западническое, в основе своей критико-идеалистическое и трансценден- тально-интуитивистское, и собственно русское, ориентированное на религию и признающее онтологический реализм, — повторилось и на этот раз и даже нашло свое выражение в создании двух ежегодников, которые, впрочем, не смогли пережить и одного-единственного года. Однако острота противопоставлений, по крайней мере у большинства мыслителей, принимавших участие в идейном раздоре, замечается значительно менее, нежели в 1914—1918 гг. После опыта русской революции у Н. Бердяева заметно смягчается его прежнее безнадежно негативное отношение к Европе и европейской культуре. Хотя он и остается верным своей исключительной приверженности греческо-православной форме христианства, тем не менее он постепенно начинает приходить к таким формулировкам своего учения, которые очень напоминают французский рационалистический (и также идеалистический) спиритуализм. Это с одной стороны. С другой стороны, представители противоположного направления — Б. Вышеславцев и С. Франк — всецело переходят в ряды русской религиозной философии; Н. Лосский тоже в определенной степени примкнул к этому направлению; но он по крайней мере всегда сохранял пропедевтический примат теоретической философии. И. Ильин начал подчеркнуто говорить о религиозных источниках и религиозном значении философии, и даже Ф. Степун сделал несколько серьезных шагов к религиозному онтологизму и реализму. Быть может, только два мыслителя оставались по-прежнему верны своим изначально непримиримым, резко противостоящим позициям — С. Булгаков и Б. Яковенко. С. Булгаков на примерах Канта, Фихте и Гегеля пытался показать, что это идейное движение, как и любая философская мысль вообще, не следующая догмам греко-православного вероучения, является возвращением к той или иной форме религиозной ереси. Б. Яковенко, как и раньше, совершенно определенно настаивал на неограниченной автономии в себе МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 863 самом покоящегося философского разума и на познаваемости сущего вне всех возможных форм его натуралистического суб- станциирования. Это привело к трансцендентально-плюралистической концепции, постигаемой на путях критико- интуитивистского феноменологизма. Кроме того, в рамках рассматриваемого периода выступили и другие оригинальные и проницательные мыслители, имевшие выдающиеся достижения. В этой связи нужно упомянуть Н. Гартмана, питомца русского университета и русской философии, а ныне профессора немецкого университета в Кёльне. Он стал известен не только своими значительными исследованиями феноменологии и антиномики знания, но и конкретно-феноменологической этики, что позволяет характеризовать его позицию как разновидность плюралистического учения о категориях, берущего свое начало в очень распространенном в Германии феноменологическом онтологизме. Среди современных русских философов почетное место заслуженно занимает историк средневековья JI. П. Карсавин, который в своих новейших сочинениях развивает оригинально разработанную христианскую метафизику, — содержание христианского вероучения может и должно быть рационально обосновано и выражено; критико-скептическое отношение к сущему вполне оправдано и плодотворно; решающим для каждого истинно метафизического философствования является признание двуединой сущности факта и акта религиозного сознания. Христианско-метафизическая концепция JI. П. Карсавина может быть представлена в следующих положениях: основополагающий принцип сущего состоит в конечном счете в необъяснимом, чудесном факте и одновременно акте дву- единства, определяющем собою природу божества и человека, мира и общества, познания и истории; все сущее покоится на основном принципе Бого-человеческой двоичности, т. е. Богочеловечности; сущее проникнуто им, им же приводится в движение и им же объясняется; совершенное Божество есть все и каждое отдельное, но чтобы действительно стать абсолютным, оно должно совершенно отдаться такому «другому», которое не существует в истине и в своем противостоянии Божеству ограничивает и уменьшает последнее; божественная неполнота состоит как раз в творчестве мира, противостоящего божественности, но поскольку творение как таковое есть божественное самоунижение и одновременно божественное само- возвышение вплоть до совершенства абсолютного, то акт творчества должен быть дополнен актом «обесконечивания» в обожествлении сотворенного, ибо каждое созданное бытие есть теофания, уменьшающая вплоть до ничтожности человека тотальность божественности и ничтожность человека, вырастающая до божественной тотальности, переход от божества к человеку и от человека к божеству, точно так же, как чело 864 Б. В. ЯКОВЕНКО веческое бытие означает участие во всеедином божественном бытии, человеческое знание означает участие в божественном знании как всеединой Истине: но только в активном, живом и любящем знании — вере, выраженной в религиозных догмах, находит оно (участие) свое совершенное осуществление, избавляясь при этом от своего антиномического характера, поэтому наука вообще и философия в особенности должны рассматриваться как служанки веры; истина есть всеединое сущее, которое устанавливает и определяет себя через само- себя разделение на первое и второе, само-в-себе разнообразие во втором и как второе, и как совершенное единство разделенного; это двуединство возможно только на основе триединства, которое само является непостижимой божественной всесвятой Троицей-Истиной, Любовью и Добром. Как интересный и значительный мыслитель проявил себя проживающий в России А. Лосев, который помимо оригинальных и плодотворных исследований Платона, Аристотеля, Плотина и Прокла предложил еще самостоятельную концепцию феноменологического символизма. Она может быть приведена в следующих положениях: истинным и всесторонним методом философствования является феноменолого-диалек- тический метод; феноменология есть дотеоретическое описание и формулирование всех возможных содержащихся в слове образов и ступеней смысла на основе их адекватного «узрения», т. е. «узрения» смыслов в их эйдосе; феноменология сама не является наукой, а только подготовкой почвы для науки; но наука должна вскрыть и показать Логос-эйдоса, что значит самоконцентрирование Логоса в понятии; эту задачу наука может выполнить, если она или принимает эйдос в его конкретнейших живых явлениях (проявлениях) — и тогда она становится мифологией, или она принимает эйдос в его категориальной структуре — и тогда она становится диалектикой. Диалектика есть логическая конструкция категориальной структуры эйдоса как единственно на себе самом основанном и от себя самого зависящего бытия; такая конструкция обладает абсолютно универсальным характером, ибо она охватывает все мыслимые и представляемые типы бытия, так что в ней также должно находиться все неэйденическое, иррациональное и не-логическое в вечной и неразрушимой эйдетической связи с чистым эйдосом; этой конструкцией является сам себя обусловливающий и от себя самого зависящий чувственный каркас вещи, и диалектика как таковая должна возникнуть как внутренно-эйдетическая связная категориальная система само- производящих и первоначально возникающих элементов эйдоса до эйдоса как имени, потому что только в имени вещь впервые выступает реально, именно в нем впервые возникает осмысленное и разумное общение. Истинная диалектика является всегда и всюду непосредственным знанием, простей МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 865 шим, живым и жизненным непосредственным восприятием, аутентичным и единственно возможным философским реализмом; как категориальный каркас эйдоса она составляет внутреннюю структуру жизни, являясь высоко жизненной и потому стоящей на точке зрения абсолютного эмпиризма. Диалектика абсолютно нетеоретична, она не является теорией, она просто взгляд, которым философ может ввдеть жизнь; она — абсолютный эмпиризм абсолютной мысли, но точно так же она является абсолютным рационализмом. Мифология не что иное, как диалектика, насытившаяся жизнью, и диалектика не что иное, как становление сознания мифологического мира в эйдосе. С подробным изложением своих философских взглядов выступили также А. Вейдеман и М. Рубинштейн. Первый из них, опираясь на Декарта, Спинозу, Канта, Гегеля и Когена, дает очерк концепции логико-систематического, конкретнореального и интуитивно-диалектического идеализма, имеющего своей основой логику достаточного основания. С теоретической или чисто научной точки зрения общая философия есть система логики, отсюда и эстетика и этика в философской системе должны быть рассмотрены как части логики. Логика конструирует мышление, которое оказывается насквозь интуитивным: его интуитивизм всегда и везде образует «что» объекта и посредством самого себя характеризует бытие как таковое. Но интуиция — это только начало философствования, та потенция, которая, развиваясь, переходит в творческую волевую деятельность. Интуиция есть только смысл, идея, которая реализуется, существуя в воле и посредством воли. Но реализуется она не как простое волевое намерение, ибо сама является реальной и требует воли только в том смысле, что она, как интуиция, всегда и всюду остается потенциальной, осуществляясь только в становлении. Но истинное становление и есть всегда только воля. Таким образом, понятие «воля» оказывается синонимом понятия «субъект», так как каждое и все становление осуществляется только через долженствование в субъекте. Однако мышление как интуиция, воля как становление и творчество требуют далее их полного завершения, что также может быть достигнуто посредством чувства, потому что чувство как телеологичность означает завершение бесконечного творчества воли. И если логика конструирует объект, а этика субъект, то эстетика конструирует их высшее единство, синтез обеих, т. е. мир абсолюта. Он не будет инертным и мертвым абсолютным; на деле мы понимаем систему как становящуюся и в себе самой развивающуюся идею, ибо только в этом случае можно будет воспринять абсолютное, не будучи принужденным отрицать конечный мир. М. Рубинштейн пытается раскрыть значение сущего в терминах творческого идеализма, который характеризуется антро- 2Н И. Б. Яковенко 866 Б. В. ЯКОВЕНКО поцентризмом, субъективизмом, динамизмом, активизмом и телеологизмом, основу последнего образует живой человек и конкретная жизнь мира. Для философии нет и не может быть ни абстрактного субъекта, ни абстрактного объекта, в ней всегда идет речь только о живом познающем, о конкретном Я и живом предмете познания. Данный вывод из критики психологизма заключается в том, что философия может и должна исходить только из живой человеческой личности, взятой во всей ее полноте. Мир также реально не является ни простым, ни абстрактным, однако существует во всей своей полноте, красочности, движении и в своей целостной жизни. Взгляд, что субъект и объект чужды друг другу, есть не что иное, как роковой предрассудок, ибо в действительности они связаны кровным родством: мир не мертв и не бездвижен, иначе между миром и личностью была бы пропасть. Однако точно так же, как чуждое Я, он имеет практически-активное происхождение и должен со всеми прочими Я состоять в живом творчески-активном отношении. Истина не только формальна и не только материальна, она одновременно и формальна и материальна; она органична, личностна и человечна. Благодаря этому поясняется смысл самоочевидности как критерия истины, которая потому и возможна в таком качестве, что в ней личность находит самое себя, голос признаваемой или непризнаваемой истины становится для нее непобедимым. Бытие существует в действии и в творчестве, действительность должна быть рассмотрена как великая действительность, частично существующая внешне выраженной, а частично лишь возможностью внешнего самовыражения. Мир есть неограниченная позитивно-негативная возможность, которая допускает и предъявляет все возможные степени добра и зла, истины и неистины, прекрасного и безобразного. Область творчества отнюдь не ограничивается борьбой за нравственное совершенство мира, но простирается и на бытие и состоит в производстве новых значений или сущностей во всех сферах конкретной действительности. Все обладает непреходящей сущностью и в этом смысле все принимает участие в великом процессе творчества сущностей. Кроме названных работ, в этот период появился еще ряд очень интересных, важных, частью выдающихся сочинений, посвященных обсуждению отдельных философских проблем. Так, В. Сеземан старается преодолеть гносеологическую антиномию субъекта и объекта исходя из понятия чистого знания, которое гносеологически предшествует понятиям субъекта и объекта, и их обосновывает. В. Сеземан также подробно доказывает, что в области знания наряду с предметным существует непредметное знание, и показывает ограниченное, специальное значение рационального, опосредованного, предметного знания. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 867 В своем значительном исследовании С. Гессен сначала дает систематическое обсуждение главных проблем педагогики, затем не менее значительное исследование отдельных проблем теоретической и особенно социальной философии. Исходным пунктом является авторская концепция трансцендентальнодиалектического онтологизма, покоящаяся преимущественно на трех идеях: разнообразия и многослойности бытия; существенной неисчерпаемости абсолюта никакой из уже воплощенных и выраженных сфер деятельности; и идее творческой и совершенствующейся природы диалектического процесса, в котором высший принцип остается «увиденным» в низшем, без полного снятия последнего, а только в более совершенном существовании их обоих. Применение трех этих идей в области теоретической философии приводит Гессена к примирению плюрализма и монизма. Но что касается социальной философии, то здесь Гессен в духе так называемого гильдейского социализма делает «эскиз» учения о государстве как высшей, активно координирующей общественной организации, в пределе своем стремящейся совпасть с правом, или о государстве как относительно суверенном, надфункциональном единстве функционально-расчлененного общества (функциональный федерализм). Последовательно распространяя эти идеи в области философии хозяйства, он подвигается к теории многослойной и многофункциональной ленной собственности, которая как высшая форма собственности состоит в совокупности личной, частной собственности с правовыми обязательствами и соответствующими положениями, адресатом которых (и следовательно, носителем высшей собственности) является социальное право. Последним абсолютным собственником выступает общество, которое, однако, не может быть вполне предоставлено ни одной социальной организацией; высшая собственность остается разделенной между множеством скоординированных друг с другом социальных организаций, хотя подчиненная (частная) собственность может принадлежать каждому индивидууму, что является достаточным для того, чтобы функционировать в качестве владельца высшей собственности. Г. Флоровский с помощью аналитического описания основных форм познавательного опыта, включая его научные формы, пытается доказать логическую относительность человеческого познания, причина которой состоит в незаконченности и формальности последнего и в противоположность которому гносеологический абсолютизм не ведет ни к отделению субъекта от объекта (крайний анпсихологизм), ни к растворению его в объекте (абсолютный идеализм). Д. Чижевский в ходе феноменологической критики формалистической этики, господствовавшей в рационализме XVIII и XIX вв. и страдавшей от «удвоения» человека, возникшего 868 Б. В. ЯКОВЕНКО благодаря абстрактному формализму, обсуждая проблему «двойника» в произведениях Достоевского, старается поставить на первый план конкретную нравственную личность и онтологическую прочность нравственного бытия индивидуума. Кроме работ названных философов, в данный период опубликованы: монография И. Лапшина, содержащая всестороннее обоснование критицизма и посвященная обсуждению психологии метафизического творчества, а также небольшое, но значительное, изложенное в духе критицизма сочинение о солипсизме и интуитивистическом учении о существовании чужого Я и обладании им; всестороннее исследование Н. Николаева о природе человеческого сознания; пронизанное духом французского рационалистического сциентизма исследование B. Ивановского в области логики и методологии наук; логика Н. Лосского, построенная и разработанная на основоположениях интуитивизма. В разделе этики появились статьи и работы Э. Радлова, П. Кропоткина и Н. Лосского, который дал собственную разработку проблемы свободы и воли на основе интуитивизма. Различные вопросы социальной философии были достаточно обсуждены в работах П. Новгородцева (в духе неолиберализма), В. Чернова (в духе гильдейского социализма) и С. Франка (о методологии социальной науки). Философии права была посвящена книга Н. Алексеева, а философии истории — книги Н. Кареева, Л. Карсавина и П. Бицилли. Появились еще религиозно-философские исследования и работы Е. Спекторского и С. Булгакова, работа по философии языка Г. Шпета, педагогические работы П. Блонского, М. Рубинштейна, В. Зеньковского и в особенности уже упомянутая выше основополагающая для русской педагогики работа C. Гессена. Наконец, значительные произведения по психологии и социологии опубликовали В. Бехтерев, П. Сорокин и А. Богданов. Из работ по истории философии, вышедших за это время, особо нужно указать на исследование А. Лосева о Платоне, Аристотеле, Плотине и Прокле (которые являются оригинальными, плодотворными и, быть может, даже прола- гающими новые пути), А. Койре о Я. Бёме и Г. Гурвича о И. Г. Фихте. Далее заслуживают упоминания работы Л. Карсавина о Дж. Бруно и Л. М. Лопатина о Канте, статьи Г. Гурвича и Б. Яковенко о некоторых современных философах. Г. Шпет, Э. Раддов, Б. Яковенко, В. Зеньковский, М. Ершов, Н. фон Бубнов, А. Койре и С. Франк занимались русской философией, а Д. Чижевский — философией на Украине. Философские взгляды Г. Сковороды рассмотрены Д. Багалеем, В. Петровым, Д. Олянциным, Д. Чижевским, П. Чаадаева — Б. Яковенко и А. Койре, Киреевского — Ф. Степуном. Н. Бердяев опубликовал монографию о К. Леонтьеве, Г. Шпет и Г. Флоровский — исследование об А. Герцене. Философским взглядам Ф. М. Достоевского были посвящены работы МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 869 А. Штейнберга, Н. Бердяева, К. Нотцеля, В. Комаровича, A. Долинина, JI. Гроссмана, JI. Шестова, С. Гессена, И. Лапшина, Д. Чижевского, а Л. Толстого — статьи и работы Л. Шестова, М. Алданова, И. Лапшина, С. Гессена, С. Кар- жевского, В. Маклакова; Н. Федорова — статьи и сочинения B. Комаровича, Н. Бердяева, А. Остромирова и А. Горностаева. Кроме того, подготовлены к публикации два последних тома «Досократиков» (изданы А. Маковельским), отдельные тома нового перевода платоновских диалогов, последние четырнадцать томов нового издания собрания сочинений А. Герцена, полное собрание сочинений Г. Плеханова и Н. Ленина, новое русское издание и немецкий перевод избранных произведений В. Соловьева, обе первые части нового издания основного произведения Н. Федорова, многотомная книга для чтения историко- философского содержания (изданная А. Дебориным), первые тома нового русского перевода произведений Гегеля, новое издание главной работы П. Флоренского, извлечения из работ представителей русской религиозной философии. Особую категорию представляют сочинения, посвященные мировой войне и великой русской революции. Здесь прежде всего нужно назвать сочинения Ф. Степуна «Из писем прапорщика-артиллериста» (1918) (появившаяся ранее в журнале «Северные записки» в 1916 г.; на немецком языке вышло под названием «Как это было возможно» в Мюнхене в издательстве Карла Ганзера в 1929 г.), И. Ильина «Основное нравственное противоречие войны» (Вопросы философии и психологии. 1914. Т. 125(5)). В нем, при принципиальном признании справедливости трактовки войны у Л. Толстого и полном осознании принимаемых на себя вины и греха, сделана попытка доказать неизбежность войны, из-за чего цензура конфисковала номера журнала, в которых было опубликовано произведение. Заслуживают упоминания также работы Д. Койгена «Камо грядеши?» (Северные записки, 1915), Г. Ландау «Сумерки Европы» (Там же. 1914), С. Трубецкого «Смысл войны» (1914), «Мировая бессмыслица и мировой смысл» (Вопросы философии и психологии. 1917. Кн. 136(1)), Н. Бердяева «Душа России» (1915) (итальянское издание в журнале «La voce dei popoli». 1918. IX—X), Г. Плеханова «О войне» (1915), П. Кропоткина «О войне» (1916), И. Покровского «Сила и право» (Юридический вестник. 1914. Кн. 7), А. Сакетти «Государство и народность» (Там же. 1915. Кн. 12), Б. Вышеславцева «Фихте и немецкая нация» (Там же. 1914. Кн. 7—8), Б. Яковенко «Новая история философии» (Вопросы философии и психологии. 1916. Кн. 134(4)), И. Геллера «К психологии переживаемого времени» (Северные записки. 1916—1917), Л. Лопатина «Неотложные задачи современной мысли» (Вопросы философии и психологии. 1917. Кн. 136(1)). 870 Б. В. ЯКОВЕНКО Грандиозный и мучительный факт русской революции вызвал к жизни многие ее понимания и объяснения, ббльшая часть которых имеет различный негативный характер. Прежде всего следует назвать книгу Н. Бердяева «Философия неравенства» (1923), ставшую результатом глубокого переживания и искреннего страдания (ср.: «Новое средневековье» — 1924; нем. изд. — 1926). Далее следует принять во внимание произведения следующих авторов: В. Розанова «Апокалипсис нашего времени» (1917—1918; 2-е изд. — 1929), Е. Трубецкого «Два зверя» (1919), «Великая революция и кризис патриотизма» (1918), М. А. Ландау-Алданова «Ленин и большевизм» (1920; фр. изд. — 1920), Е. Трубецкого «Европа и Человечество» (1920), «К проблеме русского самопознания» (1927), Д. Мережковского «Царство Антихриста» (1921; нем. изд. — 1921), В. Маклакова «Толстой и большевизм» (1921), «Из прошлого» (Современные записки. 1929), П. Струве «Размышления о русской революции» (1921), «Прошлое, настоящее и будущее: мысли о национальном возрождении России» (Русская мысль. 1922. № 1—2), М. Горького «О русском крестьянстве» (1922), И. Ильина «Основная задача правоведения в России» (Русская мысль. 1923. VIII—IX), «Сознание права в Советской России» (в сб.: Россия. 1926, на нем. яз.), Л. Карсавина «Религиозная сущность большевизма» (сб.: Государство, право и хозяйство большевизма. 1925, на нем. яз.), Г. Ландау «Сумерки Европы» (1923) , С. Франка «Религиозно-исторический смысл русской революции» (Проблемы русского религиозного сознания. 1924), «Большевизм и коммунизм как духовные явления» (в сб.: Государство, право и хозяйство большевизма, на нем. яз.), «Собственность и социализм» (ежегодник: Евразийский временник. 1927). Здесь должно упомянуть два первых сборника, изданных так называемой евразийской группой: «Исход к Востоку» (1921) и «На путях» (1922). Более положительные попытки выяснения русского социального катаклизма содержатся в работах: М. Горького «Письма о революции»(1918), А. Белого «Кризис жизни» (1920), «Кризис мысли» (1920), «Кризис культуры» (1920), «На перевале (1923), А. Блока «Интеллигенция и революция» в сочинении «Народ и интеллигенция» (1918), «Крушение гуманизма» (Знамя. 1921), Иванова- Разумника «Испытание в грозе и буре» (1920), «Что такое интеллигенция?» (1920), «Свое лицо» (1920), Н. Устрялова «В борьбе за Россию» (1920), В. Иванова и М. Гершензона «Переписка из двух углов» (1921; Die Kreatur. 1927. № 1), Б. Яковенко «Философия большевизма» (Rivista di filosofia. 1921), И. Штейнберга «Нравственный лик революции» (1923), Ф. Степуна «Мысли о России» (Современные записки. 1923— 1927, частью опубликовано на нем. языке под названием «Большевистская Россия. Мысли и картины» // Hochland. Bd XXI), «Религиозный смысл революции» (Современные за МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 871 писки. 1929), В. Чернова «Конструктивный социализм» (1925. Ч. 1), В. Сухомлина «Политические заметки» (Воля России. 1927—1930), JI. Карсавина «Феноменология революции» (Евразийский временник. 1925), «О смысле революции» (Der russische Gedanke. 1929—1930. Вып. 1), «Исторические параллели», «Евразийство и монизм» и другие статьи в еженедельнике «Евразия» за 1929 г., Н. Алексеева «На путях к будущей России. Советский строй и его политические возможности» (1927) , «Собственность и социализм» (1928), Г. Федотова «Революция идет» (Современные записки. 1929), «Новая Россия» (Там же. 1930). Наконец, есть авторы, которые занимают промежуточную позицию: П. Рысс «Русский опыт» (1921), С. Булгаков «На пиру богов» (1921), И. Бунаков (Фуцдамин- ский) «Пути России» (Современные записки. 1921), Л. Шестов «Что такое большевизм?» (1921), С. Гогель «Кризис современной культуры» (1923), Д. Койген «Программные требования к социологии русской революции» (Zeitschrift fllr Politik. 1923), Н. Бердяев «О духовной буржуазности» (Путь. 1926. Кн. III), «Кошмар злого добра» (Там же. 1926. Кн. IV), «Дневник философа» (Там же. 1927. Кн. VI; 1929. Кн. XVI), «Обскурантизм» (Там же. 1928. Кн. XIII), П. Милюков «Россия на переломе» (1928) , М. Вишняк «О русской революции — кануны и свершения» (Современные записки. 1929), «О перемысливании Ф. А. Степуна» (Там же. 1930), А. Керенский «Воспоминания. От штурма царизма до государственного переворота Ленина» (Изд-во Карла Рейснера. Дрезден, 1928), «Единый социалистический фронт», «Мой социализм» и другие статьи в еженедельнике «Дни» (1929—1930). Особого внимания требуют также обнаружившиеся в русской мысли и властно утвердившиеся в последнее десятилетие две новые идейные тенденции, а именно: официальная большевистская философия, которая концентрируется в учении диалектического материализма, и евразийство как направление мысли. Оба этих «мыслительных продукта» еще сравнительно бедны и не имеют до сих пор оснований и действительной оригинальности, тем не менее их выступления очень характерны, требовательны и значимы — и как свидетельство времени, и как мыслительная потребность момента. Среди произведений, философски развивающих и обосновывающих большевистскую идеологию (не говоря о уже ранее упомянутых работах Ленина, Деборина, Л. Аксельрода), нужно в первую очередь назвать следующие: Н. Бухарин «Теория исторического материализма» (1921; нем. изд. — 1922, фр. изд. — 1928), А. Тимирязев «Естествознание и диалектический материализм» (1925) , В. Асмус «Диалектический материализм и логика» (1924) , И. Агол «Диалектический метод и эволюционная теория» (1927), «Витализм, механистический материализм и марксизм» (2-е изд. — 1930), И. Вайнштейн «Организационная тео 872 Б. В. ЯКОВЕНКО рия и диалектический материализм» (1927), А. Топорков «Элементы диалектической логики» (1927), Г. Татулов «Введение в теорию познания диалектического материализма» (1930), JI. Аксельрод-Ортодокс «Против идеализма. Критика некоторых идеалистических течений философской мысли» (1922), «В защиту диалектического материализма» (1928), А. Деборин «Современные проблемы философии марксизма» (1929), «Диалектика и естествознание» (1, 2, 3-е изд. — 1929), «Философия и марксизм» (2-е изд. — 1930), А. Столяров «Диалектический материализм и механисты» (1928; 4-е изд. — 1930), «Субъективизм механистов и проблема качества» (1-е, 2-е изд. — 1929), И. Разумовский «Курс теории исторического материализма» (1924; 3-е изд. — 1928), «Философские основания марксизма» (1929), Б. Горев «Очерки исторического материализма» (1925), В. Волошинов «Марксизм и философия языка» (1929), В. Са- рабьянов «В защиту философии марксизма» (1929), А. Сараджев «Материалистическая диалектика» (1929), Л. Зивельчинская «Исторический материализм» (1929), В. Сережников «Диалектический материализм» (1930), Г. Тымянский «Введение в диалектический материализм» (1930), Б. Быховский «Очерк философии диалектического материализма» (1930), Н. Карев «За материалистическую диалектику» (1929), Г. Баммель «На философском фронте после Октября» (1929), И. Борический «Введение в философию науки. Наука и метафизика» (1922), К. Тимирязев «Наука и демократия» (1920), С. Оранский «Основные вопросы марксистской социологии» (1929), 3. Цейтлин «Что такое материя?» (1929), А. Белый «Ритм как диалектика и „Медный всадник“. Исследование» (1929), сборник «Диалектика в природе» (1929), В. Боровский «Психология с точки зрения марксизма» (1929), Н. Добрынин «Введение в психологию» (1929), К. Корнилов «Учебник психологии, изложенный с точки зрения диалектического материализма» (3-е изд. — 1922), Н. Ленин «О диалектическом методе» (1925), «О религии. Статьи и письма» (1925), Л. Троцкий «Основные вопросы пролетарской революции» (Собр. соч. 1925. Т. 12), «Литература и революция» (1924), «Культура старого мира» (1926) , «Философия и марксизм» (1926), И. Сталин «Вопросы ленинизма» (3-е изд. — 1926; нем. изд. — 1925), П. Керженцев «Ленинизм. Введение в изучение ленинизма» (4-е изд. — 1927), К. Шелавин «Введение в изучение ленинизма» (1924), Е. Преображенский «Анархизм и коммунизм» (1921), Д. Петровский «Капитализм и социализм» (2-е изд. — 1923), Г. Сафаров «О научных основах коммунизма» (1921), Ф. Капелюш «Экономика и религия» (1927), А. Луначарский «Введение в историю религии» (3-е изд. — 1925), «Основы позитивной эстетики» (1923) , «Очерки марксистской теории искусств» (1926), «Наука, искусство, религия» (1923), Я. Кеткович «Наука и религия» (2-е изд. — 1923), Н. Горлов «Футуризм и революция» (1924), МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 873 A. Правдухин «Литературная современность. 1920—1924» (1924) , В. Полонский «Творческие пути пролетарской революции» (1928), «Марксизм и критика» (1927), В. Полянский «Вопросы современной критики» (1927), Л. Авербах «Культурная революция и вопросы современной литературы» (1928), «Исторический материализм» (1924), «Марксизм и этика» (1923), «О морали и партийной этике» (1925), «Религия и общество» (1926), «Вопросы искусства в свете марксизма» (1925) , «Дарвинизм и марксизм» (1925), «Вопросы культуры при диктатуре пролетариата» (1925), «Пролетариат и литература» (1925), «Современная русская критика. 1918—1924» (1925) , Н. Бухарин «Пролетарская революция и культура» (1923), А. Вронский «Ленин и человечество» (1924), Г. Зиновьев «Война и кризис социализма» (1919. Ч. 1—2; Собр. соч. 1926. Т. 8), Н. Ленин «Буржуазная революция 1917 года» (Собр. соч. 1925. Т. XIV), «Пролетариат у власти» (Собр. соч. 1923—1925. Т. XV, XVII, XVIII), М. Павлович «Мировая война 1914—1918 гг. и грядущие войны» (Собр. соч. 1925. Т. V), М. Покровский «Царская Россия и война» (1924), Л. Троцкий «Война и революция»: В 2-х тт. (1922), «Как вооружалась революция»: В 3-х тт. (1923—1924), «Интернационал и мировая война» (1919), А. Варьяш «История новой философии» (1926. Ч. 1—2), Б. Сережников «Очерки по истории философии» (1929), А. Деборин «Очерки по истории материализма XVII и XVIII веков» (изд. 1-е и 2-е), В. Асмус «Очерки истории диалектики в новой философии» (1929), М. Дынник «Диалектика Гераклита Эфесского» (1929), Б. Чернышов «Софисты» (1929), О. Танхилевич «Эпикур и эпикуреизм» (1926), А. Деборин «Мировоззрение Спинозы» (в сб.: Место Спинозы в предыстории диалектического марксизма. Вена; Берлин, 1928), B. Чучмарев «Материализм Спинозы» (1927), «Материализм Дидро» (1925), Л. Ческис «Томас Гоббс, родоначальник современного материализма» (1928), К. Гребенев «Джон Локк» (1929) , В. Асмус «Диалектика Канта» (1929), Б. Сережников «Кант» (1926), А. Деборин «О диалектике у Канта» (в сб.: Архив Карла Маркса и Фридриха Энгельса. 1924), Л. Зивель- чинская «Опыт марксистской критики эстетики Канта» (1927), Г. Якобсон «Отзвуки кантианства в советской прессе» (Под знаменем марксизма. 1925—1926. I, нем. изд.), А. Деборин «Диалектика у Фихте» (в сб.: Архив Карла Маркса и Фридриха Энгельса. 1928. Т. 2, нем. изд.), В. Рожицын «Гегель и Фейербах о религии» (1925), Л. Ческис «Людвиг Фейербах, философ воинствующего материализма» (1923), В. Барыкина «Диалектический метод Гегеля и Маркса» (1930), А. Деборин «Людвиг Фейербах» (1929), Д. Рязанов «Пятьдесят лет Анти-Дюрингу» (Под знаменем марксизма. 1928. И, нем. изд.), А. Тимирязев «.Диалектика природы" Энгельса и современная физика» (Там же. 1925—1926), Е. Браудо «Ницше философ-музыкант» (1922), 874 Б. В. ЯКОВЕНКО В. Асмус «Адвокат интуитивизма: Бергсон и его критика интеллектуализма» (Под знаменем марксизма. 1928. II, нем. изд.), В. Юринец «Теория относительности и русская марксистская литература» (Там же. 1925—1926), И. Сапир «Фрейдизм, социология, психология» (Там же. 1929. Ill), Е. Пашуканис «Новейшие открытия Карла Каутского» (Там же. 1928. II, русск. изд.), Ф. Мессин «Новая ревизия материалистического понимания общества» (Там же. 1929. III, русск. изд.), П. Сакулин «Русская литература и социализм» (1924), «Русская литература. Социолого-синтетический обзор литературных стилей» (1929), Н. Пиксанов «Два века русской литературы» (1924), Г. Горбачев «Капитализм и русская литература» (1925), «Современная русская литература» (1929), В. Полонский «Очерки литературного движения революционной эпохи» (1929), «О современной литературе» (1929), «Литература и общество» (1929), М. Григорьев «Литература и идеология» (1929), И. Войтоловский «Очерки истории русской литературы XIX и XX веков» (1928), В. Львов-Рогачевский «Введение в изучение литературы доре- формационной России» (1926), В. Евгеньев-Максимов «Очерки по истории социалистической журналистики в России XIX века» (1927), «Очерки по истории русской критики» (под ред. A. В. Луначарского и В. Полянского. 1929. Т. 1), «За марксистское литературоведение» (1930), С. Щукин «В. Г. Белинский и социализм» (1929), «В. Г. Белинский в воспоминаниях современников» (под ред. М. Клемана. 1929), В. Полянский «Бакунин» (1922), Ю. Стеклов «М. А. Бакунин»: В 4-х тг. (1925—1927), А. Корнилов «Годы странствий Михаила Бакунина» (1925) , И. Кубиков «В. Г. Белинский» (1925), В. Богучарский «А. И. Герцен» (1921), В. Полянский «Н. А. Добролюбов» (1926) , Г. Плеханов «Н. Г. Чернышевский» (Собр. соч. 1925. Т. V—VI), М. Покровский «Н. Г. Чернышевский как историк» (Под знаменем марксизма. 1928. И, нем. изд.), В. Иков «Эстетика Чернышевского» (1929), «Спор о Бакунине и Достоевском» (1925), B. Переверзев «Ф. М. Достоевский» (1925), М. Бахтин «Проблема творчества Достоевского» (1929), Д. Бондарев «Толстой и современность» (1928), Н. Гусев «Толстой в молодости» (1927), Ежов «Л. Н. Толстой в свете марксистской критики» (1929), Д. Квитко «Философия Толстого» (1930), «Эстетика Льва Толстого» (под ред. П. Сакулина. 1930), Э. Голлербах «В. В. Розанов. Жизнь и творчество» (1922), А. Цинговатов «А. А. Блок» (1926), А. Деборин «Ленин как революционный диалектик» (Под знаменем марксизма. 1925—1926.1, нем. изд.), В. Адоратский «Ленин о гегелевской логике и диалектике» (Там же. 1929. III), А. Деборин «Предисловие к конспекту В. И. Ленина „Науки логики Гегеля"», «Ленин как мыслитель» (1929), И. Луппол «Ленин и философия» (2-е изд. — 1929). Евразийское движение и мировоззрение вращаются главным образом вокруг следующих тезисов: смысл действитель МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 875 ности состоит в истинной идее; истинная идеология есть конкретная органическая система самой науки; личность является живущим органическим единством в разнообразии, конкретным всеединством; наряду с индивидуальной личностью имеются также кафолические или симфонические личности; истинная идеология всегда укреплена в религиозной вере; церковная жизнь является истинной формой каждой личной сущности и бытия; православие по единственности знания и откровения христианства предстает высшей его полнотой, совершенством и целомудрием; нет добра, нет действительного бытия вне соборной Православной Церкви, в ней достигается полнота каждой индивидуальной, каждой симфонической личности, однако не только личности индивидуума, но и нации, народа, государства, культуры вообще; Евразия является особенной, независимой, географически и этнически замкнутой симфонической личной индивидуацией Православной Церкви и культуры; история России — это рождение, становление и развитие Православной Русской Церкви, которая означает и воплощает симфонически-личное существование евразийско-русской культуры; русская революция разрешит конкретные, социально-политически правильные и касающиеся ее задачи тем, что применит принципы федерации, народоправства и функциональной собственности в новой государственной организации; но ошибочная и чуждая русскому народу абстрактно-интернациональная идеология должна — для сохранения и совершенствования уже достигнутого — быть свободно заменена другой идеологией, а именно религиозной, а конкретнее — евразийско-русской. Дальнейшему знакомству с этим ходом мыслей, помимо упомянутых сочинений и публикаций, помогут следующие: «Евразийство. Опыт систематического изложения» (1926), «Евразийский временник» (1923— 1925. Сб. 3), «Евразийская хроника» (1926—1927. Сб. 5), «Россия и латинство» (1923), еженедельник «Евразия» (1929), П. Малевский-Малевич «Новые партии в России» (на англ. яз. — 1928), М. Слоним «Евразийцы» (Воля России. 1922), Н. Бердяев «Евразийцы» (Путь. 1925. № 1), А. Абегьян «Евразия и евразийцы» (Deutsche Rundschau. 1926), Г. фон Римша «Россия по ту сторону границы.^ 1921—1926. Сообщение о русской послевоенной истории» (Иена, 1927), С. Попов «Евразийство» (Westostlicher Weg. 1928), П. Милюков «Евразийство и европеизм в русской истории» (в сб.: «Томаш Г. Масарик. К 80-летию со дня рождения. Первая часть», дополнительный том к журналу «Русская мысль» (Bonn: Fridrich Cohen. 1930)). Если бы мы хотели подвести объективный итог русским философским опытам и достижениям последних тридцати лет, то можно было бы — вопреки не раз выраженному и односторонне поставленному русскими философами желанию — с 876 Б. В. ЯКОВЕНКО полной уверенностью сказать, что русская философская мысль не обнаруживает никакого национально-своеобразного признака. Почти всегда и всюду она живет и развивается в тесном контакте и взаимодействии со всей европейской мыслью, что с полной очевидностью следует из сочинений тех русских философов (например, В. Соловьева, JI. Лопатина, Н. Лосского, Н. Бердяева, П. Флоренского, Л. Карсавина), в отношении которых можно предположить или утверждать, что у них русское философское своеобразие выявилось особенно ярко. Более того, по-настоящему своеобразные философские идеи, ранее не знакомые европейской мысли, которые на русской почве были выражены крайне фрагментарно и нефилософски, быть может, только Толстым, Достоевским и Федоровым, в целом не характерны для русской философии и по существу, и в целом. Это с одной стороны. С другой стороны, столь же односторонним и несправедливым является взгляд, согласно которому русскому философскому мышлению отказывают вообще в зрелости и самостоятельности. Русское философское творчество особенно последних тридцати лет убедительно показывает, что русская философская мысль, подобно философии любого иного народа (включая современных немцев, англичан и итальянцев), активно и самостоятельно вступила на европейскую почву. И это обстоятельство верно не только применительно к области религиозной или социальной философии, но и к области теоретической философии (среди прочего к области теории познания и онтологии) и историко-философским исследованиям. Работы и труды Каринского, Введенского, С. Трубецкого, Аскольдова, Челпанова, Лосского, Лапшина, Яковенко, Франка, Гартмана, Лосева, Сеземана, Вевдемана показывают наличие в русской философии чистого и продуктивного теоретико-познавательного интереса, а некоторые историко- философские работы (работы Ильина о Гегеле или Лосева о корифеях древнегреческой философии) должны быть причислены к интереснейшим и значительным достижениям в этой области. Точно так же было бы односторонне и несправедливо характеризовать русское мышление исключительно в терминах какого-либо отдельного течения. Как вся новейшая европейская философия вообще и философская мысль любого из участников европейской семьи народов, русская философия представляет собой многообразие течений и направлений, каждое из которых значительно и существенно. Здесь мы обнаруживаем действие и развитие православной философии наряду с диалектическим материализмом, критического гносеологизма со спиритуалистической и даже мифологической метафизикой, монизма и дуализма с плюрализмом, идеализма с реализмом, рационализма с интуитивизмом и мистицизмом, индивидуа МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 877 лизма с социализмом. Если, однако, у всех или по крайней мере у большинства философских проявлений этого пестрого многообразия хотят найти общие черты, то таковыми, скорее всего, можно считать три следующие: философский максимализм, выраженный в требованиях и поисках последних и окончательных решений; философский конкретизм, выраженный в стремлении философски понять и изобразить живой опыт; философская метафизичность, выраженная в усилиях приблизиться к абсолютному Сущему. В этой связи совершенно не случаен факт, что Гегель явился тем самым философом, который оказал на русское философское мышление многостороннее, мощное, широкое и глубокое влияние. Следы этого влияния легко заметить даже у таких духовно чуждых и далеко от него стоящих мыслителей, как Лопатин и Лосский. Особенно отчетливо и многообразно наблюдается это влияние в новейших русских концепциях: в христианской метафизике Карсавина, в критико-трансценден- тальном плюрализме Яковенко, в феноменологически-диалек- тическом символизме Лосева, в философии чистого знания Сеземана, в объективном идеализме Вейдемана, в педагогической и социальной философии Гессена и прежде всего в диалектическом материализме официальной советской философии.