2. Религиозное санкционирование буржуазной предприимчивости
II к средние века, и в древности люди прекрасно знали, что деньги приносят много удовольствий, но богатство ради богатства (Шсплок, Скупой Рыцарь)—это вплоть до Реформации воспринималось как «перверсия», как нечто демоническое.
Моральной санкцией капиталистического предпринимательства не могло быть утверждение той очевидной истины, что богат- I I во приносит радости; не могло быть ею и дозволение всех средств добычи богатства — это значило бы просто отрицать моралі.. Напротив, проблема санкционирования состояла в строжайшей моральной регламентации всего, что связано с добыванием денег, в том, чтобы разорвать укоренившуюся в сознании людей снизь между богатством и удовольствием. Протестантская этика выполнила эту парадоксальную задачу, представив деятельность, направленную на достижение богатства, в качестве неэвдемоннче- скоіі п нравственно обязательной.
Прежде всего, нротестаитпзм дает высокую оценку любому труду.
Мы уже видели, что для реформаторов нет «чистой» (сакральной) и «грязной» (мирской) деятельности,— любой труд, если человек отдается ему с высшим напряжением всех сил и способностей, есть «служение Господу».В этом уже было громадное моральное освобождение для усваивавших протестантизм представителей предбуржуазии. И это, безусловно, важнее антибуржуазных предрассудков Лютера и антиростовщических высказываний Кальвина. Здесь, как и ио всем, негативный, освобождающий момент идеологии Реформации важнее тех ограничений, которые они ставили своим собственным принципам. Высказывания Лютера и Кальвина не были догмой н осуждение ростовщичества было снято по мере того, как а ходе развития капиталистических отношений становилось все более ясной необходимость кредита для хозяйственной жизни. Раз кредит есть необходимая социальная функция, значит, он ссть определенная работа и по отношению к ней действуют принципы, применяемые при оценке любой работы,— она должна мыслиться как призвание и служение богу. «Открытая» идеология Реформации настраивается на новую капиталистическую реальность, дает санкцию новым видам деятельности п одновременно «морализует» их.
Но если санкционируются все виды труда, в том числе и те, которые мыслимы лишь при наличии богатства и непосредственно ведут к его возрастанию, то это значит, что само богатство должно получить моральную санкцию.
Порицание реформаторами богачей — это прежде всего порицание пороков, связанных с богатством, превращением богатства в предмет поклонения пли средство удовлетворения «похоти плоти». Но само по себе богатство — и не порок, и не достоинство. Богатство, доставшееся честным путем, это, как и бедность,— испытание. Его не надо бежать, как не надо бежать власти, наля- гающей на ее носителя известные должностные обязанности: «...пужно, чтобы мы были бедными в наших сердцах, чтобы у нас не было гордости нашим богатством, чтобы мы не пользовались им для угнетения слабых... и, наконец, чтобы мы были всегда готовы, когда это будет угодно Богу, снова стать бедными»57.
Стремиться к богатству любой ценой — нельзя, по и отказываться от «само собой» достающегося богатства тоже нельзя.Между тем капиталистическое богатство — это как раз богатство, возникающее, по представлению ею обладателя, «само собой». Спекуляция, грабеж — это не капитализм как таковой, а лишь постоянно сопутствующие ему эксцессы. Чтобы быть капиталистом, вовсе не обязательно как-то «обманывать» рабочих или других капиталистов. Капиталистическая прибыль возникает, как известно, в результате приобретения эксплуатируемой рабочей силы по «законной», признанной буржуазным обществом цене. И так как «честно нажитые деньги» — хороший показатель того, что человек «трудился па славу», наживание денег может превратиться в цель и задачу жизни, приобрести высшую этическую и религиозную ценность.
Так, лишая этического оправдания феодальное потребление богатств и плутовство живущего в недрах феодального общества коммерсанта, протестантизм дает этическую санкцию труду капиталистического предпринимателя, дает возможность буржуа с гордостью глядеть на себя, на свою деятельность и свое богатство.
Это освящение планомерного и не связанного с видимым нарушением этических норм наживания денег способствовало разворачиванию бешеной предпринимательской активности, для которой не было теперь Пи моральных, пи психологических ограничений, связанных с желанием, накопив какую-то сумму, отойти от дел, пожить спокойно (типично французское стремление буржуа к ренте) или просто кутнуть (русский «ухарь-купец»). Наживание денег становится процессом, не имеющим конца и края, способом человеческого существования.
Моральная санкция предпринимательства — это не только создание новой, лишенной феодальных пережитков психологии буржуазии, но еще и «обуржуазивание» психологии других классов общества, создапие общего «буржуазного духа». Наиболее четко это проявляется в странах кальвинистской традиции.
Если в католической Италии в XVI—XVII вв. происходил процесс «феодализации» буржуазии, когда крупнейшие буржуазные семьи всеми правдами и неправдами стремились «пролезть в феодалы» и выйти из предпринимательской деятельности, то в Англии и Голландии само дворянство начинает активно заниматься буржуазным предпринимательством.
Рядом с буржуазным перерождением дворянства происходит соответствующая трансформация крестьянства, его переход па товарно-денежный путь хозяйствования и превращение неразо- рившейся, непролетарской части крестьян в капиталистических фермеров.
І НІШІгалнстические отношения многообразно связаны с различными сторонами культурной жизни общества. Они Не могут, например, успешно развиваться, если в обществе безраздельно господ- • іиуіч догматическая религиозная система, если основная масса населении безграмотна, если для буржуазных производительных ні ношений нет соответствующей научно-технической базы и т.
д.Капитализму необходим определенный минимум народного об- |щ кшапня, без этого мини'мума невозможны ни товарно-денежные ні ношения, ни рост предпринимательской активности, ни фабричное производство, которое по мере усложнения технологии все ін і.тее требует грамотного рабочего. И протестантизм сыграл важную роль в создании того, что можно назвать «образовательной (ш иш» капитализма.
Для католицизма и православия необходимо существование в иГнцестве достаточно культурной группы лиц, способных выполнить священнические функции. Отсюда просветительская деятельность миссионеров среди колониальных народов. Однако для существования этих церквей практически не нужен подъем обра- иіиания широких народных масс — они могут господствовать в обществе со сколь угодно низким уровнем народного образования.
Между тем для самого существования протестантизма необходим определенный уровень образования рядовых верующих с привычкой к интеллектуальной работе. Это связано прежде всего с том, что протестантизм возвел чтение Библии и размышление над пей в ранг обязательного религиозного предписания п создал культ, в котором центральное место занимает разъяснение Биб- .гии пастором.
Чтобы новый культ мог существовать, необходимо было, с од- нон стороны, перевести Библию па живые языки, с другой — распространить грамотность: законодательство ряда протестантских стран вводит всеобщее обязательное начальное образование 58-59.
' Библия вводится в каждый дом, и многие поколения немцев, американцев, шведов будут затем вспоминать одну и ту же картину— старика отца вечером, раскрывающего Библию и чцтаю- щего отрывок из нее собравшимся членам семьи. И это введение Библии (книги) в каждый дом объективно означало создание необходимого для капитализма минимального образовательного уровня.
Мели феодальное европейское общество — общество с неясными национальными границами и нечетким национальным сознанием, то становление капитализма немыслимо без возникновения нового типа национального самосознания и специфически национального характера культурной жизни.
Национальный язык как бы определяет естественные границы единого капиталистического рынка.
Буржуазные отношения устанавливают тесные контакты между людьми одного языка, «сбивая» их тем самым в единую нацию, ликвидируя постепенно местные языковые и культурные различия, и идеальным положением для капитализма является совпадение этой естественной границы рынка с государственной. И как буржуазные отношения стирают местные культурные различия в результате роста горизонтальной социальной мобильности в рамках языковой общности, так они до какой-то степени сближают социальные культурные различия в результате роста вертикальной социальной мобильности, порождают демократизацию культурной жизни. Но это может основываться опять-таки лишь на общепонятном национальном языке.И протестантизм сыграл большую роль в создании специфически национального характера культурной жизни нового времени. > Можно указать на следующие наиболее очевидные липни влияния протестантизма на становление национальных культур.
Во-первых, протестантизм разрушил единую международную организацию, охватывающую западноевропейскую культурную элпгу, основанную на едином международном языке — латыни, создающую тесные «горизонтальные» связи различных национальных культурных элит друг с другом ii одновременно ослабляющую «вертикальные» связи национальных культурных элит и низов, масс,— католическую церковь. Во-вторых, он создал на ее месте церковные организации, ограниченные государственными рамками, где духовенство — под контролем мирян, а в кальвинизме — в большей мере под демократическим контролем, организации, ослабляющие интернациональные связи культурных элит и укрепляющие «вертикальные» связи элит н масс. В-третьих, создавая и распространяя Библию и религиозную литературу на национальных языках, требуя постоянной проповеди (естественно, на национальном языке), протестантизм поднимает престиж этих языков, которые являются основным условием и основной базой национальных культур. Наконец, распространяя грамотность, также, естественно, на национальных языках, протестантизм опять-таки усиливает культурную связь элиты и масс, дает в руки масс средства овладения культурой п участия в ней, что опять- такн^'силпвает национальный характер культуры. Капитализм требует повой производственной технической базы н ее постоянного роста.
Но мы» уже говорили о том, как протестантизм дает своим учением о богопознанни, своей «гносеологией», санкцию научной деятельности, причем именно той, которая нужна капитализму,— «скромной», не устремляющейся в общемировоззренческую сферу, т. е. науке эмпирической, наиболее близкой к проблемам техники и наиболее соприкасающейся со сферой производства. Одновременно своей этикой труда он порождает отношение к научной активности, аналогичное создаваемому им отношению к предпринимательской активности — как к постоянному бесконечному труду. Это единство этического подхода к предпринимательской и научной деятельности создает тре- темпе дли развития капитализма единство двух параллельных я и мнмисинзапных процессов — постоянного роста производства, нрнменшощего технические достижения науки, и постоянного ро- I III науки, все время передающей производству технические до-I 111,1,14111)1.
Мы лишь бегло остановились на некоторых аспектах культур- мин -кизпн, порождаемых особенностями протестантизма и аденіни мы \ капиталистическим производственным отношениям. Можно, очевидно, указать еще мпожество других аспектов. И можно , пиершенпо по-разному «выводить» их, ибо все они (и другие, не \ I.H шнные) «переплетены» между собой, составляют единое це- іпе капиталистической формации. Культурные аспекты напитані.ши также многообразно связаны с его политическими аснек- |ими. lie может быть, например, быстрого развития науки при i| абсолютистской политической системе и фиксирован
ных феодальных статусах, становлення национального характера м.л.туры без одновременного становления буржуазно-демократических институтов, и наоборот. Протестантизм влиял па все это многими способами, он органически вплетен в ткань становящего- • н буржуазного общества.