<<
>>

СУЩНОСТЬ ПЛЮРАЛИЗМА

1. Для философии, равно как и для ее предмета — существующего, фундаментальное значение имеет проблема отношения между единым и многим. Все другие важные проблемы и трудности философии — неважно, какой бы области опыта и жизни они ни касались и в какой степени они ни были бы конкретными и специальными, — весьма содержально и концентрированно отражаются в этой самой значительной из всех проблем философии.
Проблемы-апории отношения абсолютного к относительном}', трансцендентного к имманентному, идеального к реальному, свободы и необходимости, добра и зла, прекрасного и безобразного, Бога и человека, социализма и индивидуализма и так далее — все они так или иначе объяснимы и решаемы в прямой зависимости от того, как представляется — сознательно или даже неосознанно — сущность бытия: единой или множественной.1 2. Известны четыре типовые попытки разрешить эту проблему — дуализм, монизм, моноплюрализм и плюрализм, которые могут быть проиллюстрированы системами Платона, Спинозы, Гегеля и Гербарта. Среди этих систем дуализм всегда выступает в качестве исходного момента развития философской мысли при наступлении каждой новой философской эпохи. Об этом говорят Платон (два мира), Декарт (дух и материя) и Кант (форма и содержание). Главная тому причина заключается в том обстоятельстве, что философская мысль постоянно и непроизвольно начинает свою работу с противопоставления Я и не-Я, субъекта и противостоящего ему, спроецированного вовне объекта. Уже с первого шага философия ставит перед собой две области бытия, две сущности или два 1 «The problem of the One and the Many is as old as philosophy itself» (Taylor A. E. Elements of Metaphysics. 1909. P. 84); «The fundamental issue of Philosophy is just this: is that which is ultimately real One, or is Many» (Howison G. H. The Limits of Evolution and other essays. 1904. P. 410). Ср.: James W. The Will to believe and other essays.
1897. P. VIII; Some Problems of Philosophy. A Beginning of an Introduction to Philosophy. 1911. P. 114. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 283 порядка — порядка идей и порядка явлений. Более глубокое основание этого отношения философской мысли заключается и основоположном значении двойственности и различенное™. Просто невозможно думать без предварительного различения, а любой акт отождествления возможен исключительно на основании предварительного различения и сравнивания.1 3. Если при первом пробуждении философской мысли дуализм представляется таким непосредственным, непроизвольным и неизбежным, то при более тщательной и глубокой проработке он оказывается совершенно несостоятельным. И самом деле, когда дуализм удовлетворяется простым статичным и взаимосвязанным соединением двух миров или их гущностей, то опыт сразу же демонстрирует ему, что дейст- 1КЧ шее существует не простая двойственность, а множественность, а все ее элементы сосуществуют не просто и не зависимо друг от друга, а существуют более действенно, находясь друг г другом во взаимоотношениях и взаимодействиях. Но когда дуализм предпочтет динамическую двойственность, в которой каждый из ее элементов стоит в отношении взаимосвязи.л мтаимодействия, то и теперь дуализм попадает в основное итруднение, которое его и разрушает. Оно выражается в попросе о том, как принципиально гетерогенные элементы могут находиться во взаимоотношении и, даже более того, как они могут образовать некое единство? Если, к примеру, пух и материя или материя и форма принципиально и безна- иежно различны, то как они могут друг на друга действовать, проникать друг в друга, образуя единый и себе тождественный предмет, порождая один и тот же мир? Если рассмотреть новейшую, хорошо разработанную форму дуализма, как она представлена теоретико-познавательной и оптологической философией Ласка,2 то можно будет сделать гпгдующий вывод: если форма и содержание с самого начала принимаются за две совершенно различные инстанции, то они не могут находиться в позволительном и объяснимом единстве.
Iели форма является чем-то логическим и сверхвременнбш, а материя — алогическим и (как бытие) временн&м, то отношение между ними должны быть в одно и то же время могическими и алогическими, надвременн&ми и временн&ми, чго, например, равносильно требованию, чтобы красное тогда же было не красным. Рассмотрение формы и содержания в 1 Hickert Н. System der Philosophie Erster Teil: Allgemeine ne Gmndlagung der Philosophie. I illiliiH.cii. 1921. S. 56, 249, 267; Der Gegenstand der Erkenntnis. 1928. S. 294; Das Eine, die I inlinl und die Eins//Logos. 1911. Bd II. S. 131, 147; Die Erkenntnis der intelligibeln Welt iiii'l tins Problem der Metaphysik//Ibid. 1927. Bd XVI. S. 165, 175. Ср. также: Gentile G. M'.i* mu die Logika come teoria del conoscere. 1922. Vol. 1. P. 180; Aliotta A. Relativismo e (•It nliuuo. Napoli, 1922. P. 12. ' l.ask E. Die Logik der Philosophie. 1911. S. 31, 38, 69, 74, 102. 284 Б. В. ЯКОВЕНКО качестве конститутивных категорий тоже не проясняет дела. В этом случае отношение между ними принадлежит области значений, и остается совершенно неизвестным и непостижимым, как оно может содержать в себе абсолютно различные и гетерогенные элементы, которые по природе своей не только не могут вступать в отношение как его члены, но прямо-таки отрицают такое отношение. 4. Абсолютная безнадежность дуализма, как следствие, вызывает к жизни противоположную форму философской мысли, а именно: утверждение существенного монизма опыта и сущего и, далее, сведение всего наличествующего к одному принципу, к одному началу, как это, к примеру, дается системами стоиков, Спинозы и Фихте—Шеллинга. Однако абсолютный монизм или идентизм очень скоро обнаруживает свою полную непригодность потому, что в нем открыто подавляется наличное многообразие опыта и жизни, или потому, что он оказывается не в состоянии, хотя бы приблизительно, исходя из своего принципа, объяснить происхождение различенности, множества и многообразия и в таком случае вынужден довольствоваться утверждением загадки, чуда, последнего непостижимого и отделываться увертками, что недопустимо для рациональной философии.
Когда, например, Бредли, который несомненно является самым значительным и блестящим представителем этого направления мысли, в своем примечательном критическом и феноменологическом анализе опыта замечает, что «на вопрос о том, почему существуют явления и почему они столь разнообразны, невозможно дать хоть какой-либо ответ», то таким образом он лишает всю представленную им концепцию какой-либо спекулятивной ценности. Необходимо выбирать одно из двух: либо существует только одна реальность и явления сводятся к ней целиком, т. е. вполне содержатся в ней объяснимым образом, и тогда нет никаких причин говорить о явлениях как о чем-то особом и апеллировать к чуду, тайне, непостижимому; либо явление как минимум есть нечто sui generis. В этом случае все реально существующее не соотносится с этой категорией, явления не объясняются с полной определенностью, и мы вновь стоим перед непреодоленным дуализмом. 5. Очевидная бессодержательность идентизма имеет следствием различные . формы моноплюрализма, которые могут быть охарактеризованы именами Плотина, Лейбница и Гегеля, которые в своих концепциях пытались примирить опытно данное многообразие существующего с его существенным единством. Но в конечном счете в моноплюрализме не дано никакого разрешения главного затруднения потому, что в нем не объясняется, а только молчаливо или открыто, онтологически или логически постулируется или статическое присутствие не-единства в едином (или в отношении к не-одному), как это имеет место в новейшей философской литературе, МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 285 особенно, к примеру, у Александера или Мак-Таггарта, или динамическое возникновение из единого чего-то другого, которое вводит в единство не единство, а из не-единого поступи рует не содержащееся в нем единство, что, к примеру, почти титаническими усилиями стремится доказать Ройс. Как из- иеетно, он пытается преодолеть моноплюралистическую апорию при помощи «самопредставляющейся системы», интер- иретируя отношение между единым и многим в математических терминах «упорядоченного множества» или «детерминирован- иой бесконечности».1 Однако ясно, что если единое одно (универсум, абсолютное сознание, абсолютная воля) должно репрезентировать себя самое, то результат самопрезентации необходимо и хотя бы минимально должен отличаться от себя самого как репрезентируемого.
В противном случае это было (>ы не самопрезентацией, а самоповторением, в котором отсутствует подлинное самовыражение. Равным образом, если каждый отдельный момент многого выступает репрезентантом еаморепрезентирующего единого одного, то, будучи таковым, он неизбежно должен отличаться от себя самого как репрезентируемого и быть самим репрезентируемым. Очевидно, что и в первом и во втором случае отношение между единым и многим, которое может сложиться в случае самопрезентации первого, во втором станет простым рядоположением последнего с самим собою как другим. Строго говоря, это означает отсутствие между ними какой-либо эффективной взаимосвязи и какого-либо мыслимого соответствия. 6. Неспособность монизма, даже в его самых свободных и изощренных формах, разрешить фундаментальную проблему существующего главным образом определяется тем, что он не п состоянии порвать с дуализмом, от которого он происходит и которому он противостоит. Любой монизм прежде всего предполагает — сознательно или неосознанно — различие и противоположение между субъектом и объектом, проецированными вовне, пытаясь потом как-то — то ли грубо и осязаемо, то ли утонченно и более абстрактно — либо утопить субъект в объекте, либо, что бывает чаще, свести объект к субъекту, не достигая нужного результата и оставаясь не чем иным, как завуалированным дуализмом. Но такой монизм, ио-первых, оказывается безнадежно натуралистическим, так как он, даже в самых своих утонченных формах, рассматривает противодействие внешнего по отношению к субъекту объекта по схеме вещи, вещной сущности. Во-вторых, монизм, вынужденный согласно принятой схеме думать, что объект, данный только в его противостоянии субъекту, есть проекция последнего и ставит затем цель снова свести его к субъекту 1 См.: Royce J. The World and the Individual. 1908. Vol. 1. P. 538-554, 563-588. 286 Б. В. ЯКОВЕНКО и обнаруживает свой врожденный натурализм в форме психологизма, что значит — спиритуализма. Спиритуализм, когда он достаточно утончен и сознателен, всегда ищет для объектов некий коэффициент сознания, в свете которого он их интерпретирует (см., например, системы Плотина, Лейбница, Гегеля, Когена, Бредли, Ройса, Кроче).
Таким образом, монизм произвольно и догматично упрощает и схематизирует существующее. К примеру, математический мир чисел или музыкальной гармонии становится в нем чем-то отличным от мира психических вещей, в той же степени отличаясь и от мира физических объектов. На основе теорий натуралистически спроецированного объекта или же объекта, психологически пре- постулированного субъектом, невозможно объяснить мир сколько-нибудь правильным и точным способом. 7. Но если верно все, что было сказано, то последнее слово принадлежит плюрализму. Философии не суждено найти свое последнее и прочное основание, если плюрализм не в силах разрешить эту мучительную апорию. Конечно, на протяжении всей истории философии, вплоть до наших дней, плюрализм еще не утвердился в чистой форме, полностью освободившись от дуалистической и монистической схем. Это произошло отчасти потому, что не сразу были исчерпаны их спекулятивные возможности, а отчасти потому, что для этого еще не созрели необходимые культурные условия. Фактически все исторически известные формы плюрализма находятся под влиянием монистической традиции и всегда тяготеют к поиску некоего принципа или единого первооснования для множественных сущностей (см. Аристотеля, Лейбница, Гербарта, Ренувье). Этого упрека не избежит и самый последовательный из всех ныне живт/щих плюралистов — Ховисон, который мыслит существующее плюралистически, но следуя социальной схематизации; как «Град Божий» с управителем Богом в центре (что в основе своей натуралистично).1 Однако в наши дни после долгого засилья критицизма и гносеологизма в философии и огромных потрясений мировой войны и последовавших за ней революций решительным образом подорваны позиции монизма во всех его наличных разновидностях. Точно так же как сейчас в области социальной жизни на первый план все более выступает 5г|дососуществуют друг с другом. Мы не можем ни знать множественность, ни придавать ей какой- либо смысл, если мы не знаем каким-либо образом его как единство. Множеству или многообразию свойственна коррелятивность, отношение, что, со своей стороны, предполагает целостное единство: значит — множественность и взаимоотношение являются не чем иным, как проявлением и обнаружением единства.3 Однако так обстоят дела в случае, если отдельная множественность рассматривается в свете субъект- объектной дуалистической схемы и на основе монистических усилий свести объект к субъекту. На деле отдельная множественность предполагает и означает не установление связи п 1 Ibid. S. 87 ff. 2 См.: Russel J. Е. Why not Pluralist?//Journal of Philosophy, Psychology and Scientilli Methods. 1901. Vol. VI. N 14. 3 CM.: Bradfy F. H. Appearance and Reality. 1908. P. 141; Essays on Truth and Reality 1919. P. 231, 287. Ср.: Varisko B. Conosci te stesso. 1912. P. 150, 205; Gentile G. Tcoiln generate dello spirito come atto puro. 1924. P. 29, 36, 98, 116. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 289 себе, а только с точки зрения мыслящего субъекта, который должен быть предварительно предпослан множеству. Смысл предложения «А совершенно независимо или отлично от В» ti источается в том, что А и В как таковые друг к другу никак не относятся. Утверждать противное — значит вносить в логическое содержание этого предложения психическое бытие утверждающего как акта, в котором представление об А и представление о В несомненно связаны, но тогда содержание предложения субъективируется или психологизируется. Но это нужно сразу же отклонить. Что общего между независимостью А и В друг от друга и актом ее утверждения в высказывании? Только то, что мы имеем два факта, и оба они принадлежат к различным порядкам, а какое-либо их сближение может означать только искажение собственной природы каждого из иих. В опыте они не находятся ни в какой близости. Когда же высказыванием утверждается независимость А и 3 друг от друга, то фактически не утверждается ничего сверх акта утверждения отношения, логически не присутствующего между /I и В.1 Итак, между ними нет никаких отношений. Это все, что Позволительно утверждать, и так это рассматривается пос- подовательным плюрализмом. Предположим, что А означает «сла- м,ость», В — «интеграл». В какую связь, в какое отношение ставит А и В утверждение их полного различия и независимости? 11. Наконец, четвертое возражение, направленное против ншорализма, таково: если отдельные сущности многого не соотносятся друг с другом, то совершенно определенно они стоят в отношении к его познанию. Поэтому утверждение о том, что «существующее является абсолютным множеством», по шается через саму свою фактичность в ряду многообразия существующего, и, следовательно, оно стоит в каком-то отношении к существующему. Значит, в абсолютное множество наверняка вводится известное отношение, которое, как отношение вообще, предполагает наличие в природе элементов, пинанных именно таким образом, и тогда, если оно пока I иже гея количественным и формальным, то по существу оно ипнистся внутренним и качественным единством. ?ho возражение является не чем иным, как простым прекращением психологизации смысла (возникающей на почве пушшетической субъект-объектной схемы и обязанной своим происхождением бессознательному использованию предшест- 1 < м.: Giisserl Е. Logische Untersuchungen. II. 1901. S. 103, 709; Ideen zu einen reinen riiiiiinmrnologic und phanomenologischen Philosophie. 1913. S. 74; Spir A. Gesammtl. Werke. ГЛН1 N 457, 507; Remke J. Philosophie als Grundwissenschaft. 1910. S. 290, 611. 1 (!m.: Bradly F H. Appearance and Reality. P. 143, 607—609; Royce J. The World and ilif Individual. P. 133—137; Ward J. The Realism of Ends, or Pluralism and Theism. 1912. Г Ш, 436. Ср. также: Lotze H. Grundzuge der Methaphysik. 1883. § 48; System der riilliihiipliic. 1880. Bd I. Кар. 6. Hi 11 II Яковенко 290 Б. В. ЯКОВЕНКО вующего возражения) в гносеологическую теорию. Уже было упомянуто о том, что эта теория не выдерживает принципиальной критики, так как в ней сделана попытка соединить два совершенно различных гетерогенных момента, т. е. познающее и познаваемое, психический акт познания и познаваемый предмет (или логическое содержание). Утонченная форма этой теории — так, как она была предложена Риккер- том, — разрушается следующими соображениями: два обсуждаемых элемента могут быть связаны друг с другом или логически, или каузально.1^ Но первый способ связи исключен потому, что логическое принципиально не имеет дела с каузально-обусловленным рядом явлений. Другой способ связи невозможен потому, что психическое бытие как таковое не содержит в себе и не обнаруживает никакого логического отношения, а его внедрение в логические конструкции только лишает их ценности, разрушая их полноту и независимость. Акт познания и содержание познания (смысл) друг с другом не связаны — ни логически, ни каузально. Когда приверженец монизма, желая обойти этот аргумент и снова опираясь на ошибочную психологическую теорию, хочет возразить, будто бы отрицание любой возможности отношения между актом познания и объектом (или логическим содержанием) отрицает и уничтожает сам факт познания, а с ним и аргументацию, направленную против этой теории, то мы можем ответить ему коротко и ясно, что предложенная здесь аргументация имеет значение и учитывается не в качестве психического процесса познания, а как логическое состояние знания (познания или истины), и она, аргументация, не только не ослаблена этим или уничтожена, а сохранена и даже усилена.2 12. Плюрализм сможет противостоять критике и даже добиться признания только в том случае, если он сумеет, эффективно используя все новейшие завоевания критикогносеологического анализа, освободиться от основных положений и главных предубеждений дуализма и монизма, т. е. от натурализма, субстанциализма и психологизма. Но это значит, что в своем углублении в существующее он должен стать совершенно адогматичным, критичным и в высшей степени существенным. Очевидно, что достигнуть этой цели он может, если будет верен живому методу и если не остановится на мертвой схеме. Философский взгляд должен и может стать плюралистическим, если он сконцентрируется на денатурализации, десубстанцивировании и депсихологизации любого су- 1 См.: Rickert Н. Zwei wege der Erkenntnistheorie // Kantstudien. XIV. 1909; von Begriffe der Philosophie//Logos. 1910. Bd I; Der Gegenstand der Erkenntnis. 1928. S. 151, 183, 213, 245, 280, 289; System der Philosophie. Erster Teil. S. 254, 277. 2 CM.: The New Realism. 1911. P. 11, 113, 257, 294; Spaulding E. G. The New Rationalism. 1918. P. 365. Ср.: p. 71, 208, 219, 354, 372, 382, 396, 409-430, 432, 475. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 291 шествующего, обнаруженного им в опыте, с тем чтобы познать предмет, существующий в себе и для себя. В таком философском взгляде существующее отражается не как единое, но как множественное. Он не должен быть плюралистическим в смысле теории или системы абсолютно субстанциализированных сущностей или монад и не должен в тысячный раз повторять ту самую психологическую субстанциализацию, которую совершает монистический идеализм. Такой взгляд терпит поражение лишь в единственном случае, — если он впадает в апории, свойственные монизму. 13. Задачу познания существующего можно достоверно разрешить, если плюралистический метод найдет применение во исех областях философского знания. Плюрализм обнаруживает себя как беспощадная феноменологическая критика познания, которая полностью уничтожает воздействия и последствия изначального дуалистического предрассудка человеческого мышления. В соответствии с этим в своей теории познания плюрализм выдвигает критическую и рациональную интуицию и качестве единственного существенного источника истины и достоинства философствования. Она противостоит любому виду чувственной интуиции и интеллектуалистическому конструированию. В своем учении об истине плюрализм затем утверждает одновременно и абсолютность, и многообразие истин, — учение, противостоящее, с одной стороны, психологическому и прагматическому релятивизму, а с другой — монистическому абсолютизму. В своем учении о бытии, противостоящем реалистическому и материалистическому атомизму, а также идеалистическому и спиритуалистическому монизму, он утверждает одновременно и многообразие, и равную абсолютность сущностей (совершенно независимую от их количественного своеобразия). В своей этике он утверждает подлинное многообразие и равную абсолютность нравственного самоутверждения личности, независимо от ее количественного и качественного своеобразия (т. е. безразличия того, о чем идет речь, — об отдельном человеческом поступке или о жизни иеего континента). В учении о красоте он утверждает многообразие и одинаковую абсолютность проявлений прекрасного, независимо от их количественного и качественного своеобразия (неважно, идет ли речь о песенке или о величественной симфонии). Наконец, в области религии он утверждает многообразие и одинаковую абсолютность всех проявлений и форм снятого, отклоняя, естественно, только традиционные понятия 1)0га и Церкви как очевидные проявления того самого дуалистическо-монистического предрассудка и в этом смысле ииолне последовательно провозглашая себя атеистическим и антиклерикальным учением. 14. Как уже ранее отмечалось, плюрализм реформирует философию и решительно самоутверждается, опираясь на за 292 Б. В. ЯКОВЕНКО воевания, которые были достигнуты в философии после «ко- перниковского переворота» Канта. Кантовской бессмертной «Критикой чистого разума» было положено начало преодоления натурализма и субстанциализма (которые до него безусловно господствовали в философии, радикально вредя ее развитию) посредством критической реформы теории познания и теории бытия в пользу трансцендентализма, равно чуждого как имманентно-сенсуалистическому субъективизму, так и трансцендентно-интеллекгуалистическому объективизму. От познавательного акта с противостоящей ему внешней и пространственной вещи он повернул философский взгляд к смыслу познания, его содержанию. Все ценное, что с того времени было достигнуто в области философии, явилось только дальнейшим развитием и совершенствованием произведенного Кантом переворота. Правда, у самого Канта, равно как и у большинства его непосредственных и новейших последователей, все было пропитано старыми предрассудками, пусть и в утонченных формах. Равным образом последовательный плюрализм выступает как новое ускорение и самоутверждение критических тенденций, он допускает формулирование трансцендентального учения в таком виде, чтобы сводить к минимуму старые предрассудки. Как раз поэтому он притязает на имя критического и трансцендентального плюрализма. II
<< | >>
Источник: Б.В.Яковенко. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ. 2000

Еще по теме СУЩНОСТЬ ПЛЮРАЛИЗМА:

  1. 44. Сущность и система способов обеспечения законности в сфере исполнительной власти.
  2. Культурная революция, ее сущность.
  3. 1. Сущность, задачи и функции неполитических общественных объединений
  4. 1. Мировоззрение: сущность, содержание, структура и типология
  5. А. А. Ермичев О НЕОКАНТИАНЦЕ Б. В. ЯКОВЕНКО И ЕГО МЕСТЕ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
  6. СУЩНОСТЬ ПЛЮРАЛИЗМА
  7. О СУЩНОСТИ ПРАГМАТИЗМА
  8. ФИЛОСОФИЯ, ПОЛИТИКА И СУЩНОСТЬ РОССИИ
  9. ЧТО ТАКОЕ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ МЕТОД?
  10. 2. Сущность национал-реформистских концепций «социализма»
  11. 1.1. Критика основных типов правопонимания
  12. 1.2. Критика подходов к сущности права