Свободная деятельность человека в ее зависимости от воли и веры. Превосходство человека над природой.

Выбор человеком материализма или идеализма определяется фактором воли, тесно связанной с верой. Здесь — один из самых трудных и неоднозначных моментов в метафизике Фихте. Отказавшись от кантовских вещей самих по себе и не придавая особого значения трем глобальным идеям трансцендентальной диалектики как вещам в себе, автор «Наукоучения», подчеркивавший таинственность и непознаваемость природы, в своем сложном истолковании психики человека, по существу, понимал ее тоже как вещь в себе.

Фактор свободы заложен в человеке в силу его в принципе бесконечного превосходства над физической природой. Залог свободы заключен уже в первом акте наукоучения — «я есьм Я», поскольку конечное Я способно преодолеть фиксируемое им не-Я, только осознав в себе действие абсолютно бесконечного Я, именуемого также «яйностью» (Ichheit).

В осмыслении его деятельности автором «Наукоучения» большую роль играет заимствованное у Канта понятие продуктивного воображения (хотя и не тождественное кантовскому). Созерцание субъектом своего действования, начиная с констатации чувственных образов, идет ко все более глубокому самосознанию.

Поскольку же такой процесс — спонтанная, самопроизвольная и весьма яркая деятельность, испытывающий ее субъект находится в состоянии свободы. Однако время от времени он фиксирует факты, свидетельствующие о различных остановках, прерываниях временной континуальности, об определенной устойчивости конечных вещей. Но их фиксирует уже рассудок (verstand). Устанавливаемые им факты, ограничивающие самопроизвольную деятельность разума как интуиции, свидетельствуют о состоянии необходимости, ибо «состояние определенности вещи есть только страдательное состояние... несовершенное бытие» (там же, с. 76). Взаимосмена состояний активности и пассивности, свободы и необходимости — одна из определяющих характеристик субъекта. Если у Канта рассудок — весьма деятельная способность познания, анализирующая явления органов чувств, то у Фихте он осмысливается как пассивное состояние духа, наталкивающегося, увы, на независимые от него факты необходимости.

Свободная деятельность идеалиста как морального субъекта определяется его волей. В «Назначении человека» и других произведениях Фихте подчеркивает зависимость человека «от природы как целого» (там же, с. 84). Но такая зависимость проявляется только в чувственной деятельности, которую философ называет как страдательной, так и практической. Но много выше такого состояния подлинно свободная деятельность, направляемая не просто разумом, но и волей.

Таинственность воли приближает ее к вере и даже, можно сказать, объединяет их. В сущности, развивая здесь идею верознания, Фихте подчеркивает хронологический примат веры над знанием, ибо «мы все рождаемся в вере». В дальнейшей деятельности субъекта знание не может функционировать без веры, ибо «знание не может обосновываться в самом себе и доказывать само себя». Здесь и проявляется стимулирующая роль веры. «Вера подтверждает наше знание, поднимает его на степень достоверности и убеждения; без веры знание было бы одним только обманом. Вера — не знание; она — решение воли придавать значение знанию» (там же, с. 159, 158).

Свобода, максимально стимулирующая деятельность человека, у Спинозы и других великих метафизиков XVII в. достигалась при полном осознании внешней необходимости в условиях сугубого рационализма. Достижение свободы духа в философии Фихте осуществляется пере- 684 плетением иррационалистических и рационалистических компонентов.

При этом свободная сила духа, побеждающего материю, может быть достигнута лишь в контексте идеализма.

Многократные призывы к действиям, которыми переполнены «Назначение человека» и другие произведения немецкого идеалиста, означают у него максимальное возвышение духа над природой. Отсюда и прочувствованный пафос Фихте, в частности в «Лекциях о назначении ученого»: «Я смело поднимаю голову кверху, к грозным скалистым горам, и к бушующему водопаду, и к гремящим, плавающим в огненном море облакам, и говорю: я вечен, я противоборствую вашей мощи».

Прославление человеческого духа Фихте имеет не только моральную направленность. Сила духа проявляется и в его воздействии на природу, с которой «разум находится в постоянно продолжающейся борьбе» (там же, с. 34 — 35). «Человек предписывает сырому веществу, — говорит автор "О достоинстве человека", — организоваться по его идеалу» (там же, т. I, с. 438). Приближаясь к французским просветителям, их антипод, как идеалист, подчеркнул в «Назначении ученого»: «От развития наук зависит непосредственно все развитие рода человеческого. Кто задерживает первое, тот задерживает последнее» (там же, т. II, с. 46).

В противоположность Руссо Фихте видит назначение человечества в постоянном развитии науки и культуры, «доколь вся материя не будет носить печать его действия» (там же, т. I, с. 440). Философ, далекий от экологических проблем нашего времени, идеализирует воздействие человека на природу, считая, что она облагораживается по мере возрастания культуры. Еще важнее, что развитие науки, все глубже проникающей в природу, облегчает человеческую жизнь. «Постепенно человеческий труд уменьшится до пределов, необходимых для роста, развития и здоровья человеческого тела, и этот труд перестанет быть тяжестью...» (там же, т. И, с. 172).

Отвергнув кантовский принцип вещей самих по себе, Фихте вместе с тем позаимствовал у автора «Всеобщей истории и теории неба» и «Критики чистого разума» определенные элементы агностицизма в отношении природы (а человек, как отмечено выше, по существу, стал «вещью в себе»). Будучи осведомлен только в действии силы инерции, автор «Наукоучения» неоднократно (особенно в «Назначении человека») говорит о строгих закономерностях, присущих природе, о «строгой естественной необходимости» (там же, с. 80). Человек есть не что иное, как «особое проявление всех сил природы в их соединении» (с. 83). Нужно думать, что здесь имеется в виду физический человек. Однако и «мышление представляет собой проявление силы природы», хотя и «гораздо более высокое и сложное, чем определенная форма у растений или произвольное движение у животных» (с. 81). Тем не менее «нам не дано проникнуть в сокровенные тайны природы» (с. 80) и приходится указывать лишь на те или иные возможности. По примеру 685

Канта Фихте говорит о невозможности объяснить возникновение простейших форм жизни. Факт мышления следует просто признать, хотя и можно предположить, что «в природе существует первоначальная сила мышления» (с. 82), — говорит так называемый субъективный идеалист, исходя здесь из органицистско-гилозоистской онтологии.