<<
>>

1.8. Трансдукция и принципы квантовой теории

Очертим исходное поле нашего дальнейшего анализа. Анализируются философские вопросы современной квантовой химии. В процессе развития химического знания она пришла на смену док- вантовой химии, обусловив появление в науке целый ряд новшеств, статус которых в силу их проблемного характера вызывает ожесточенные споры.
Некоторые из этих новшеств как раз и станут предметом дальнейшего анализа.

Начнем с анализа природы принципов. Разумеется, принцип принципу - рознь. Приведем на этот счет поясняющий пример. В учебниках по физической химии часто пишут о принципе неопределенности Гейзенберга, в котором речь идет о соотношении неопределенностей признаков, описываемых некоммутирующими операторами, например, о соотношении неопределенности координаты и импульса, времени и энергии. Имеем ли мы в данном случае дело с настоящим принципом? Нет, не имеем. Речь должна идти о законе. Дело в том, что соотношение неопределенности в рамках квантовой химии появляется в глубине теории, как своеобразное следствие ее формального и содержательного аппарата. А сам этот аппарат зиждется на вполне определенном истолковании концепта волновой функции, который позволяет рассчитать вероятности наступления определенных событий. Резонно ввести представление о принципе квантово-химического описания. Без него невозможно сформулировать ни один квантово-химический закон.

Отказ от исследования концептуального смысла принципов всегда чреват различного рода заблуждениями. К сожалению, они пока не стали предметом тщательного философского анализа. Тем не менее, есть возможность указать некоторые типы искажения значимости принципов в теориях.

Во-первых, часто теория излагается вообще без упоминания подлинных химических принципов. Так, в химической атомистике Дальтона нет принципов. В ней много актуального сказано о химических атомах как объекте химии, но не указан принцип, который бы определял смысл закона кратных отношений.

Во-вторых, то и дело законы замещают принципами, а принципы законами.

Выше мы привели пример с соотношением неопределенностей в действительности, являющимся не принципом, а законом. А вот другой показательный пример. В механике Ньютона так называемый первый закон задает инерциальные системы отсчета, в рамках которых только и выполняются законы механики, то есть он является не законом, а принципом. Исключительной важности эпистемологического характера событие было связано с изобретением специальной теории относительности. Альберт Эйнштейн оказался первым физиком, который понял, что равенство скорости света во всех инерциальных системах отсчета является не экспериментальным фактом, а принципом. То, что абсолютное большинство физиков считало фактом, в действительности оказалось принципом.

В-третьих, часто принципами называются положения, которые в силу их недостаточной изученности ошибочно считаются основополагающими. Таковы в квантовой физике и химии принципы дополнительности Бора, наблюдаемости Гейзенберга, а также наглядности. Все они были сформулированы до прояснения концептуального содержания квантовой механики. В этот период они казались самостоятельными положениями. В дальнейшем было выяснено, что ключом к их пониманию является принцип квантово- механического описания, но это обстоятельство не привело к изменению квантовой терминологии. По-прежнему рассуждают о принципах дополнительности и наблюдаемости.

В-четвертых, часто принципами называют вспомогательные положения, которые не вписываются в данную теорию. Такого рода положения являются кандидатами на роль подлинных научных принципов, но не более того. Примером такого кандидата является принцип Бренстеда-Поляни, согласно которому существует линейная зависимость между кинетическими (энергия активации) и термодинамическими (энергия Гиббса, Теловой эффект) параметрами в сходных химических реакциях22 . Строго говоря, речь должна идти о гипотезе, не более того. То же само справедливо и относительно так называемого принципа Ле Шателье-Брауна, согласно которому при оказании внешнего воздействия на систему, находящуюся в состояния равновесия, в ней происходит такое смещение равновесия, которое ослабляет это взаимодействие.

Таким образом, выяснение подлинных принципов является первоочередной задачей анализа концептуального содержания теории.

Таковыми применительно к современной химии являются принцип квантово-механического описания, принцип экстремального (наименьшего) действия и принцип Паули. К сожалению, в абсолютном большинстве учебных и научных монографий по химии концепту- альный анализ химической теории оставляет желать много лучшего. Неряшливость в этом вопросе исключительно пагубна. Вроде бы незначительные ошибки на «входе» теории, то есть там, где имеют дело с принципами, выливается в грандиозные ошибки на ее «выходе», так как они в результате многократно преумножаются.

Принцип наглядности и принцип визуализации. В истории химии, особенно квантовой, не счесть коллизий, связанных с желанием представить химические процессы в наглядной форме: все изучаемые реалии должны быть даны в форме, доступной органам чувств. Насколько нам известно, принцип наглядности не нашел четкой формулировки у кого-либо из философов. Но в содержательном отношении он, пожалуй, ближе всего к установкам эмпириокритицизма Эрнста Маха, который настаивал на представлении всех экспериментальных данных в форме ощущений, то есть в форме чувств. Проводимая им критика эксперимента (отсюда термин «эмпириокритицизм») начиналась с требования представления экспериментальных данных в форме ощущений. Он отказывался признать реальность атомов, поскольку их никто не видел. Лучше один раз увидеть экспериментальный объект, чем сто раз подумать о нем.

В начале прошлого века эмпириокритицизм Маха был довольно популярен среди химиков. С трудом осознавалось, что эмпириокритицизму, как это понял физик Альберт Эйнштейн, не достает концептуальности. Образно выражаясь, мы видим не столько глазами, сколько умом. Принцип наглядности приобретает характер актуального научного принципа лишь тогда, когда он содержит требование выявления концептуального содержания чувственных форм. Но именно оно, как правило, не попадает в поле зрения активных сторонников принципа наглядности. Часто они выступают от имени устаревших теорий. И именно их установки считают наглядными.

Уроки квантовой физики и химии показывают, что при представлении ее содержания в наглядной форме надо быть исключительно бдительным в концептуальном отношении.

Возможность представления всех концептов квантовой механики в наглядной форме пока не доказана. Но, видимо, рано списывать принцип на- глядности в архив. Это особенно существенно для специалистов в области методики химии. Но, пожалуй, несомненно, что «наивное» понимание принципа наглядности не совместимо с квантовой химией. Недопустимо представлять себе, например, электроны в форме корпускул, волн или их цуга. Ученый всегда должен руководствоваться положением, что жизненность того или иного наглядного образа определяется его концептуальным содержанием.

Выше мы отнеслись к принципу наглядности достаточно критически. Но в свете успехов, достигнутых в процессе использования компьютерных моделей, позволяющих достигнуть так называемой визуализации, то есть представления химической реальности посредством наблюдаемых на мониторе графических образований, упомянутая критика должна быть скорректирована. Исследователь должен стремиться не к наглядности, а к визуализации. Речь идет 0

такой стадии научного исследования, отказ от которой его существенно обедняет и, в конечном счете, искажает. Принцип наглядности в том виде, в котором он описан в существующей литературе, не учитывает содержание концептуальной трансдукции. Совсем другая ситуация складывается вокруг принципа визуализации. Он способен направить исследование по правильному пути, а именно, способствовать целеустремленной выработке отнюдь не простых зрительно воспринимаемых концептуально насыщенных образов. Можно констатировать, что развитие современной науки привело от принципа наглядности к принципу визуализации.

Принцип наблюдаемости. Он был сформулирован одним из основателей квантовой физики Вернером Гейзенбергом в следующей форме: «Разумно включать в теорию только величины, поддающиеся наблюдению» . Эйнштейн возразил Гейзенбергу в довольно резкой форме: «С принципиальной точки зрения желание строить теорию только на наблюдаемых величинах совершенно нелепо. Потому что в действительности все ведь обстоит как раз наоборот.

Только теория решает, что именно можно наблюдать»23.

С философской точки зрения спор двух гениев науки весьма показателен. Эйнштейн более определенно, чем Гейзенберг подчер- кивал концептуальный статус теории. Но его оппонент, очевидно, был знаком с ним отнюдь не понаслышке. Почему в разговоре между двумя выдающимися учеными возникла острая ситуация? Почему замечание Эйнштейна очень удивило Гейзенберга? Потому что они по-разному ранжировали принципы научной теории. Фоном их спора была квантовая механика. Эйнштейн ставил принцип наблюдаемости на место, следующее за основными принципами теории. Гейзенберг же полагал, что теория начинается именно с принципа наблюдаемости. К сожалению, наши герои ограничились лаконичными замечаниями. Реконструируя их возможную позицию относительно квантовой теории, можно сказать, что для Эйнштейна она начинается с постулата волновой функции, а для Гей- зенберга с принципа наблюдаемости. Позиция Эйнштейна нам представляется более взвешенной. Она не отрицает принцип наблюдаемости, но предполагает его «осторожную» формулировку. Например, такую: содержательность концептов теорий непременно должна проявиться в результатах наблюдений. Разумеется, речь идет о таких науках, в которых имеет место операция наблюдения. Химия как раз и является такой наукой.

В области квантовой химии вопрос о состоятельности принципа наблюдаемости приобретает особенно острое значение. Действительно, широко распространено мнение, что феномен волновой функции выпадает из поля действия принципа наблюдаемости. Дело в том, что эта функция не представляет реальный волновой процесс, который доступен наблюдению. До появления квантовой механики физики и химики не встречались с процессами, которые бы в принципе были ненаблюдаемыми. Когда же это случилось, то возникла проблемная ситуация, преодоление которой затягивается.

На наш взгляд, суть описываемой ситуации состоит в следующем. Так называемые чистые состояния в принципе не поддаются процессу наблюдения.

Измерение разрушает чистые состояния, свидетельствуя о смешанных состояниях. Означает ли это, что нужно отказываться от признания реальности чистых состояний? Нет, не означает. Теория позволяет перейти от результатов измерений, относящихся к смешанным состояниям, к чистым состояниям. Между этими двумя типами состояний существует определенная зависимость, именно она позволяет по результатам измерений судить не только о смешанных, но и о чистых состояниях. Но при этом ни на секунду не следует забывать о специфической природе этих состояний.

Рассмотрим в этой связи, например, вопрос о природе расстояния между атомами в составе молекулы. Оно имеет два смысла. В одном случае это расстояние является параметром наблюдаемого явления, в другом - ненаблюдаемого, чистого состояния. Необходимо всегда делать различие между тем, что наблюдается и что в принципе не может быть наблюдаемо. Как правило, в книгах о физической химии речь идет о расстоянии между атомами (длине химических связей) как параметре смешанного состояния. И оно же отождествляется с соответствующим параметром чистого состояния. Молекулы с присущими им геометрическими формами могут наблюдаться. Но при этом речь идет о смешанном состоянии. Молекулы и атомы в их чистом состоянии никто не наблюдал и, судя по современному состоянию квантовой химии, никогда и не увидит.

Итак, принцип наблюдаемости актуален для интерпретации квантовой химии, но лишь в случае, если он интерпретируется в свете постулата о волновой функции.

Квантовый принцип относительности к средствам наблюдения. Он является конкретизацией принципа наблюдаемости. Этот принцип применительно к квантовой механике развил Нильс Бор. Энергичным его сторонником в нашей стране был В.А. Фок. Смысл рассматриваемого принципа излагался Бором и Фоком многократно, но обычно немногословно. В силу этого у нас нет возможности дать его лаконичное определение в соответствии с какой-либо цитатой из произведений Бора или Фока. Постараемся, однако, выразить суть дела. Измерительный прибор является посредником между экспериментатором и микрообъектами. Речь идет об оценке роли этих посредников и, соответственно, признаков изучаемых объектов.

Согласно наиболее ортодоксальной точке зрения измеряемый объект K обладает свойствами а, b, с. Запишем это обстоятельство в символьной форме как K(a, b, с, d). Все признаки являются свойствами, то есть одноместными предикатами, не зависящими от из- мерительного прибора (G). Измерение выявляет признаки, но сам объект остается неизменным.

Уже специальная теория относительности Эйнштейна принесла с собой новации, осознание которых потребовало от ученых немало усилий. Вопреки господствовавшему мнению выяснилось, что подобно механической скорости протяженности и длительности являются не признаками-свойствами, а признаками-отношениями. Но это означало, что исследователь имеет дело не с объектом А, а с системой (А + G). Прибор оказался больше, чем посредником, выступая в качестве полноправного члена экспериментальной системы.

Наиболее радикальные новации оказались связанными с квантовой механикой. Представление о неизменности изучаемого в процессе эксперимента объекта пришлось отставить в сторону. Теперь приходится вводить представление о своеобразном фамильном сходстве целого ряда специфических квантовых объектов: Кчи°(а, b, с, d); К°ш(асш, Ьсш, ссм, cT). В соответствии с приведенными символьными обозначениями рассматриваются чистые и смешанные состояния. В чистом состоянии параметры а, b, с, d не обладают каким-либо определенным значением. Измерение в зависимости от используемого типа прибора создает некоторое смешанное состояние, причем образуются пары значений, описываемых соотношениями неопределенности. В наших обозначениях это соответст-

см 7 см см )см -т»

венно а и b , с и d . В данном случае указаны лишь две пары параметров, описываемых соотношениями неопределенностей. В действительности же их значительно больше. Но почему мы считаем, что все А обладают фамильным сходством? Потому что они фигурируют в рамках одной и той же теории. После всего сказанного квантовый принцип относительности резонно сформулировать следующим образом: смешанные состояния образуются в процессе измерения, до них они не существуют.

Что же касается запутанных состояний, то их статус подобен статусу чистых состояний. Если измерение произведено над одной из двух частиц, находящихся в запутанном друг с другом состоянии, то она переходит в смешанное состояние. Вторая же частица продолжает пребывать в запутанном состоянии. Вычисленное по результатам первого измерения значение ее параметра будет под- тверждено лишь в случае произведения операции измерения над нею самою.

Таким образом, квантово-механическая реальность существует в трех разновидностях, каковыми являются соответственно, чистые, запутанные и смешанные состояния. Бор и Фок в своих рассуждениях совершили далеко не безобидную методологическую перестановку. Они исходили из принципа относительности к средствам наблюдения, при характеристике которого опирались на категории возможного и действительного. В результате Фок пришел к выводу, что до измерения частица обладает всего лишь потенциальными состояниями, а затем она становится действительной. Правильная же аргументация состоит в рассмотрении принципа относительности к средствам наблюдения вслед за постулатом волновой функции, различая чистые, смешанные и когерентные состояния. Что же касается концептов «возможности» и «действительности», то они могут истолковываться по-разному как в классическом, так и в квантово-механическом смысле. Последнее имеет место лишь в случае, если при их интерпретации используются представления о чистых, запутанных и смешанных состояниях. До сих пор мы рассуждали в рамках усовершенствованной копенгагенской интерпретации квантовой механики. В последние годы с ней успешно конкурирует многомировая интерпретация квантовой механики Эверетта-Уиллера\ Ее основополагающие идеи были впервые сформулированы американским физиком Хью Эве- реттом. Сам он называл свою концепцию теорией универсальной волновой функции, или теорией относительного состояния. Термин «многомировая интерпретация» ввел в физику Брюс Де-Вит. Суть этой концепции заключается в том, что весь мир описывается одной волновой функцией, подчиняющейся принципу суперпозиции. Это означает, что разом существует множество миров. В экспери- менте в соответствии с волей исследователя выделяется один из миров. Редукции мировой волновой функции не происходит. Классическая физика оказывается полностью не у дел. Согласно усовершенствованной копенгагенской интерпретации в квантовой механике измерение выступает как двухактный процесс: вслед за де- когеренцией наступает фаза декорреляции (применительно к запутанным состояниям), которая заканчивается появлением смешанного состояния. Согласно многомировой интерпретации процесс измерения изменяет состояния чистых и запутанных состояний, но он не приводит к образованию смешанных состояний.

Конкуренция между двумя рассматриваемыми теориями продолжается. Компромисс же нам видится в том, что изживается противостояние классического и квантово-механического описания. Но делается это от имени квантовой теории.

Принцип операционализма. Нобелевский лауреат американский физик Перси Бриджмен утверждал, что «основная идея операционального анализа очень проста, а именно: нам не известно значение параметра до тех пор, пока не определены операции, которые используются нами или нашими коллегами при применении этого понятия в некоторой конкретной ситуации»24.

«Для того чтобы какую-нибудь логическую систему можно было считать физической теорией, необходимо потребовать, чтобы все ее утверждения можно было, - излагает Эйнштейн точку зрения Бриджмена, - независимо интерпретировать и «операционали- стски» «проверить». В действительности же еще ни одна теория не смогла удовлетворить этим требованиям. Для того чтобы какую- нибудь теорию можно было считать физической теорией, необходимо лишь, чтобы вытекающие из нее утверждения в принципе допускали эмпирическую проверку»25. Процитируем также Чарльза Пирса, основателя американского прагматизма. Формулируя прагматическую максиму, он разъяснял суть дела следующим образом: «Следует рассмотреть все диктуемые некоторым понятием следствия, которые будет иметь предмет этого понятия. Причем те, что согласно этому же понятию способ- ны иметь практический смысл. Понятие об этих следствиях и будет составлять полное понятие о предмете»26.

Бриджмен выступал, по сути, от имени вполне определенной философии, а именно - прагматизма. Эйнштейн же был сторонником не прагматизма, а концептуализма. Оба выдающихся физика избегали отчетливой философской характеристики своих позиций. Речь идет о довольно типичной ситуации: представители субнаук, в том числе физики и химии, предпочитают не ввязываться в философские дискуссии, избегая тем самым каких-либо замечаний по поводу их философской подготовки. Сказывается их недостаточная метанаучная подготовка. Но философствовать они все-таки вынуждены! И они действительно философствуют, но очень часто без ясного определения своей философской позиции.

Обозначим суть спора между прагматистами и концептуалистами. Прагматист: ученый придумывает гипотезу, которая позволяет интерпретировать статус изучаемых явлений. Но гипотеза должна быть действенной, все, что в ней содержится должно быть поставлено на очную ставку с результатами экспериментов. Концептуалист: ученый придумывает гипотезу, которая позволяет предсказать результаты экспериментов; отсюда не следует, что любая ее часть проверяется экспериментально. Прагматист недоволен концептуалистом, ибо полагает, что его позиция допускает проникновение в гипотезу ненаучного содержания. Концептуалист недоволен прагматистом, который, по его мнению, недооценивает значимость теории.

Мы изложили позиции прагматиста и концептуалиста в самом общем плане, который никак не учитывал специфику квантовой теории. Обратившись к ней, мы лучше поймем суть рассматриваемого спора. В своей развертке квантовая теория выступает как некоторая трансдукция, начальным звеном которой выступает постулат (принцип) волновой функции. Для запуска процесса трансдук- ции необходим операциональный принцип, а уже вслед за ним принцип относительности к средствам наблюдения. Без этих двух принципов трансдукция не могла бы состояться. Это наводит на мысль, что новый этап трансдукции связан с введением определенного принципа. Но каждый из них находится на своем месте. Стоит только на первое место водрузить не постулат волновой функции, а какой-то другой принцип, например, принцип относительности к средствам наблюдения, как сразу же теряется из вида та концептуальная специфика, которая как раз характерна для квантовой физики и химии. Это обстоятельство находит у концептуалистов более четкое выражение, чем у прагматистов, которые считают основополагающим принципом относительность к средствам наблюдения.

С учетом этого обстоятельства можно констатировать, что в споре Эйнштейна с Гейзенбергом и Бриджменом он занимал более последовательную позицию, чем его оппоненты. Но, во- первых, он не счел нужным подчеркнуть достоинства их воззрений, а именно, стремление выявить логику трансдукции. Во-вторых, Эйнштейн не разъяснил свое утверждение о необходимости всего лишь возможности экспериментальной проверки положений теории, как он выразился, «в принципе». Как это понимать? Нельзя ли более четко определить, что именно проверяется, а если что-то не проверяется, то почему? Правомерно ли вообще считать, что, например, постулат волновой функции проверяется? На наш взгляд, на эти вопросы можно дать вполне определенные ответы.

Сначала формулируется постулат волновой функции. после записи волновой функции в определенном виде, исследователь имеет уже дело с научным законом, ибо, по определению, он выступает как связь между переменными. Но поскольку эта связь есть, то наличествует и закон. Волновая функция для частицы, свободно движущейся по оси x, записывается, как известно, в следующем виде:

у = exp -2ni/h(Et - pxx), где E - энергия, p - импульс, t - длительность, x - протяженность, h - постоянная Планка, i - мнимая единица. В данном случае не оговорено, какие именно значения принимают параметры, указанные в скобке. Указан лишь тип их связи друг с другом, то есть закон, присущий чистому состоянию. Но значения параметров чистого состояния нельзя определить «в принципе». Это - во-первых. Во-вторых, эксперимент зафиксирует некоторые значения смешан- ного состояния. Но лишь некоторые, а не все возможные. Хотя любое из них может быть определено «в принципе». Следовательно, эйнштейновское «в принципе», относится не к закону, а к его трансформации, которая приводит к эмпирическим фактам.

Нам осталось пояснить проверку e, i, h и знака минуса. Эксперимент не приводит к установлению величин e, i, h, но зато получает выражение их смысл. Постоянная Планка необходима для выражения квантовых свойств, без нее не было бы квантовой механики; e, i и знак минус необходимы для придания волновой функции именно того вида, который позволяет описать результаты экспериментов. Следовательно, косвенным образом эти результаты свидетельствуют об актуальности рассматриваемых концептов квантовой теории. Итак, определенным образом экспериментальные данные действительно подтверждают как постулат волновой функции, так и ее понимание в качестве закона. Можно сказать, что, в конечном счете, от загадочности квантовой теории ничего не остается. Необычного и проблемного много, но не загадочного.

Принцип дополнительности Бора и соотношение неопределенностей. Для полноты картины рассмотрим также так называемые принципы дополнительности Бора и неопределенности Гей- зенберга. Размышляя над проблемными вопросами квантовой механики, Нильс Бор отмечал, что «данные, при разных условиях опыта, не могут быть охвачены одной единственной картиной; эти данные должны рассматриваться как дополнительные в том смысле, что только совокупность разных явлений может дать более полное представление о свойствах объекта»27.

В этом как раз и состоит содержание принципа дополнительности. К сожалению, многочисленные сторонники принципа дополнительности не обращают никакого внимания на противоречивость утверждения Н. Бора. Вопреки его утверждению «одна единственная» картина существует, ею является квантовая механика с ее постулатом волновой функции. Одного этого постулата достаточно для осознания необходимости синтеза данных всех измерений. Но почему же Бор так энергично выступал в защиту принципа дополнительности, причем вплоть до конца своих дней? Надо по- лагать, сама формулировка принципа дополнительности появилась не случайно, а явилась реакцией на какую-то актуальную проблему.

Это действительно так. Попытки описать результаты квантово- механических измерений посредством концептов классических концептов, как известно, неудовлетворительны. Если же к ним добавить принцип дополнительности, то создается иллюзия, что проблемная ситуация разрешена. Именно эта иллюзия и привела Бора к принципу дополнительности. Он упорно придерживался ошибочного убеждения, что результаты квантово-механических измерений должны описываться посредством понятий классической физики. Но поскольку они противоречивы, то их необходимо сопроводить принципом дополнительности. Но дело в том, что после этого они не перестанут быть противоречивыми. Такова подоплека его ошибки. Таким образом, принцип дополнительности не является принципом квантовой механики.

Интересно, что Бор придавал принципу дополнительности общефилософскую значимость. «В общефилософском аспекте знаменательно здесь то, что в отношении анализа и синтеза в других областях знания мы встречаемся с ситуациями, напоминающими ситуацию в квантовой механике. Так, цельность живых организмов и характеристики людей, обладающих сознанием, а также и человеческих культур представляют черты целостности, отображение которых требует типично дополнительного способа описания»28. Имеется в виду, что анализ и синтез дополняют друг друга. Одно дело, если рассматриваются части системы, другое - когда система фигурирует как целое. Анализируя, мы не учитываем, а порой и разрушаем целое. Когда же рассматриваем целое, то не учитываем, что оно состоит из некоторых частей.

На первый взгляд, рассуждения Бора представляются не только правильными, но и в высшей степени оригинальными. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что они никак не свидетельствуют в пользу принципа дополнительности. По сути, он рассуждает о природе так называемых системных признаков. Дело в том, что взаимодействие частей системы приводит к образованию инте- гративных свойств, которыми эти части не обладают. Например, молекула воды обладает такими свойствами, которыми не обладают два атома водорода и атом кислорода, образующих ее состав. Это обстоятельство прекрасно объясняется квантовой химией, только и всего. Характеристики атомов и молекул не дополнительны в том специфическом смысле, который постулировал Бор. Суть рассматриваемой ситуации с системными признаками достаточно проста29: они являются результатом взаимодействия некоторых объектов. Чтобы это понять, нет необходимости прибегать к услугам принципа дополнительности, который ничего не разъясняет.

Что касается так называемого принципа неопределенности Гей- зенберга, согласно которому произведение неопределенностей двух канонически сопряженных величин больше или равно половине приведенной постоянной Планка (например, Apx Ax > h/2), является следствием основных постулатов квантовой механики. Именно поэтому следует говорить не о принципе неопределенности, а о соотношении неопределенностей. Разумеется, с позиций классической физики соотношение неопределенности исключительно необычно, но это не повод для введения представления об особом принципе.

Итак, основные вехи научной трансдукции размечены принципами, которые образуют некоторую иерархию. Перестановка принципов местами недопустима. На наш взгляд, последовательность квантовых принципов должна быть представлена в следующем виде:

постулат волновой функции ^ принцип Паули ^ операциональный принцип ^ принцип визуализации ^ принцип наблюдаемости ^ принцип относительности к средствам наблюдения.

<< | >>
Источник: В. А. Канке. История и философия химии: Учебное пособие - М.: НИЯУ МИФИ. - 232 с.. 2011

Еще по теме 1.8. Трансдукция и принципы квантовой теории:

  1. 5. От «смешанных агрегатов» к «интеллигибельным принципам»
  2. 5. Принципы теории Эйнштейна
  3. 3. Роль вненаучных оснований
  4. 11.3. Г. И. Шипов. «Теория физического вакуума. Эксперименты, технологии»
  5. 1.8. Трансдукция и принципы квантовой теории
  6. 1.10. Законы и аппроксимации как этапы трансдукции
  7. II. ИСТОРИЯ КВАНТОВОЙ ТЕОРИИ
  8. III. КОПЕНГАГЕНСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КВАНТОВОЙ ТЕОРИИ
  9. IV. КВАНТОВАЯ ТЕОРИЯ И ИСТОКИ УЧЕНИЯ ОБ АТОМЕ
  10. V. РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФСКИХ ИДЕЙ ПОСЛЕ ДЕКАРТА В СРАВНЕНИИ С СОВРЕМЕННЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ В КВАНТОВОЙ ТЕОРИИ
  11. VI. СООТНОШЕНИЕ КВАНТОВОЙ ТЕОРИИ И ДРУГИХ ОБЛАСТЕЙ СОВРЕМЕННОГО ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
  12. VIII. КРИТИКА И КОНТРПРЕДЛОЖЕНИЯ В ОТНОШЕНИИ КОПЕНГАГЕНСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ КВАНТОВОЙ ТЕОРИИ
  13. IX. КВАНТОВАЯ ТЕОРИЯ И СТРОЕНИЕ МАТЕРИИ
  14. 6. К точной интерпретации квантовой теории
  15. 2.4, Классический предел квантовой теории: мало что известно
- Альтернативная история - Античная история - Архивоведение - Военная история - Всемирная история (учебники) - Деятели России - Деятели Украины - Древняя Русь - Историография, источниковедение и методы исторических исследований - Историческая литература - Историческое краеведение - История Австралии - История библиотечного дела - История Востока - История древнего мира - История Казахстана - История мировых цивилизаций - История наук - История науки и техники - История первобытного общества - История религии - История России (учебники) - История России в начале XX века - История советской России (1917 - 1941 гг.) - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - История стран СНГ - История Украины (учебники) - История Франции - Методика преподавания истории - Научно-популярная история - Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) - Периодика по историческим дисциплинам - Публицистика - Современная российская история - Этнография и этнология -