НАСЛЕДИЕ КЛАССИЧЕСКОЙ ДРЕВНОСТИ. ИСТОРИЯ ДРЕВНЕЙШИХ ШКОЛ НА ЗЕМЛЕ

Шумерские школы. Месопотамия • Школы Древнего Египта • Школы Древней Индии • Буддийские школы • Школы Китая

Сегодняшний день нельзя понять вне связи со вчерашним и, следовательно, с давно прошедшим...

С.              Л. Франк

Когда же появилась школа? В Средние века, в Древней Греции, Риме или Египте, а может быть, еще раньше? Казалось бы, какая школа без учителя, который научит читать, писать, считать? А что если сам «учитель» понятия не имеет о грамоте? Такое было. Еще у древнейших людей (1,5 млн — 200000 лет до н.э.) старый человек, накопивший за его долгую жизнь знания, становился мудрым советчиком в общественных делах. Трудовые навыки накапливались постепенно, ими нельзя было овладеть сразу. Старшее поколение делилось с молодежью опытом, который само приобрело от предшествующих поколений. И, несмотря на то, что в эту эпоху обучение еще было очень примитивным, именно оно явилось предпосылкой и основой преемственности поколений, оно было необходимо для развития производства, культуры и цивилизации. Простейшее обучение младших старшими является частным проявлением общего закона взаимопомощи между поколениями.

Крупнейшим явлением духовной жизни людей на протяжении всего периода формирования человечества была речь. Уже в эпоху древнейших людей язык обогащался количественно. Но только появление Человека Разумного (100000 лет назад) открыло перед языком возможности дальнейшего развития.

Развитие речи, а затем и письменности, о которой речь пойдет дальше, определяет развитие процесса обучения, именно поэтому необходимо показать взаимообусловленность возникновения школ и письменности на Земле.

При первобытно-общинном строе уже учили детей. С ранних лет их приучали жить по тем правилам, которые были приняты в той или иной общине. Когда проходило раннее детство, мальчики познавали искусство охоты, рыболовства и ведения войны, а девочки учились прясть и ткать, шить одежду, готовить пищу.

В охотничьих племенах члены общины делились на детей, людей зрелого возраста и стариков. Переход из одной группы в другую осуществлялся посредством обряда посвящения — инициации. Наиболее важным из этих обрядов посвящения являлся обряд, выполняемый при наступлении половой зрелости. В ту эпоху возраст еще не был достаточным основанием для того, чтобы подросток стал полноправным членом общины. Сопричастными тотему, его мифической и мистической сущности делали молодых людей обряды и церемонии. Во время инициации в некоторых общинах посвящаемых лишали сна, пищи, подвергали бичеванию, вырыванию зубов, кровопусканию, испытанию огнем, укусам ядовитых муравьев и т. д. Помимо вышесказанной, главной, цели инициации одним из мотивов этих испытаний было стремление удостовериться в храбрости и выносливости посвящаемых.

Первобытные люди считали, что при обряде посвящения человек умирает и рождается вновь. Это одна из концепций, которая при дальнейшем развитии человеческого общества легла в основу всей истории религии.

Первые очаги культуры возникли на берегу Персидского залива в Древней Месопотамии (Междуречье). Именно здесь, в дельте Тигра и Евфрата, в IV тысячелетии до н.э. жили шумеры (интересно, что только в XIX в. выяснилось, что в низовьях этих рек люди жили еще задолго до ассирийцев и вавилонян); они построили города Ур, Урук, Лагаш и Ларса. Севернее жили семиты-аккадцы, главным городом которых был Аккад.

В Месопотамии успешно развивались астрономия, математика, агротехника, были созданы оригинальная письменность, система нотной грамоты, изобретены колесо, монеты, процветали различные искусства. В древних городах Месопотамии разбивали парки, воздвигали мосты, прокладывали каналы, мостили дороги, строили роскошные дома для знати. В центре города возвышалось культовое здание-башня (зиккурат). Искусство древних народов может показаться сложным и загадочным: сюжеты произведений искусства, приемы изображения человека или события,

представления о пространстве и времени были тогда совершенно иными, чем теперь.

В начальный период возникновения письменности в Шумере покровительницей писцов считалась богиня урожая и плодородия Нисаба. Позднее аккадцы создание писцового искусства приписывали богу Набу.

Письмо возникло, как полагают, в Египте и Месопотамии примерно одновременно. Обычно изобретателями клинописи считают шумеров. Но сейчас уже накопилось много свидетельств того, что шумеры заимствовали письмо у своих предшественников в Месопотамии. Однако именно шумеры развили это письмо и поставили его в широких масштабах на службу цивилизации. Первые клинописные тексты относятся к началу второй четверти III тысячелетия до н. э., а через 250 лет была создана уже развитая система письменности, и в XXIV в. до н. э. появляются документы на шумерском языке. Аккадский язык в Месопотамии применяется, начиная с первой половины III тысячелетия, когда аккадцы заимствовали от шумеров клинопись и стали широко пользоваться ею. В последней четверти III тысячелетия были составлены древнейшие известные науке двуязычные словари (шу- меро-аккадские).

Основным материалом для письма со времени возникновения письменности и по крайней мере до середины I тысячелетия служила глина. Инструментом для письма служила тростниковая палочка (стиль), углом среза которой вдавливали знаки на влажную глину. ВI тысячелетии до н. э. в Месопотамии в качестве материала для письма начали пользоваться также кожей, привозным папирусом и длинными узкими (3—4 см шириной) дощечками с тонким слоем воска, на котором писали (вероятно, тростниковой палочкой) клинописью.

Цивилизации древнего Ближнего Востока оставили нам записи трех типов: тексты, фиксирующие информацию для использования ее в будущем (административные распоряжения, законы, священные каноны, анналы и научные тексты); записи, передающие факты на синхронном уровне (письма, царские указы и публичные объявления); «церемониальные записи» (погребальные надписи; название предложено А.

Центрами писцового дела были храмы. По-видимому, шумерская школа и возникла как придаток храма, но со временем отделилась от него, появились храмовые школы.

Вероятно, уже к середине III тысячелетия по всему Шумеру было много школ. В течение второй половины III тысячелетия шумерская школьная система процветала, и от этого периода сохранились десятки тысяч глиняных табличек, тексты ученических упражнений, выполненных в процессе прохождения школьной программы, списки слов и разных предметов, глагольные парадигмы и переводы с шумерского языка на аккадский.

Р. Гиршман раскопал в Сузах здание школы первой половины II тысячелетия. В одном углу стоял чан, в котором месили глину для изготовления табличек. Там же находился и глиняный кувшин, в него бросали как мусор исписанные учениками таблички. Сохранившиеся таблички представляют самые начальные этапы обучения, когда ученики проводили лишь линии. По мнению Р. Гир- шмана, эта школа (если только ее отождествление верно) была частной, а не храмовой.

Все найденные при раскопках школьные помещения были рассчитаны на небольшое число детей. Судя по величине двора, где предположительно велись занятия в одной урской школе, там могло поместиться 20—30 учеников. Необходимо отметить, что классов не было, старшие и младшие учились вместе.

Школа носила название е dubba (по-шумерски «дом таблички») или bit tuppim (по-аккадски с тем же значением). Учитель по- шумерски назывался ummea, ученик по-аккадски, по-видимому, talmidu (от tamadu — «учиться»).

Шумерская школа, как и в более поздние времена, готовила писцов для хозяйственных и административных нужд, прежде всего государственного и храмового аппарата.

О том, каким был школьный уклад и каким его хотели видеть, говорят таблички «Восславление искусства писцов», найденные на развалинах Ниневии — столицы Ассирии. В них говорилось: «Истинный писец не думает о хлебе насущном, а сосредоточен на своем труде. Прилежание выводит ученика на дорогу богатства и благополучия» [17*][V].

В период расцвета древнего Вавилонского царства (1-я половина II тысячелетия до н. э.) ведущую роль в деле образования выполняли дворцовые и храмовые эдуббы. Они нередко располагались в культовых зданиях, — зиккуратах, — имели множество помещений для хранения табличек, научных и учебных занятий. Подобные комплексы именовались домами знаний.

Во время раскопок в Ниппуре, Сиппаре, Уре и Уруке в слоях II тысячелетия были найдены остатки зданий, которые считаются школьными помещениями. Они по плану не отличаются от окружающих домов. По мнению С. Н. Крамера, это предположение ошибочно, поскольку единственным основанием для отождествления этих зданий со школами послужил тот факт, что в первых обнаружили много табличек [12]. Однако школьные помещения вряд ли строились по особым планам и отличались от обычных домов. Скорее всего школы располагались в домах, принадлежавших директорам этих школ.

При раскопках в Мари в 1934 г. были найдены две комнаты, датируемые рубежом XVIII—XVII вв. до н.э.; их можно более или менее уверенно считать школьными помещениями. В них, в частности, сохранилось несколько рядов скамей из обожженного кирпича, на которых могли сидеть один—два или четыре человека.

Программа обучения была светской, а религиозное образование и спорт, по-видимому, не входили в систему школьных занятий. Нет также каких-либо указаний на обучение в школе иностранным языкам, кроме, конечно, шумерского. Однако школьники изучали отдельные хурритские, касситские и эламские глоссы.

О программе школьного образования дают представление прежде всего гимны шумерского царя Шульги (2093—2046 до н.э.) и так называемый экзаменационный текст А старовавилонского периода. Судя по гимнам Шульги, у шумеров идеалом образования считалось полное владение письмом, искусством певца и музыканта, умение выносить разумные и законные решения, а также разбираться в жертвоприношениях богам. В упомянутом экзаменационном тексте, составленном в форме диалога между учеником и учителем, содержится перечень всего того, чему ученик должен был выучиться в школе.

Учащиеся жили дома, и школ типа интернатов не существовало. Ученик посещал школу ежедневно от восхода солнца до заката. Утром, прибыв в школу, ученик изучал табличку, которую он приготовил в предыдущий день. После этого «старший брат» (младший учитель) готовил новую табличку, которую затем ученик

копировал и изучал. Потом «старший брат» и «отец школы» («ум- миа», т. е. знающий человек, учитель; это фактически директор школы) просматривали копию таблички ученика. Сами ученики делились на младших и старших «детей» эдуббы.

Один из клинописных документов (И тысячелетие до н. э.) позволяет восстановить учебный день обучавшихся в эдуббе: Школьник, куда ты ходишь ежедневно? — спрашивает учитель. Я хожу в школу, — отвечает ученик. Что ты там делаешь? Я делаю свою табличку. Ем завтрак. Мне задают устный урок. Мне задают письменный урок. Когда занятия кончаются, я иду домой и вижу своего отца. Я рассказываю отцу о моих уроках, и отец мой радуется. Когда просыпаюсь утром, то вижу свою мать и говорю ей: «Скорей дай мне мой завтрак». Я иду в школу. В школе надзиратель спрашивает: «Почему ты опаздываешь?». Испуганный и с бьющимся сердцем вхожу я к учителю и кланяюсь ему почтительно [17*].

Постепенно учебные тексты заметно расширялись и превращались в более или менее стабильные учебные пособия, принятые во всех школах Шумера. Так, таблички с первыми методическими пособиями — словарями и хрестоматиями — изготовлены в Шумере в III тысячелетии до н. э. Они содержали фольклорные поучения, наставления, назидания, что должно было облегчить процесс обучения.

Также в таких пособиях приводятся списки названий деревьев и тростников; всевозможных живых существ (животных, насекомых и птиц); стран, городов и селений; камней и минералов. Остановимся чуть подробнее на обучении математике.

Литературные сочинения, в которых ученые писцы говорят о своем обучении, дают сведения о занятиях математикой. Писцы хвастают, что их обучали «умножению, обратным дробям, коэффициентам и подведению итогов, административной отчетности, тому, как составлять все виды платежных документов, как делить собственность и определять границы участков» [9].

Источниками математических знаний были математические таблицы и «проблемные тексты». С помощью таблиц производились умножение и деление, извлечение корней, перечислялись квадраты и кубы, «экспоненциальные функции», нужные для вычисления сложных процентов. В «проблемных текстах» либо излагалась задача, с приведением основных фактов и цифр, описанием затем шаг за шагом способа ее решения, либо содержалось большое количество задач без указания решений. Эти задачи давались в порядке от простых к сложным и чрезвычайно утонченным. На каком языке велось обучение в школах? На этот счет существуют разные мнения. Шёберг считает, что ученики, возможно, начина

ли образование на аккадском языке, но в старших классах продолжали его на шумерском. Но И. М. Дьяконов отвергает такое мнение, считая, что все преподавание, кроме математики, велось только по-шумерски. Из Ура сохранилась первая пропись для ученика, составленная по-шумерски.

Основным приемом воспитания в школе, как и в семье, являлся пример старших. В одной из глиняных табличек, например, содержится обращение отца, в котором глава семьи призывает сына- школьника следовать благим образцам сородичей, друзей и мудрых людей.

Обучение было основано на бесконечных повторениях. Учитель разъяснял ученикам тексты и отдельные формулы, устно комментируя их. Записанная табличка много раз повторялась, пока ученик не запоминал ее. По мнению Ландсбергера, в ранние периоды истории Месопотамии преобладала живая традиция и поэтому не было надобности в библиотеках. Понятие диктанта, как он полагает, появилось довольно поздно, когда были засвидетельствованы выражения «диктовать» и «писать диктант». Экзамены не упоминаются. Но экзаменационный текст А указывает на частный опрос ученика, который носил характер экзамена. Возможно, гарантией хорошего образования служило имя самого учителя.

Зарождались и иные методы обучения: беседы учителя с учеником, разъяснение учителем трудных слов и текстов. Использовался прием диалога-спора, причем не только с преподавателем •или одноклассником, но и с воображаемым предметом. При этом ученики делились на пары и под руководством учителя доказывали, утверждали, отрицали и опровергали те или иные суждения. Вот как преподаватель предлагает ученику вести беседу: «Я желаю спрашивать тебя, поэтому говори со мной. Я желаю говорить с тобой, поэтому отвечай мне. Если ты не будешь спрашивать меня, то я спрошу тебя. Если ты не будешь отвечать мне, то я спрошу: “Почему ты не отвечаешь мне?..”» [17*].

Как полагают, учитель получал жалованье из суммы взносов, собранных с родителей учащихся в качестве платы за обучение. Шнейдер, исследовав несколько тысяч хозяйственных и административных документов, написанных около 2000 г. до н.э. приблизительно 500 писцами, показал, что отцы последних были наместниками, начальниками городов, жрецами, писцами и другими состоятельными людьми. Очевидно, что преобладающее число учащихся шумерских школ происходило из привилегированных и обеспеченных семей, а бедные не могли позволить себе продолжительное платное образование. По мнению Ветцольдта, хотя хорошее образование было доступно почти исключительно выходцам из высших и средних слоев населения, тем не менее не существовало замкнутой кастовой системы отбора в школу. По свидетель

ству приводимых им текстов, иногда образование получали сыновья бедных людей и даже рабы. Например, известны по меньшей мере три писца, которые вышли из среды ремесленников. Кроме того, мать одного писца была пленной, и, вероятно, он сам также принадлежал к рабскому сословию, ибо о его освобождении от такого статуса ничего не говорится. Ветцольдт полагает, что это может свидетельствовать о получении образования одаренным ре- бенком-рабом. Наконец, в сборнике юридической лексики приводятся примеры, когда подкинутый ребенок, который «не знал своего отца и матери» и был подобран на улице, мог быть отдан усыновителем в школу. Как отмечает Ветцольдт, бедные писцы со скромным жалованьем скорее всего сами учили своих сыновей.

В школе царила суровая палочная дисциплина. По свидетельству текстов, учеников били на каждом шагу: за опоздания на урок, за разговоры во время занятий, за вставание без разрешения, за плохой почерк и т. д. Яркий этому пример — сохранившаяся табличка, на которой один из учеников жаловался на свою судьбу.

Аккадский текст из Элама содержит интересные сведения о порке детей в школе. Высокопоставленный эламский чиновник, которому во время правления царя Индатту II (около 1900 до н. э.) была подчинена школа, получил жалобу (вероятно, от родителей учеников) о том, что некий Турукузу, директор школы, бьет учеников. Чиновник распорядился не бить учеников [7]. Однако это пока единственный известный случай, запрещающий палочную систему в школе.

Образовательные учреждения впитали традиции патриархально-семейного, ремесленного воспитания и ученичества. В шумерском «Сказании о сотворении мира» и «Законах Хаммурапи» подчеркнуто, что воспитание является родительским долгом. Как следует, например, из «Кодекса Хаммурапи», за подготовку сына к жизни и научение его ремеслу отвечал прежде всего отец.

В шумерском произведении «О непутевом сыне» отец упрекает своего сына в нежелании следовать профессии родителя (известно, что в ряде случаев искусство писцов передавалось в семье из поколения в поколение) и увещевает его заниматься прилежно, не слоняться по улицам, брать пример с достойных учеников.

В другом шумерском произведении рассказывается о том, что по просьбе сына, считавшегося плохим учеником и поэтому часто подвергавшегося физическим наказаниям, отец пригласил учителя в гости, желая его задобрить. Учителя посадили на почетный стул, угостили ужином и одарили ценным подарком, после чего он начал восхвалять мальчика как способного и прилежного ученика.

В экзаменационном тексте А бывший ученик обвиняет учителя в том, что тот его ничему не обучил, хотя он посещал школу с детства до зрелого возраста. На это учитель отвечает: «Ты уже зрелый мужчи

на и [уже] близок к старости. [Однако], подобно старому ослу, тебя невозможно обучить чему-либо. Время твое прошло, как у иссохшего зерна... Но еще не поздно: если ты будешь учиться все время, днем и ночью, послушно и без надменности, если ты будешь слушаться товарищей и учителей, то ты еще можешь стать писцом» [7].

В материале, посвященном первым школам, будет уместно упомянуть и о библиотеках как кладези месопотамской культуры, которые создавались при школах.

В центрах древней культуры — Уре, Ниппуре, Вавилоне и других городах Двуречья, — начиная со II тысячелетия до н. э., в течение многих столетий в школах создавались коллекции литературных и научных текстов. Богатые частные библиотеки имели многочисленные писцы г. Ниппура. В этом городе раскопан квартал, который служил культурным центром всей Месопотамии в течение 1500 лет. Существенной частью подготовки к писцовой деятельности считалось умение верно копировать тексты, отражавшие основные направления письменной традиции (об этом уже говорилось выше). Поэтому в больших городах, где было много писцов, возникли обширные частные библиотеки, отражавшие вкусы их владельцев. Желание сохранить письменную традицию было в высшей степени характерно для месопотамской цивилизации.

Самой значительной библиотекой в древней Месопотамии была библиотека царя Ашшурбанапала (668—627 до н. э.) в его дворце в Ниневии. Она была найдена в 1853 г. X. Рассамом под огромным холмом около деревни Куюнджик, на левом берегу реки Тигра. Библиотека была подобрана заботливо и с большим умением. Писцы снимали копии с книг, хранившихся в официальных и частных коллекциях древних городов Вавилонии и Ассирии, или собирали книги сами.

Библиотека Ашшурбанапала была не только крупнейшей для своего времени, но и первой в мире систематически подобранной и в определенном порядке размещенной библиотекой. Многие книги были представлены в библиотеке в нескольких экземплярах, некоторые даже в пяти-шести; таким образом, несколько человек одновременно могли читать один и тот же текст. Серийные тексты, продолжавшие друг друга, состояли из многих табличек одинакового размера. Некоторые серии включали до 40, а иногда даже больше 100 табличек. Составление таких серий диктовалось необходимостью собрать в одном месте всю доступную информацию по тому или иному предмету. На каждой табличке стоял номер «листа», чтобы после использования его можно было положить на место. Литературные тексты сопровождались колофонами, которые соответствуют титульным листам наших книг. На «листах» глиняных книг стоял библиотечный штамп со словами: «Дворец Ашшурбанапала, царя Ассирии, царя четырех стран света».

Книги были классифицированы по определенным темам и располагались на полках, которые не сохранились, так как библиотека помещалась на втором этаже и обвалилась при разрушении Ниневии в 612 г. до н. э. Поиски нужного произведения облегчали этикетки, привязанные бечевками к табличкам и указывающие на содержание, названия серий и количество табличек в каждой серии. Это были своего рода каталоги.

Из шумерских текстов около 2000 г. до н. э. известна лишь одна единственная женщина, которая была писцом. Засвидетельствовано также несколько случаев, когда в Сиппаре при обители жриц в старовавилонское время женщина (не жрица) была писцом. В одном новоассирийском тексте упоминается «шесть арамейских пис- цов-женщин». В оракуле времени Ашшурбанапала говорится о тексте, который мог быть написан женщиной. В ряде случаев сохранилась переписка между мужьями и женами, но нельзя сказать с полной уверенностью, кто в действительности писал эти письма. Например, Лычковска, издавшая переписку Ламасси с ее мужем Пушукеном, известным канишским жрецом, считает, что она была неграмотна и пользовалась услугами писца. Но значит, что был некто, посвященный во все деловые секреты купеческого дома и тем не менее ни разу не упомянутый в самой переписке. По мнению И. М. Дьяконова, это маловероятно, скорее всего Ламасси и другие купеческие жены были грамотны.

Безусловно, в Месопотамии во все периоды в школах обучались лишь мальчики. Единичные случаи, когда женщины получали образование, можно объяснить тем, что они учились дома у своих отцов-писцов.

Лишь небольшая часть писцов, окончивших школу, могли или предпочитали заниматься преподавательской и научной работой. Большинство же после завершения обучения становились писцами при дворе царей, в храмах и гораздо реже в хозяйствах богатых людей. Очевидно, были также писцы, нигде не служившие и зарабатывавшие своими профессиональными знаниями.

Рассмотрев свидетельства текстов, относящихся к 2164—2003 гг. до н. э., Ветцольдт пришел к следующим выводам. В Шумере писцы были заняты во всех сферах общественной жизни и экономики. Для этого времени засвидетельствовано около 40 обозначений функций лиц с образованием писца, которые можно объединить в шесть групп: в области государственного управления писцы занимали должности чиновников высокого ранга — энси и суккала, наместников городов, судей и т. д. и в храмовом управлении они были жрецами некоторых категорий; в сфере полеводства и садоводства писцы могли стать надзирателями и надсмотрщиками;

в области скотоводства писцы функционировали как надзиратели; в области ремесла в основном были надсмотрщиками; в сфере транспорта были главным образом корабельщиками; в счетоводном деле становились сборщиками податей и т. д.

Писцовое образование открывало доступ к различным постам,

в том числе и к самым высоким. Но возможности служебного продвижения зависели не только от способностей и прилежания самих писцов, но и от экономического и социального положения их родителей, от тенденции к превращению различных должностей в наследственные. Судя по данным исследований, большинство писцов занимались своей профессиональной работой по 20 лет и более. По мнению Ветцольдта, если писцы начинали служить в возрасте от 18 до 40 лет, то они обычно умирали между 50—75 годами [7].

По мнению Ландсбергера, в древней Месопотамии только в период III династии Ура и в старовавилонское время (VI—IV вв. до н. э.) существовали школы, затем образование попало в руки отдельных семей, передававших писцовые знания в течение столетий от отца к сыну. Шёберг также считает, что edubba в качестве образовательного учреждения исчезла к концу старовавилонского периода, и после этого появляются писцовые семьи, часть которых специализировалась на сочинении или редактировании литературных текстов.

Однако необходимо отметить, что школы упоминаются и в нововавилонских (IX—VI вв. до н. э.) текстах, хотя сведения этих текстов о них чрезвычайно скудны и носят случайный характер. Кроме того, часть текстов представляет лишь фрагменты, и поэтому толкование их может быть спорным.

Многое изменилось, ушло в прошлое или снова возродилось с тех пор. Но несомненно, месопотамская цивилизация внесла свою лепту в историю образования и, вообще, историю культуры человечества.

Мы рассмотрели наиболее важные вопросы, связанные с возникновением и развитием школы. Значение древнейших школ на Земле было велико. Несмотря на трудную долю ученика, которая выпадала ему во время учебы (что следует из приведенных ранее текстов), писцовое образование было необходимо для последующего продвижения по службе. Тех, кто заканчивал домй табличек, можно было назвать счастливыми. Без этих домов табличек наверняка не было бы у этого древнего народа такой высокой культуры, — они умели не только читать, умножать и делить, но и писать стихи, сочинять музыку, они знали астрономию и минералогию, создали первые библиотеки и многое другое. Изучение истории всегда очень увлекательно и, кроме того, способствует

осмыслению накопленного человечеством опыта, сравнению его с сегодняшним днем, т. е. дает все новую и новую «пищу для размышления».

Данные археологии свидетельствуют о том, что первые школы возникли в III тысячелетии до нашей эры и в Египте. Курс обучения был долог, сложен и стоил дорого. Обучение было индивидуальным, начиналось оно с того момента, когда ученик приходил первый раз, и завершалось для каждого в зависимости от его способностей, трудолюбия, прилежания и материальных возможностей.

На первом этапе обучения каждый ученик должен был научиться считать, читать и быстро писать. «Только тот — настоящий писец, — говорилось в древнем тексте, — чья рука не отстает от уст». На втором этапе одни ученики изучали стилистику и грамматику, литературу и музыку и сами становились авторами притч и хроник, поэм и афоризмов, песен и гимнов. Другие — овладевали математикой и посвящали себя строительству зданий и кораблей, сооружению каналов. Третьи — знакомились с основами ведения хозяйства и законодательства, занимая впоследствии административные и хозяйственные должности. Все эти разнообразные знания и навыки в то время объединились в одной профессии — профессии писца, главным занятием которого было составление юридических и хозяйственных документов.

Школа Древнего Египта была небольшой по размерам (несколько десятков учеников). Учились в основном мальчики. Девочки редко посещали школы. Они достигали брачного возраста в 12— 14 лет. Их учили, как правило, дома, и многие из них владели грамотой. Это подтверждается большим количеством дошедших до нас писем и документов, написанных рукой женщины.

Женщина во времена Нового царства чаще всего постоянно не работала, а в городах — даже не стирала и мало занималась приготовлением пищи. Стиркой занимались мужчины-прачечники, каждый ежедневно был обязан обстирать три дома. Стирали белье в едком натре (природной соде), били вальками, полоскали в реке и на другой день возвращали хозяевам.

Так что основными занятиями женщин были ведение дома и семьи и, даже у богатых, ткачество. По египетским нормам холостяки получали за труд вдвое, впятеро меньше, так что содержание хотя бы жены мастеру было обеспечено. Незамужние женщины должны были работать, так как должностное владение по наследству не передавалось. Женщины могли участвовать в общественной жизни (входили в состав судов) или хозяйственной жизни (одна вдова, певица Амуна, вела широкую торговлю, посылая суда с товарами с юга Египта на север). Царицы и царевны имели хозяйства, отдельные от царского, и распоряжались в них по своему усмотрению.

В школах учились дети чиновников, жрецов, землевладельцев, торгово-ремесленной верхушки, способные вносить плату за свое обучение. Образование считалось важнейшей предпосылкой будущей успешной карьеры. В древнеегипетском тексте II тысячелетии до н. э. говорилось: «Нет должности свободной от руководителя, кроме должности писца, — сам он руководитель... Если ты будешь знать писания, то будет это добрым для тебя... Полезен для тебя даже один день в школе».

Учеба продолжалась целый день. Под диктовку учителя дети записывали тексты (поучения морально-назидательного содержания, арифметические примеры, списки географических названий, юридические формулы и пр.) или копировали их с образцов. Какого- либо знакомства с общими принципами тех или иных предметов и наук не предусматривалось. Обучение сводилось к усвоению стандартных примеров и рецептов, воспроизводившихся без изменения в течение многих сотен лет. Образование носило узкоспециализированный характер. Вопрос о полноценном, разностороннем развитии учащихся в них даже не ставился. Древнеегипетские школы не только давали образование, но и формировали дисциплинированных волевых исполнителей, превращали их в надежную опору деспотических государств.

В обращении фараона к нерадивому школьнику говорится: «Обратись к писаниям! Читай днем, а пиши ночью неустанно! И тогда раскроются тебе многие дела, в частности, дела государя. Он проводит смотры всех людей. Как рождается человек, так и сгибается он перед начальником своим. Мальчика отдают в слуги воину, юношу берут в новобранцы, мужа отдают в воины, а старика — в земледельцы». В другом варианте того же произведения сказано: «Мальчик рожден для того, чтобы вырвать его из объятий его матери». Главное назначение мужчины — служить своему правителю и там, где потребует государство.

Существовала практика перемещения «людей» в те места, где возникала потребность в рабочей силе, но в основном же «люди» работали на протяжении многих поколений на одном месте.

Дети чиновников, военных, жрецов и мастеров учились в школах сначала письму, а затем, переписывая произведения художественной и справочной литературы, — общественному устройству, географии, религии, поэзии и т. д. по правилу «уши мальчика на его спине, и он слушается, когда его бьют». А били палками, плетьми из кожи гиппопотама; непоседливых заковывали на три месяца в колодки. Однако те, кто плохо учился, поступали в число «людей» и распределялись на неквалифицированные работы, что было уже существенной и реальной карой в перспективе.

Грамотных людей и владельцев рукописных книг было множество во всех слоях населения; 20 % взрослых мужчин называли себя

«писцами», т. е. не просто пассивно грамотными, а активно «пишущими».

До нас дошла рукописная библиотека не считая семейного архива писца некрополя и его потомков — рядовых ремесленников. В нее входили популярные литературные произведения — такие, как «Спор Гора с СетоМ», «Повесть о Слепце и последующем торжестве истины», «Поэма о Кадетской битве», «Гимн Нилу», любовная лирика и другие классические произведения. В библиотеке хранились и справочники, служившие для повседневного пользования, а именно: медицинские рекомендации, предохранительные заклинания (в том числе особо подобранные заклинания от укусов скорпиона), интереснейший сонник и другие рукописи.

Родители стремились сами обучить ребенка, но нередки случаи, когда мастера брали в ученики чужих детей и в процессе труда обучали их своей профессии. На фресках встречаются изображения мальчиков, помогающих рыбакам сортировать рыбу, или, скажем, поварят, которые, улучив момент, забираются рукой в глиняный чан и лакомятся вкусным тестом.

Юноши получали должности. Официальное введение в них от имени фараона производил визир. Те, кому не хватало должностей, вводились в число «людей». Если штат учреждения чрезмерно распухал, то визир производил его смотр, лучших специалистов оставлял, а худших переводил в число «людей». Он же назначал всех чиновников в стране. Так регулировалась общественная структура государства и осуществлялся принцип материальной заинтересованности: каждый человек, получивший должность, получал и должностной оклад.

Реальность школьной жизни была очень далека от идеальной модели отношений между учеником и учителем как между отцом и сыном, которые можно найти в древних школьных поучениях. Рутинная, однообразная по характеру учебная деятельность утомляла учеников. Отсюда постоянно встречающиеся в древневосточных школьных текстах призывы быть внимательными и соблюдать дисциплину. Как уже говорилось выше, широко использовались телесные наказания, которые рассматривались как неотъемлемая часть обучения.

Развитие ремесла и торговли, увеличение роли рабского труда в хозяйстве, рост городов вели к разрушению патриархального замкнутого уклада жизни.

Ставятся под сомнение традиционные представления и нормы, усвоение которых требовало прежнее семейное воспитание. Усиливается внимание к образованию и воспитанию, которые начинают рассматривать как важнейшее средство совершенствования общества. Предпринимаются попытки более широкого осмысления педагогических явлений.

К числу выдающихся достижений древневосточной педагогической мысли можно отнести идею об ученичестве как закономерном этапе в жизни человека Древней Индии середины I тысячелетия до нашей эры.

Жизнь человека представлялась индийцам непрерывной цепью «деяний», священнодействий. Вся жизнь индийца, в сущности, являлась завершенным циклом обрядов. Ритуал сопровождал зачатие ребенка, его рождение, первый вынос из дома, наречение имени и т. д. — вплоть до «последней церемонии» сожжения трупа, собирания и захоронения праха. Жизнь делилась на периоды так же, как год на сезоны, сутки на утро, день, вечер и ночь. Эти стадии жизни индийцы называли словом «ашрама».

Кастовое деление древнеиндийского общества, освященное индуизмом, обусловило религиозное и законодательное закрепление различий в воспитании и образовании для высших и низших социальных слоев. Всего было четыре касты.

Для каждой касты были свои требования к воспитанию и образованию: для брахманов (жрецов) было необходимо воспитание чистоты и праведности; для кшатриев (воинов) — мужества и смелости; для вайшьев (земледельцев) воспитание трудолюбия; для шудр (слуг и ремесленников) приучение к покорности.

Только для трех высших каст обучение считалось обязательным. Его начало отмечалось обрядом упанаяны (второго рождения) — посвящения в ученики. «Учитель, получая ученика как зародыш, дает ему второе рождение», — гласила древнеиндийская мудрость. Для мальчиков лет семи-восьми, прошедших посвящение, начиналась первая ашрама — ученичество.

Во время обряда посвящения мальчикам повязывали через плечо особый жертвенный шнур, который уже не снимали до смерти. Посвящение было доступно не всем, а только представителям из высших каст. Оно давало право на совершение обрядов, на приобщение к текстам вед. Получивший «второе рождение» («дваждырожденный»), как правило, несколько лет жил в доме наставника — гуру, под его руководством заучивая наизусть формулы вед и постигая обряды.

Может быть, более важным, чем «образование», являлось «воспитание» у гуру. Ученик привыкал почитать наставника — в чем-то последний ставился выше родителей, в чем-то он почитался больше, чем сами боги. Юноша сопровождал гуру, шествуя за ним босиком и с непокрытой головою. Он внимал его словам, склонив голову, и старался запомнить все, что сказал учитель. Ученик воспитывался в духе почитания и беспрекословного послушания старшим. Он носил воду, следил за домашним очагом и пас коров учителя — это были не просто его обязанности, а религиозные

обеты. Регулярно он отправлялся собирать милостыню (в том числе, конечно, к своим сородичам в деревне) — все полученное в качестве подаяния он приносил учителю. Непременным условием ученичества было строгое целомудрие, а чтобы не возникало соблазнов, юноше нужно было вести суровый образ жизни: спать на земле, не есть мясного, соленого, пряного. Соблюдение запретов, воздержание от плотских радостей должно было придать особые духовные силы и способности. Гуру нередко имел по несколько учеников и, так как все они получили от него «второе рождение», считался их вторым отцом. Они же друг для друга являлись «братьями по дхарме».

В период ученичества человек должен был приобрести знания и навыки, необходимые ему в зрелом возрасте, а также усвоить правила поведения, обязательные для его касты. Религиозные тексты и сборники законов подробно регламентировали отношения между учителем и учениками. Ученики должны были жить в доме учителя, во всем повиноваться ему и почитать его больше родителей, так как он давал им духовное рождение. Учитель был обязан любить учеников, как своих детей, не скрывать от них знания, не пользоваться их услугами так, чтобы это повредило ученикам. Ему предписывалось не только обучать учеников, но и развивать их физически и духовно. Какая-либо установленная плата за обучение отсутствовала, однако существовал обычай делать учителю подарки.

Обучение в Древней Индии было основано на устной передаче знаний. Ученики воспринимали тексты на слух, разбирали и заучивали их. От них требовалось понимание текста. Новый урок давался учителем только после усвоения учеником предыдущего урока. Экзамены отсутствовали на всех этапах обучения. После посвящения дети брахманов занимались преимущественно изучением священных текстов и грамматики. Дети кшатриев и вайшьев изучали те же тексты в сокращенном объеме, а также отрасли знания, необходимые им в будущем, — военное дело, письмоводство, счетоводство, агротехнику и т. д.

Главное внимание уделялось изучению элементов богослужения, чтению формул — священных текстов вед и собственно церемониям, совершаемым на алтарной площадке. Так как жрец-брахман был главным действующим лицом во всех ритуальных процедурах, нельзя было допустить ни малейшей ошибки ни в произнесении формул, ни в священнодействиях, ни в выборе самого жреца. К подготовке подходили очень строго. Тексты заучивали мальчики в доме у гуру, практические навыки в ритуале поддерживались традицией и повседневной практикой. Жрецом мог быть лишь тот, кто родился в семье брахмана и получил образование в доме наставника.

Знание вед было открыто лишь «дваждырожденным», ибо только они допускались к ведийскому ритуалу. Непосвященный, не имевший наставника, «осквернил бы веду». Правила ведийского ритуала, при всей своей строгости и единстве, имели целый ряд разночтений и вариантов — как местных, так и племенных. Эти детали обычаев должен был четко знать и всегда учитывать жрец-брахман.

Шудры могли лишь обучаться грамоте и приобретать знания, необходимые им для практической деятельности.

Обучение детей письму и счету начиналось за несколько лет до обряда упанаяны.

Жизнь «дваждырожденных» — брахманов в особенности — была строго регламентирована и подчинялась множеству запретов-табу. В случае нарушения табу жрец оказался бы нечист, а жертва бесплодна. Санскритские тексты содержат бесчисленные перечни всевозможных постов и обетов. В некоторых случаях брахман мог питаться лишь горячим молоком, иногда он должен был поститься, следуя за фазами луны. Только при условии, что все обеты выполнены, сгоревшее в огне на алтаре попадет к богам. Благочестивый и ученый брахман считался подобным жертвенному огню — к богам попадало все, чем его угостили, что сгорело «в огне его живота». Поэтому и щедрое дарение достойному брахману признавалось делом весьма важным и приносящим духовную заслугу.

По степени ритуальной чистоты брахманы, естественно, превосходили всех прочих, а «дваждырожденные» — тех, кто посвящения не проходил. Но и среди «дваждырожденных» были разные слои — более чистые и высокие касты, в некоторых отношениях приближавшиеся к брахманам, и низкие, как бы запятнанные грехами предков. В соответствии с этими оценками то или иное семейство занимало свое место в кастовой иерархии. Весь круг общения, брачные и дружественные связи, даже место для поселения в деревне избирались согласно статусу касты. Так называемые отверженные касты должны были жить в районе кладбища, места сожжения трупов, за границей самого поселения. Они носили ветхие лохмотья вместо одежды и питались объедками. «Чистый» с ними общаться не мог, боясь заразиться нечистотою, грехом.

Самое известное из многочисленных монашеских движений Древней Индии — конечно, буддизм, он возник в середине I тысячелетии до н. э. Это религиозно-философское учение способствовало распространению образования в Древней Индии.

Будда — буквально «Пробужденный» или «Достигший Просветления» — обозначение того, кто обрел спасение и «переправился на другой берег». Буддисты верят в то, что было множество Будд и Бодхисатгв («существ, обладающих Просветлением»). И так как мир постоянно переходит из одного космического цикла в другой, то и Будды являлись в различные эры. Буддийские монахи заучивали

и периодически повторяли слова Учителя — его изречения, составившие сборник «Дхаммапада». Они передавали легенды о жизни Просветленного. Значительная часть преданий восходила к сюжетам, не имевшим прямого отношения к буддизму. Народные сказки, старинные афоризмы или новеллы — многое искусственно связывалось с именем Будды. Герой, воплощающий высокую мораль, представлял собою не что иное, как Бодхисаттву — Будду в одном из прежних рождений. Эти рассказы о перерождениях носят название «Джатаки». В монастырях рождалась и глубокая философия, и вдохновенная поэзия «Сутга-нипаты». Своеобразный стиль буддийских проповеднических текстов с обилием монотонных повторов и вариаций одной и той же темы способствовал их запоминанию и особому воздействию на психику.

Сложилось и представление о содержании образования. Просветленный должен изучить восемнадцать областей знаний, которые включают: четыре Веды; шесть Веданг; четыре Упаведы — медицину, военное искусство, музыку, архитектуру или науку о ремесле (науки, считавшиеся дополнениями к Ведам); пура- ны — эпические поэмы.мифологического, космогонического и легендарного содержания; итихасу — предания; ньяя — науку о правильном рассуждении, логику; мимансу — философскую систему, занимающуюся интерпретацией ведического ритуала и текста.

Буддийская мораль требовала от верующих отказа от насилия, воровства или мошенничества, разврата, лжи и пьянства. Благодаря соблюдению этих заповедей, чистоте помыслов, слов и поступков человек мог достичь того особого настроя души, который обеспечивал спасение. Идеалом считался полный отказ от себялюбия, самоотверженность, щедрость, воистину не знающая пределов.

В буддийских монастырях, располагавшихся на территории всей Древней Индии, открывались школы, в которых могли обучаться все, независимо от своей религиозной принадлежности (буддизм в Индии сосуществовал с индуизмом).

Огромное внимание уделялось нравственному воспитанию. Важнейшим принципом нравственного воспитания считалось «избавление души от страстей». Достичь этого можно благодаря правильному пониманию своей сущности и своего места в мире, что невозможно без развития интеллектуальных способностей. В этом процессе самосовершенствования и самопознания выделяли три основные стадии: стадия предварительная, стадия сосредоточенности, стадия окончательного усвоения.

Буддисты имели в своем арсенале многообразные средства и приемы, позволявшие им изучать воспитанников, на основании наблюдений они составляли программу индивидуального воспи

тания, программу развитая и совершенствования каждого. Воспитание и обучение носило рекомендательный характер.

Учитель, согласно буддийской традиции, должен был постоянно наблюдать за учеником, учить его, к чему следует стремиться, а чего следует избегать, но выбор пути всегда оставался за учеником. Наставник знакомил ученика с принципами сохранения здоровья и личной гигиены, помогал следовать им независимо от обстоятельств. Учитель постоянно поддерживал в ученике энергию и желание учиться. Он обучал его всему, что знал сам, и относился к нему, как к собственному сыну, говоря себе: «Я родил его в учении».

Центром буддийского образования стали монастыри в Таксиле (северная Индия) и в Наланде (северо-восточная Индия). Это были подлинные университеты древности. Прибывших сюда для завершения своего образования подвергали суровым экзаменам, которые выдерживали лишь два-три человека из десяти. Поступившие изучали буддийский канон, философию, языки, грамматику, логику, литературу, медицину.

Успех буддийских школ объяснялся и отсутствием кастовой дискриминации, терпимостью к иноверцам, сочетанием духовного образования со светским.

Буддизм широко распространился в Азии, оказав влияние на воспитание во многих странах востока, в том числе и в Кйтае.

Большое значение на развитие педагогической мысли и практики воспитания и образования сыграли мудрецы Древнего Китая. Самым знаменитым из мудрецов древнего Китая был, конечно, Учитель Кун — Кун-цзы, которого европейцы привыкли называть именем Конфуций. Он родился в 551 г. до н. э. в небольшом княжестве Jly, служил при дворах нескольких князей, имел несколько тысяч учеников, которые переходили с ним из княжества в княжество, и умер в 479 г. до н. э.

Конфуций первостепенное значение придавал совершению традиционных обрядов, главным образом культу предков. Он редактировал старинные книги и сам, по преданию, написал хронику «Чунь-Цю». Его последователи и почитатели составили школу конфуцианцев.

Со временем в Китае понятия «конфуцианец» и «ученый» даже стали синонимами — вся ученость как бы заключалась в знании конфуцианских книг. О необходимости образования неоднократно говорил Учитель. Основу обучения, согласно его представлениям, составляло чтение старинных книг: Книги песен, Книги истории, Книги перемен. Но речь шла не только о книжном знании — столь же важным считалось воспитание, приобщение к мудрости предков через понимание их нравов, выраженных в традиции, ритуале и музыке. Старинные нормы помогают человеку приобщиться к

нравственности и усовершенствовать свою природу, стать воистину «благородным человеком».

Поведение благородного человека, согласно Конфуцию, строится на том, что он ясно понимает свое место в социальной иерархии и потому в любой роли сохраняет глубокое чувство собственного достоинства. Он чтит предков, уважает родителей и слушает старших. К тем же, кто ниже его, он относится гуманно, то есть с отеческим благоволением. Идеалом благородного человека должен быть сам правитель. Он и служит образцом для подражания подданным, воспитывая их собственным примером. Благородному аристократу, а тем более князю вовсе не к лицу жестокость — достаточно отеческого наставления. Не нужны ему и какие-либо писаные законы, ибо он правит в согласии с патриархальными традициями, по заветам прошлого. «Казнить кого-либо, вместо того чтобы наставить его на истинный путь, — бесчеловечно», — говорит Конфуций. Однако это вовсе не значит, что он хотел бы разъяснить народу смысл добродетели. Ведь для понимания сути вещей необходимо длительное воспитание, серьезное образование. Народу достаточно внушить лишь внешние правила поведения, а смысл их не может быть доступен толпе.

Даже сам правитель не может быть воистину «совершенномудрым»: для того, чтобы знать все правила поведения, ему требуются советники — то есть те же образованные конфуцианцы. Идеальный конфуцианец состоит на службе, за это он получает награды, продвигаясь по лестнице чинов и званий. Карьера — предмет его гордости. Однако он, не задумываясь, рискует ею, если правитель нарушает установленные нормы и традиции.

Для Конфуция и его последователей есть нечто более высокое, чем интересы и желания правителя, — это Воля Неба. «Небо породило во мне добродетель», — говорил мудрец. Волю Неба ученые узнают из наблюдений за звездами, из изучения календаря, музыки, ритуала, исторических повествований. Конфуций давал наставления современным ему князьям посредством истолкования преданий о далекой старине. Он стремился придерживаться тех традиций, которые веками складывались в обществе Древнего Китая.

Конфуций предпринял первую попытку теоретического осмысления воспитания. Опираясь на китайскую педагогическую традицию, он сделал вопрос о правильном воспитании членов общества неотъемлемой частью своего этико-политического учения.

Залог устойчивости государства и гарантии всеобщего благоденствия, по мнению Конфуция, в выполнении каждым человеком обязанностей, соответствующих его положению в обществе: «Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном». Правильное воспитание, заботу о котором

он ставил в деятельности правителя в один ряд с обеспечением людей материальными средствами к существованию, обеспечит правильное выполнение человеком своих обязанностей, считал Конфуций.

Конфуций не считал воспитание всесильным, связывая его со способностями людей и их трудолюбием, а природные качества людей это лишь материал, из которого при правильном воспитании можно сформировать идеального человека.

В соответствии с возможностями (способностями) «в деле постижения мудрости» Конфуций предлагает своеобразную классификацию по способностям.

Первая группа состоит из «Сынов неба», обладающих высшей врожденной мудростью, из их числа надо выбирать правителей.

Вторая группа — из «благородных мужей», которые являются опорой государства, они приобретают знание посредством учения. Благородный муж учится, несмотря на трудности; преодолевая все на пути к мудрости; главная обязанность благородного мужа — карьера.

Третья группа — «простолюдины», люди, которые, встретившись с трудностями, не учатся или не способны к приобретению знаний. Это, в первую очередь, бесхарактерные, ленивые, слабые духом люди, не имеющие природных способностей, люди, которым не дано быть мудрыми.

Конфуций делил людей на «благородных» и «простолюдинов» прежде всего по моральному облику, культуре и способностям, которые, с его точки зрения, должны были, в конечном счете, определять положение человека в обществе. Это положение, в свою очередь, обусловливало его поведение и поступки.

Благородный муж — идеал совершенного человека, образ которого должен определять цель воспитания. Благородный муж следует истине. Он должен обладать высокими нравственными качествами — человеколюбием, добротой, правдивостью, почтительностью, а также высокой духовной культурой, образованность неотделима от нравственности. Нравственное поведение есть высшая доблесть благородного мужа, кроме того, Конфуций указывал на необходимость умственного, эстетического и физического воспитания.

Благородный муж должен был овладеть так называемыми «шестью искусствами» — церемониалом, музыкой, стрельбой из лука, ездой в колеснице, письмом и счетом.

Высокие требования предъявляет Конфуций к воспитателю, им может быть только тот человек, который успешно совершенствует себя. Наставник должен обучать лишь тех, кто стремится к достижению знаний, помогать тем, кто испытывает трудности в

2 Васильева

выражении своих мыслей. Конфуций обращал внимание на необходимость индивидуального подхода к ученикам, так как есть люди, которым наставления уже не нужны в силу достигнутого ими уровня, а есть люди, которых учить бесполезно из-за отсутствия у них стремления к знаниям или необходимых способностей.

Конфуций, опираясь на выработанное им понимание природы человека, общества, воспитания, от изложения конкретных рекомендаций перешел к теоретическому осмыслению педагогического процесса.

Оппонентами конфуцианцев выступали так называемые «законники» — легисты. Наиболее известен из них советник циньского князя Шан Ян, которому приписывается составление «Книги правителя области Шан». Автор этого ученого трактата ориентируется отнюдь не на патриархальные нормы семьи или клана, он имеет в виду прежде всего интересы государства, а последние обычно отождествляет с интересами самого правителя.

Основами государства легисты считали земледелие и войну. Казна пополняется за счет сбора налогов с земледельцев, а сильная армия расширяет владения. Поэтому лишь то государство могущественно, правитель которого во внутренней политике заботится о земледелии, а во внешней — о войне. Важно, чтобы землепашцы трудились без устали, не отвлекаясь на посторонние дела и развлечения. Существенно и другое: торговцам и спекулянтам власть не должна позволять обирать население. С этими целями государство прямо вмешивается в экономику, оно регулирует цены, наказывает бездельников, запрещает расточительство и широкие народные увеселения. Богатство отдельных лиц, полученное не от правителя, а в результате коммерции, считается преступно нажитым или, по меньшей мере, порочным. А потому даже богачам предписывается вести самый скромный образ жизни.

Согласно учению Шан Яна, перед правителем все подданные равны, независимо от знатности рода. Наследственность должностей отменяется, равенство означает, что все одинаково бесправны перед лицом самовластного государя.

Легисты издевались над конфуцианскими представлениями о благородном князе, который будет следовать традиционной морали. По их мнению, правитель не примером должен служить для подданных, а принуждать их к безусловному повиновению — сделать это он может только грубой силой, применяя самые суровые наказания. Один из основных теоретических постулатов сторонников этого учения — отсутствие соответствия между преступлением и наказанием. Они приводили следующий аргумент: чужую вещь, потерянную на дороге, случайный прохожий поднимет, если это какая-нибудь тряпка, и не возьмет, если это

драгоценный слиток золота. В последнем случае он побоится утаить чужое добро, а в первом понадеется на то, что наказания вовсе не будет, даже если его уличат. Поэтому за малейшие преступления Шан Ян предлагал подвергать виновного смертной казни. Только так он считал возможным приучить народ к честности.

Послушание властям в легистской теории основано на страхе перед наказанием. Чтобы сделать последнее неотвратимым, устанавливается практика коллективной ответственности — за вину одного человека отвечают все его родственники и близкие. Население делится на группы по пять и десять человек, чтобы следить друг за другом и обо всем сообщать властям. Доносчик получает должности и собственность виновного, а не донесший подвергается той же каре, что и преступник.

Древняя культура и традиционные ценности не только бесполезны для государства, которое стремились построить легисты, — они казались даже вредными. Власть нуждается в том, чтобы народ был «искренним и простодушным». А излишние умствования мешают людям безоговорочно подчиняться любым указам.

Нетрудно представить себе, какими принципами и методами руководствовались законники в воспитании, какие качества считались необходимыми для человека. Беспрекословная преданность, слепое повиновение и страх перед волей правителя воспитывались в подданных тех государств, во главе которых стояли тираны. Идеи «законников» воплощались на практике и приносили успехи правителям, стремившимся к самовластию.

Спустя столетия великий китайский историк Сыма Цянь напишет: «Я читал “Книгу правителя области Шан”. Стало понятным, почему он оставил о себе дурную память в Цинь».

«Старый мудрец» Лао-цзы был современником Конфуция, он считается основоположником даосизма. «Дао» — буквально «путь», тот вечный и неизменный Закон, которому подчиняется бытие. Лао-цзы учил, что в этом мире все меняется и со временем переходит в свою противоположность: «Белое станет черным, а черное станет белым». Поэтому истинный мудрец не спешит вмешиваться в происходящее и что-то переделывать в том, что его окружает, он лишь предается глубокому созерцанию. В изречениях Лао-цзы мы находим следующие слова: «Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное Дао. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому “совершенномудрый” не ходит, но познает все. Не видя вещей, он проникает в их сущность. Не действуя, он добивается успеха».

В известной даосской притче «О лошади» так рассказывается об истинном способе постижения мудрости: мудрец «проникает в строение духа. Постигая сущность, он забывает несущественные чер

ты; прозревая внутренние достоинства, он теряет представление о внешнем. Он умеет видеть то, что нужно видеть, и не замечать ненужного. Он смотрит туда, куда следует смотреть, и пренебрегает тем, на что смотреть не стоит».

Мудрость, по мнению Лао-цзы, не разновидность какого-либо знания, а владение искусством Дао, умение внимать природе, способность достичь внутреннего равновесия, умиротворенности, полного слияния с величественным миром гор и рек. «Кто учится, с каждым днем увеличивает свои знания. Кто служит Дао, изо дня в день уменьшает свои желания».

Лао-цзы и его последователи выше всего ставили естественность, осуждая любое насилие. Им приписываются изречения о том, что войны и смертоубийство — это несчастье, а победу следует отмечать похоронной церемонией. Один из даосов говорил, что законы — это средство вытягивать ноги уткам и обрубать журавлям. Государство унифицирует людей! И чем больше будет законов и указов — тем больше воров и разбойников.

Высшим благом последователи Лао-цзы считали свободу. «Я беден, — говорит даосский мудрец, — но не стеснен. Стеснен тот, кто, обладая духовными силами, не в состоянии проявить их. А изношенная одежда и стоптанная обувь — это бедность, а не стеснение». Самое лучшее — все предоставить естественному ходу вещей. Мудрость чужда суете. И государю надо следовать принципу «Недеяния» — тогда и народ сам станет чистым и простым как необработанный кусок древесины.

Об известном даосском учителе Чжуа-цзы рассказывали так: «Считая, что Поднебесная погрязла в пороках, он не видел смысла в серьезности и говорил неопределенно, пользуясь аллегориями, чтобы расширить людское познание». Вот одна из таких аллегорий:

«Плотник равнодушно прошел мимо огромного дуба, считавшегося местной достопримечательностью. Он сказал: “Что пользы в этом дереве? — Сделать лодку — потонет, сделать гроб — сгниет, сделать сосуд — расколется”. Ночью во сне ему явился этот дуб и молвил: “С чем ты хотел сравнить меня — неужели с деревьями, выращенными человеком? Их ценят лишь за то, что могут от них получить — и губят до естественного срока. Я давно хотел стать бесполезным! Разве мог бы я стать великим, если бы заботился о пользе?”»

Во II в. до н. э. во времена династии Хань конфуцианство было объявлено официальной идеологией императорского Китая. К этому времени сеть школ, появившихся в Древнем Китае еще в конце II тысячелетия до н.э., охватила страну. В начальных школах дети овладевали иероглифической письменностью. Успешно сдавшие экзамены продолжали учиться в средних и провинциальных школах. Главное внимание в них уделялось изучению конфуциан

ских канонов. В столице существовала императорская щкола, окончившие которую после сдачи экзаменов могли получить чиновничью должность. Успешно сдавшие экзамены получали награды, например, лучшим ученикам дарили парадную одежду, в которой они возвращались домой. Впереди бежал гонец, который сообщал во всех селениях о «подвиге», и все чиновники обязаны были встречать героя игрой на музыкальных инструментах и хоровым пением.

Сохранилась легенда о том, что из самых талантливых и трудолюбивых выпускников императорской школы император выбирал мужа для своей дочери.

Начало так называемой экзаменационной системе положил император У-ди в 124 г. до н. э. Для получения должности отныне необходимо было сдавать экзамены — от бюрократов требовалась образованность. Выставлялись дощечки с «экзаменационными билетами» и претенденты на должность стреляли в них из лука, тем самым как бы бросая жребий. А суть самого экзамена состояла в знании канонических конфуцианских книг: Книги песен, Книги истории, летописи «Весна и осень», трактатов по музыке и ритуалу. Поскольку тексты заучивались наизусть, экзамены требовали отличной памяти и огромного трудолюбия. Но такая система позволяла даже простолюдину сделать чиновничью карьеру и, напротив, она низводила до положения простого человека ленивых и бездарных потомков даже князей. А так как при династии Хань конфуцианство стало официальной идеологией, экзамены являлись и проверкой политической благонадежности. Итак, установился, наконец, легистский идеал единомыслия в государстве — но на конфуцианской основе.

Конфуцианство выработало свой тип образованного человека, который старательно делает служебную карьеру, повторяя старинные тексты, свято чтя целый свод социальных норм, следуя правилам поведения в семье и обществе и по отношению к вышестоящим и нижестоящим чиновникам. Сама империя приобрела конфуцианский облик, и Китай сохранил его почти до наших дней.

Конфуцианство способствовало утверждению в Китае культа образованного человека, превращению заботы об образовании в важнейшую часть государственной политики. Как в Китае, так и в других древнейших государствах Востока практика воспитания и образования способствовала закреплению за каждым человеком определенной общественной функции, определенного социального статуса. Его важнейшей задачей всегда оставалось сохранение существующих традиций и порядков. />Древневосточные общества не имели единого общественного идеала воспитания, которое характеризовалось традиционностью

содержания и методов обучения, остававшихся неизменными в течение многих столетий и тысячелетий.

В то же время, народы Древнего Востока внесли значительный вклад в мировое педагогическое наследие. Созданы первые в истории школы, сформулированы первые обобщенные представления о нормах и принципах воспитания, эти представления легли в основу дальнейшего развития педагогической мысли и практики. Они оказали значительное воздействие на формирование античной и средневековой европейской педагогической традиции. Это проявилось и в сословных принципах образовательно-воспитательной практики, и во влиянии библейских заповедей, и в синтезе восточной и западной педагогических культур в эпоху эллинизма.

Клинопись II тысячелетия до н. э.

Запись на глиняном изделии

От недруга твоего, который желает тебе зла, да спасет тебя бог твой Нанна! От нападающего на тебя да спасет тебя бог твой Нанна!

Да пребудет с тобой расположение бога твоего,

Да осенит тебя человечность, да проникнет она тебе в голову и в сердце,

Да услышат тебя мудрецы города,

Да будет имя твое прославлено в городе,

Да назовет тебя бог твой счастливым именем,

Да пребудет с тобой милость бога твоего Нанны,

И да пребудет с тобой благословение богини Нингаль!

Публ. по: Кромер С. Н. История начинается в Шумере: Пер.

с англ. — М., 1965.

Мольба ученика — запись на глиняной табличке

Смотритель сказал:

«Почему ты кланялся без разрешения?» и ударил меня,

Человек, следящий за порядком, сказал:

«Почему ты встал без разрешения?» и ударил меня,

Привратник сказал:

«Почему ты ушел без разрешения?» и ударил меня,

Человек с палкой сказал:

«Почему ты протягивал руку без разрешения?» и ударил меня...

Судьба писца мне опостылела,

Судьбу писца я возненавидел.

Публ. по: Богданов В. В. Энциклопедия обыкновенных вещей. — СПб., 1998.

Законы Хаммурапи

(§ 188) Если ремесленник взял малолетнего для воспитания и передал ему свое ремесло, [то] он [приемыш] не может быть оспариваем по иску.

(§ 189) Если он не передал ему своего ремесла, [то] этот воспитанник может вернуться в дом своего [родного] отца.

(§ 192) Если [приемный] сын евнуха или же [приемный] сын зикрум сказал отцу, воспитавшему его, и матери, воспитавшей его: «Ты не мой отец, ты не моя мать», [то] ему должны отрезать язык.

(§ 195) Если сын ударил своего отца, [то] ему должны отрубить руку.

Публ. по: Оппенхейм А Древняя Месопотамия: Портрет погибшей цивилизации. — М., 1990.

Притчи Соломона

Слушай, сын мой, наставления отца своего, и не отвергай завета матери твоей;

потому что это — прекрасный венок для головы твоей и украшение для шеи твоей. (1)

Слушайся отца твоего: он родил тебя; и не пренебрегай матери твоей, когда она и состарится. (23)

Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота. (22)

Благоразумный видит беду и укрывается; а неопытные идут вперед и наказываются. (22)

Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится. (22)

Примите учение мое, а не серебро; лучше знание нежеле отборное золото; потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею. (8)

Сын мудрый радует отца, а сын глупый — огорчение для его матери. (10) Нищета и посрамление отвергающему учение; а кто соблюдает наставление, будет в чести. (13)

Глупый не любит знания, а только бы выказать свой ум. (18) Послушает мудрый — и умножит познания, и разумный найдет мудрые советы. (1)

Общающийся с мудрыми будет мудр; а кто дружит с глупыми, развратится. (13)

Кто дает ответ, не выслушав, тот глуп, и стыд ему. (18)

Приложи сердце твое к учению и уши твои — к умным словам. (23)

Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его. (19)

Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него. (22)

Не оставляй юноши без наказания; если накажешь его розгою, он не умрет;

ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней. (23)

Розга и обличение дают мудрость; но отрок, оставленный в небрежении, делает стыд своей матери. (29)

Сердце беззаконника ищет зла, сердце же правое ищет знания. (27)

Публ. по: Анатомия мудрости: 120 философов / Сост. П. С.Таранов. — Симферополь, 1997.

Рекомендуемая литература Бахтин Б. Страна Хань: Очерки о культуре древнего Китая. — JL, 1959. Богданов В. В. Энциклопедия обыкновенных вещей. — СПб., 1998. Богословский Е. С. Древнеегипетские мастера. — М., 1983. Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия в древности. — М., 1983. Вайнберг И П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. — М., 1986. Васильев JI. С. Культы, религии, традиции в Китае. — М., 1970. Дандамаев М. А. Вавилонские писцы. — М., 1983. Джатаки: Пер. с пали. — СПб., 1993. Древний мир глазами современников и историков / Под ред. А. В. Голубева. — М., 1964. Заболотных В. А. Человек разумный. — СПб., 1996. Бонгард Г. М, Ильин Г. Ф. Индия в древности. — М., 1985. Крамер С. К История начинается в Шумере: Пер. с англ. — М., 1965. Матье М. Э. День египетского мальчика. — М., 1954. Оппенхейм А. Древняя Месопотамия: Портрет погибшей цивилизации. — М., 1990. Переломов Л. С. Конфуций. — М., 1993. Рижский М. И. Библейские пророки и библейское пророчество. — М., 1987. Рубин В, А. Идеология и культура древнего Китая. — М., 1970. Семененко И. И. Афоризмы Конфуция. — М., 1987. Хофман Ф. Мудрость воспитания. Очерк первый: Пер. с нем. — М., 1979. Шифман И.Ш. Ветхий завет и его мир. — М., 1987. Ясперс КИстоки истории и ее цели. — М., 1991. — Вып. 1 — 2.