ВОСПОМИНАНИЯ ГРАФА КОНСТАНТИНА КОНСТАНТИНОВИЧА БЕНКЕНДОРФА О КАВКАЗСКОЙ ЛЕТНЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ 1845 ГОДА (Souvenir intime d’une campagne au Caucase pendant Petede 1845)
Настоящие воспоминания заключают в себе личные впечатления, вынесенные автором из участия его в экспедиции 1845 года графа Воронцова в Андию и Ичкерию, экспедиции - особо и исключительно интересном, один из отдельных кровавых эпизодов которой носил название «Сухарной оказии», или «Сухарницы». С увольнением из Кавказа А. П. Ермолова, с 1826 года покорение Кавказа пошло по ложному пути вплоть до конца пятидесятых годов, когда наконец мы взялись за ум и при известном напряжении сил и целесообразных мероприятиях кончили эту продолжительную и дорого стоящую государству воину. Особо напряженный и роковой для нас характер приняла борьба в период с 1839 по 1846 годы. Наши неудачи с 1840 по 1842 годы кончились катастрофой 1843 года в Дагестане.157 В 1844 году войска на Кавказе были значительно усилены, но это мало помогло делу, ибо план действий — «кончить с Шамилем одним решительным ударом, в условиях нанесения его в центре могущества Шамиля, где и утвердиться, т. е. в Дарго», — совершенно не отвечал обстоятельствам, и честный Нейдгардт отказался от исполнения этого плана, составленного в Петербурге и предложенного к непременному исполнению. Нейдгардт был сменен, а исполнение плана было отложено на 1845 год и возложено на графа Воронцова. Опытный когда-то военачальник и тонкий дипломат, граф Воронцов к этому времени представлял просвещенного вельможу, скорее политика и администратора, по уже несколько отставшего от военного дела и совершенно незнакомого с особенными условиями ведения войны иа Кавказе. Eiue с 1844 года войска на Кавказе были усилены 5-м пех. корпусом, но командир Cl о генерал Лидере, равно как и его штаб и сами войска корпуса, не были знакомы с особенностями ведения здесь войны, а опытные и знающие кавказские юнералы не только не были спрошены, но большей частью устранены от участия в главной экспедиции (кн. Аргутинский, Фрейтаг и др.). Из опытных кавказцев назначены в экспедицию кн. Бебутов, Клюки фон Клюгенау, Пассек и Лабынцев, но первому в начале похода было поручено управление тылом и снабжение отряда, а малораспорядительный, хотя и храбрый, как шпага, Клюгенау и блестящий Пассек, молодой талантливый, честолюбивый и пылкий, а равно как п опытный и мастер своего дела Лабынцев - не могли возместить недостатка в знающих свое дело частных начальниках, тем более, что их держали во второстепенных ролях. Граф Воронцов, сохранив штаб и свиту Нейдгардта, привез еще свой штаб и исключительно многочисленную свиту, что, в соединении со штабом Лидерса и группой именитой военной молодежи, направленной за лаврами из Петербурга, составило весьма значительную, небывалую для Кавказа по размерам группу лиц свиты и штабов, что непомерно увеличивало вьючный обоз, в ущерб подвижности и боеспособности отряда. Вообще на отряд силой около дивизии было слишком много начальства, свиты и штабов. В состав войск Главного отряда вошли по два и по три батальона от Кавказских войск и от 5-го корпуса и части различных казачьих частей и разного вида милиций, что сообщило отряду столь вредную разнородность состава, а многочисленность свиты, штабов и обозов придала отряду невиданный на Кавказе характер, осужденный опытными и старыми кавказцами. Опытные кавказские военачальники предсказывали полную неудачу (Фрейтаг, кн. Аргутинский, Лабынцев и др.), и сам Воронцов начал терять веру в успех похода, изготовленного целиком в Петербурге, без всякого соображения местных условий, но выполнение похода было условием его назначения, и тонкий дипломат Воронцов пишет графу Чернышеву158 накануне выступления: «Если бы даже полученное мною приказание действовать в этом году наступательно, прежде, чем вновь приняться за устройство передовой Чеченской линии, было противно моему мнению, как не согласны с ним все здешние генералы, то я все же исполнил бы его с тем же рвением, но я откровенно говорю здесь всем, что это также и мое NmeHne (т. е. я согласен с «пославшими меня»), что неблагоразумно избегать встречи с Шамилем и возможности нанести ему вред, что устроит наши дела лучше всего. Если Богу неугодно будет благословить нас успехом, мы все-таки сделаем наш долг, не будем виноваты (умываем руки!) и обратимся к методической системе».74 После этого дипломатического обращения к военному министру, в котором граф Воронцов, видимо, не веря в успех, все-таки ведет отряд в экспедицию и заранее умывает себе руки, прикрываясь исполнительностью, он дней пять спустя вновь обращается к графу Чернышеву: «Повергните меня к стопам Его Величества, я не смею и надеяться на большой успех нашего предприятия, но сделаю, разумеется, все, что будет от меня зависеть, чтобы выполнить Его желание и оправдать Его доверенность»* * В походе приняли участие значительное число известных тогда и впоследствии лиц, из коих многие остались здесь на месте или были ранены даже несколько раз, некоторые сложили свои головы на Кавказе позднее, некоторые прославились потом на Кавказе или в Империи, а потому, полагаем, есть известный интерес перечислить их, указав убитых и раненых в этом походе. При графе Воронцове в свите состояли: принц Александр Гессенский (брат цесаревны Марии Александровны154), при нем полковник Самсонов,160 князь Ф. И. Паскевич (сын фельдмаршала), при нем капитан Беклемишев161 (здесь ранен); сын графа Воронцова Семен, граф Александр Сергеевич Строганов, князь Александр Голицын, князь Эмилий Витгенштейн, князь Ираклий Грузинский, барон Александр Павлович Николаи (впоследствии заведующий гражд. частью управл. наместника и министр народного просвещения), князь Ал. Ив. Гагарин (убит в Кутаиси, будучи военным губернатором), генералы Викторов и Фок (оба здесь убиты), Минквиц,162 Мих. Павл. Щербинин,163 поручик Иед- линский (тогда еще австрийской службы, здесь ранен, известный впоследствии на Кавказе остряк и каламбурист), флигель-адъютант Сколков; адъютанты графа Воронцова и офицеры для поручений: поручики Лонгинов (здесь убит), Глебов (ранен, а в 1847 г. убит под Салтами), князь Сергей Илларионович Васильчиков (ранен), князь М. А. Дондуков-Корсаков (ранен), барон Шеппинг (ранен, а потом убит), Альбрант (ранен), Дружинин,164 юнкер граф Чапский, юнкер князь Яшвиль165 (впоследствии командир л.-гв. Гусарского полка), барон Врангель, князь Михаил Лобанов-Ростовский,166 князь Трубецкой,167 Веревкин,168 князь Ревас Андронников,164 подполковник Качени170 (ранен), ротмистр Лазебников171 (ранен), штабс-капитан фон Кауфман172 (ранен). Из офицеров Генерального штаба, помимо начальника штаба отряда Владимира Иосифовича Гурко (отец фельдмаршала), отметим: полковника Мильковс- кого, барона Ипполита Вревского (убит в 1858 г.), Ковалевского (убит при штурме Карса в 1854 г.),173 подполковника Левиссона (убит здесь), Корсакова (убит здесь), Козлянинова (ранен), барона Дельвига (ранен), графа Гейдена (ранен), впоследствии нач. Главного штаба, Леонтьева (ранен),174 Артура Адамовича He- покойчицкого (впоследствии нач. шт. действующей в 1877 г. на Дунае армии), Мих. Иван. Дарагана175 и капитана Прушановского (тяжело здесь раненного). Из строевых офицеров, помимо генералов-героев этого похода - Пассека (здесь убитого) и Лабынцева, отметим генералов Козлянинова176 (нач. артиллерии), Безобразова и Белявского (раненого) и блестящих офицеров: Познанско- го, Ранжевского, Завальевского и командира навагинцев Бибикова (все четверо здесь убиты), капитана Николая Петровича Колюбакина (раненого, впоследствии кутаисского губернатора), князя Александра Ивановича Барятинского (раненого, будущего фельдмаршала), юнкера Кабардинского полка, здесь произведенного в прапорщики, князя Дмитрия Святополк-Мирского, командира Кабардинского полка, известного героя Викентия Михайловича Козловского (раненого), полковника Сервпрога (убитого здесь), графа Стейпбока (тяжело ранен и умер в конце похода, старый доблестный кавказец), Корнилова (двоюродный брат севастопольского героя, тяжело ранен и тут же умер), Любл. полка подполковника Кривошеева (убит), майора Ритца (убит),177 подполковника Авдеева1775 (ранен), полковника Витовского (ран.), подполковника Левашева179 (ран.), подполковника Спнюхаева (ран.),181’ полковника Меллер-Закомельского (ранен), майора Семенова181 и полковника Степанова (оба ранены), поручика Лаппы182 (ранен) и мн. др. Во главе милиции мы видим здесь героев: князя Илью Димитриевича Op- бслпани (убитого в 1854 г. во главе командуемого им Грузинского гренадерского полка),18’ князя Левана Меликова (впоследствии помощник наместника) и князя Александра Эристова184 (раненного здесь одновременно с автором воспоминаний), Захария Эристова и др. Из адъютантов и ординарцев Лидерса назовем: ротмистра графа де Баль- мена (известного художника, скорее превосходного рисовальщика), юнкера Башилова (оба здесь убиты в один день) и юнкера Аммосова (ранен в щеку), гвард. пор. Гербеля (ранен),185 ротмистра Кованько (убит), капитана Ключарева (адъютант Клюгенау — убит), шт.-кап. Савича (убит), поручика фон Блюма1*6 (ранен); затем адъютанта Пассека ротм. кирас. Ее Велич, полка Ольховского (также здесь убитого); таким образом, только из последних названных здесь лиц шестеро убиты, а остальные все переранены. Автор воспоминаний происходил из древней лифляндской рыцарской фамилии. Отец его — Константин Христофорович*187 был известный боевой деятель эпохи 1812—1815 гг. и, служа все это время в летучих и партизанских отрядах, прошел отличную боевую школу, командуя в 1813 и 1814 гг. самостоятельно отдельными летучими отрядами.76 В двадцатых годах прошлого столетия он был посланником в Штутгарте, но в предвидении войны с Персией в 1825 г., он, страстно любя военное дело, снова надел мундир, поехал на Кавказ и принял живое участие в персидской кампании 1826—1927 гг., с выдающимся отличием командуя у Паскевича авангардом, получив здесь, в числе прочих наград, звание генерал-адъютанта. Соединяя с боевыми заслугами прекрасное образование, Константин Христофорович был известен в литературе рядом трудов, так, в «Северной Пчеле» печатались «Письма из Персии», заключающие в себе извлечения из его весьма интересных писем с театра войны («Пребывание Аббасса мирзы в русском лагере» и др. очерки); также известен его труд «О казаках и службе вообще легких войск», изданный на французском языке. По окончании войны К. X. Бенкендорф сделался жертвой нездорового климата театра войны и, больной, покинул Кавказ, оставив по себе память «рыцаря без страха и упрека». С началом турецкой войны, 1828—1829 гг., еще не оправившийся от болезни, он по ехал вновь в армию, на Дунай и в Болгарию, и здесь, командуя летучим отрядом, проник на Балканы, в тыл турецкой армии, и 7 июня занял Праводы, захватив богатую добычу, но это был уже последний его подвиг, и в августе болезнь свела его в могилу на 44-м году всего жизни. В 1832 году брат покойного Александр1*8 (шеф жандармов) был возведен в графское достоинство, но, по неимению им детей мужского поколения, достоинство это Высочайше поведено перенести на сына его умершего брата Константина, т. е. на автора настоящих воспоминаний. Автор воспоминаний Константин Константинович, окончив Пажеский корпус, вышел в л.-гв. Конный полк, был затем адъютантом военного министра, но, несмотря на блестящее положение в обществе и связи, обеспечивавшие ему военно-придворную карьеру, на жизнь в столице и на глазах у Государя, предпочел, подобно своему отцу, лишения и опасности «погибельного Кавказа». Добившись назначения в кавказский корпус, Константин Константинович прошел здесь отличную боевую школу под руководством таких выдающихся боевых деятелей, как незабвенный Алексей Александрович Вельяминов и доблестный Роберт Карлович Фрейтаг, и руководство подобных знатоков военного дела оставило в нем неизгладимые следы истинного его понимания. Всей душой Бенкендорф пристрастился к славным кавказским войскам и к кавказской боевой и походной службе и жизни тридцатых и сороковых годов, этого поистине «героического периода войны» жизни, полной лишений, трудов, опасностей и своеобразной поэзии. В этих непрестанных походах, то на Кубани, то в Черкесии, то в Чечне или Дагестане, Бенкендорф, воин крови и по призванию, оценил кавказские войска и всем сердцем привязался к кавказскому солдату, к которому до последних дней своей жизни сохранил особое глубокое поклонение, обожание и сердечную привязанность. «Чудные войска, которыми, кажется, никогда достаточно не нахвалишься», — говорит он в своих воспоминаниях. В 1839 году он сделан флигель-адъютантом, но, побывав в Петербурге, продолжал свою боевую службу на Кавказе, участвуя в экспедициях вплоть до рокового для него Даргинского похода 1845 года, вынудившего его, за потерей здоровья от неслыханных лишений и за тяжкими многими ранами, полученными в этой экспедиции, и сохранив жизнь только каким-то чудом, прежде всего заняться основательным лечением, а затем навсегда оставить боевую службу в строю. Страдания от тяжких ран не оставили его до конца жизни. He владея свободно левой рукой и особенно страдая от шашечных ран, Бенкендорф продолжал службу по военно-дипломатической части, был некоторое время нашим военным агентом в Берлине, затем женился и в тех же военно-дипломатических обязанностях участвовал в венгерской кампании 1849 г. и восточной 1853—1855 гг., состоя при армии. В 1855 г. Бенкендорф получает звание генерал-адъютанта, а три года спустя, в 1858 г. —тс же раны свели его в могилу. Настоящие мемуары были изданы в Париже князем Григорием Гагариным189 на французском языке, в весьма ограниченном числе экземпляров, и составляют библиографическую редкость; по свойственной ему скромности, покойный не предназначал их большой публике, а только кружку близких, но, полагаем, что 70 лет спустя грешно держать их под спудом, так как они имеют историческое значение. Среди своих начальников и подчиненных, равно среди начальников, друзей и приятелей, граф К. К. Бенкендорф оставил, подобно своему отцу, память человека «без страха и упрека» и, одновременно, человека мыслящего и чрезвычайно скромного. Князь Александр Михайлович Дондуков-Корсаков, участник той же экспедиции, часто в течение ее встречаясь с Бенкендорфом, много раз вспоминает его в своих записках и, мало кого щадя в них, отзывается о нем всегда с особым уважением и теплотой. «Граф Бенкендорф рыцарски благородная личность, столь ценимая Воронцовым, которую никто из знавших его близко никогда не забудет», — говорит о нем Доидуков, рассказывая случай, когда Бенкендорф вел в атаку отряд при движении к Герзель-аулу, где он и был тяжело ранен.77 Обладая большой наблюдательностью и сосредоточивая свои наблюдения на существенных сторонах войны, нашего положения в крае, отношения к туземцам, особенностях ведения здесь войны и бытовой стороны армии и на качествах русского солдата на Кавказе, Бенкендорф дает превосходную всему этому характеристику, а равно и весьма ценный очерк этой бедственной Ii бесцельной экспедиции и меткую и правдивую оценку событий и лиц, много посвятив характеристике нашего несравненного кавказского солдата того времени. Справедливо воздав должное огромному значению А. А. Вельяминова, как, попстине, творца системы, приемов и способов ведения здесь войны, Бенкендорф превосходно обрисовывает и самую личность этого первоклассного кавказского военного деятеля, которого он ставит выше Алексея Петровича Ермолова. Интересной вереницей проходят здесь перед нами характеристики участников экспедиции, и прежде всего величественная фигура графа Воронцова, точного исполнителя навязанного ему из Петербурга плана экспедиции и очутившегося с первых шагов своей деятельности на Кавказе в редко трудном положении даже для полной всяких кризисов и ужасов кавказской войны и, тем не менее, внушившего войскам своим олимпийским величием, выдержкой, неизменным спокойствием и редким холодным мужеством в минуты кризисов экспедиции —доверие и глубокое уважение. Очень пнтсрссна также характеристика героя многих славных дел и, особенно, всех арьергардных дел этой экспедиции (труднейших и опаснейших на Кавказе), большого мастера руководить трудным делом отступления арьергарда, типичного боевого служаки и старого ворчуна, когда-то командира Кабардинского полка, генерала Ивана Михаиловича Лабынцева. этого «Нея Кавказской армии», по словам Бенкендорфа, затем богато во всех отношениях одаренного, пламенного, отважного и непомерно честолюбивого Пассека. знающего, храброго, но «страшного», по словам Бенкендорфа, «фрондера» Ковалевского п многих других интересных боевых деятелей того времени, блиставших геройством, яркими талантами и представлявших интересные I ипы, которые вырабатывала эта продолжительная, своеобразная война, полная тяжелых лишении, вечной опасности, сильных ощущений и одновременно своеобразной прелести походной жизни на лоне дикой и величественном природы. Из описания эпизодов экспедиции превосходно изложено у Бенкендорфа пребывание отряда Пассека на Холодной горе и положение вообще раненых на последнем до освобождения ФреПтагом биваке отряда у Шаухал-Берды.78 При правильном отношении к событиям и правдивости изложения записки графа Бенкендорфа, наравне с воспоминаниями князя Дондукова-Корсако- ва, барона Николам, Гспмана, барона Дельвига, Нечаева140 и Горчакова,191 имеют большую ценность для исследования этой высокоинтересной, полной драматических эпизодов и беспримерной по стойкости и благородному мужеству кавказских войск — экспедиции в Дарго в 1845 году. Б. Колюбакин
Еще по теме ВОСПОМИНАНИЯ ГРАФА КОНСТАНТИНА КОНСТАНТИНОВИЧА БЕНКЕНДОРФА О КАВКАЗСКОЙ ЛЕТНЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ 1845 ГОДА (Souvenir intime d’une campagne au Caucase pendant Petede 1845):