Реакция в малых странах Латинской Америки на нападение Германии на Советский Союз
К июню 1941 г. за плечами у властей малых стран Латинской Америки был слишком непростой период отношений с СССР (точнее, период, по сути, полного отсутствия таких отношений после окончательного разрыва в Лиге наций), чтобы можно было ожидать каких-то немедленных правительственных заявлений в ответ на нападение Гитлера на Советский Союз. Правда, с точки зрения панамериканской солидарности, для латиноамериканцев было важно заявление правительства США, в котором, в частности, отмечалось, что «гитлеровские армии сегодня представляют главную опасность для Америки»906. Что же касается общественности и СМИ, то их можно было разделить на ЛЕБЕДЕВА Н.С., НАРИНСКИЙМ.М. Указ. соч. С. 45. Там же. Там же. ПЕЧАТНОВ В.О., МАНЫКИНА.С. История внешней политики США. - М., 2012. - С. 247. три категории: безусловные защитники СССР, безусловные сторонники Г ермании и те, кто, выступая против Г ермании, продолжали критиковать довоенную политику СССР. Последняя группа была наиболее многочисленной, в том числе и по той причине, что эту позицию заняли наиболее массовые СМИ. Так, во всех смыслах самой зримой иллюстрацией такой реакции стала карта-схема Восточной Европы, опубликованная газетой «Паис» в Монтевидео 23 июня 1941 г.859. Сплошной жирной чертой на схеме была отображена линия реально сложившегося в 19391940 г. советско-германского межевания довоенных Польши и Литвы. То есть, с одной стороны,уругвайцы признавали реалии. Также характерно, что, не зная, что она уже несколько месяцев, как срыта, уругвайские редакторы изобразили линию обороны, которая проходила по старой границе СССР. Таким образом, уже из одной только редакционной карты-схемы следовало, что либеральная и массовая уругвайская пресса отмела пропагандистские уверения Гитлера о том, что он нанес лишь превентивный удар по СССР, который якобы и сам собирался атаковать «рейх»: Советский Союз был даже визуально изображен как государство, готовившееся к обороне и подвергшееся агрессии. По поводу этого уругвайский международник Маурисио Ромпани Хурадо отмечает: «Что касается вступления в войну СССР, Уругвай отреагировал благожелательно. Это не значит, что речь шла о защите советской России, но и желание Германии трансформировать кампанию против СССР в антикоммунистический крестовый поход [в Уругвае] успеха не имело»860. В обстановке конца июня 1941 г. на интересы СССР объективно работало и то, что в Монтевидео невероятной личной популярностью пользовался британский посланник Меллингтон-Дрейк. Начинавший свою карьеру в Форин- офисе с командировки в Санкт-Петербург, за годы своей долгой работы в Уругвае он, в частности, стал со-основателем в столичном пригороде Карраско престижной частной «Британской школы», через которую прошли дети практически всей либеральной элиты республики. Предприниматели ценили его и как соавтора идеи основать в стране авиакомпанию ПЛУНА (до начала XXI в. - национальный авиаперевозчик Уругвая), а политические элиты в целом - как победителя в англо-германском дипломатическом сражении вокруг судьбы «Графа Шпее»861. Благодаря такому положению дел, несмотря на встроенность Уругвая в панамериканские институты, пресса Монтевидео всегда уделяла повышенное внимание и британскому видению международных проблем. В этой связи 23 июня 1941 г. на первой полосе «Паис» доминировал не отчет, а именно полный текст речи, которую после нападения Германии на СССР произнес премьер-министр Черчилль: о единстве целей Британии и России, о Германии как общем враге862. Влияние речей Черчилля на уругвайское сознание нельзя недооценивать. Так, по его собственному признанию, именно под влиянием британской пропагандистской кампании в июле 1941 г., то есть в первые недели советскогерманской войны, добровольцем на фронты Второй мировой выдвинулся тогда 25-летний уроженец уругвайского провинциального города Сориано Хулио Хиль Мендес863 864, которому предстояло стать самым заслуженным ветераном Второй мировой войны из числа граждан своей страны. В июле 1941 г. он писал из Монтевидо своего брату Лионелю в родной Сориано: «Я уезжаю в Англию. Когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко. Скажи нашему доброму дону Франсиско, что я ему отправлю немецкую каску, из которой он сможет кормить своих хрюшек. Пусть себе живет спокойно. Англия победит, а Франция вернет себе величие» . Мендес продолжил: «В этой войне на кону - и наша свобода... Триумф Г ермании был бы худшей заразой, которую Бог наслал бы на этот мир и на мою мирную и свободную Родину» . В том же номере «Паис», где была опубликована речь Черчилля, был напечатан и полный текст выступления Молотова по советскому радио 22 июня. Редакционный заголовок при этом характерно гласил: «Молотов возлагает всю ответственность за войну на Гитлера»865 866. Особое внимание привлекал и специально подготовленный для уругвайской аудитории материал обозревателя британского информационного агентства «Рейтер» Фергюса Дж. Фергюсона, в котором он отмечал, что теперь уже былой советско-германский альянс в Лондоне всегда полагали «относительно хрупким»867. Что касается соотношения сил у Германии и СССР, то Фергюсон указывал, что провести против России такой же блицкриг, как в Европе, немцам будет крайне затруднительно: «Конечно, у Германии больше механизированных дивизий, чем у русских, и танки у них самые большие в мире, но у русских, в свою очередь, огромная авиация... Слабым местом России является организация... Тем не менее, русские не раз за свою историю доказывали, что являются хорошими воинами. Немцам предстоит идти по огромной стране, где расстояния практически неизмеримы, и это, в сочетании с разрушительным потенциалом русских, означает, что возможности немцев [на этот раз] слабее и ограничены»868 869. На следующий день, 24 июня, «Паис» опубликовал очередной материал, подготовленный для газеты агентством «Рейтер», который вновь был озаглавлен весьма характерно: «После финляндской кампании эффективность советской армии улучшилась» . В то же время на карте-схеме Восточной Европы в «Паис» еще от 23 июня 1941 г. лишь пунктиром, но все-таки были показаны и прежние границы государств, которые СССР либо принудил «поделиться» землями (как Румынию и Финляндию), либо инкорпорировал (как страны Прибалтики), либо поделил с Германией (Польша). В этом и состоял известный дуализм восприятия событий 22 июня и в Уругвае, и в других малых странах Латинской Америки. Характерно, что такое положение дел сохранялось и в последующие годы. Так, даже в июне 1944 г. советская дипмиссия в Монтевидео сетовала на то, что «газеты печатают карты боевых действий с границами СССР на 1939 г.» . Больше того, уже 24 июня 1941 г. главный материал о России даже в «Паис» был озаглавлен «Россия должна бы быть готова к признанию Польши»870 871. Тем не менее, как видно, общий настрой массовых СМИ в июне 1941 г. не оставлял особого маневра тем, кто симпатизировал Германии, а, будучи испаноязычным, ориентировался на доступную и в малых странах Латинской Америки фалангистскую печать Испании, с которой к тому же были тесно связана крупная гаванская газета «Диарио де ла Марина» и довольно популярная «Дебате» в Монтевидео. О позиции фалангистов можно судить по выпуску за 27 июня 1941 г. испанской газеты «ABC». Она сопроводила редакционным комментарием о желанной солидарности Испании и Латинской Америки свои сообщения о «вине России»872 873 874. В силу традиционной для Уругвая плюралистичности и «Паис» сообщил о таких настроениях и, в частности, о формировании в Испании корпуса добровольцев для отправки на восточный фронт . На Кубе влиятельная на востоке острова газета «Орьенте» в ответ на это написала, что «Франко приказывает латиноамериканцам отказаться от заветов Боливара, Суареса и Марти» . Впрочем, еще одним источником ультраправых добровольцев, кто все-таки выдвинулся на восточный фронт из Латинской Америки, стали русские белоэмигранты из числа ярых антикоммунистов. Действительно, с самого начала Великая Отечественная война привела, как это чуть позже отмечалось в донесениях дипмиссии СССР в Уругвае, к «расколу» и южноамериканское русское зарубежье малых стран Латинской Америки. Так, до войны русские иммигранты в Монтевидео были объединены вокруг «Русского дома», основанного в 1928 г. антисоветски настроенными беженцами-священниками, казаками, врангелевцами и т.д. Многие из них, «видя в немцах союзников в борьбе с коммунизмом, начали им симпатизировать»875 876 877. Вновь прибывшие в Уругвай советские дипломаты в 1944 г. докладывали в Москву, что «до войны в Монтевидео был “Союз русских фашистов” (председатель Лучинский)» . Отдельного упоминания стоит деятельность прошедшего до войны через Уругвай и Аргентину Игоря Сахарова: сына генерала-белоэмигранта Константина Сахарова (основатель объединения национал-социалистической направленности, которое вошло в состав Российского Освободительного Народного Движения). Отслужив в 1930-е гг. в армиях Уругвая и Аргентины, в 1936 г. И. Сахаров в составе группы добровольцев из числа русских фашистов отправился в Испанию, где воевал на стороне Франко. У фалангистов Сахаров получил чин лейтенанта (максимальный для неиспанцев). Весной 1942 г. Игорь Сахаров выдвинулся в Витебскую и Смоленскую области, где участвовал в создании «Русской национальной народной армии». В июле 1943 г. стал адъютантом генерала Власова878. Тем не менее, провозглашение советским руководством советскогерманской войны как Великой Отечественной вызвало подъем национальных чувств у большинства других эмигрантов из бывшей Российской империи и СССР. Большая часть диаспоры заняла патриотические позиции. Так, в Парагвае в годы Великой Отечественной войны «глубоко переживал 927 за свою Родину и искренне желал победы Красной Армии» генерал Беляев - что, впрочем, не примирило «парагвайских русских» с большевиками. В Уругвае в 1943 г. состоялся Антифашистский конгресс славян Латинской Америки . При этом стоит заметить, что малый Уругвай вновь стал альтернативной площадкой для промосковской деятельности, которая была невозможна в соседней большой Аргентине: первоначально съезд планировался на август 1942 г. в Буэнос-Айресе, но там его проведение власти запретили879 880 881. Именно на годы Великой Отечественной войны пришлось создание в населенном этническими русскими городе г. Сан-Хавьере на р. Уругвай Славянского молодежного центра (1943 г.), а в столичном Монтевидео - Культурного центра имени М.Горького (1944 г.). Те из иммигрантов, кто поддерживал СССР, также основали в Монтевидео альтернативный «просоветский клуб»882 883, выросший, впрочем, из созданного еще в 1927 г. на улице Серрито объединения им. Тараса Шевченко. В 1943 г. ими создан «Комитет украинцев, белорусов и карпато-россов по борьбе с фашизмом им. Ворошилова». Во главе этого комитета встал Нафтуль Бененштейн . Собранные ими медикаменты, медицинская аппаратура, консервы, одежда, обувь пересылались через Красный Крест или погружались на заходившие в годы войны в Монтевидео советские суда: крейсер-ледокол плл «Микоян» (см. Главу IV), а также «Адмирал Ушаков» и «Академик Крылов» . На сторону СССР встала и основная масса выходцев из бывшей Российской империи на Кубе. Так, уже 26 июня 1941 г. в Гаване был создан Славянский комитет помощи СССР, на первом же митинге которого выступил член Секретариата КПК Карлос Рафаэль Родригес . В докладе советника по экономическим вопросам открытой в 1943 г. в Гаване миссии СССР И.Г. Василькова отмечалось, что члены «Ассоциации кубинских украинцев и белорусов» переправили в адрес Киевского университета микроскопы. Еще в 1943 г. эта община была одной из первых в Латинской Америке, для которой была открыта подписка на журнал «Славяне» ВСК СССР884 885 886 887. По очевидным причинам, с первых же дней войны на позиции защиты СССР и на Кубе встала еврейская община (не только коммунистическая). На стороне СССР были кубинский Еврейский комитет помощи союзникам и Народный еврейский комитет Г аваны . Наконец, несмотря на то, что, например, самый популярный на острове журнал «Боэмия» задавался вопросом, «гением или демоном» являлся Сталин888 889 890, симпатии многих кубинцев были на стороне СССР еще по одной причине. Дополнительным стимулом к сотрудничеству с интернационалистским СССР стало получение кубинским Красным Крестом отказа из США, где действовал запрет на приём «грязной» крови и плазмы доноров «нечистого» расового происхождения . Так, советский интернационализм не мог не впечатлить, например, будущего рулевого «Гранмы», а в годы войны акустика, потопившего немецкую субмарину U-176 кубинского противолодочного катера SC-13, тогда еще не коммуниста Норберто Кольядо Абреу. Будучи темнокожим, он был вынужден возвращаться отдельно от остального экипажа с учебы в США, а при награждении единственный не имел права облачиться в форму . Что же касается мобилизации союзников СССР из числа коммунистов, то еще в 7 утра 22 июня 1941 г. к Сталину был вызван глава Коминтерна Г. Димитров891, после чего в адрес компартий Западного полушария из ИККИ ушло отдельное указание «немедленно развернуть во всех городах многотысячные антифашистские демонстрации под лозунгом всемерной поддержки советского народа, борющегося в защиту своей страны и тем самым за безопасность американского народа против гитлеровского варварства»892 893. ИККИ предложил развернуть кампанию по сбору средств и оказанию помощи раненым бойцам Красной армии . Впрочем, этот призыв был где-то и лишним: верные делу защиты СССР коммунисты малых стран Латинской Америки и сами были готовы идти на жертвы, как только узнали о нацистской агрессии. Так, в провинциальном уругвайском городе Дурасно даже пролилась кровь и погиб один человек при столкновениях коммунистов и демократов со сторонниками итальянских фашистов уже 29 июня 1941 г.894. В СССР добровольцем на фронт отправился сын кубинского коммуниста, воспитанник Ивановского интердетдома Энрике Вилар Фигередо. Он дослужился до комвзвода и погиб 30 января 1945 г. у восточнопрусской деревни Эберсбах (похоронен на кладбище ныне польского Браниева)895. В самой Гаване КПК распространяла призывы выйти на первую демонстрацию солидарности с СССР, намеченную на 27 июля 1941 г., через газету КПК «Нотисиас»896. Именно ее отчет об этой демонстрации перевели и выдали на ленту в ТАСС. Сообщение было напечатано «Правдой». Она писала, что по улицам Гаваны «беспрерывно в течение шести часов» шли 40 тысяч человек897 898. Следующая такая демонстрация прошла в Гаване через месяц, 27 августа 1941 г. Тогда на гаванском стадионе собрались уже 70 тысяч человек. «Правда» сообщала, что на острове действовало уже более ста фабричных и территориальных комитетов солидарности с СССР, которые обещали прислать 40 тыс. мешков с сахаром и миллион табачных изделий. В те же дни кубинский коммунист Х. Маринельо писал в адрес советского журнала «Интернациональная литература»: «Преступное нападение Гитлера на Советский Союз знаменует собой сильнейше столкновение между самой свирепой реакцией и самой передовой и гуманной формой общественного строя. Поэтому мы все, свободные и честные люди мира, должны выразить наши симпатии армии и народу СССР и 946 оказать им нашу плодотворную поддержку» . Вслед за «Нотисиас» ТАСС отметил, а «Правда» напечатала: «Ведущими лозунгами первой после начала Великой Отечественной войны просоветской демонстрации в Гаване были “Привет боевым народам СССР”, ”Да здравствует доблестная Красная Армия!”, “Смести с лица нацистского зверя и фалангистских агентов”, “Поддерживаем англо-советский пакт борьбы против Гитлера”». Особое внимание населения вызвала большая группа молодежи, которая носила клетку с собакой, украшенной свастикой. На клетке надпись: “Уничтожим фашистских собак!”»899. Кампания солидарности с СССР на Кубе стала шириться и по линии общественных организаций, с которыми КПК поддерживала постоянную связь. Так, уже 9 июля 1941 г. по инициативе КТК был создан координационный комитет Национального антифашистского фронта948. 18 июля 1941 г. о своей полной поддержке СССР объявил исполком Второго национального съезда крестьян Кубы949, 24 июля в Г аване прошла конференция более чем ста комитетов солидарности с СССР (приступивший к сбору для СССР 40 тыс. мешков с сахаром и миллиона сигар), а обязательство к 1 сентября собрать для отправки в СССР посылки с сахаром, кофе, табаком на сумму в 3000 долл. взял на себя Национальный комитет молодежи950 . 25 августа было направлено послание кубинских женщин советским женщинам. В нем говорилось: «Мы знаем, что в окопах СССР идет борьба за судьбы свободы всего мира... Вклад советского народа, его самопожертвование, сила и мужество вызывают чувство восхищения во всем мире. Поэтому мы, кубинские женщины., хотим сказать вам о той симпатии, с которой наша страна следит за борьбой Советского Союза»951. В ноябре 1941 г. кубинские рабочие решили перевести дневной заработок в фонд помощи Красной армии . Отдельного упоминания заслуживает и издававшаяся на Востоке Кубе газета «Орьенте», которая 12 августа 1941 г. опровергла «сообщения Г итлера о том, что положение русских якобы аналогично положению Франции перед поражением»953. Что касается Уругвая, то для точной оценки позиций КПУ следует иметь в виду, что еще после памятных событий середины 1930-х гг. из ИККИ в КПУ поступила рекомендация об отказе от «самодовольного сектанства»954 и, соответственно, смене характера взаимоотношений с другими политическими силами страны. Если еще 22 августа 1935 г. в открытом письме ЦК КПУ к другим оппозиционным партиям и организациям содержался тезис о «вооружении народа» , то к 1937 г. приоритетной называлась мирная политическая деятельность. Текущая задача была обозначена так: «Добиваться прежде всего соглашения с Социалистической] П[артией]»900 901 - которую еще недавно в ИККИ называли «социал-фашистской». В документе ИККИ «Уругвай. Проект резолюции» от 2 июля 1937 г. говорилось: «В Уругвае, в стране, находящейся в зависимости от империализма, стране с отсталым аграрным хозяйством, в стране, где не завершена буржуазно-демократическая революция, текущая задача рабочего класса заключается в борьбе не за советскую власть, а за национальное освобождение» . Больше того, ИККИ рекомендовал КПУ отныне «вести борьбу за образование народного фронта совместно с социалистической, батлистской, националистической партиями»902. Соответственно, в 1938 г. КПУ и СПУ даже выдвинули единым кандидатом в президенты Э. Фругони. И хотя в 1939-1940 гг. этот альянс дал трещину (после того, как СПУ встала на сторону Британии и Франции, а КПУ - СССР и Германии, и именно СПУ выступила инициатором рассмотрения в парламенте «дела Фурмана»), с июня 1941 г. КПУ и СПУ вновь объединили усилия, в частности, приступи к изданию совместной газеты «Эль Популар»903. Свою первую после начала Великой Отечественной войны акцию КПУ провела уже в воскресенье 29 июня 1941 г. Манифестация солидарности с СССР в Монтевидео собрала без малого 70 тысяч человек904. В сложившихся условиях весьма пригодился партийный псевдоним Гомеса «Артигас». КПУ вновь объявила себя, прежде всего, «патриотической силой»905, предлагая создать общий национальный демократический фронт906 и общую коалицию со странами, боровшимися с Германией. Всё это не только «примиряло»907 КПУ с либералами, но привело и к тому, что в Уругвае консерваторы-однопартийцы Эрреры даже вновь пытались провести через парламент резолюцию о запрете КПУ908. Впрочем, в новых условиях это превращало КПУ в глазах либералов в самую последовательную защитницу антигитлеровской коалиции. В т. ч. эта, противоречащая демократичным уругвайским порядкам инициатива эрреристов стала предпосылкой и к тому, чтобы президент Бальдомир осуществил так называемый «хороший переворот»: распустил в начале 1942 г. парламент, избранный по формуле Терры-Эрреры909, что, в свою очередь, предопределяло возвращение в электоральную политику просоюзнических либералов из партий «Колорадо» и «Бланко», бойкотировавших выборы со времен переворота Терры. Одновременно КПУ инициировала и процесс реконсолидации коммунистического движения в регионе. На состоявшийся 8-10 августа 1941 г. в Монтевидео Чрезвычайный съезд КПУ собрались не только уругвайские коммунисты, но и Г. Арнедо Альварес от КП Аргентины, Э. Лафайерт от КП Чили и Т. Майол от КП Парагвая. Таким образом, национальный съезд КПУ превратился, по сути, в региональный коммунистический форум всего «Южного Конуса» по координации усилий в защиту СССР. Это был тот самый случай, когда роль и место коммунистов малых стран Латинской Америки никак нельзя преуменьшать. Задолго до Перл-Харбора, собравшись под эгидой КПУ, компартии стран Южного конуса высказались за «СССР, Англию и Соединенные Штаты»910, выдвинув лозунг о разрыве отношений с державами «оси»911. В отличие от периода с августа 1939 г. по июнь 1941 г. важнейшим новым элементом советской внешней политики стало то, что уже 24 июня 1941 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли решение о создании Совинформбюро. При этом работа с Латинской Америкой перестала быть лишь «факультативной» - через Европу или США. Она производилась через профильный латиноамериканский отдел, который через Иностранный отдел Союза писателей СССР отправил с началом войны около 20 телеграмм в адрес латиноамериканских газет, журналов и общественных организаций с предложением установить прямые и постоянные связи Одновременно контакты с латиноамериканцами стали налаживать или восстанавливать ВЦСПС, советский Союз Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца, а также созданные в первые месяцы Великой Отечественной войны Всеславянский комитет (ВСК) СССР, Антифашистский комитет советской молодежи (АКСМ), Антифашистский комитет советских женщин (АКСЖ), Антифашистский комитет советских ученых (АКСУ)912 913. Тем не менее, переход не только отдельных сегментов обществ и СМИ, но и властей малых стран Латинской Америки на позиции разрыва отношений с державами «оси» и сближения с СССР объективно произошел под влиянием не столько нападения Германии на СССР, сколько начала войны между «осью» и США.