Роль Компартии Уругвая в легитимизации антиконституционного переворота Габриэля Терры (1933 г.)
В первой половине ХХ в. левые силы Уругвая, социалисты и коммунисты, впервые поколебали, казалось, вечную двухпартийную систему, состоявшую из партий «Бланко» и уругвайской «Колорадо» (упрощенно говоря, «консерваторы из провинций и либералы из Монтевидео»)532 533. Действительно, если на первом этапе своего существования и КПУ была подвержена «детской болезни левизны в коммунизме», солидаризовалась с анархистами (в вопросе о необходимости разрушить и капитализм, и государство)534 и отказывалась от парламентских форм борьбы535 536, то уже к 1925 г. КПУ решила «сменить ружьё на избирательный бюллетень» (что не могло не быть соблазном при действовавшей в Уругвае крайне либеральной пропорциональной избирательной системе)537. В итоге, с 1925 г. КПУ постоянно обладала парламентскими мандатами - пусть даже получая довольно скромные результаты на выборах538. В частности, в 1925 г. депутатами Палаты представителей от КПУ с первой же попытки стали Мибелли, Гомес539 540 541 и Ласарра . Тем не менее, на выборы 1928 г. партия шла под лозунгом «Класс против класса: бедные против богатых!» . К 1929 г. Гомес пошёл еще дальше, говоря о том, что в стране созрела «объективно революционная ситуация»542. К этому тезису ЮАСКИ во главе с Витторио Кодовильей добавил обязательное тогда соображение о том, что уругвайская соцпартия (СПУ, из которой и вышла КПУ) является «социал-фашистской», а, значит, с ней невозможно никакое сближение543. Дошло до того, что на следующий день после его избрания деканом юрфакта республиканского университета печатный орган КПУ назвал лидера СПУ Э. Фругони «кроликом»544. Критиковала КПУ и то, что у абсолютного большинства уругвайцев вызывало чувство оправданной национальной гордости. B частности, «Хустисиа» писала, как о «символе политики батжистов, сделанном на горе и поте эксплуатируемых» о самом высоком тогда в Южной Америке небоскрёбе «Паласио Сальво», который стал венчать площадь Независимости в Монтевидео545. Тем не менее, либеральное уругвайское законодательство не только сохраняло КПУ на легальной площадке, но даже позволило перевести в Монтевидео из Буэнос-Айреса ЮАСКИ. Оказавшийся в 1929 г. в Монтевидео сотрудник Комитерна швейцарец Жюль Умбер-Дроз так описывал в письме жене атмосферу либерального и демократичного Уругвая: «Что до полицейского контроля, то... любой въезжает-уезжает, не предъявляя бумаг и называя себя каким хочет именем. Внутри контроля вообще нет. Это - настоящий рай для —дельцов нашего типа”»546. Такое уникальное положение дел привело к тому, что уже на раннем этапе объёмы финансирования КП самой маленькой южноамериканской республики Уругвай сопоставимы с объемами финансирования куда больших компартий в куда больших государствах547. Перевод ЮАСКИ из Буэнос-Айреса в Монтевидео был связан со смещением президента Аргентины Иполито Иригожена и последующим антилиберальным виражом новых властей. Однако, вскоре «испытание госпереворотом» предстояло и КПУ в Уругвае: 31 марта 1933 г. парламент и Национальный административный совет были распущены президентом Террой. О внешнеполитических следствиях этого шага речь пойдет чуть ниже. Здесь же имеет смысл остановиться на тех внутренних причинах, которые привели к коллапсу конституционного строя и еще не раз скажутся на том, как внешняя политика Уругвая будет колебаться в канун и во время Второй мировой войны По весьма демократичной Конституции 1919 г., «самая передовая и просвещенная страна Южной Америки»548, Уругвай, оказалась республикой, где был запущен ещё и «невиданный в мире институциональный эксперимент»549: верховная исполнительная власть стала «дуалистичной». Исполнительная властьвключала в себя, с одной стороны, пост президента, а с другой - коллегиальный Национальный административный совет (CNA). И если президенту подчинялись, например, МИД, МВД и Минобороны, то экономические министерства и госпредприятия, подобные нефте-спиртовой корпорации ANCAP, подчинялись CNA550. На эту необычную конституционную конструкцию накладывались крайне либеральные законы о тотально пропорциональной и двухуровневой системе выборов (когда под знаменем одной партии могут выдвигаться несколько «подсписков», «сублем»; в случае с выборами президента это означало, что главой государства становился кандидат от «подсписка», набравшего наибольшее число голосов внутри списка партии- победительницы). Как следствие, в 1930 г. в Уругвае сложилась парадоксальная ситуация. Ставший главой государства католик-консерватор Г.Терра представлял всего одну из трёх «сублем», в целом, либеральной партии «Колорадо». При этом в абсолютных цифрах Терра получил значительно меньше голосов, чем сенатор де Эререра (главный кандидат от правонационалистической партии «Бланко», которая при этом получила меньше голосов, чем «Колорадо»)551. В свою очередь, «либеральная» фракция «Колорадо» (так называемые «чистые батжисты») обладала большинством в CNA, исповедуя при этом атеизм в вопросах социального устройства и огосударствление в вопросах экономики. Собственно, последнее они считали лучшим рецептом по борьбе со следствиями «великой депрессии»: за 1930-1932 гг. число госслужащих в республике выросло с 30.000 до 52.000552 553 554. Стоит, кстати, заметить, что такое положение вещей в Уругвае будет закреплено надолго: в июне 1944 г. глава вновь открывшейся советской дипмиссии в Монтевидео С.А. Орлов докладывал в НКИД (ссылаясь, правда, на американскую газету «Нью-Йорк таймс»), что та называет Уругвай «самой социалистической страной в мире после СССР, ибо в руках государства сосредоточен наибольший процент экономики страны» . Возвращаясь же к событиям начала 1930-х гг., можем констатировать, что система сдержек и противовесов превратилась в Уругвае в паутину противоречий. Став президентом, Терра, по осторожному выражению уругвайского историка М.А. Родригес Айсагер, «дистанцировался» (а на самом деле абстрагировался) от межфракционного форума «Колорадо». Главными его союзниками стали правые националисты-эрреристы из партии «Бланко». У них было большинство в Сенате. Именно союз Терры и Эрреры предопределил возможность провести антиконституционный переворот: силами армии и полиции, но, получалось, при межпартийной поддержке. Были распущены и парламент, и CNA. И на политический класс, и на рядовых граждан глубочайшее впечатление произвело самоубийство, которое в знак протеста против переворота 31 марта 1933 г. совершил экс-президент республики и CNA, «чистый батжист» и, кстати, юрисконсульт советского «Южамторга» Бальтасар Брум555 556 557 558. Тем не менее, будучи президентом демократичного Уругвая, Терра, даже и совершив успешный переворот, не мог позволить себе править указами. К середине 1933 г. он объявил о проведении выборов в Конституционный конвент и парламент (где, по новой Конституции, и избирался новый президент, то есть, естественно, сам Терра). Но в плебисците по новой конституции наотрез отказались участвовать либералы: и «чистые батжисты» партии «Колорадо», и независимая от Эрреры «сублема» партии «Бланко». Зато КПУ решила «воспользоваться избирательной кампанией для того, чтобы сорвать с диктатуры 573 маски... и завоевала пять мандатов» . Это был лучший результат КПУ на национальных выборах за все 12 лет существования партии. КПУ явно абсорбировала голоса протестного электората. Но, таким образом, КПУ участвовала и в легитимизации нового режима, который был неприемлем для половины избирателей и политического класса . Стоит заметить, что по завуалированному признанию многолетнего лидера КПУ Э. Гомеса, в итоге, стратегически, партия, скорее, проиграла : с одной стороны, она завоевала пять мандатов, но, с другой стороны, перестала быть по- настоящему оппозиционной. В результате, КПУ нужно было срочно «исправлять имидж». 18 мая 1934 г. Гомес попытался сорвать инаугурацию Терры, который избрался по новой Конституции, принятой, получается, при участии КПУ. Так же в тот день поступил и лидер социалистов Фругони. За его выкрики во время инаугурации, он был задержан прямо в зале559. Надо также иметь в виду, что на более раннем этапе, в 1932 г. КПУ выдвигала у себя в стране идею «единого фронта трудящихся» . Однако, вопреки собственным установкам, но, выполняя линию Коминтерна, 1 мая 1933 г. СП о КПУ даже сорвала митинг СПУ . Разрывая теперь с Террой, КПУ вновь оказалась с СПУ по одну сторону баррикад: 28 января 1935 г. активисты обеих партий стали участниками «Боя при Пасо-Морлане», который рядом с г. Росарио в уругвайском департаменте Колония дали правительственно-полицейским силам принципиальные противники Терры из числа «диссидентов» партий «Колорадо» и «Бланко» . Одновременно столкновения прошли на севере, ближе к границе с Бразилией: в граничащих с ней уругвайских департаментах Такуарембо и Серро- Ларго560 561 562 563 564. Однако устоявшееся мнение таких уругвайских историков, как Рауль Хакоб и Хуан Оддоне, о том, что последовавший вслед за этим разрыв Терры не только с уругвайскими коммунистами, но и с СССР был частью его внутриполитического, «испанистского» консервативного виража , теперь должен быть опровергнут: на фоне рассекречивания уругвайской дипломатической переписки того периода. 2.5