Возвращение к репрессиям
По мере того как ухудшались отношения между СССР и Западом, усилилась и «ждановщина». Изначально поводом для кампании против Запада стало недовольство Сталина отношениями с Великобританией и США и обеспокоенность влиянием Запада на советское общество.
Культурные «чистки» 1946—1947 гг. совпали по времени с усилившимся опасением Москвы, что будущее «большого альянса» поставлено под угрозу из‑за растущего влияния антисоветских сил в западных странах. Развитие советского и русского ультра‑патриотизма было связано с началом «холодной войны» в 1947—1948 гг. и с усилившейся идеологической конкуренцией с Западом. Наконец, в конце 1949 — начале 1950‑х гг., когда «холодная война» достигла своей кульминации, в советской внутренней политике произошел выраженный поворот к ксенофобии. Советским гражданам запрещали контактировать с иностранцами, публикации западных журналистов, работающих в Москве, подвергались жесткой цензуре, выезд за границу был резко ограничен даже для советских официальных лиц, за выдачу государственных тайн были введены жесточайшие меры наказания. Фактически это было возвращение к изоляционизму и оборонительной ментальности, которой характеризовалось советское общество в 1930‑е гг. Именно в это время Сталин начал новую волну судов, арестов и репрессий. Масштабы сталинского террора послевоенных лет не могли сравниться с масштабами и интенсивностью «ежовщины» 1937—1938 гг., однако и он стал тяжелым потрясением для интеллигенции, которая надеялась, что победа в войне принесет с собой эпоху либерализации.На уровне руководства самым громким событием стало так называемое «ленинградское дело» 1949 г.54 — чистка среди руководителей ленинградских партийных организаций в связи с обвинениями в том, что они дистанцировались от Центрального Комитета и образовали собственные антипартийные группы. В деле фигурировал Николай Вознесенский, глава Госплана — государственного комитета планирования.
Он был лично связан с ленинградским руководством и был обвинен в предоставлении в Совет Министров заведомо ложной информации и в утере секретных государственных документов. Очень скоро обвинения превратились в заявления, что обвиняемые участвовали в шпионаже. Ленинградских партийных руководителей арестовали в августе 1949 г., а Вознесенского в октябре. Годом позже в Ленинграде прошло закрытое судебное слушание; все обвиняемые были осуждены и затем расстреляны. Репрессии распространились на ленинградских чиновников среднего уровня, в результате более 200 человек были приговорены к смерти, тюремному заключению или ссылке.Точные причины, подтолкнувшие Сталина начать эту чистку, остаются неизвестными, но, по‑видимому, он был крайне раздражен независимостью, которую проявляло ленинградское руководство, и решил наказать его в назидание другим партийным руководителям, которые могли вслед за ними решиться на несанкционированные действия. Возможно и то, что Сталин был обеспокоен исходившими от ленинградского руководства предложениями создать русскую коммунистическую партию по аналогии с национальными партиям, существовавшими в других советских республиках. Советская коммунистическая партия всегда противилась подобным предложениям из опасений, что это может спровоцировать подъем великорусского шовинизма. Сталин всячески поощрял русский патриотизм и национализм, но лишь при условии, что он мог их контролировать55. В случае с Вознесенским кажется, что решение отдать его на расправу было лишь прихотью Сталина. Вознесенский зарекомендовал себя как один из людей, которым Сталин больше всего доверял в экономических вопросах. Решив, что Вознесенский не оправдал этого доверия, предоставив ложную информацию, Сталин исключил его из партии и передал сотрудникам службы госбезопасности, несмотря на то, что тот униженно уверял в вечной преданности56.
Маловероятно, что Сталин верил, будто Вознесенский и остальные обвиняемые на самом деле были предателями и шпионами. Скорее, как и в 1930‑е гг., он думал, что они могут переметнуться во вражеский лагерь, если не принять предупредительные меры.
Пищу этим опасениям давала «холодная война» с Западом и деятельность западных разведслужб, занимающихся шпионажем и саботажем. На Западной Украине и в Прибалтике к такой деятельности добавлялось вооруженное сопротивление местных жителей советскому правлению57.Страх проникновения со стороны Запада нашел еще более яркое выражение в репрессиях по отношению к Еврейскому антифашистскому комитету (ЕАК). ЕАК был одной из многих антифашистских организаций, образованных в Советском Союзе во время Великой Отечественной войны58. Его задачей было добиться поддержки для действий СССР со стороны евреев в Советском Союзе и за границей. Председателем комитета был Соломон Михоэлс, известный актер и режиссер, а в числе его членов — многие выдающиеся советско‑еврейские артисты, мыслители и ученые. Комитет занимался организацией митингов в Москве, публиковал газету на идише, собирал деньги за рубежом и стремился привлечь внимание к тяжелому положению, в котором евреи оказались в результате фашистской агрессии. Внутри Советского Союза комитет старался поощрять сохранение еврейской культуры и самосознания, привлекать внимание общественности к тому, как фашисты расправляются с евреями, и добивался создания в Крыму еврейской советской социалистической республики. Так как члены комитета работали за рубежом, у них были многочисленные связи с еврейскими организациями, в том числе с сионистами, которые работали над созданием государства Израиль. После войны Михоэлс выступил за превращение ЕАК в прогрессивную еврейскую организацию, которая занималась бы за границей агитацией в поддержку Советского Союза. Однако в партийном аппарате в то же самое время выдвигались различные предложения касательно того, как заставить комитет после окончания войны прекратить деятельность. Основной претензией аппаратчиков было то, что, хотя во время войны организация сыграла важную роль, она приобрела слишком выраженный националистический и сионистский характер. Комитет, как утверждали его критики, обращал внимание на жизнь евреев в СССР, но не уделял внимания культурам других народов — например, русских — и не проявлял достаточной степени советского патриотизма.
Представители ЕАК решительно опровергли эти обвинения, подчеркнув свою преданность Советскому Союзу. Однако в 1948 г. Михоэлс погиб в Минске (по официальной версии он был сбит автомобилем, водитель которого скрылся с места происшествия, но не исключено, что это было дело рук советских служб безопасности)59. В марте 1948 г. дело приняло еще более зловещий оборот: В.С. Абакумов, глава министерства госбезопасности СССР, подал Сталину докладную записку, в которой говорилось, что «руководители Еврейского антифашистского комитета, являясь активными националистами и ориентируясь на американцев, по существу проводят антисоветскую националистическую работу». Далее Абакумов приводил многочисленные подробности этой так называемой националистической работы и в заключение сообщал, что возглавляемое им министерство выявило среди недавно арестованных евреев‑националистов несколько американских и английских шпионов60.Несмотря на это зловещее предупреждение главы госбезопасности, Сталин не стал предпринимать никаких действий, чтобы закрыть комитет. Некоторые исследователи предполагают, что комитет до своей смерти в 1948 г. защищал Жданов, в то время как другие считают, что ограничивающее влияние оказала связь самого Сталина с сионистами в послевоенные годы61.
После войны между Советским Союзом и только что образованным государством Израиль фактически сложился альянс. Хотя свою роль сыграло и сочувственное отношение к европейским евреям, попавшим в руки фашистов, основным мотивом советского правительства была личная выгода. Советский Союз не доверял арабским националистам, которые, по его мнению, находились под большим влиянием англичан и американцев, и рассматривал сионизм как необходимый противовес влиянию Запада на Ближнем Востоке. Решение проблемы с Палестиной Москва видела в создании независимого многонационального государства, которое одинаково уважало бы интересы евреев и арабов. В крайнем случае советское правительство было готово выступить за раздел Палестины на два государства — еврейское и арабское.
Речь, с которой Андрей Громыко выступил в ООН в мае 1947 г., чтобы заявить о позиции Советского Союза по этому вопросу, представляла собой едва ли не классическую сионистскую пропаганду: «Еврейский народ перенес в последней войне исключительные бедствия и страдания. Эти бедствия и страдания, без преувеличения, не поддаются описанию… На территории, где господствовали гитлеровцы, евреи подверглись почти поголовному физическому истреблению… Огромное количество уцелевшего еврейского населения Европы оказалось лишенным родины, крова и средств существования… То обстоятельство, что ни одно западноевропейское государство не оказалось в состоянии обеспечить защиту элементарных прав еврейского народа и оградить его от насилий со стороны фашистских палачей, объясняет стремление евреев к созданию своего государства. Было бы несправедливо не считаться с этим и отрицать право еврейского народа на осуществление такого стремления»62.Почти сразу после своего образования в мае 1948 г. государство Израиль установило дипломатические отношения с Советским Союзом. В сентябре в Москву прибыл первый посол Тель‑Авива, Голда Меерсон (больше известная как Голда Меир и впоследствии ставшая премьер‑министром Израиля). 12 сентября она известила израильское правительство, что в московской синагоге провозглашение государства Израиль праздновали 20 000 человек. 6 октября Меерсон сообщила, что на праздник Рош ха‑Шана (еврейский Новый год) синагога в Москве была до отказа набита народом, а на улице ее встречали радостными возгласами и приветствиями на иврите. Другие ее отчеты свидетельствуют о налаживании связей между израильским посольством и членами ЕАК63. По всей вероятности, именно это в конечном итоге вызвало недовольство Сталина ЕАК. Он ни при каких обстоятельствах не мог смириться с развитием независимой политической деятельности. Единственными допустимыми для него проявлениями национализма и патриотизма могли быть проявления, санкционированные и поддержанные советским правительством.
В ноябре 1948 г. Политбюро наконец приняло решение распустить ЕАК на том основании, что он являлся центром антисоветской пропаганды и регулярно поставлял антисоветскую информацию иностранным разведывательным службам64. Хотя было дано указание «пока никого не арестовывать», очень скоро лидеры ЕАК уже были задержаны. Весной и летом 1952 г. состоялся закрытый судебный процесс над 15 должностными лицами и активистами ЕАК. В числе тех, кого обвиняли в еврейском национализме, сионизме и шпионаже, был С.А. Лозовский, бывший заместитель комиссара по иностранным делам, который имел несчастье после войны быть назначенным ответственным по ЕАК, хотя сам выступал за закрытие комитета. На суде Лозовский, который в ходе своей партийной карьеры одно время возглавлял профсоюзный отдел Коминтерна, отказался от своих признательных показаний и упорно отрицал все выдвигаемые против него обвинения. Статус и красноречие Лозовского произвели впечатление на судью, Александра Чепцова, который попытался направить дело на доследование. Даже после того, как его заставили приговорить Лозовского и еще 12 обвиняемых к расстрелу (один из обвиняемых уже умер в тюрьме, а еще один был признан виновным и приговорен лишь к трем с половиной годам заключения в трудовом лагере и пяти годам ссылки), Чепцов разрешил осужденным обратиться к суду с призывом о снисходительности — в 1930‑е гг. для судьи это было бы просто немыслимо65.Единственной из активистов ЕАК, кто отделался сравнительно легко, была Полина Жемчужина — жена Молотова, еврейка по национальности. Она в январе 1949 г. была арестована вместе с остальными, но советские следователи в конечном итоге решили рассматривать ее дело отдельно от дела ЕАК, и в качестве наказания она была отправлена в ссылку в Казахстан. Когда вопрос об исключении его жены из партии был поднят на заседании Политбюро, Молотов воздержался от голосования, однако позже сдался66 и выполнил просьбу Сталина развестись (воссоединились Молотов и Жемчужина только после смерти Сталина). В наказание Молотов в марте 1949 г. был снят с должности министра иностранных дел, однако сделано это было только для отвода глаз. Он по‑прежнему играл ключевую роль в определении внешней политики Советского Союза и был назначен главой комиссии Политбюро по иностранным делам. Сменивший Молотова на посту министра иностранных дел Андрей Вышинский, бывший его заместитель, часто обращался за советом и информацией к своему предшественнику. В числе других важных дел, которыми Молотов занимался в этот период, была подготовка к публикации переписки Сталина с Черчиллем, Рузвельтом, Трумэном и Эттли в годы войны67.
Чистки и репрессии ЕАК совпали с началом в СССР кампании против «безродных космополитов». Главным мотивом этой кампании была идея о том, что пролетарский интернационализм необходимо сочетать с советским патриотизмом и уважением к русской культуре. Хотя кампания по борьбе с космополитизмом не была нацелена непосредственно на евреев, она была явно антисемитской по характеру и велась одновременно с жесткой антисионистской пропагандой, кульминацией которой в 1953 г. стал разрыв советско‑израильских дипломатических отношений. Кампания по борьбе с сионистами, которые якобы были связаны с подрывной деятельностью и шпионажем западных империалистов на территории СССР, вскоре распространилась и на остальные страны советского блока. В ноябре 1952 г. в Праге был проведен показательный процесс над 14 бывшими руководителями чехословацкой коммунистической партии (в их числе был генеральный секретарь Рудольф Сланский) по обвинению в антигосударственном сговоре с сионистами. Одиннадцать из обвиняемых, включая Сланского, были евреями. Трое из обвиняемых были приговорены к пожизненному заключению; остальные были казнены, в том числе и Сланский68.
Личное отношение Сталина к евреям остается предметом непрекращающихся споров, однако имеющиеся доказательства подтверждают мнение Жореса Медведева о том, что он не был антисемитом, но из политических побуждений враждебно относился к сионизму и еврейскому национализму, которые он считал угрозой своей власти69. Советское государство официально выступало против расизма в любой форме — в том числе против антисемитизма, и сам Сталин неоднократно высказывался в этом духе в своих выступлениях. На его родине, в Грузии, не было еврейского гетто, евреи там в основном ассимилировались с местным населением, и Сталин, став руководителем СССР, активно поддерживал такую политику. Многие официальные лица в его окружении были евреями или были женаты на еврейках, и даже в самый разгар антисионистской кампании начала 1950‑х гг. он продолжал чествовать еврейских писателей и артистов. В декабре 1952 г. на заседании президиума ЦК КПСС Сталин сказал следующие, в высшей степени показательные, слова: «Чем больше у нас успехов, тем больше враги будут нам стараться вредить. Об этом наши люди забыли под влиянием наших больших успехов, появились благодушие, ротозейство, зазнайство. Любой еврей‑националист — это агент американской разведки. Евреи‑националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т. д.). Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев‑националистов»70.
Как видно из этой цитаты, враждебность Сталина по отношению к сионизму и еврейскому национализму начала приобретать этническое измерение: некоторые евреи считались врагами из‑за своей деятельности, но при этом все евреи по умолчанию оказывались под подозрением уже в связи со своей национальной принадлежностью. Это было очевидно в «деле врачей», на которое ссылался в своем выступлении Сталин — последнем из вымышленных дел о конспирации, сфабрикованных его службой безопасности.
Так называемое «дело врачей» (некоторые называли его «заговором»71) было начато в июле 1951 г., когда старший следователь министерства госбезопасности, лейтенант‑полковник М.Д. Рюмин, подал Сталину заявление с обвинениями в адрес доктора Якова Этингера. В заявлении говорилось, что Этингер — «убежденный еврейский националист» — в 1945 г. сознался в том, что под предлогом оказания врачебной помощи убил А.А. Щербакова, одного из наиболее ценимых Сталиным членов Политбюро. Далее Рюмин утверждал, будто Этингер был участником крупного террористического заговора вместе с целым рядом других врачей. Что наиболее примечательно, Рюмин заявлял, что его начальник, Абакумов, вмешался в расследование дела Этингера и добился его закрытия (на самом деле Этингер умер в марте 1951 г., во время проводимого Рюминым допроса, поэтому вполне вероятно, что тот указал на Абакумова, чтобы прикрыть самого себя).
В ответ на заявление Сталин создал комиссию во главе с Маленковым для расследования обвинений Рюмина. В число членов комиссии входил Берия, который до Абакумова возглавлял министерство государственной безопасности. Комиссия очень скоро пришла к заключению, что Абакумов виновен. 13 июля 1951 г. Центральный Комитет обратился к партийным организациям с «закрытым» письмом, в котором сообщалось, что Абакумов снят со своей должности и исключен из партии за то, что прекратил расследование по делу Этингера. Далее в письме говорилось, что в январе 1951 г. были арестованы участники еврейской антисоветской молодежной организации, однако Абакумов скрыл их террористические замыслы от правительства. Вскоре Абакумов был арестован, а в его министерстве была проведена чистка, при этом со своих должностей были уволены более 40 000 человек.
В ноябре 1951 г. служащие госбезопасности предоставили в ЦК КПСС новые заявления по «делу врачей». В них утверждалось, что Жданов, умерший от сердечного приступа в 1948 г., а также другие выдающиеся представители коммунистической партии стали жертвами преступного сговора врачей. Год спустя эта версия превратилась в полномасштабную теорию заговора. 4 декабря 1952 г. ЦК КПСС выпустил постановление о том, что группа врачей, работавших на английскую и американскую разведку, состояла в преступном сговоре и под предлогом лечения принимала меры, чтобы сократить жизнь ведущих членов партии и правительства. Евреями были лишь некоторые из обвиняемых, поэтому так называемый заговор, раскрытый Центральным Комитетом, был назван заговором не сионистов, а капиталистов и империалистов. Тем не менее, когда в «Правде» в январе 1953 г. была обнародована информация о деле врачей, ей были приданы явные антисемитские коннотации. В статье, которую перед публикацией правил вручную сам Сталин, утверждалось, что врачи были завербованы американской разведкой при посредстве еврейской буржуазно‑националистской организации и получили указания убить членов советского руководства от Михоэлса, «известного еврейского буржуазного националиста»72.
В 1952—1953 гг. были арестованы сотни советских врачей. В их числе были 37 докторов и их жен (17 из них евреи), которым были предъявлены обвинения в заговоре против представителей высшего руководства Советского Союза. К счастью, все они остались в живых и после смерти Сталина были реабилитированы. Казненные члены ЕАК тоже были реабилитированы посмертно, как и те, кто проходил по ленинградскому делу.
Джонатан Брент и Владимир Наумов, описывая «дело врачей — последний преступно сфабрикованный Сталиным процесс»73, рисуют картину грандиозного плана: он должен был привести к созданию нужных условий для последнего решающего противостояния, в котором были бы уничтожены все враги советского диктатора. Иными словами, Сталин планировал повторить «большой террор» 1930‑х гг., только на этот раз он намеревался довести начатое дело до конца. Брент и Наумов восторженно отзываются о способностях Сталина как великого конспиратора: «Сталин — Годо, отсутствующий на пустом пейзаже. Мы ждем, мы гадаем, мы приписываем ему мотивы, получаем непонятные послания, но в конечном итоге он так и не раскрывает свою сущность, и к пониманию его как «личности» не может быть прямого пути»74. Авторы наделяют Сталина проницательностью и дальновидностью, которой он никогда не обладал. Если ленинградское дело, дело об ЕАК и дело врачей о чем‑то и говорят, так это о том, до какой степени Сталин был склонен верить в преступные заговоры, направленные против его власти, и насколько пагубное влияние его политическая паранойя оказывала на его же собственный режим. Репрессии, возбуждая в людях страх, делали их более пассивными и послушными, но, с другой стороны, их результатом стали аресты и казни некоторых из наиболее талантливых и преданных слуг самой системы. Так, в декабре 1952 г. Сталин снял с должности А.Н. Поскребышева, который очень долго был его личным секретарем, за «передачу секретных документов», и приказал арестовать своего личного охранника. Одной из последних жертв Сталина стал Иван Майский, который был арестован 19 февраля 1953 г. по обвинению в шпионаже и оставался в заключении два года.
В целом уровень репрессий в СССР после войны оставался довольно высоким, если учесть этнические депортации, подавление восстаний в приграничных областях и обращение с бывшими военнопленными и пленниками трудовых лагерей. Кроме того, в Советском Союзе по‑прежнему очень многие граждане попадали в тюрьмы по обвинению в уголовных преступлениях, хотя в 1945 г. в честь победы Сталин амнистировал миллион обыкновенных заключенных75. Политические заключенные под амнистию не попадали, однако после войны появилась тенденция к снижению количества арестов по обвинению в так называемых контрреволюционных преступлениях. В 1946 г. количество осужденных за политические преступления составляло 123 294 человека, в 1952 г. — «всего» 28 800. В 1946 г. по таким обвинениям было казнено 2896 человек, а в 1952 г. — 161276. Эти цифры не идут ни в какое сравнение с миллионами арестованных и тысячами казненных по обвинению в политических преступлениях в 1930‑е гг.
Если не принимать во внимание ленинградское дело, дело ЕАК и «дело врачей», послевоенный советский строй представлял собой значительный отход от системы, основанной на чистках и терроре. Об этом говорит и то, что даже в начале 1950‑х гг., в самый разгар истерии по поводу иностранного шпионажа и диверсий, было арестовано всего несколько сотен человек. Более того, одновременно с этими сравнительно ограниченными по масштабам репрессиями имело место ослабление некоторых других, более жестких, проявлений «ждановщины». «То ли монахиню, то ли блудницу» Ахматову реабилитировали и разрешили ей снова печататься. В литературе и театре произошел откат от излишней политизированности, акцент сместился в сторону изображения драматизма и сложностей человеческой жизни. Как отмечает Тимоти Данмор, первые признаки хваленой культурной оттепели появились не после смерти Сталина, а раньше, в начале 1950‑х гг.77. Во многом это можно было сказать и о ГУЛАГе — обширной системе исправительно‑трудовых лагерей, которой управляло министерство внутренних дел во главе с Берия. К последним годам правления Сталина там все более отчетливо стала проявляться тенденция к переходу от рабского труда заключенных к работе, мотивируемой с помощью экономических стимулов. После смерти Сталина ворота ГУЛАГа распахнулись, и вскоре вся система была упразднена, однако первые шаги к этому были сделаны еще при его жизни78.
Еще по теме Возвращение к репрессиям:
- Формирование руководящих органов и институтов цензуры
- социальная ХИРУРГИЯ -массовый ТЕРРОР
- 6.1. Российские эмигранты о Партии социалистов- революционеров
- Основные законодательные акты в архивной сфере в 90-е гг. XX
- События 1911-1912 гг. и возвращение Далай-ламы в Лхасу
- РЕПРЕССИИ В АРМИИ: СУДЬБА ВОЕННОЙ ЭЛИТЫ
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ СЛОЖИЛИСЬ ЛИ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ РЕЖИМЫ СОВЕТСКОГО ТИПА?
- Глава 2 РЕПРЕССИИ В ОТНОШЕНИИ СЫНА И ЖЕНЫ БЕРИЯ
- РУССКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
- ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПОЛНОЙ ТЕОРИИ
- Сопротивление государственным репрессиям
- Политика опричнины
- Глава 8 Эпоха террора
- 14.3. Советское общество в годы войны и мира. Кризис и крах советской системы (40-80-е годы) Общая характеристика