Глава четвертая ЯПОНИЯ И БОРЬБА С ТЕРРОРИЗМОМ

рую представлял терроризм (и не только международный, но и национальный) как отдельным странам, так и человечеству в целом. Такой повышенной чувствительности японцев способствовало и то, что Япония в силу ряда объективных факторов таких, как высокая плотность населения, наличие большого количества АЭС, химических производств и других потенциально опасных объектов, чрезвычайной скученности строений, многие из которых сооружены из легковоспламеняющихся материалов, незащищенности объектов инфраструктуры, электро- и газомагист- ралей, информационно-коммуникационных линий, в значительно большей степени может пострадать от таких террористических атак, чем многие другие страны, включая США. Более острое осознание опасности террористической деятельности и, особенно, ее возможных последствий опосредованно заложено в генах японцев, испытывающих подсознательный страх перед стихийными бедствиями, природными катаклизмами и пожарами, которые на протяжении японской истории часто приводили к колоссальным жертвам и разрушениям и продолжают оставаться одной из главных природных угроз.

Реакция правительства Японии на события 11 сентября 2001 г. не была одномоментной. В то время как лидеры большинства крупных стран, таких, как Россия, Китай, Великобритания сразу же заявили о своем сочувствии и солидарности с американским народом, связывались с президентом США Бушем по «горячим линиям связи», премьер-министр Японии Дз. Коидзуми сделал это с опозданием на сутки, позвонив американскому президенту на следующий день, т. е. 12 сентября. Дз. Коидзуми также был последним из лидеров развитых государств, посетившим США после трагических событий 11 сентября. Такая задержка объясняется, по всей видимости, тем, что правительству Японии требовалось определенное время как для окончательного формирования своей позиции, так и для выработки мер по противодействию этому явлению на национальном уровне и в мировом масштабе. В ходе переговоров с президентом Дж. Бушем он изложил программу из семи пунктов, которую

Япония намерена реализовать в связи с террористической атакой против США. В соответствии с этой программой японское правительство обязывалось: незамедлительно предпринять меры, необходимые для отправки формирований сил самообороны в интересах оказания поддержки вооруженным силам США, включая тыловое, медицинское, транспортное обеспечение, а также другие связанные с противодействием террористическим актам меры, которые являются угрозой международному миру и безопасности в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН N1368; безотлагательно принять ряд мер, необходимых для дальнейшего усиления безопасности объектов и районов базирования вооруженных сил США и других важных объектов на территории Японии; в самое короткое время привлечь разведывательные средства сил самообороны для сбора необходимой информации и данных; ...внести посильный вклад в усиление международного сотрудничества, включая предоставление необходимой информации в таких областях, как иммиграционный контроль и др.; ...предоставить гуманитарную, экономическую и другую необходимую помощь близлежащим и другим странам, подвергшимся террористическим нападениям.

Несмотря на явно выраженную всестороннюю поддержку позиции США в вопросе борьбы с международным терроризмом, подходы Токио и Вашингтона к этой проблеме отличались известными нюансами. Так, американская администрация заклеймила терроризм как олицетворение и порождение политики так называемых стран «оси зла», к которым причислило возглавляемый талибами Афганистан, а также Ирак, Иран и Северную Корею. Японское же руководство настаивало на более четкой и узкой персонификации террористической угрозы, выступало за то, чтобы понятие международного терроризма связывалось больше не с группой государств, а с отдельными террористическими организациями, имеющими наднациональный характер. И только тогда, когда США конкретно связали террористический акт 11 сентября с «Аль-Каидой» и «Талибаном», Япония полностью и безоговорочно встала на сторону США, открыто связав себя с так называемой антитеррористической коалицией. Свидетельством этого стало заявление Дз. Коидзуми, сделанное в японском парламенте 14 сентября 2001 г. о том, что террористическая атака И сентября была направлена не только против США, но и нанесла ущерб безопасности самой Японии. Подчеркивая решительную позицию японского руководства в отношении терроризма, он вместе с тем отметил необходимость воздержаться от необдуманного втягивания в войну с ним. Для разъяснения линии Японии в вопросе борьбы с терроризмом премьер-министр Дз. Коидзуми направил своих представителей в Пакистан, Иран, Саудовскую Аравию, Египет, Объединенные Арабские Эмираты, Таджикистан, Узбекистан и Индию.

Примечательно также, что Япония вопреки позиции США, причисляющих Иран к «оси зла», поддерживает весьма активные политические и экономические отношения с этим исламским государством. Свидетельством того, что японское руководство придает весьма высокое значение развитию связей с Тегераном, явился успешный визит в Японию в октябре 2000 г. иранского президента М. Хатами. Уже став активным членом антитеррори-

стнчсской коалиции, Япония вопреки позиции США рассматривала возможность масштабных инвестиций в нефтедобывающий сектор Ирана. Согласно заявлению иранского министра нефти Б. Зангане, Япония и Иран были близки к заключению соглашения о разработке крупнейшего иранского нефтяного месторождения «Азадеган». Контракт с Японией на разработку части этого крупнейшего в мире неразработанного месторождения (запасы нефти 26 млрд. баррелей) оценивался в 2,8 млрд. долл. США[64].

Такая взвешенная и стратегически обоснованная позиция Японии сформировалась на фундаменте ее послевоенного политического курса в целом, который, не выходя за рамки согласованной с США союзнической политики, подвергался определенной коррекции с учетом японских национальных интересов. В данном конкретном случае Япония не хотела ставить под угрозу свои отношения со странами Ближнего Востока, откуда поставлялась и продолжает поставляться большая часть потребляемого ею энергетического сырья. Самостоятельная стратегия просматривается и в отношении Северной Кореи, с которой благодаря состоявшемуся в ноябре 2002 г. визиту в Пхеньян премьер- министра Дз. Коидзуми, наметилась реальная перспектива сближения позиций и урегулирования существующих разногласий с последующим восстановлением дипломатических отношений. Хотя следует констатировать, что у Японии на корейском направлении пока не произошло каких-либо положительных изменений. Вероятно, это обусловлено как непримиримой позицией собственных влиятельных консервативных сил, так и определенным давлением со стороны США. Однако, несмотря на это, следует позитивно оценивать имеющиеся в Японии настроения в отношении выработки собственной внешнеполитической стратегии.

Копирование американской точки зрения, которая во многом формировалась на эмоциональной основе после чудовищного террористического акта в Нью-Йорке, могло свести на нет прежние усилия Японии по формированию в мире, в том числе и сре

ди исламских стран, имиджа миротворца, конструктивная линия которого всегда способствует мирному разрешению кризисных ситуаций. Политика японского правительства по проблеме борьбы с международным терроризмом после террористической атаки 11 сентября, безусловно, не могла формироваться спонтанно лишь под влиянием этого события и его эмоциональных оценок со стороны американской администрации. Напротив, она получила импульс дальнейшего развития прежнего политического курса.

Японское руководство исходит из необходимости создания развитой международной правовой инфраструктуры для противодействия терроризму и настаивает на том, чтобы борьба с этим злом была бескомпромиссной и жесткой как в масштабах отдельных стран, так и на глобальном уровне. При этом, однако, Япония считает, что противодействие терроризму должно осуществляться комплексно по всем направлениям, включая меры по искоренению бедности, национальной, расовой и религиозной непримиримости, пропаганды насилия и т. д., а не только с использованием военно-силовых средств. В этом плане Токио сам инициирует и активно поддерживает любые начинания, которые предпринимаются как ООН, так и региональными организациями и отдельными странами. В частности, под эгидой Японии были проведены международные мероприятия: региональная анти- террористическая конференция в формате Япония - АСЕАН в октябре 1997 г. в Токио; Азиатско-латиноамериканская конференция по борьбе с терроризмом в октябре 1998 г., а затем аналогичная конференция с участием представителей стран Восточной Азии и Среднего Востока в декабре 1999 г. и др.[65]

Япония подписала и ратифицировала практически все анти- террористические конвенции, выработанные мировым сообществом, в том числе такие, как Международная конвенция о борьбе с бомбовым терроризмом (2000 г.) и Конвенция о борьбе с финансированием терроризма.

ект Конвенции о противодействии актам ядерного терроризма, а также позитивно оценило предложение генерального секретаря ООН о необходимости придти к соглашению относительно всеобъемлющей конвенции по международному терроризму, которая бы заложила правовую основу, необходимую для легитимизации как всех ранее принятых, так и будущих международных норм по этому вопросу.

В продолжение этой линии правительство Японии в короткие сроки разработало проект Закона о специальных мерах по противодействию терроризму и сделало все возможное для его скорейшего утверждения в парламенте, которое состоялось 29 октября 2001 г. Параллельно с этим законом были утверждены поправки к Закону о силах самообороны и Закону об управлении безопасности на море. Этот «антитеррористический пакет» официально определил место Японии в коалиции стран, активно бо-

94

рющихся с международным терроризмом .

В соответствии с новыми законодательными нормами Японии разрешается использование сил самообороны в антитеррористи- ческих операциях, в том числе за пределами японской территории, хотя сфера их применения ограничена тыловым обеспечением и оказанием гуманитарной помощи, и запрещая в то же самое время участие личного состава сил самообороны в любых видах непосредственных боевых действий.

На основании Закона о специальных мерах по противодействию терроризму силы самообороны получили возможность осуществлять снабжение, транспортное и техническое обслуживание войск США и других стран (за исключением поставок оружия и боеприпасов), проводить мероприятия по спасению и поиску военнослужащих, осуществлять помощь беженцам, в том числе на территории других государств (с их согласия), применять оружие в целях защиты «лиц, находящихся под их управлением». Поправки к Закону о силах самообороны дают им право охранять военные объекты на японской территории, в том числе американские базы, а к Закону об управлении безопасности на море - осуществлять их прикрытие с моря, вплоть до открытия огня на поражение по судам-нарушителям. В то же время японским военным запрещается участвовать в боевых действиях и перевозить снаряжение наземным путем. Первоначально срок действия закона был ограничен двумя годами, однако впоследствии, как и было предусмотрено, он был продлен еще на два года.

В соответствии с Законом о специальных мерах по противодействию терроризму правительство Японии впервые в послевоенной истории страны приняло решение направить в район предполагаемой военно-силовой операции до 1500 человек личного состава сил самообороны, шесть кораблей (судов) и восемь самолетов для решения задач по обеспечению действий вооруженных сил США и других стран, проведению поисково-спасательных операций и оказанию помощи перемещенным лицам.

В период подготовки американской операции против режима талибов в Афганистане японское правительство конкретизировало меры по оказанию помощи беженцам на территории Пакистана. Предусматривалось, в частности, силами военно-транспортной авиации доставить в Пакистан палатки, одеяла и другие материалы для находящихся там афганских беженцев. Для этой цели выделялось несколько транспортных самолетов С-130 «Геркулес». Одновременно Япония изъявляла готовность выделить на обеспечение нужд беженцев 120 млн. долл., что составляло около 20% всех средств, запрашивавшихся Верховным комиссаром ООН по делам беженцев и другими гуманитарными организациями. На проведение первых операций в течение двух ближайших месяцев Япония обязывалась выделить 29 млн. долл. В части, касающейся предоставления чрезвычайной экономической помощи Пакистану, было принято решение о ее размерах (40 млн. долл.), формах и сроках осуществления денежных траншей. По линии двусторонней помощи на укрепление национального бюджета Паки

стану выделялось 28 млн. долл. в форме несвязанного, безвозмездного кредита (гранта). На помощь беженцам по линии чрезвычайной помощи выделялось 7,5 млн. долл.

Дополнительно на 200 млн. иен увеличивалась сумма, предназначаемая на нужды Верховного комиссара ООН по делам беженцев. Одновременно был пересмотрен в сторону увеличения сроков график выплаты пакистанского долга Японии в размере 550 млн. долл.

Активизация участия Японии в стабилизации ситуации в районе Афганистана и Пакистана была обусловлена не только солидарностью с США, но, прежде всего, она соотвествовала решаемым японским руководством в целом геостратегических задач по укреплению влияния Японии в Центрально-азиатском регионе. После распада СССР этот регион стал зоной повышенного внимания Токио, что обусловливалось возникновением новых геополитических реалий. Образование на одной из наиболее богатых природными ресурсами и стратегически важной части территории бывшего СССР, группы независимых государств, обеспечение влияния на которых позволяет не только держать руку на пульсе региональных процессов, но и контролировать поставки сырьевых ресурсов полностью соответствовало задачам, сформулированым в новой внешнеполитической стратегии Японии для Центрально- азиатского региона под названием «дипломатия шелкового пути».

Во время и после войны в Персидском заливе в 1990 г. Япония не только остро ощутила свою зависимость от развития ситуации в весьма нестабильном регионе Ближнего Востока, откуда поступала основная часть импортируемого ею углеводородного сырья, но и с еще большей остротой почувствовала необходимость диверсификации поставок жизненно важных для ее национальных интересов природных ресурсов, особенно энергоносителей. В связи с распадом СССР и существенным ослаблением влияния России на постсоветском пространстве, включая Центральную Азию, перед Японией в этом плане открывались беспрецедентные возможности. Тем более что после падения режима талибов в результате военно-силовой акции США на повестку

дня вновь был поставлен вопрос о строительстве трубопроводной системы для транспортировки нефти и газа из Центрально- Азиатского региона через территорию Афганистана к пакистанским портам. Реализация этого проекта, находившегося в русле решения задач Японии по диверсификации источников получения энергоресурсов с целью уменьшения зависимости от их поставок с Ближнего Востока, сулила ей большую экономию средств и времени, значительно сокращая дальность транспортировки жизненно важного для японской экономики стратегического сырья. Большое значение имел и тот факт, что судоходный маршрут из портов Пакистана позволял обеспечивать более высокий уровень безопасности морских коммуникаций, поскольку на довольно значительном протяжении они могли контролироваться не только американскими ВМС, но и японскими силами самообороны.

Как показывает исторический опыт, Япония начинает интенсифицировать свое экономическое проникновение именно в тех регионах, где на более или менее постоянной основе обозначается военное присутствие США. В этом смысле формирование американской системы базирования в Центрально-Азиатском регионе и в Афганистане создавало конкретные предпосылки в плане гарантий безопасности для масштабного экономического вовлечения Японии в дела региона. Учитывая то, что этот регион рассматривается китайским руководством как входящий в сферу влияния Китая, Япония, наращивая свое экономическое и политическое присутствие, в какой-то мере может «прятаться за спину» США, что уменьшит возможность развития конфликтных ситуаций на пространстве региона непосредственно между Пекином и Токио в связи с укреплением там позиций последнего.

За время нахождения ВМС Японии в непосредственной близости от зоны боевых действий в Афганистане начиная со 2 декабря 2000 г., когда японское вспомогательное судно осуществило первую заправку топливом американского эсминца в Аравийском море, и по март 2004 г. в командировках в Индийский океан побывало в общей сложности 34 эскортных корабля и вспомогательных

судов ВМС Японии, которые производили заправку топливом кораблей ВМС США и Великобритании, занятых в операциях против талибов. До 9 марта 2004 г. было проведено 348 заправок и доставлено топливо суммарным объемом в 342 тыс. к/л.[66] Подобная деятельность морских сил самообороны продолжается до сих пор. Кроме того, в виду переброски в район боевых действий сил и средств военно-транспортной авиации США, японские ВВС взяли на себя часть задач по обеспечению грузоперевозок между американскими базами и пунктами снабжения, в частности, японский военно-транспортный самолет С-130Н осуществлял челночные полеты по доставке грузов между американскими базами на территории Японии и ВМБ США на о-ве Гуам в Индийском океане.

С момента войны в Персидском заливе подходы японского руководства в вопросе использования военной силы против Ирака кардинально изменились. Япония не только активно поддержала санкционированные Организацией Объединенных Наций инспекции, которые должны были выявить наличие в Ираке как производственных мощностей по созданию оружия массового уничтожения (ОМУ), так и самих запасов оружия, но и подключила свои вооруженные силы к международному контингенту. Тем самым она вышла за рамки исключительно финансового участия в деятельности антитеррористической группировки, как это было в 1990 г. и фактически приблизилась к той грани, переход за которую можно характеризовать как прямую вовлеченность в военные действия. Так, еще до начала новой операции против Ирака два эскадренных корабля морских сил самообороны сопровождали американский авианосец «Китти Хок», который вышел с военно-морской базы США в Ёкосука и направлялся в район предполагаемых боевых действий, до о-ва Иводзима, тогда как в 1990 г. Япония отказала США в аналогичной просьбе, сославшись на свою мирную консти-

96

туцию .

В конце 2001 г. в Индийский океан для решения задач тылового обеспечения боевых кораблей США и Великобритании в ходе предстоявшей широкомасштабной операции против Ирака были направлены три эсминца и два вспомогательных судна японских морских сил самообороны.

В конце 2002 г., когда все более явственные очертания стали приобретать планы США по применению военной силы против Ирака с более решительными, чем в 1990 г. целями, Япония под видом плановой замены эсминца «Хиэй» направила в Персидский залив эскадренный миноносец «Кирисима». Осуществление такой замены означало качественно новый уровень участия Токио в предстоящей операции США и Великобритании против Ирака. Тактико-технические характеристики эсминца, оснащенного системой наблюдения и управления огнем, позволяющей одновременно сопровождать более 200 воздушных надводных и подводных целей и вести огонь одновременно по 10 из них, свидетельствовали о переходе от вспомогательно-тыловых функций к разведывательным, которые расцениваются в качестве одного из основных видов боевого обеспечения. Именно об этом качественном сдвиге шла речь на одной из пресс-конференций бывшего начальника УНО Исиба Сигэру, который заявил: «Отправка этого боевого корабля морских сил самообороны стала необходимой потому, что в случае начала боевых действий против Ирака сил и средств собственно США по наблюдению и сбору информации в Индийском океане... окажется недостаточно».

Практически в это же время правительством Японии была сформирована специальная группа во главе с премьер- министром Коидзуми, которая приступила к разработке законопроекта, обеспечивающего возможность направлять в Ирак и прилегающие районы личный состав сил самообороны для оказания помощи США в тыловом и транспортном обеспечении после окончания активной фазы боевых действий. 26 июля 2003 г. парламент Японии утвердил этот законопроект, который вступил в силу как Закон об особых мерах в Ираке (см. подробнее гл. 2).

На его основании силы самообороны направляются в Ирак в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН, призывающей к сотрудничеству в восстановлении Ирака. Японский военный контингент должен был действовать в сфере гуманитарной помощи (распределение продовольствия и средств обеспечения жизненных нужд и т.п.) и содействовать восстановлению разрушенного хозяйства, а также осуществлять «деятельность по поддержанию безопасности» в форме тыловой поддержки войск США и их союзников. Все эти функции должны были осуществляться в тех районах, где боевые операции не велись. Правительство приняло основной план, определяющий содержание основных функций командируемого контингента сил самообороны, а парламент его одобрил. Срок действия закона - четыре года[67].

Оппозиционные партии Японии решительно выступали против командирования военнослужащих за рубеж. Как признал пре- мьер-министр Дз. Коидзуми, решение о направлении контингента сил самообороны было принято в конце 2003 г. в «обстановке раскола общественного мнения страны»[68]. 30 января 2004 г. в нижней палате парламента проходило голосование по вопросу утверждения конкретного плана действий правительства по направлению в Ирак контингента сил самообороны. Депутаты от оппозиционных партий покинули пленарное заседание палаты представителей в знак протеста против того, что их коллеги из правящих коалиционных партий досрочно свернули обсуждение проекта резолюции, проходившее ранее на заседании профильного комитета по предотвращению терроризма. Резолюция, одобряющая направление персонала сил самообороны в Ирак, была принята в ночь на 31 января в отсутствие депутатов от оппозиционных партий.

В операции в Ираке участвуют подразделения сухопутных, морских и воздушных сил самообороны. Японские корабли выполняют задачи по транспортировке гуманитарных грузов и

имущества сухопутного контингента сил самообороны. Экипажи транспортных самолетов С-130 воздушных сил самообороны осуществляют перевозки гуманитарных грузов, имущества сухопутных сил самообороны и военнослужащих иностранных военных контингентов в Ираке, однако им запрещено транспортировать военных в район боевых действий. Контингент сухопутных сил самообороны сформирован из состава второй пехотной дивизии, расквартированной в г. Асахигава на о-ве Хоккайдо. Он насчитывает около 570 человек, включая группу по оказанию помощи в восстановлении Ирака (около 470 военнослужащих), подразделение вспомогательной службы - около 80 человек, подразделение военной полиции - около 20 человек". Японскому сухопутному воинскому контингенту приданы транспортные бронетранспортеры, мобильные транспортеры с легкой броней, большегрузные грузовики, бульдозеры. Военный персонал вооружен автоматическими винтовками, пулеметами и безоткатными орудиями.

Японские военные из сухопутных сил самообороны размещены и несут службу в г. Самава, пров. Мусанна, на юге Ирака. С марта 2004 г. контингент занимается очисткой воды и налаживанием водоснабжения, содействует оказанию местным жителям медицинской помощи, помогает в ремонте школ и дорог.

По сообщениям японской прессы, первоначально деятельность японских военных получала позитивную оценку иракцев. Так, 19-22 июня 2004 г. багдадское бюро газеты «Асахи» в сотрудничестве с местными журналистами провели опрос жителей пров. Мусанна об отношении к деятельности персонала японских сухопутных сил самообороны (было опрошено 1189 человек). 85% респондентов согласились с пребыванием японских военных в Ираке притом, что 70% из них настроены против военных США и других стран. Вместе с тем выяснилась низкая степень осведомленности местного населения о деятельности японских военных: 68% опрошенных заявили, что не наблюдали или почти не наблюдали реальной работы японского военного контингента.

Благожелательное в целом отношение местных жителей к японским военнослужащим объясняется положительным имиджем Японии как страны с высоким промышленным и техническим потенциалом и при этом с пацифистски настроенным населением. В то же время отрицательное отношение к армии США и других стран связано с неприятием самой войны и жестоким обра-

100

щением американских военных с иракскими заключенными .

В последующих материалах журналисты критически оценивали деятельность японского военного контингента в Ираке. Ва- таи Такэхару в очерке «Реальность и иллюзии Самава», подводя итоги командировки служащих сил самообороны за полгода, отмечал ограниченный масштаб их работы по снабжению населения водой, ремонту дорог и зданий. Корреспондент указывал, что работу приходилось прерывать в связи с захватами иракскими боевиками японских заложников. Такая деятельность, по мнению журналиста, не решает проблем налаживания инфраструктуры в Самава, не ведет к увеличению занятости в этом городе; ее отрицательным результатом становится разочарование местных жителей, у которых первоначально были повышенные ожидания и иллюзии в отношении перспектив быстрого налаживания жизни с помощью Японии[69].

Что касается отношения японцев к деятельности персонала сил самообороны в Ираке, то по результатам опроса, проведенного газетой «Асахи» в феврале 2004 г. (опрошено 1703 респондентов), согласны с направлением в Ирак военнослужащих сил самообороны 44% опрошенных, в то время как о своем несогласии заявили 48%. Проявилась тенденция роста доли граждан, согласных с откомандированием военных в Ирак. В декабре 2003 г. их было 34%, а в январе 2004 г. - 40%. Одновременно снижается доля несогласных. В декабре 2003 г. они составляли 55%, а в январе 2004 г., как и в ходе упомянутого, февральского опроса, отрицательное отношение к пребыванию японских военных в Ираке высказали 48%. При этом более 60% респондентов полагают, что «разумной причины для США атаковать Ирак не было»[70].

Согласно результатам другого опроса, проведенного газетой «Иомиури» 21 и 22 февраля 2004 г., 69% опрошенных считают, что силы самообороны способны внести вклад в восстановление Ирака, а 58% положительно оценивают отправку военнослужащих в Ирак (в январе 2004 г. - 53%). По мнению экспертов, эти данные подтверждают, что деятельность контингента сил самообороны в Ираке развивается нормально и приветствуется местным населением, поэтому и среди народа Японии распространяется положительное отношение к направлению японских военных в эту страну. Респондентами приводились следующие мотивы положительных оценок: «проявление ответственности Японии как члена мирового сообщества» - 73%, «потому что Ираку нужна помощь в восстановлении» - 52%, «потому что важны союзнические отношения Японии с США» - 35% . Почти 60% опрошенных полагают целесообразным принять закон, по которому персонал сил самообороны мог бы в случае необходимости, без утверждения специального закона участвовать в действиях многонациональных сил по содействию международному миру.

Вместе с тем, негативно относятся к командированию японских военных в Ирак 38% опрошенных. Причины отрицательного отношения: «война в Ираке не имеет справедливого обоснования» - 51%, «общественная безопасность в этой стране не достигла уровня стабильности» - 51%[71].

Приведенные результаты изучения общественного мнения говорят о поляризации отношения японского общества к пребыванию их соотечественников-военнослужащих на территории далекой ближневосточной страны. Растет число сторонников отправки военных за рубеж, но сохраняется и большой слой тех, кто выступает против направления и пребывания японских сил самообороны за границей. В связи с первой годовщиной начала военных действий в

Ираке 20 марта 2004 г. в более чем 100 населенных пунктах Японии состоялись митинги и демонстрации под лозунгами «Прекратить оккупацию Ирака» и «Вывести подразделения сил самообороны из Ирака». В токийских парках Хибия и Сиба прошли митинги, в которых участвовали приблизительно по 30 тыс. человек. Организаторами акций протеста были неправительственные организации и профсоюзы, в том числе связанные с Компартией Японии[72].

Сами военнослужащие, командируемые в Ирак, по-разному относятся к своей миссии. По сообщениям японских СМИ, некоторые из них испытывают патриотический подъем и рады возможности реализовать результаты длительной и упорной боевой подготовки. Часть военных осознают опасность пребывания в Ираке и направляются туда против своего желания, в силу приказа. По оценке анонимного офицера ВВС, он, как военнослужащий, чувствует беспокойство, потому что отправился в Ирак тогда, когда в Японии нет национального согласия по поводу операции в этой стране. «Если так много людей против командирования военных в Ирак, то встает вопрос: а для чего мы туда отправляемся?»[73].

Исходным пунктом ведущихся в Японии дискуссий по поводу командирования контингента сил самообороны в Ирак является проблема справедливости начатой США войны, прежде всего из-за отсутствия данных о связях режима Хусейна с террористическими организациями, а также оружия массового поражения. Демократическая партия - ведущая оппозиционная партия страны - отстаивает точку зрения, что война США против Ирака не имеет справедливого обоснования, поэтому и вклад Японии в эту войну не может быть оправдан. По мнению профессора университета Хоккайдо Ямагути Дзиро, отражающего точку зрения значительного числа японских специали- стов-международников, «необходимо осознать, что затягивание военных действий в Ираке во многом вызвано отсутствием

справедливого обоснования этой войны... Становится очевидным, что она сама обостряет проблему терроризма. Великобритания и США - государства, призванные выступать перед международным сообществом с высоконравственными инициативами свободы и демократии, выглядят очень слабо с точки зрения справедливости данной войны. Думаю, в этом заключается главная причина наблюдающейся сегодня наглости распоясавшихся террористов»[74]. По мнению обозревателя популярного японского журнала «Аэра» Таока Сюндзи, «слова премьер- министра Коидзуми Дзюнъитиро о том, что война в Ираке “направлена на создание в этой стране демократической и стабильной политической власти”, есть открытое провозглашение вмешательства во внутренние дела Ирака, представляющего собой нарушение международного права... США заявляют, что их действия направлены на то, "чтобы Ирак не стал рассадником терроризма”. Однако терроризм невозможно подавить военной силой... Если Америка действительно не хочет, чтобы Ирак стал рассадником терроризма, возможен лишь один путь: США срочно выводят свои войска, и вслед за этим все страны сотрудничают ради создания в Ираке стабильного политического режима»[75].

Многие японские специалисты считают, что при всей важности соображений о борьбе с международным терроризмом и о создании в Ираке демократического режима не они были определяющими для руководства Японии при принятии решения о направлении в Ирак служащих сил самообороны. Главная забота официального Токио состояла в том, чтобы не нанести ущерба отношениям с США и оказать главному союзнику максимально возможную помощь. Политики исходили из того, что в условиях ядерной угрозы, исходящей, по их мнению, от КНДР, Япония вынуждена полагаться лишь на военную мощь США. Один из видных функционеров ЛДП и депутат палаты представителей Като Коити, в этой связи отмечал: «Трагично то, что в МИДе и в

резиденции премьер-министра с началом войны в Ираке заговорили о том, что Япония не имеет выбора кроме поддержки США»[76]. Такой же точки зрения придерживается профессор Токийского университета Кан Сюндзюн, который считает, что после террористических актов в США в сентябре 2001 г. Япония в сфере дипломатии проводит линию полного следования за Вашингтоном и «ведет себя как один из американских штатов». Оценивая этот факт, С. Кан подчеркивает, что «произошло нарушение сбалансированности во внешней политике страны в форме перевешивания и подавления конституции страны договором безопасности с США»[77]. Многие японские эксперты считают, что полное подчинение США во внешней политике не отвечает национальным интересам Японии, и настаивают на проведении самостоятельного курса. «Можно сказать, - подчеркивает в этой связи обозреватель влиятельного политического издания «Рондза» Мацумото Кэйити, - что следование за США не нанесло бы ущерба Японии, если бы Америка была “гегемонистским государством” в смысле реалий XIX в. Но эра таких “гегемонистских государств” уже закончилась. Разве это не ясно, когда в нынешней ситуации спустя пять месяцев после провозглашения “окончания боев” в Ираке не только не обнаружены “доказательства” наличия оружия массового поражения, но и США сами признали провал своей оккупационной администрации и даже заявили о намерении уступить ООН управление этой страной»[78].

Командирование японских военных в Ирак прямо связано с проблемами конституции Японии. Девятая статья Основного закона страны фиксирует «отказ от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы как средства разрешения международных споров», и содержит обещание никогда не создавать «сухопутные, морские и военно- воздушные силы, равно как и другие средства войны». В свете

этого положения в Японии на протяжении долгих послевоенных лет не было общественного консенсуса по поводу конституционности сил самообороны, и об их направлении за рубеж не могло быть и речи.

Ситуация изменилась под влиянием кризиса в районе Персидского залива, возникшего в 1990-1991 гг., и начавшейся вслед за этим войны. Правительство Японии в октябре 1990 г. представило в парламент проект Закона о сотрудничестве с ООН в деле поддержания мира. Оно намеревалось сделать вклад людскими ресурсами в военную операцию против Ирака в плане тыловой поддержки США и их союзников. Но в результате выступлений общественности и части законодателей против намерений правительства как противоречащих конституции, законопроект спустя месяц был отвергнут. В конечном счете Япония предоставила многонациональному воинскому контингенту финансовую помощь, но этот шаг не получил положительной международной оценки. По оценке экспертов Академии обороны Японии, «война в Персидском заливе, в ходе которой разные страны мира использовали военную силу против государства, определенного на основе резолюции Совета Безопасности ООН как “государство- агрессор”, вызвала серьезный шок в сознании японцев. До тех пор они знали только два вида войны: войну по защите собственной территории, имеющую характер самообороны, и войну агрессивную с использованием военной силы за рубежом. Обнаружилось, что “ориентация на ООН” и “пацифизм” - два принципа внешней политики, по поводу которых японцы до сих пор поддерживали консенсус - в действительности могут серьезно противоречить друг другу»[79].

Японские парламентарии, с одной стороны, считались с аргументами о необходимости для Японии как одного из влиятельных и мощных государств увеличить международный вклад в установление мира в горячих точках земного шара, а с другой -

испытывали глубокие опасения в отношении вовлеченности в непосредственные боевые действия, несовместимые с мирными положениями конституции. Исходя из этого, они приняли в декабре 1991 г. Закон о сотрудничестве с силами ООН по поддержанию мира. Этот закон имел компромиссный характер. Направление японских военнослужащих за рубеж в зоны конфликтов по просьбе ООН было разрешено. Однако их участие в действиях вооруженных сил ООН по поддержанию мира было жестко обусловлено соблюдением следующих «пяти принципов»: достижение договоренности между конфликтующими сторонами о прекращении или приостановлении военных действий; согласие конфликтующих сторон, включая принимающее государство, на деятельность сил ООН и участие Японии в ней; соблюдение нейтралитета, не допускающего поддержки одной из конфликтующих сторон; сохранение за Японией права на самостоятельное решение об отзыве своего контингента, если какое-либо из названных условий полностью не выполняется; сведение к минимуму применения оружия.

Первые три из перечисленных принципов лишь повторяют традиционные общие принципы операций ООН по поддержанию мира, но четвертый и пятый принципы составляют особые

условия Японии, ограничивающие участие этой страны в таких 112

операциях .

Многие японские эксперты, поддерживая саму идею восстановления Ирака, в то же время сомневаются в целесообразности направления в эту страну персонала сил самообороны, тем более военнослужащих сухопутных сил. Представитель японской неправительственной организации «Джэпэн волантиа сэнта» Хара Бундзиро имел возможность наблюдать за работой японских военных в Ираке и сравнить ее с аналогичной по содержанию деятельностью французской неправительственной организации в той же провинции Мусанна. Он отмечал, что в случае со служащими сил самообороны трудно провести грань между их нынешними мирными занятиями и миссией по поддержанию безопасности, поэтому их гуманитарная помощь вызывает у местного населения сомнения с точки зрения нейтральности, и поэтому японским военным удается сделать меньше, чем французскому гражданскому персоналу[80]. Советник Исследовательского института экономики Азии Сакаи Кэйко отмечает, что в сознании граждан Ирака образ Японии ассоциируется с масштабной деятельностью крупных предприятий этой страны в период экономического бума с середины 70-х до середины 80-х годов, когда японские фирмы строили в Ираке различные объекты - от больниц до нефтеперерабатывающих заводов. По этой очевидной причине, полагает К. Сакаи, ожиданиям населения Ирака отвечала бы работа японских промышленных компаний по восстановлению и развитию предприятий, сконцентрированных в районе Басры, а также сооружений там морского порта Басра.[81] Несмотря на важность для Ирака проблемы безопасности, от Японии в этой стране ждали не столько военных, сколько гражданских специалистов. С учетом особого статуса Японии как государства, отказавшегося от войны, было бы логичней ее участие в урегулировании ситуации в Ираке и восстановлении этой страны с помощью исключительно гражданских средств. Некоторые эксперты считают, что участие Японии в строительстве нового иракского государства в форме, отличающейся от действий США в этой стране, в долгосрочном плане было бы эффективно и с точки зрения поддержания японо-американского союза[82]. Однако такой подход отвергается руководством Японии.

Сторонники участия японских военных в урегулировании ситуации в Ираке отстаивают точку зрения, что Япония не может

оставаться в роли безучастного наблюдателя в деле поддержки этой страны в то время, когда возглавляемая США международная коалиция ведет там борьбу против остатков режима Саддама Хусейна и террористической сети Аль-Каиды, и что «незамедлительное решение направить персонал сил самообоороны и помощь с финансированием восстановления Ирака правильно и самоочевидно в свете перспектив процветания и национальной безопасности Японии»[83].

Сторонники направления сил самообороны в Ирак считают, что такой шаг имеет большее значение для будущей стратегии Японии, чем конкретные результаты участия в нынешней кампании в Ираке. «Япония, - подчеркивает военный аналитик Огава Кадзухиса, - намеревается участвовать в процессе восстановления Ирака с начала и до конца этой работы. Вероятно, вклад миссии персонала сил самообороны составит около 10% от достигнутых результатов. Однако - это особо важные «начальные, необходимые и неизбежные 10%»... То, что при восстановлении порядка и безопасности в Ираке и в ходе возрождения страны на начальном этапе центральное положение будет занимать военная организация, имеющая определенную силу принуждения, так же неизбежно, как неизбежны хирургические шины и гипс при лечении переломов»[84]. Он также полагает, что Япония в качестве члена «большой восьмерки», важного союзника США и государства, ведущего борьбу против терроризма, может быть целью атак террористических организаций. Поэтому в применении к борьбе с терроризмом и к войне в Ираке в действиях Японии присутствует и момент использования права на индивидуальную самооборону. Если бы была соответствующая поддержка со стороны общества, Япония могла бы «в порядке использования права на индивидуальную самооборону даже прибегнуть к отправке боевых частей для участия в войне в Ираке»[85]. Следует особо

подчеркнуть, что командированный в Ирак контингент сил самообороны - полнокровное воинское подразделение. Несмотря на мирный характер той работы, которую выполняли японские военные в провинции Мусанна, сами они не дают повода для сомнений в своем профессионализме как военных. Служащие сил самообороны регулярно занимаются стрелковой подготовкой. При построении личного состава, при размещении палаток на занимаемой территории неукоснительно выдерживается правило «прямых линий и правильных углов». Как с удовлетворением отмечал командир первой смены контингента сухопутных сил полковник Коитиро Бансё, японский отряд был признан лучшим из представленных в Ираке подразделений 38 стран в плане дисциплины и порядка. Командование исходит из того, что дисциплинированные военнослужащие вызывают уважение, а неукоснительный порядок, говоря о высоких волевых качествах персонала, оказывает сдерживающее воздействие

119

на потенциального противника .

Для японской стороны участие в антитеррористической кампании имеет непреходящее значение с точки зрения приобретения подразделениями действующей армии «бесценного опыта» поведения в реальных боевых условиях. Так, в расположение японского контингента в Ираке откомандирован офицер из Национального научно-исследовательского института оборонных исследований У НО для систематического сбора информации, которая может быть полезной для будущих операций. Это - данные о воздействии жары и недостатка влаги на физическое и психологическое состояние личного состава, об особенностях эксплуатации техники и ухода за оружием в условиях высоких температур и насыщенности воздуха песчаной пылью и др.[86]

Между тем пребывание и деятельность персонала сил самообороны в Ираке противоречит применявшейся до недавнего времени трактовке конституции Японии. Согласно традицион

ной интерпретации девятой статьи конституции, которой придерживалось Юридическое управление кабинета министров, за Японией признается право только на применение «реальной мощи», «минимально необходимой для самообороны». Что касается права на коллективную самооборону, то Япония им обладает, но не может его использовать, поскольку реальное применение права на коллективную самооборону выходило бы за рамки «минимально необходимого для самообороны». Если дословно следовать этой трактовке, нынешняя деятельность сил самообороны в Ираке недопустима, поскольку она включает тыловую поддержку войск США и других стран (в законе эта деятельность обозначена как «поддержание безопасности») и никак не связана с самообороной Японии. По мнению сотрудника штаба Демократической партии Сугава Киёси, японское правительство пытается разрешить это противоречие, используя категории «районы военных действий» и

«районы, в которых военные действия не ведутся», а также свое-

^ 121

вольно истолковывая понятие «военные действия» .

Понятия «районы военных действий» и «районы, в которых военные действия не ведутся», были прежде обозначены в Законе об обеспечении безопасности в обстановке, складывающейся вокруг Японии, который был принят в мае 1999 г., а также в Законе о специальных антитеррористических мерах 2001 г. Эти понятия применяются и в Законе о специальных мерах по поддержке восстановления Ирака. Логика правительства сводится к следующему: поскольку персонал сил самообороны размещается в «районах, в которых военные действия не ведутся», боевые действия там не предполагаются, значит, не должно быть применения оружия персоналом сил самообороны и, следовательно, не возникает проблемы противоречия конституции.

Такая логика в какой-то мере применима к продолжающейся до сих пор деятельности морских сил самообороны в Индийском океане и в Аравийском море (тыловая поддержка ВМС США и Великобритании согласно Закону о специальных антитеррори- стических мерах). В данном случае вооруженные силы США имеют господство на море и в воздухе, и японские моряки не подвергаются нападениям. Однако в Ираке ситуация иная: там ежедневно в столкновениях с силами сопротивления гибнут военнослужащие США и их союзников. Потерь среди японских военных до сих пор не было, но местность рядом с расположением контингента сил самообороны неоднократно подвергалась обстрелам из минометов и реактивных установок. Поскольку деление на «районы военных действий» и «районы, в которых военные действия не ведутся» неприменимо к Ираку, то правительство Японии просто не признает происходящие в этой стране боевые столкновения войск США и их союзников с силами сопротивления в качестве военных действий. В этой связи характерными являются пояснения начальника Юридического управления кабинета министров Акияма Осаму, данные им в парламенте 2 июля 2003 г.: «С точки зрения конституции проблему составляет применение оружия в качестве средства решения международных конфликтов. Следовательно, использование реальной мощи в отношении банд воров и грабителей (так Акияма Осаму обозначает действующие в Ираке силы сопротивления. - Авт.) не подпадает под определение применение оружия, которое связано с проблемой конституции. Я полагаю, что в свете конституции поддержка вооруженных сил США и других стран (в Ираке) не должна породить оценку этих действий как применение оружия или присоеди-

122

нение к другим странам в применении оружия» .

Другой характерный подход к трактовке конституции со всей очевидностью просматривается в высказанном на пресс- конференции 9 декабря 2003 г. премьер-министром положении о том, что поддержка восстановления не должна рассматриваться как использование военной силы. «Силы самообороны, - подчеркивал Коидзуми, - направляются в Ирак для поддержки восстановления этой страны. Они направляются не на войну. Речь не идет об использовании военной силы». Эксперты в связи с

этим высказыванием уличили японского премьер-министра как минимум в неточности, потому что Закон об особых мерах по поддержке восстановления Ирака предусматривает не только гуманитарную помощь при восстановлении, но и тыловую поддержку войск США[87].

Многие японские и западные эксперты обращают внимание на постепенное расширение круга объектов, для защиты которых разрешается применение оружия персоналом сил самообороны. Закон о сотрудничестве с силами ООН по поддержанию мира (1991 г.) предусматривал применение оружия только для самообороны японского военного персонала. Изменения в Законе о силах самообороны (1999 г.) уже допускали применение оружия и для защиты соотечественников, находящихся за рубежом, а Закон о специальных антитеррористических мерах (2001 г.) дополнительно включил в круг объектов защиты с применением оружия сотрудников ООН, сотрудников неправительственных организаций и беженцев124.

Такая «эволюция» свидетельствует о постепенном количественном накоплении подвижек, готовящих кардинальное качественное изменение характера сил самообороны. В японской прессе, по существу, поднимается вопрос о психологической подготовке личного состава сил самообороны к боевым действиям, о воспитании у них готовности в случае необходимости «отдать жизнь за свое государство». Все большее место в СМИ стали занимать «дискуссии» ведущих политологов и специалистов о негативном воздействии пацифизма на «моральный дух и стойкость» молодого поколения, которое все еще относится к силам самообороны как к «пасынку» и не допускает и мысли о «смерти за свое государство». Вследствие такой ситуации командируемые в Ирак военнослужащие сил самообороны, рискующие погибнуть от рук террористов, испытывают психологический дискомфорт и неустойчивость. В этой связи ряд экспертов полагают не

обходимым решить вопрос об организации государственных похорон для служащих сил самообороны, погибших при исполнении служебного долга, выделив для этого место под мемориальное кладбище, наподобие Арлингтонского кладбища в США125.

Командирование японских военных в Ирак стало поводом для активного обсуждения не только проблем сил самообороны, но и вопросов безопасности страны в целом, японо-американских союзнических отношений, а также других направлений дипломатии. Многие специалисты ратуют за укрепление сил самообороны, увеличение веса Японии в двустроннем союзе и проведение более самостоятельного внешнеполитического курса в отношении США. «Необходимо и в дальнейшем проводить основной курс совершенствования базовой оборонной мощи, - считает один из ведущих японских экспертов-международников, политический обозреватель газеты «Асахи» Фунабаси Ёити. — В дополнение к этому в рамках ориентации исключительно на оборону следует принять на вооружение систему противоракетной обороны. В отношении Северной Кореи недостаточно сдерживающей силы японо-американского союза. И еще один момент. В связи с событиями в Ираке возникло глубокое недоверие к американской разведке. Опасна зависимость от разведки, которая склонна к политическим манипуляциям. Япония должна укреплять собственную разведку. Во-первых, возникает необходимость пересмотреть определение японо-американской системы безопасности с целью формирования такой системы, которая, прежде всего, отвечала бы национальным интересам и задаче самостоятельного обеспечения безопасности Японии. Во-вторых, вместе с Китаем, Южной Кореей и Юго-Восточной Азией необходимо строить азиатский регионализм. Это не противоречит японо-американскому союзу. В отношении США следует выстраивать логику, согласно которой Япония, имеющая со странами Азии отношения более глубокого доверия, представляет

“стратегическую ценность для Америки"».[88] Далее, касаясь роли сил самообороны, Ё. Фунабаси подчеркивает: «Наступило время использования сил самообороны. Сфера их применения будет включать деятельность по поддержанию мира, миротворческую деятельность и расширится в плане географии. Значительно изменились основные задачи сил самообороны. Следовательно, есть необходимость пересмотреть определение их роли и назначения. При этом уже будут несостоятельными теории “особого положения сил самообороны” и “исключительности Японии, согласно которым считается естественным, что персонал сил самообороны командируется в стабильные районы»[89].

Обращает на себя внимание тот факт, что часть из высказанных Ё. Фунабаси в начале 2004 г. тезисов была реализована в утвержденных японским правительством в конце того же года (10 декабря 2004 г.) Основных направлениях национальной обороны. Это наводит на мысль о некоторых особенностях принятия и реализации решений в Японии. В этом документе, определяющем на ближайшие десять лет основной курс обеспечения безопасности страны, ставится задача сделать оборонительную мощь Японии эффективной в плане многофункциональности и гибкости при опоре на высокий уровень техники и большие информационные возможности. В качестве приоритетных целей выделяются контрмеры против деятельности международных террористических организаций, против распространения ОМУ и баллистических ракет. Намечено создание системы противоракетной обороны, предусматривается усиление разведки. Зарубежным миссиям сил самообороны посвящен специальный параграф «Активная самостоятельная деятельность по улучшению среды обеспечения международной безопасности», в котором отмечается: «Для надлежащего сотрудничества в деле поддержания международного мира отладить систему обучения и тренировок, установить режим готовности необходимых подразделений и обес

печить возможности их транспортировки, создать все основные предпосылки для быстрого командирования и продолжительной деятельности подразделений; одновременно подготовить необходимую систему, включая определение надлежащего места такой деятельности в ряду обязанностей сил самообороны»[90]. Таким образом, зарубежные миссии возводятся в ранг первичной, основной обязанности сил самообороны, т.е. как и действия по обороне собственно Японии (а в ныне действующем Законе о силах самообороны заграничные командировки определены как «дополнительные обязанности»). Соответствующие поправки к Закону о силах самообороны уже разработаны и переданы для рассмотрения в парламент.

Сложная с точки зрения легитимности проблема отправки служащих сил самообороны за рубеж приобрела новый аспект, когда командирование японских военных в Ирак получило поддержку со стороны ООН. Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан во время визита в Японию в феврале 2004 г. дал положительную оценку деятельности японского военного контингента в Ираке. Это еще более укрепило в Японии позиции сторонников активной деятельности сил самообороны за рубежом, поскольку в данном случае был соблюден традиционный для японской дипломатии принцип «ориентации на ООН». Характерно, что бывший руководитель Демократической партии Японии Кан Наото, прежде последовательно выступавший против командирования военных в Ирак, после встречи с генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном 30 апреля 2004 г. в Нью-Йорке заявил о согласии с деятельностью японского военного персонала в рамках многонациональных сил, признанных ООН.

В связи с принятием Советом Безопасности ООН в июне 2004 г. резолюции 1546, узаконившей действия многонациональных сил в Ираке, правительство приняло решение о введении японского военного контингента в состав многонациональных сил. С передачей власти в Ираке временному правительству 28 июня 2004 г. персонал сил самообороны, командированный в эту

страну, стал частью многонациональных сил. При этом японское правительство вновь проявило осмотрительность в вопросе действий военного персонала за рубежом. Так, несмотря на изменение формального статуса контингента сил самообороны в Ираке, он сохранил самостоятельное, независимое от США командование, а ранее определенные задачи остались неизменными.

В то же время усиление сопротивления со стороны иракских боевиков, затягивание боевых действий в Ираке и, в особенности, захваты японских заложников не могли не обеспокоить японскую общественность и вызвали новую волну критики в адрес кабинета Коидзуми. октября 2004 г. было обнаружено обезглавленное тело 24- летнего японского подданного Кода Сёсэй. Он оказался в руках иракской террористической группировки Заркави и был казнен по истечении 72-х часов - срока, который террористы предоставили японскому правительству для выполнения их требования - вывести с территории Ирака подразделение сил самообороны. Труп заложника был завернут в американский флаг. В тот же день расположение японского военного персонала в районе города Самава было обстреляно из реактивной установки, ракета попала в металлический контейнер в жилой зоне лагеря. Ракета не взорвалась, потому что с нее был снят взрыватель. Эти события ясно показали, что силы иракского сопротивления рассматривают японских военных как часть оккупационной армии США и их союзников и всерьез угрожают применять против них оружие.

В японской прессе появились сообщения об усилении опасностей, которые подстерегают японских военнослужащих в Ираке. Ухудшается экономическая ситуация в провинции Самава, вместе с этим растет недовольство населения и местной власти контингентом сил самообороны, потому что его деятельность по восстановлению и налаживанию инфраструктуры недостаточно эффективна и не обеспечивает существенного роста занятости129.

Тем не менее, кабинет Коидзуми 9 декабря 2004 г. принял решение о продлении до декабря 2005 г. пребывания японского военного контингента в Ираке (согласно утвержденному в декабре г. плану срок командирования служащих сил самообороны в Ираке истекал 14 декабря 2004 г.). Это был непопулярный шаг: согласно результатам проведенного газетой «Асахи» исследования общественного мнения, 62% опрошенных граждан выступили за вывод военных, и только 29% поддержали продление миссии[91]. Оппозиционные партии Японии 11 декабря выдвинули в нижней палате парламента законопроект об отмене Закона об особых мерах по поддержке восстановления Ирака. Однако кабинет министров устоял перед таким давлением и впоследствии еще раз продлил срок пребывания японского контингента до июня 2006 г.[92]

Участие в военной операции в Ираке - важный этап в процессе постепенного подтягивания Японии к уровню «нормального государства» в плане политики и инструментов обеспечения национальной безопасности. В условиях развивающихся процессов глобализации руководство страны конкретно отреагировало на изменения в международной ситуации и на ожидания мирового сообщества в отношении Японии. Вместе с тем оно учитывает и живущее в японцах желание полностью покончить с остатками комплекса неполноценности нации, обусловленного поражением Японии во второй мировой войне. Именно в этой связи на Японию были наложены ограничения в виде мирных положений конституции, навязанных извне. Как раз эти ограничения составляют отличие Японии от «нормальных государств». Такое желание подкрепляется и неоспоримыми экономическими аргу

ментами: Япония - вторая экономическая держава мира, обеспечивающая 20% бюджета ООН'32.

Вместе с тем, процесс изменений в трактовке конституции зашел так далеко, что, похоже, наступил предел «эластичности» положений Основного закона Японии. Как подчеркивает в этой связи профессор университета Такусёку Моримото Сатоси, «сделанное до сих пор (в Ираке и других местах) в рамках ныне действующей конституции во многих отношениях уже достигло предела, и теперь приходится оплачивать счет, от которого рань-

133

ше удавалось уклоняться» .

Кабинет министров поставил задачу подготовить к началу 2006 г. обсуждение в парламенте страны вопроса о пересмотре конституции Японии, прежде всего ее антивоенных положений. Такой политически рискованный шаг был обусловлен тем, что наряду с привыканием японцев к отправке сил самообороны за рубеж, как в парламенте, так и среди рядовых граждан заметно выросло число сторонников пересмотра Основного закона страны. При этом правительство критикуется большей частью не за отход от пацифистской политики, а за то, что изменения в трактовке конституции предпринимаются без соблюдения необходимой демократической процедуры. Согласно результатам опроса, проведенного газетой «Иомиури» среди депутатов палаты представителей парламента в марте 2004 г., пересмотр конституции поддерживали 83% опрошенных, против выступили 10%. Характерно, что в 1997 г. соотношение сторонников и противников пересмотра конституции, опрошенных в обеих палатах парламента, составляло 62% и 33%, в 2002 г. - 74% и 21%[93].

Тенденцию роста настроений в пользу пересмотра конституции, прежде всего ее антивоенных положений, и сокращения доли японцев, выступающих за сохранение Основного закона страны в ее нынешнем виде, демонстрируют и результаты опроса ря

довых граждан, проведенного газетой «Иомиури» 20 и 21 марта г. Пересмотр конституции поддержали 65% респондентов, за ее сохранение в нынешнем виде высказались 23%, причем сторонники пересмотра составили большинство почти во всех возрастных и профессиональных группах опрашиваемых. Численный перевес сторонников пересмотра над противниками ревизии отмечается в ходе опросов «Иомиури» уже в течение семи лет. По сравнению с результатами аналогичного опроса в 2003 г. число поддерживающих изменение конституции выросло на 11%. В качестве основных мотивов желания изменить конституцию респонденты указывали следующие причины: «невозможность для Японии по нынешней конституции вносить международный вклад» - 52%, «при трактовке и применении положений конституции возникает сумятица» - 35%, «нынешняя конституция была навязана Америкой» - 33%. В то же время доля противников ревизии конституции сократилась по сравнению с результатами опроса в 2003 г. до 7%135.

Таким образом, учитывая указанные и другие тенденции, можно с уверенностью прогнозировать, что проблема пересмотра конституции Японии - вопрос времени.

* * *

Террористическая атака против США 11 сентября 2001 г. придала новое измерение американо-японскому взаимодействию в политико-дипломатической и военно-стратегической областях, а также способствовала активизации процесса аккумуляции элементов, свидетельствующих о постепенном превращении Японоамериканского договора безопасности в эффективную военнополитическую организацию. Лозунг борьбы с терроризмом был весьма умело использован США как основная мобилизующая и движущая сила в реализации новой американской стратегии в отношении Восточной Азии, в которой Японии, как и прежде,

отводится ключевое место. Возврат к политике опоры на Японию наметился еще до прихода к власти в США республиканской администрации. Базовые направления укрепления американояпонского сотрудничества были разработаны группой известных американских специалистов в области обеспечения безопасности из Института национальных стратегических исследований и Университета Национальной обороны США, которые еще в ноябре 2000 г. опубликовали доклад «Соединенные Штаты и Япония на пути к зрелому партнерству» (Доклад Армитиджа-Ная). В этой разработке было фактически обосновано повышение роли и места Японии по всем направлениям и аспектам американской политики в Азиатско-тихоокеанском регионе. Более того, в ней была предпринята попытка определить средства и инструменты для того, чтобы устранить основной парадокс современных американо-японских отношений. Этот парадокс заключается в том, что, занимая самое высокое место в иерархии отношений США со странами Восточной Азии, они остаются крайне неустойчивыми, представляя тем самым серьезный вызов США. В качестве одного из базовых средств укрепления такой устойчивости американо-японских отношений предлагалось повысить уровень их доверительности и равноправия.

После избрания на пост президента США Дж. Буша многим из авторов доклада была предоставлена возможность реализовать на практике свои разработки в качестве официальных лиц республиканской администрации. Новый курс США не заставил себя долго ждать. Начало его реализации было обозначено назначением на пост американского посла в Японии личного друга президента США Дж. Буша сенатора X. Бейкера. В своем напутствии X. Бейкеру президент заявил, что в Японию он посылает свои лучшие кадры, поскольку в мире для США в настоящее время нет более важного партнера, чем Япония. Кроме того Дж. Буш отметил, что американо-японский альянс зиждется на общности жизненно важных стратегических, экономических и других интересов. В новом курсе в отношении Японии явственно

обозначилось стремление Вашингтона устранить ситуацию, при которой она не только занимала подчиненное положение в японо-американском военно-политическом союзе, но и признавала свою подчиненную роль, извлекая из этого определенные выгоды. В первую очередь изменился сам стиль и методы американской политики в отношении Японии. В отличие от периода, продолжавшегося вплоть до конца 90-х годов, США на официальном уровне избегают не только оказывать какой-либо нажим на Токио, но и воздерживаются от высказываний, которые могут быть им расценены как внешнее давление или как попытка диктовать свои условия в двусторонних отношениях. Из лексикона американских политиков, экспертов и ученых исчезли характерные для прежних времен дефиниции, характеризующие Японию как “безбилетного пассажира” американо-японского военнополитического союза.

В целом Вашингтон стал работать на японском направлении более тонко и мягко, используя принципы, характерные для восточной, в частности японской, дипломатии. О существующих проблемах, мешающих, по взглядам США, позитивному развитию двустороннего сотрудничества часто говорится не напрямую, а в завуалированной, но понятной для партнера форме, оставляя для него возможность самому предпринять соответствующие инициативы и позволяя “сохранить лицо” даже в весьма деликатных ситуациях.

Такое положение сохранилось и после трагических событий 11 сентября 2001 г. США не стали требовать от Японии немедленного присоединения к антитеррористической коалиции. Они дали ей возможность и время самой определить свою позицию в отношении международного терроризма и выработать конкретные, но приемлемые для Токио меры по противодействию этому явлению, как на национальном уровне, так и в мировом масштабе. Премьер-министр Японии, как отмечалось выше, был последним из лидеров высокоразвитых государств мира, кто общался с американским президентом после трагических инцидентов

11 сентября. В ходе переговоров с президентом США Дж. Бушем, состоявшихся во время визита Дз.Коидзуми в Вашингтон, он изложил программу, которую японское правительство намеревалось реализовать в связи с террористической атакой на США. Программа предусматривала обеспечение безопасности американских военных баз и объектов на территории Японии, быстрое утверждение японским парламентом Закона о специальных мерах по борьбе с терроризмом, внесение поправок в Закон о силах самообороны. И эта программа неуклонно выполнялась и даже перевыполнялась. Японский парламент принял подготовленный правительством закон, расширяющий полномочия военных в чрезвычайных ситуациях.

Касаясь северокорейской ракетно-ядерной угрозы, необходимо отметить, что напряженные дебаты в обществе по этой проблеме и проведенные рядом исследовательских организаций профессиональные исследования различных ее аспектов показали, что Япония, находясь поблизости от Корейского полуострова, может стать «наиболее подходящим» для руководства КНДР объектом не только шантажа, но и «государственной политики терроризма», с которой японцы столкнулись, когда агентами северокорейских спецслужб похищались японские граждане. Более того, в этих условиях Япония на современном этапе фактически не имеет реальных сил и средств, чтобы эффективно противодействовать этой угрозе. Кризис, связанный с испытаниями северокорейских баллистических ракет и выходом Пхеньяна из Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), показал как слабую эффективность режима контроля над ракетными технологиями (РКРТ), так и отсутствие у мирового сообщества легитимных инструментов, обеспечивающих неукоснительное выполнение ДНЯО. Применительно к Японии он высветил полную неподготовленность ее правительства к такого рода событиям, как в части, касающейся сбора и анализа необходимой информации, так и в плане оперативного реагирования, приятия решений, управления возникшей кризисной ситуацией. Японцы, как на

уровне управленческого звена, включая его высшие эшелоны, так и на уровне общественного сознания народа в целом стали отдавать себе отчет в том, что японо-американская система совместного обеспечения безопасности, включая «ядерный зонтик» США, в условиях мультиполярной системы может давать серьезные сбои. Это в свою очередь требует принятия быстрых и эффективных самостоятельных решений по нейтрализации таких угроз, которые непосредственно затрагивают лишь интересы безопасности самой Японии, а для США являются периферийными.

В этих условиях естественной для Токио явилась постановка вопроса о совершенствовании собственного оборонного потенциала, особенно его информационно-разведывательных составляющих. Это требовалось для того, чтобы привести оборонный потенциал в соответствие с возникающими и перспективными угрозами. Вместе с тем, возможность реализовать подобные планы напрямую связана с вопросом о модернизации послевоенной мирной конституции, которая ограничивает Токио не только в наборе средств противодействия этим угрозам, но и в способах их применения.

Нынешняя миссия сил самообороны в Ираке создает предпосылки к размыванию пацифистской направленности Основного закона, позволяет выявить пределы возможностей для изменения трактовки основных положений конституции. В японском обществе усиливаются настроения в пользу ее пересмотра.

Участие Японии в военной акции в Ираке стимулировало дискуссии об изменении характера и задач сил самообороны. Некоторые эксперты высказывают мнение о необходимости расширения масштабов их деятельности. Под влиянием событий в Ираке в новые Основные направления национальной обороны внесено положение, возводящее зарубежные миссии сил самообороны в ранг их основной обязанности - обороны собственно Японии.

Судя по последним выступлениям японских руководителей, Япония таким образом исподволь готовит условия для существенных изменений своего курса в вопросе обеспечения безопасности. В частности, Токио старается подготовить общественное

мнение внутри страны и за ее пределами о возможном изменении некоторых принципиальных установок в этой сфере. В частности, бросается пробный шар в отношении перспектив изменения оборонительной направленности японской военной доктрины, возможности появления в ней наступательных элементов и т. д. Направление воинского контингента в Ирак свидетельствует о готовности японского руководства расширять свои функции по оказанию поддержки Вашингтону в рамках антитеррористической коалиции, боевое ядро которой составляют США и Великобритания, исподволь готовя как мировое общественное мнение, так и японскую общественность к возможности более полного участия не только в миротворческой деятельности, но и в непосредственных боевых действиях за пределами японской территории, в том числе с применением тяжелых вооружений. Серьезную озабоченность вызывает и то, что японское руководство, ориентируясь на Вашингтон, допускает возможность осуществления такого рода деятельности в обход решений Совета Безопасности ООН, в состав которого Япония намеревается войти в результате реформирования этой универсальной организации по обеспечению мира и безопасности на планете. От того, как далеко пойдет Япония по этому пути, зависят не только ее будущие отношения с соседними странами, но и мир, безопасность и стабильность в Азиатско-тихоокеанском регионе и в глобальном масштабе.