Конец Протописьменного периода. Люди и общество

Быстрый расцвет Шумера в Протописьменный период и переход его обществом грани, за которой начинаются цивилизация, классовое общество и государство, были, как мы видели, обусловлены созданием правильной эксплуатации больших магистральных каналов.

Согласно позднейшей шумерской традиции их государственность восходила ко времени до великого потопа. В конце III тысячелетия до н. э. был составлен «Царский список» — нечто вроде истории Шумера в виде^ перечня царей, правивших страной, образуя династии [***********], якобы последо-

37

37

39

вательно существовавшие в различных городах с того момента, когда в начале времен «царственность спустилась с неба». История эта делится на эпоху перед Великим потопом, когда «царственность» будто бы временно опять было «вознеслась на небо», и после потопа. Первые «после- потопные» династии отождествляются на основании находки подлинных надписей некоторых перечисляемых в списке правителей уже с тем периодом, который следовал за Протописьменным — с так называемым Раннединастическим.

Современные историки нередко просто отбрасывают «допотопную» часть «Царского списка», как лишенную всякого значения. Действительно, с одной стороны, не все города, где якобы правили «допотопные» династии (Эреду, Бад-тйбира, Ларак, Сйппар, Шуруппак), представляли сколько-нибудь значительные поселения в Протописьменный период, а с другой — в списке не упомянуты другие, самые важные центры этого периода, такие, как У рук — Э-Ана, Киш, Лагаш и неизвестные по названию города, находившиеся на месте городищ Джемдет-Наср, Телль-Укайр и др. Царям приписаны баснословные числа лет правлений, вплоть до 43 200, а между тем нам известно, что сам титул «царь» (шумер, лугалъ «большой человек», «хозяин») до второй половины Раннединастического периода в государственной практике не употреблялся. Последним «допотопным» царем в списке назван герой эпической поэмы-сказки о потопе Зиусудра, царь малозначительного в Протописьменный период Шуруп- пака. Предполагается, что «допотопная» часть «Царского списка» была досочинена к нему позднее с целью включить в него героев различных популярных мифов и легенд.

Однако все же в одном историческая традиция шумеров, отразившаяся в создании «допотопной» части «Царского списка», оказалась права: шумерская государственность старше Раннединастического периода, с которым отождествляются первые «послепотопные» династии.

Между Протописьменным и Раннединастическим периодами в большинстве областей общественной жизни и культуры Шумера проходит довольно явственная грань. Исследователи отмечают к концу этапа Джем- дет-Насра определенный культурный упадок, который нередко предположительно связывается с переселением новых племен в северные и центральные районы Южного Двуречья, а именно племен, говоривших на восточносемитском языке. Некоторые ученые заходят так далеко, что считают миф о великом потопе простым иносказанием для восгочносе- митского вторжения, «затопившего» страну, что, однако, лишена всякого основания: уж очень отдаленной, притянутой за волосы кажется подобная метафора.

Но никаких определенных данных о социальных катастрофах, случившихся в это время (вроде массового этнического передвижения), у нас нет, а об упадке культуры к концу Протописьменного периода можно говорить лишь с большими оговорками. Мепее тщательное исполнение резных амулетов и изображений на одной группе печатей, вероятно, объясняется просто все большей массовостью изготовления этой продукции в связи с повышением благосостояния; изменения в архитектуре, воз

можно, связаны с техническими и отчасти социальными новшествами; разрушение отдельных храмов или их перемещение может объясняться местными военными действиями и т. п.

Заметим, что у нас нет решительно никаких данных в пользу того, что восточносемитские племена появились в Месопотамии лишь на рубеже следующего, Раннединастического периода. Напротив, применение к сравнительному изучению семитских языков лексико-статистического (глоттохронологического) метода X. Рабином [42] и — что важнее, поскольку глоттохронологический метод не очень надежен, — определение лингвистическими методами характера материальной и социальной культуры общесемитского периода в работах П. Фрондзароли [25] показалїг, что восточносемитский обособился от общесемитского праязыка уже около 3300 г. до н. э.; именно к этому времени следует отнести отселение восточных семитов в Месопотамию. Правда, нам действительно известно, что отдельные восточносемитские имена собственные появляются среди шумерских впервые лишь на первом этапе Раннединастического периода в храмовом архиве из Ура.

Лингвистическими исследованиями П. Фрондзароли установлено, как мы уже видели, что протосемитские племена не были просто бродячими скотоводами. Как ни важно было скотоводство в их хозяйстве, они занимались и подсобным земледелием: такие термины, как «мотыга», «пшеница», «виноград» и др., восходят к протосемитскому периоду. Возможно, что отделение восточных семитов совпало — по времени, если не в точности по племенному членению, — с отделением «чистых» скотоводов сирийской степи от скотоводческо-земледельческих племен Месопотамии. Во всяком случае, достоверно известно, что к середине Раннединастического периода население, по языку восточносемитское, вполне мирно и оседло жило вместе с шумерами на всей территории от центральной части Нижней Месопотамии и к северу, полностью слившись с местным населением во всех отношениях, кроме языка. Вот все, что мы знаем положительно. Хотя при таких условиях, конечно, нельзя исключить, что некое вторжение семитоязычных полускотоводов на юг Двуречья произошло действительно именно на рубеже Протописьменного и Раннединастического периодов, но это не кажется особенно вероятным. Конечно, вряд ли можно сомневаться, что в разных местах страны происходили стычки между общинами, в том числе шумерскими и шумерскими, семитскими и семитскими и шумерскими и семитскими, но вражды между этносами не было и не могло быть, потому что целостные этнические массивы такого масштаба просто не осознавались как единства и совместная принадлежность могла восприниматься только на уровне общины или группы родственных родов — племени.

Нужно сказать, что в последующие времена пастушеские племена неоднократно вторгались в Нижшою Месопотамию. Чем далее, тем более массивными оказывались подобные вторжения и тем более важные имели они исторические последствия.

40. Изменения в расположении системы каналов Евфрата в Нижней Месопотамии в IV—начале III тысячелетия до п. э

1. городища и каналы Протописьменного периода;
2. городища и каналы конца III— начала II тысячелетия г'о н. э.;
3. городища и каналы кассипіского в'ре'Меии

подсобному земледелию и в благоприятных случаях легко переходили к оседлости. Степь и пустыня могли прокормить лишь очень малочисленное население. С одомашниванием верблюда и особенно лошади стали возможны регулярные перекочевки, стали доступны отдаленные оазисы, отрезанные широким поясом пустыни, и число кочевников стало расти. Однако все это произошло лишь двумя тысячелетиями позже. Итак, численность пастушеских племеп возрастала от тысячелетия к тысячелетию.

Говорившие в IV—III тысячелетиях до н. э. на восточносемитском языке предполагаемые бродячие пастухи должны были бы быть пешими, слабо вооруженными и вряд ли в тех экономических условиях были многочисленны. Значит, то обстоятельство, что вся северная часть Нижней Месопотамии в течение III тысячелетия до и. э. приняла их язык, должно объясняться не массовостью вторжения восточных семитов-скотоводов, а какими-то особыми причинами.

Можно высказать следующую гипотезу: восточносемитские по языку племена жили в стране очень рано, по крайней мере со второй половины IV тысячелетия до к.

Необходимо иметь в виду, что для долины реки Диялы и примыкающих к пей районов Южного Двуречья вполне можно допустить сохранение в Протописьменном периоде и еще одного этноса, а именно того

40

субстратного энеолитического этноса, которому шумеры были обязаны многими словами своего языка, связанными с ремеслами и металлургией [44]. Как уже упоминалось, это, по-видимому, были носители «прототиг- ридского», или так называемого «бананового», языка. На «банановом» языке все еще говорили в Верхней Месопотамии и в предгорьях Загроса в конце III—начале II тысячелетия до н. э.; весьма вероятно, что на нем же говорили создатели культуры Самарры. Несколько населенных пунктов с названиями, возможно, именно на этом языке сохранилось в Нижней Месопотамии III—II тысячелетий до н. э. Интересно, что к тому же языку принадлежат имена некоторых божеств Нижней Месопотамии, в особенности северной ее части (Забаба — главный бог важной общины Киш и др.), но также, возможно, и южной (Инана, или Иннин [и], — главная богиня Э-Аны, т. е. Урука).

Таким образом, представляется вероятным, что на рубеже IV и III тысячелетий до н. э. в северной части Южного Двуречья и в долине Диялы (в стране Ури, или Ки-Ури, по шумерской терминологии) соприкасались три совершенно разных языка: восточносемитский, «банановый» и шумерский (возможно, даже четыре, если считать предполагаемый «протоевфратский»). В подобных случаях обычно возникает потребность в языке взаимного понимания — lingua franca; на основании же других исторических примеров известно, что в качестве lingiia franca, как правило, избирается язык, понятный на наибольшей территории, а на такой территории чаще всего понятен язык наиболее подвижного населения, в частности пастушеского. Вот почему к середине III тысячелетия до п. э. «банановый» язык перестал быть в Нижней Месопотамии живым: видимо, его носители с течением времени полностью слились здесь с населением, говорившим по-восточносемитски (как это позже случилось и с шумерами). По той же причине в Раннединастический период мы застаем восточносемитский язык в качестве языка оседлого населения северной части Нижней Месопотамии наряду с шумерским, пока тоже сохранявшимся на севере благодаря тесным связям с югом. Конечно, надо еще раз подчеркнуть, что приведенное объяснение представляет собой лишь гипотезу.

Мы не знаем, как далеко на северо-запад простирался ареал распространения восточносемитского языка, но представляется весьма вероятным, что почти вся Северная Месопотамия говорила по-восточносемитски. В настоящее время, как выяснилось в результате работ итальянской экспедиции П. Матиэ и его группы в Сирии к западу от Евфрата и исследований И. Е. Гельба, западносемитское или промежуточное между западно- и восточносемитским по языку оседлое население обитало в III тысячелетии до н. э. в Северной Сирии и отчасти на среднем течении Евфрата.

Так или иначе, общий ход развития Нижней Месопотамии не был задержан предполагаемыми передвижениями восточносемитских племен в первой четверти III тысячелетия до н. э. Определяющим для дальнейшей истории страны явилось окончательное сложение сети магистральных каналов, которая просуществовала без коренных изменений до середины II тысячелетия до н. э.

В самом общем приближении можно предполагать, что эта система каналов имела во второй половине Протописьменного периода следующие Ил. 40 очертания [31; 32; ср. 12; 13; 26]: те места, по которым ныне несут свои воды Евфрат, ниже г. Хилле, и Тигр, ниже города Кут аль-'Амара, были, по-видимому, либо совершенно пустынры, либо заболочены, либо заняты лагунами; если часть речных вод сюда и проникала, то они текли дальше к морю среди сплошных тростниковых зарослей и болот. Древнее русло Евфрата приблизительно совпадало с нынешним только до точки на-

против современного Багдада; далее главное русло Евфрата поворачивало по сравнению с нынешним восточнее и шло затем на юго-восток, примерно посередине между Тигром и современным руслом Евфрата. При этом только в средней части Нижней Месопотамии, выше Ниппура, древний Евфрат (шумер. Буранун) тек по одному руслу, а выше и ниже разветвлялся. В северной части страны он разделялся в Протописьменный период по крайней мере на два протока: Буранун западнее и Ир- нина восточнее (а позже — даже на четыре параллельных протока, не считая двух или трех магистральных каналов, отходивших на юго-запад, воды которых разбирались на орошение, не доходя до лагун). В южной части страны Евфрат разветвлялся тоже на два протока: Бурануп западнее и Итурунгаль восточнее. Между ними была расположена пустыня — «Высокая степь» (шумер. Ан-эден). Оба русла затем соединялись в заболоченном пространстве или озерах (?) ниже нынешнего городища Варки; ниже этих болот или озер (?), через которые протекал южный отрезок Евфрата, была расположена система плотин, управлявшая стоком евфратской дельты, состоявшей из нескольких русел, на самом западном из которых находился город Эреду, а на среднем — Ур. Далее, гораздо севернее нынешней береговой линии Персидского залива, начиналась морская лагуна.

Кроме того, был еще канал, отходивший от Итурунгаля к юго-востоку. В позднейшие времена он назывался И [д]-Нина-гена и орошал область Лагаш. В раннединастическое время он был (приблизительно посередине) соединен другим капалом, шедшим в направлении север— юг (примерно вдоль нынешнего русла Шатт аль-Хай—Шатт аль-Кар), с современным основпым руслом Тигра; в древности же этот канал сам считался нижним течением Тигра; существовал ли он уже и в Протописьменный период или же возник только в Раннединастический, не вполне ясно.

С сетью главных капалов были связаны и основные центры образования государств—«города». Они вырастали на месте первоначальных групп деревень (родовых?), которые концентрировались на отдельных осушенных и орошенных площадях, отвоеванных у болот и пустыни еще в предшествующие тысячелетия. «Города» образовывались путем сселения жителей покидаемых деревень в центр. Однако до полного переселения всей округи в один «город» дело чаще всего не доходило, так как жители такого «города» не могли бы обрабатывать поля в радиусе более чем 15 км и уже освоенную землю, лежавшую за этими пределами, пришлось бы бросать. Поэтому в одпой округе обычно возникало три- четыре или более связанных между собой «города», но один из них всегда был главным: здесь располагались центр общих культов и администрация всей округи. Такую округу по образцу соответствующего греческого термина, привившегося в египтологии, можно условно назвать «номом»; по-шумерски она называлась ки. Концентрация жителей к центрам «номов» была большей на юге и меньшей на севере, особенно в долине Диялы, где, по-видимому, система орошения носила несколько иной характер (множество более мелких каналов?) и где поэтому деревни и в последующий период не только не исчезали, но количество их росло в связи с освоением новых территорий.

Каждый «ном» был полем образования первичного государства — того, что принято обозначать как «город-государство», но что, может быть, правильнее было бы называть «номовым государством», так как оно включало не один город, а чаще несколько соподчиненных больших территориальных общин-«городов». Каждый «ном», по-видимому, еще до концентрации населения в «городах» создавал собственный магистральный канал (или продолжал уже проложенный выше канал на еще один

значительный отрезок далее вниз в том случае, если расположенные выше общины не могли полностью использовать всю его воду). И каждый «ном» существовал как экономическая и политическая единица до тех пор, пока этот канал поддерживался.

Важнейшая для существования «нома» задача централизованного руководства ирригационной системой обусловила возрастающую социально-экономическую роль храма в жизни общества Протописьменного периода.

Для более позднего времени истории Шумера у нас есть документальные данные о том, что организация оросительных работ входила в обязанности жреца-правителя. Есть все основания полагать, что так обстояло дело и в Протописьменный период. Хотя в хозяйственных архивах храмов различных периодов нет сведений о непосредственной связи храмового хозяйства с большими ирригационными работами, но у нас есть косвенные данные о наличии такой связи: чем больше значения в каком- либо обществе древности имела речная ирригация, тем более важными оказываются и жреческие функции вождя и тем более значительную социальную и экономическую роль играл в таком обществе храм.

Однако социально-экономическая роль древнейших шумерских храмов не ограничивалась тем, что верховный жрец стоял и во главе администрации «номовой» общины, и во главе ирригационной системы. Храмы имели обширное земледельческое, скотоводческое и ремесленное хозяйство, которое позволяло создавать большие запасы хлеба, шерсти, тканей, каменных и металлических изделий, и все это, может быть, в тот период, как и позже, еще пополнялось добровольно-обязательными жертвенными дарами (а фактически родом налога). Но не нужно себе представлять древнейший шумерский храм как некое подобие средневекового монастыря: скапливавшиеся в нем богатства в виде хлеба и весьма многочисленного скота не шли в пользу жрецов. Напротив, все главнейшие должностные лица, выполнявшие культовые обязанности, получали свои особые значительные земельные участки либо по должности, либо просто как знатные члены своей общины. Ценности же, которые скапливались на храмовых складах, предназначались для других целей: можно предположить, что они служили, во-первых, запасным фондом для всей общины на случай неурожая или войны; во-вторых, безусловно, обменным фондом для международной торговли; в-третьих, для жертвоприношений; в-четвертых, для содержания служебного и рабочего персонала храма. Содержание персонала было, однако, даже и позднее лишь наименьшей из статей расхода храмового хозяйства.

Что за лица (в смысле социального положения) получали выдачи от администрации храмов Протописьменного периода и получали ли они их за свою службу или трудовую деятельность на пользу только храма или же всей общины, пока не вполне ясно. Среди них существовала известная иерархия; так, помимо уже упоминавшихся высоких должностных лиц «нома» имелись старосты или начальники в каждой профессии, а работники делились на группы по три человека во главе со старшим («головой» санг).

Многочисленность выдач показывает, что в храмах были накоплены уже довольно значительные богатства. Конечно, они постепеппо становились сильной приманкой, на которую зарились знать и жрецы-правители, но захват храмовых хозяйств удался правителям лишь много столетий спустя.

Следует при этом заметить, что и жертвоприношения не были простой непроизводительной тратой продуктов труда, имевшей целью идеологическое воздействие на население. Только часть жертвенных животных, во множестве скапливавшихся в хозяйствах храмов, сжигалась для

богов и предков (на городище Варки найдены специальные ямы для все- сожжений такого рода); остальное съедали сами участники жертвенного ритуала. Мало того, жертвоприношения были еще в течение тысячелетий вообще почти единственным источником мясного питания: ни мясо, ни даже по большей части рыба не входили в нормальный повседневный рацион подавляющего большинства населения древнего Востока — как свободных, так и рабов [†††††††††††]. Поэтому жертвоприношения, например подобные изображенному на гигантском алебастровом кубке из Э-Аны слоя III, всегда были подлинным праздником для людей. А сам обычай регулярно жертвовать животных богам, вероятно, возник оттого, что питаться одному, а особенно есть такую редкую и лакомую пищу, как мясо, и не поделиться с могущественными и капризными божествами казалось и непристойным и опасным. Таким образом, храм и соответственно правитель-жрец были для того времени как бы «подателями» столь существенной для жизни мясной пищи.

В остальном общество «номов» Протописьменного периода характеризуется еще крайпей нечеткостью социального расслоения. Из общей массы равноправных членов общин только еще начал выделяться тонкий слой знати, имевшей большие наделы земли, па которых трудились не только члены патриархальных семей этой знати, но, как мы видели, очевидно, и вспомогательная рабочая сила. Однако всем этим знатные люди обладали лишь в качестве должностных лиц общины. Рядовые граждане общин, как правило, принадлежали к тем же родам, что и знать (или к аналогичным), и вряд ли могли считать себя социально чуждыми знати.

К Протописьменпому периоду могут быть отнесены следующие «номы»:              (1)              «ном»              долины              Диялы,              центр — Эшнуна (ныне городище

Телль-Асмар; общинное божество — Тйшпак); сюда же входил еще целый ряд «городов»; (2) предположительно сложившийся уже в это время «ном» Сиппар [ныне Абу-Хабба; общинное божество — Уту (Шамаш)] выше раздвоения Евфрата на собственпо Евфрат и Ирнину; он включал несколько поселений и примыкал к центральномесопотамским степям; (3) безымянный «ном» на канале Ирнина, позднее имевший центр в городе Куту [ныне Телль-Ибрахйм; общинное божество — Неунугал (Нёргал)]; в Протописьменный период центрами этого «нома» были города под нынешними городищами Джемдет-Наср и Телль-Укайр; (4) «ном» Киш па Евфрате, где тот протекал параллельно Ирнине, центр — Киш (ныне Телль-Ухаймир; обпщнное божество — Забаба); сюда же относился несколько более поздний город Хурсанг-калама; (5) «ном» Кеш(?), центр — современное городище Абу-Салабих на отрезке Евфрата ниже его соединения с Ирниной; (6) «ном» Нйппур [ныне Нйффер; общинпое божество — Энлйль (Эллиль)] в верхней части отрезка Евфрата, ниже отделения Итурунгаля; (7) «ном» Шуруппак (ныне Фара; общинное божество — Шуруппак) на средней части этого отрезка; он, по-видимому, всегда зависел от соседних «номов»; (8) «ном» Урук на нижттей части этого отрезка с центром в Э-Ане;Урук [ныне Варка; общинные божества — Ан (Ану) и Иннин, или Инана (Иштар)] состоял из слившихся поселений Э-Апа, Урук и Кулаба; к этому же «ному» относились возникшие позже (?) города Ларса[м] у соединения с Итурунгалем (ныпе Сенкере;

общинное божество — Уту (Шамаш), Куталлу (ныне Телль-Сыфр), а также Бад-тибира на Итурунгале; (9) в дельте Евфрата, ниже Урука, находился «ном» Ур (ныне Телль аль-Мукайяр; общинное божество — Нанна [р]) с центром в городе Уре и с меньшими поселениями — Муру, Эреду [ныне Абу-Шахрайн; общинное божество — Энки (Хайа, позже Эйя)], безымянным поселением на городище Убайд и др.; (10) на верхнем отрезке Итурунгаля, выше отделения И-Нина-гены, находился «ном» Адаб [ныне Бисмайя; общинная богиня — Дингирмах]; (11) на нижнем— «ном» Умма (ныне Йоха; общинный бюг—Шара), смыкавшийся с «номом» Урука около Бад-тибиры; (12) на русле канала между собственно Тигром и И-Нина-геной, вероятно, уже тогда находился «ном» Ларак; (13) на И-Нина-гене был расположен обширный «ном» Лагаш с городами Нгирсу, Лагаш, Нина, или Сираран, гаванью Гуаба на берегу лагуны и др.

До сих пор не совсем ясно местоположение (14) «нома» Акшак, или Укушук; обычно его отождествляли с позднейшим Описом и помещали на реке Тигр, против впадения Диялы, а также с Кешем. Шумерские надписи Раннединастического периода называют еще не менее десятка городов, имевших собственных правителей, но из них большинство входило в уже перечисленные «номы»; часть же была расположена на каналах, вырытых уже после конца Протописьменного периода.

Из городов шумеро-восточносемитской культуры, находившихся вне Нижней Месопотамии, важно еще отметить (15) Мари на среднем Евфрате (около современного города Абу-Кемаль, ныне в Сирии) (ныне Телль-Харйри; общинные божества — Даган и Иштар?); (16) Ашшур на среднем Тигре (ныне Кала'ат-Шеркат; общинный бог — Ашшур) и (17) Дер по дороге от долины Диялы в Элам (ныне аль-Бадра; общинное божество — Иштаран).

Общие очертания лагуны Персидского залива, к которой несли свои воды реки Нижней Месопотамии, также вырисовываются в результате новейших исследований. Она в целом приблизительно соответствовала современным болотистым озерам (хор) эль-Хаммар и Саннйя, но занимала несколько большую площадь; так, берег ее находился в 45 км южнее Нгирсу (городище Телло), а затем она подходила с востока двумя рукавами почти к самому Уру и к Эреду, обходя длинный полуостров. Южный конец лагуны, вероятно, соединялся с широкой морской протокой, которая в уменьшенном виде существует и ныне и обходит остров Бубиян.

Район, где сейчас стоят иракские города Басра и Фао, был занят барьерной мелью, нанесенной водами эламских рек.

Важно обратить внимание на то, что наряду с «номовыми» центрами государствообразования в Двуречье еще и в последующий период сохранились следы существования объединения другого типа, характерного для позднепервобытной эпохи, но из которого государство обычно непосредственно не вырастает, а именно союза общин или племен.

Действительно, несмотря на отсутствие государственного единства Южного Двуречья, несмотря даже на отсутствие полного культурного единства (что проявляется в существовании местных противоречивых культов, местных мифологических циклов, местных и часто сильно различающихся школ в скульптуре, глиптике, художественном ремесле, в местных диалектах), есть и черты культурной общности всей страны, распространявшиеся даже не только на шумеров, но отчасти — и с течением времени все более — и на людей семитского языка. К этим чертам принадлежат общее самоназвание — «черноголовые» (по шумерски санг- нгйга, по-восточносемитски (цалъмат-кйккадим), общий для всего Двуречья культ верховного бога Энлиля в Ниппуре, с которым были (с са-

мого начала или постепенно?) соотнесены все местные общинные культы и все генеалогии божеств; распространение больших, по-видимому, храмовых цилиндрических печатей с реалистичными изображениями охоты, религиозных процессий, умерщвления пленных и т. п. и известные общие типологические черты стиля в глиптике вообще, а также в скульптуре. Наиболее интересно, что система шумерской письменности при всей ее сложности и при разобщенности отдельных политических центров практически тождественна [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] на юге Нижней Месопотамии, в Э-Ане, на севере, в Джемдет-Насре, и даже еще севернее, на шумерском по культуре известном городище Хабуба-Кабира, у крупной плотины на Евфрате. Тождественны и использовавшиеся учебные пособия — перечни знаков, без изменений переписывавшиеся вплоть до второй половины III тысячелетия до н. э. Создается впечатление, что письменность была изобретена единовременно, в одном центре и оттуда в готовом и неизменном виде распространена по отдельным «номам» Двуречья. На территорию «бананового» и семитских языков письменность в этот период еще не дошла.

Создание письменности было вызвано нуждами хозяйственного учета в храмовых хозяйствах. Древнейшие учебные пособия позже приписывали авторам, носившим титул «санга» [§§§§§§§§§§§]. По-видимому, сама система храмов с их хазяйствами была связана с общешумерским культовым союзом, который, очевидно, координировал разнообразие местных культов и при этом повсюду распространял письменность. Зону влияния союза, если исключить более северные поселения шумерских колонистов, можно соотнести с зоной интенсивного сселения родовых (?) деревень к местным культовым центрам, т. е. с местностями в пределах от ответвления канала Ирнина на севере до «нома» Ура-Эреду в дельте древнего Евфрата на юге. По-видимому, на эту зону и распространилось название Шумер или Ки-Шумер (по Т. Якобсену, Шумер — только форма языка эме-саль, а на «основном» шумерском языке страна называлась Ки-Нйнгир, Ки-Энги; это, однако, спорно).

Таким образом, уже в Протописьменный период, а может быть, и еще раньше существовало некое полуофициальное межобщинное, а потом межгосударственное [************] объединение — культовый союз всех общин Шумера. Возможно, первоначально это был племенной союз шумеров; в историческое время племенное деление шумерского этноса уже не ощущалось, но, вероятно, следы его сохранились в некоторой неоднородности местных шумерских диалектов, хотя возможно и то, что диалекты в шумерском языке — просто результат большой изолированности отдельных «номов».

Центром культового союза был Ниппур (шумер. Нибуру, ныне Ниффер); возможно, что первоначально именно «ном» Ниппура и назывался Шумером. В Ниппуре находился Э-кур — храм общешумерского бога Энлиля. Энлиль чтился как верховный бог еще в течение тысячелетия всеми шумерами и восточными семитами, хотя Ниппур никогда не представлял собой политического центра ни в историческое время, ни, судя по шумерским мифам и легендам, в доисторическое.