2. Средневавилонское общество

Одной из загадок истории клинописных культур, над которой, однако, до самого недавнего времени исследователи совершенно не задумывались, является вопрос о том, почему одни периоды освещены тысячами документов, а другие остаются совершенно немыми.

117. Ну дурру царя Мели-Шиху XII в. до н. э.
118. Пахота на волах при помощи плуга- сажалки, оттиск печати касситского времени, около 1300 г. до н. э.

из лисьих нор, вспашка полей выносили бы повсюду на поверхность десятки и сотни хозяйственных документов, которые не миновали бы рук археологов или по крайней мере антикваров. Но их нет, и, значит, на самом деле хозяйственные архивы не велись непрерывно.

В связи с этим Н. Б. Янковская выдвинула гипотезу, согласно которой, подобно тому как древневосточные законы фиксируют не обычное право, предполагаемое известным, а преимущественно юридические нововведения, так и письменная фиксация юридических и хозяйственных актов возникает лишь тогда, когда нарушается функционирование общественной жизни и появляется необходимость в реализации новых отношений и новых процедур, а также в контроле над их реализацией; там, где начинают опять преобладать обычай и рутина, нужда в письменной фиксации этих актов уменьшается или исчезает совсем.

Эта гипотеза, несомненно, многое объясняет в истории возникновения и исчезновения хозяйственных и юридических архивов, но отмеченный фактор следует, по-видимому, дополнить и некоторыми другими. Так, наличие в хурритской Нузе аккадских писцов — беженцев из Кас- ситской Вавилонии способствовало письменной фиксации довольно архаических, хотя и новых для данного общества явлений (на такой же стадии развития общества в других местах обходились без документов даже и при коренной ломке древнейших институтов ввиду отсутствия самой возможности письменной фиксации). К тому же обычай записи хозяйственных актов дольше и прочнее держится в государственных, дворцовых и храмовых хозяйствах, поскольку при их обширности здесь более возможны злоупотребления и без проверки по документам контроль кажется более трудным.

В свете сказанного нам представляется, что ключ для решения загадки «молчаливости» времени I династии Приморья и первого периода Касситского царства (и чрезвычайной малочисленности документов уже в конце I Вавилонской династии) следует прежде всего искать в изменении характера государственного сектора хозяйства страны. Не случайно наиболее типичным документом в Нижней Месопотамии начиная с середины II и до начала I тысячелетия до н. э. является так называемое кудурру.

Кудурру в переводе означает межевой камень; аднако подлинные камни, стоявшие на межах земельных владений, в течение тысячелетий давно были уничтожены, разбиты, стерты в прах в связи с переменой

отношений собственности, и до нас, как правило, дошли маленькие ку- дурру-копии, сберегавшиеся как важные документы в храмовых архивах. Это небольшие каменные стелы более или менее правильной формы, с рельефными изображениями эмблем и тотемов тех богов, под покровительство которых поставлена записанная на кудурру сделка, а иногда также с изображением царя и облагодетельствованного им лица. Содержанием кудурру является акт о пожаловании тому или иному лицу большего или меньшего участка земли из царского фонда; иногда к пожалованию прибавляется и освобождение от известных поборов, служб или повинностей.

В ряде учебников можно прочитать, что пожалования делались якобы не отдельным лицам, а большесемейным или родовым общинам или просто семьям (букв.«домам» — биту) и таким образом создавался своего рода «феодализм», основанный на выделении «ленных» владений за счет местного населения завоевателям — касситской «феодальной» или феодализирующейся знати. Все это совершенно не соответствует действительности. Пожалования делались не из бывшей частной земли общинного фонда, а из царской, как общее правило, отдельным лицам, а вопрос об их «домах», т. е. семейных владениях, обыкновенно возникал лишь позднее, в связи с тяжбами по поводу прав наследства между потомками получателя пожалования по прямой или боковым линиям. Получатели в большинстве случаев носили аккадские, а не касситские имена, и сама величина жалуемых наделов по большей части была не так уж велика; о «владетельных феодалах» речь не идет. К тому же колесничные отряды, составлявшие основу касситского войска, не представляли собой «феодальной аристократии»; эти отборные и в некотором смысле привилегированные части были на полном царском снабжении, включая коней, колесницы и оружие, и, если судить по аналогии с документами из Аррапхи, долго бывшей под касситским влиянием, находились под командованием царских служащих часто невысокого ранга.

Пожалование земли из царского фонда не являлось в собственном смысле дарением; теоретически собственником земли оставался царь, поэтому такое пожалование должно было время от времени подтверждаться и возобновляться последующими царями, причем составлялось новое кудурру или переделывалось старое. (Вопрос о возобновлении пожалования вставал нередко как раз в связи с возникавшими тяжбами по поводу наследственных прав владения.) Однако поскольку, как общее правило, пожалованная земля переходила от отца к сыну, внукам и правнукам, а само пожалование не было обусловлено никакой специфической службой «на дом царя» и земля лишь облагалась обычными общегосударственными налогами и повинностями (иногда же освобождалась и от них[†††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††]), то фактически владение пожалованной землей — сначала с социально-психологической точки зрения, а потом и с правовой — стало мало отличаться от собственности: получивший пожалованную землю мог ее даже продать на сторону без всяких условий, да и цари, чтобы не возиться со сложным разбирательством тяжб по наследственным отношениям, при возобновлении пожалования отдавали в конце концов эту землю ее владельцу «на вечные времена» (ана ум цати), т.

Только в этом смысле бывшая пожалованная земля оставалась формально в составе государственного земельного фонда. Однако, как и можно было ожидать в условиях производства того времени, новые частные собственники стремились объединяться в новые общинные структуры— «братства» (аххуту), причем принадлежность к «братству» приводила к распространению наследственных прав на члена этого «братства» независимо от действительного родства. (Хорошим примером всему этому является кудурру царя Мели-Шиху, выданное на выморочную              117

землю «дома» некоего Такиль-анаилйшу, которую царь Ададшумиддин пожаловал его брату; кудурру издано JI. У. Кингом.) В существовании таких «братств», конечно, не было ничего нового, ибо, как мы видели, даже в период расцвета индивидуальных городских хозяйств при династии Ларсы, не говоря уже о временах III тысячелетия до н. э., в земледелии продолжали функционировать какие-то — скорее всего большесемейные — общинные коллективы. Разница в том, что архивы времени Иссинаг Ларсы и Вавилонского царства свидетельствуют главным образом об условиях в городах и дают лишь редкие и скудные сведения о положении земледельцев, а кудурру говорят как раз о положении в сельском хозяйстве. Кудурру не были нововведением касситов и не были связаны, как считают некоторые, с их «национальным характером» и социальным строєм до завоевания Вавилонии — это видно из того, что совершенно аналогичные грамоты, и притом раньше, известны нам из Элама и царства Приморья, а позже и из Хеттского царства.

Причина появления кудурру тесно связана с причиной исчезновения в первую очередь государственных, но также и частных архивов. Об этом свидетельствует такая характерная для того периода группа памятников, как пожалования царями земель храмам.

Когда возник этот тип пожалования, установить пока трудно; древнейшим актом долго считалась запись на так называемом «Крестообразном памятнике», приписанном Манйштушу, сыну Саргона Аккад- скбго, но, как показал И. Е. Гельб [92], представляющему подделку значительно более позднего времени с целью обосновать дарение авторитетом древности. Гельб относит ее ко времени I Вавилонской династии[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡], но, ввиду отсутствия ей аналогий в это время, возможно, что ее надо датировать более поздним временем. Уже Куригальзу I явно стремился возрождать саргонидские традиции, и до конца Касситской династии божества Аккаде пользовались и официальным покровительством, и популярностью в народе.

Текст «Крестообразного памятника» гласит: «12 бур ( = 72 га) обители (жрец), [не сч]итая до [ли] евнухов (gir-zi-gi?), для Шамаш% моего господина, и Айи-невесты ( = жены бога Шамаша), моей госпожи, я создал». Далее говорится, что надитум Шамаша были прежде лишены небольших полей, выделенных им для кормления, а также приписанных к каждой жрице одного мальчика и одной девочки и что все это царь вернул жрицам. Затем следует: «От Апсана до Упи... [1] 8 (или более»— И. Д.) селений для Шамаша я освободил, повинности (ильку) их я не пожелал... только для [Шамаша] пусть несут повинность... Постоянные приношения (саттукку) к постоянным приношением я прибавил... [товары (?)] суши и моря [с пристани (?)] Сиппара... для пиров Шамаша я пожертвовал (?)». Эти приношения включали ежедневна по

1. теленку, 20 овец, 8 волов, 6 курру ячменя, 3 курру ячменной муки,

3 курру гороховой муки, 3 курру «царской» муки, 3 курру фиников (в касситское время 1 курру составлял свыше 220 л), затем 70 сила (около 50 л) кунжутного масла простого и 70 сила высшего сорта, 70 сила свиного сала, 70 сила неснятого молока и 70 сила снятого (?), 70 сила сыра, 30 сила белой финиковой патоки, еще 100 сила каких-то растительных продуктов и т.

2. талантов (60 кг) серебряных колец. Состав приношений представляет и специальный интерес, так как (если отвлечься от грандиозных, чисто «божественных» масштабов) они, по-видимому, рисуют нам картину праздничного стола знатного вавилонянина. Характерно отсутствие гgt; меню бога (и, очевидно, знатного человека тоже) овощей и плодов. В шумеро-аккадских текстах они упоминаются, но не занимают важного места; из зелени на столе вавилонянина редко бывало что-нибудь, кроме лука, чеснока, порея.

Таким образом, дарилась уже це земля, а налоги и повинности целого множества селений.

К тому же типу актов относятся приписка царем Назимаруттапгсм ряда селений в долине Диялы к округу Ниппура, иначе говоря, к нип- пурскому храму Эллиля, приписка царем Куригальзу I селений к храму Иштар и т. п. Подобные же пожалования продолжались и при II династии Иссина. При этом, как и в случае пожалования земли частным лицам, земля и люди, переданные храмам, формально считались царскими и, если це было выдано специальной привилегии, подлежали общегосударственным налогам и повинностям, одинаковым для всех. Поэтому государственные чиновники нередко вмешивались в те или иные дела храма. Но так же обстояло дело и в предыдущие столетия, и говорить на этом основании, будто храмы становятся «мирскими», как это делают некоторые исследователи, вряд ли правильно.

Причина раздаривания царского земельного фонда, иногда даже с передачей прав на взимание продукта, производимого живущими на нем людьми, и на их службу, заключалась в том, что, с тех пор как государственное хозяйство окончательно перестало выполнять какие-либо общественно необходимые функции (в качестве общинного страхового и обменного фонда и т. п.), дальнейшее его существование, требовавшее содержания огромного, громоздкого и дорогостоящего производственного и административного аппарата, оказалось для рабовладельческого государства невыгодным по сравнению с простой системой взимания прямых налогов и принуждения жителей к общегосударственным повинностям. Если когда-то с общинного населения налог в пользу государства вообще не собирался (если не считать добровольно-обязательных приношений в храмы, а также повинности строительства и военного ополчения), а царь и бюрократическая часть господствующего класса содержались за счет эксплуатации работников собственно государственного хозяйства, то теперь оказалось более выгодным содержать царский двор и бюрократию за счет общегосударственных налогов и повинностей. Разница между фактически частными собственниками, чей титул на землю состоял в царском пожаловании, и фактически же частными собственниками — гражданами старых общиц окончательно стиралась, и этот процесс еще более ускорялся тем, что из-за засоления старых орошенных земель прежние города и территории во многих случаях приходилось покидать и обосновываться на новых землях, которые, как всякие бесхозяйные земли, царь должен был считать своими и на которых новые каналы прокладывались царским иждивением.

В то же время крупные торгово-ремесленные центры, такие, как Сіиппар, Вавилон, Ниппур, отчасти Урук и Ур, выделялись из общей системы государства в качестве автономных единиц, освобожденных от

общегосударственных налогов и повинностей. Выделение это было постепенным и не всегда полным; так, некоторые цари сами претендовали на должность главы Ниппура — гуэннаку.

Однако со временем все же складывалась новая структура общества: ранее граждане общин противостояли государственному сектору с его подневольным или по крайней мере зависимым от царя населением (хотя частично и принадлежавшим к господствующему классу); Ил. 118 теперь трудовое сельское население, неполноправное, обложенное налогами и повинностями в пользу царя, жившее в большинстве случаев на царской земле и организованное уже в общины вторичного происхождения, противостояло привилегированным, освобожденным от общегосударственных налогов гражданам автономных городских общин и землевладельцам, также частично освобожденным от налогов при пожаловании им царской земли. Процесс сложения этой структуры только начался в Средневавилонский период и получил полное выражение лишь на втором этапе древности Ближнего Востока. Этой эпохе в истории древнего Ближнего Востока будет посвящена другая книга нашей серии, и там упомянутые вопросы будут освещены подробно.

Царское и храмовое хозяйство в той мере, в какой оно сохранялось, приобрело к концу II тысячелетия до н. э. совершенно иной, чем ранее, облик. Царское хозяйство вообще имело в Средневавилонский период совершенно второстепенное значение; поскольку оно передавало свои земли частным лицам из числа сановников, постольку письменный учет внутри его становился почти излишним. Здесь нам придется говорить прежде всего о хозяйстве храмовом. Архивы храмов вновь появляются И л. 121 с XIV в. до н. э. и имеют совсем новый характер. К сожалению, необходимых специальных исследований, подобных тем, которые производились над документами храмовых хозяйств Шумера, нет, и поэтому нижеизложенное может оказаться во многом неточным.

Если царские и храмовые архивы послеурского периода были преимущественно посвящены учету расходов, то храмовые архивы касситского времени содержат как расходные и передаточные ведомости и расписки, так и учет доходов. Важнейшие зафиксированные в ведомостях статьи расхода — это помесячные уплаты жрецам и содержание ремесленников (йпру, шумер, ше-ба). Храмовые хозяйства, видимо, продолжали оставаться центрами ремесла. В какой мере храмовые (и царские) ремесленники работали также и на свободный рынок, установить пока трудно. Во всяком случае, с середины Касситского царства определенно начинается новый подъем ремесленного производства; его естественным последствием было усовершенствование вооружения военных сил, находившихся в распоряжении государства, а это еще более упростило переход к новой системе содержания царской администрации и господствующего класса за счет эксплуатации массы, сделав невозможным всякое сопротивление ему.

Что касается учета доходов, то он представлен ведомостями ежегодных уплат известных количеств ячменя, пшеницы, бобовых и т. д., взимаемых явно не с отдельных работников, а с целых семейных хозяйств; иногда за хозяйство отвечает его глава, а иногда безымянный (т. е. любой) «сын» его главы: нередко продукция взималась сразу с целых сельских поселений — собственно «сел», или «городков» (алу) [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§], «башен»

(димту) и «укреплений» (дуру). Некоторые, но лишь немногие из пла-

119. Касситский царедворец, деталь росписи из дворца в Дур-Куригалъзу (Акаркуфе), XIV в. до п. э.

телыциков объединены в безличные группы ишшаку, некоторые обозначены как «касситы», хотя с налоговой точки зрения и по своим именам ничем не отличаются от всех остальных. Возможно, это посаженные на землю рядовые воины. Хотя всех их называют по отчествам, что прежде было привилегией только свободных общинников, все эти люди подневольные, что видно из прибавляемого к их именам выражения «(такие-то) по имени», никогда не применявшегося к вполне свободным и полноправным гражданам; их называют также неопределенным обозначением «люд» (амелуту), впоследствии исключительно применявшимся к рабам. Взимаемая с них продукция — это их «урок» (эшкару). Словом, их положение, по-видимому, не слишком отличалось от положения гурушей III династии Ура с той, однако, существенной разницей, что их не сгоняли под палками надзирателей в отряды; им была предоставлена возможность хозяйствовать самостоятельно, и жили они по своим селениям, а не выгонялись на работу из окружного городского центра. Впрочем, это не мешало иногда начальству по мере надобности перегонять их из одного места в другое под наблюдением чиновника, головой отвечавшего за их прибытие на место в работоспособном состоянии. Собственности на средства производства у них определенно не было: все, чем они владели, принадлежало государству или же тем, кому оно делегировало свои права. Их, пожалуй, можно было бы сравнить с илотами, точно так же как и более древних гурушей и ишшакку, но с крепостными — ни в коем случае. Не вызывает сомнения, что подлежащая сдаче продукция выколачивалась из них беспощадно. Жилось храмовым «илотам», так или иначе, неважно, и побеги были часты. Любопытно, что из документов нам известен случай побега девушки Биттапату, бросившей родителей, сестру и брата.

Исчезновение учетных документов царских и храмовых хозяйств в начале Касситского периода можно сравнить с аналогичным явлением после аморейского завоевания Нижней Месопотамии: у завоевателей не было ни кадров, ни традиций для ведения сложного и большого бюрократического хозяйства; поборы взимались, вероятно, в порядке стихийных набегов на земледельческое население. Затем началась раздача царского земельного фонда частным лицам и храмам, и это окончательно, казалось бы, освобождало царскую администрацию от хлопот по ведению учета. Но по мере того как храмовые хозяйства крепли, а внутри их ^складывались новые, це предусмотренные вековой рутиной социальные

Средневавилонский период в Нижней Месопотамии и Эламе

отношения, письменный учет снова понадобился. Учет доходов стал, вероятно, особо необходимым и в связи с ростом расходов на храмовое ремесло, которое к XIV в. до н. э. достигает нового расцвета. Хозяйственный подъем во второй половине Касситского периода, видимо, связан с перемещением каналов и поселений на новые, незаселенные места — на это указывает сильный рост удельного веса урожаев с площадей, за- сеянных пшеницей и эммером в ущерб ячменю. Все это, надо полагать^ и привело к «молчанию» государственных вавилонских архивов в течение части XVII, всего XVI и XV вв. до н. э. и к новому оживлению делопроизводства в XIV в.

Несмотря на то что царю теперь опять, как при III династии Ура, принадлежала значительная часть земельной территории и контроль над храмами, царская собственность на эту землю проявлялась гораздо слабее и система частного хозяйствования даже среди подневольного храмового «люда», не говоря об остальном населении, определенно развивалась и ширилась. Что касается резкого уменьшения числа письменно фиксируемых частноправовых сделок, то оно объясняется стечением ряда причин, относящихся еще к предшествующему времени:              разорением

страны в результате засоления старых культурных земель, безудержного ростовщичества, сознательного сдерживания частнохозяйственных тенденций при I династии Вавилона и затем завоевания, а также упадка товарно-денежных отношений. В течение Касситского периода мы довольно много слышим об обмене «подарками» между царскими дворами, причем это не был только символический обмен ценностями: в виде «подарков» Касситская Вавилония, как мы знаем из письма хеттского царя Хаттусилиса III, снабжала Хеттское царство племенными жеребцами, улучшавшими породу низкорослых малоазийских лошадей, а сама в обмен получала золото для убранства храмов. Но мы мало слышим о международной торговле в собственном смысле слова, а если что-либо и попадается в источниках на этот счет, то речь идет, по-видимому, лишь о деятельности царских торговых агентов — тамкаров. Это все не значит, конечно, что вообще не было частной хозяйственной деятельности и частных правовых сделок; просто они совершались в рутинных рамках обычного права и не фиксировались документами. Ряд данных, по большей части косвенных, указывает на существование сделок купли- продажи [****************************************************] и заклада земли, а также членов семейства и рабов, но обычно такие сделки, видимо, заключались устно; из числа записанных сделок до нас дошло некоторое количество документов, связанных с долговой кабалой и рабами.

Любопытно, что в качестве всеобщего эквивалента во второй половине Касситского периода стало выступать золото. Это новая черта, по- видимому, указывает на какие-то еще неясные нам изменения в путях, по которым шел международный обмен. (Цена на золото по отношению к цене на серебро была 9: 1, что характерно и для Старовавилонского периода.) Однако фактическая уплата производилась хлебом, скотом и т. п., в то время как в Старовавилонский период платили нередко настоящим серебром — еще один признак упадка товарно-денежных отношений в Средневавилонский период!

К этому же времени усовершенствовалось вооружение войска и усилилась его боеспособность. Так, были введены конно-колесничные части. Касситы существенно улучшили устройство переднеазиатской легкой колесницы, использовав собственные технические достижения [††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††]; кроме того,

упряжных коней стали защищать налобниками и наспинной броней. Первичной боевой единицей являлась упряжка с тремя воинами. Пешее войско получило чешуйчатые бронзовые панцири, шлемы на кожаных подшлемниках (курпйцу) и хорошие луки, а также, возможно, небольшие бронзовые мечи. Столь грозная армия должна была служить надежным средством захвата пленных с целью превращения их в рабов: теперь уже воин настолько превосходил в боевой мощи своего пленника- мужчину, что не обязательно было того убивать на месте, а можно было угонять к себе на родину и использовать как раба, если только хозяйственные условия позволяли это.

Правда, прямых данных о такой роли касситского войска у нас нет, но она достоверно засвидетельствована для армий соседних государств (Хеттское царство, Ассирия, Египет), имевших примерно то же вооружение. Помимо того наше предположение подтверждается также фактами, косвенно свидетельствующими о дальнейшем заметном развитии в Вавилонии подлинного рабства.

Вместе с тем, несмотря на скудость и малоисследованность материала, касающегося вопроса рабства в эту эпоху, создается впечатление, что рост рабовладения, несомненно наблюдающийся в средневавилонское время, в главном определяется все же не новым большим притоком пленных, а внутренними условиями развития хозяйства — условиями, о которых мы уже говорили в связи со Старовавилонским периодом, и, наоборот, массовый пригон иноземных пленных, начинающийся повсюду на Ближнем Востоке со второй половины II тысячелетия до н. э., определялся уже создавшейся в обществе нуждой в рабской силе. Во всяком случае, в Касситской Вавилонии XIV в. до н. э. число рабов, нригнанных из-за рубежа, было еще невелико. Несомненно, что важнейшим источником рабства была долговая кабала, теперь, видимо, не ограничивавшаяся определенным сроком. Стыдливое обозначение закабаленных должников «заложниками» было совершенно отброшено, и они назывались не только «людом» (амелуту), как и храмовые «илоты», но и попросту «рабами» (арду). Вот характерные документы из архива Эл- лилькидйнни, храмового администратора, ростовщика и рабовладельца из Ниппура времени Бурна-Буриаша II: «[Раба] из страны Кар-Дуньяш ( = Вавилонии), ростом [...], по имени Таклаку-ана-Камулла *, у Адаг- галь-пани-йли, тамкара, гражданина (букв, «сына») Вавилона... Эллиль- кидинни, сын (такого-то), купил; 10 курру ячменя, цену 5 сиклей золота, отдал Ина-Экур-раби (должник Эллилькидинни? — И. Д.)». Раб— мальчик-вавилонянин, даже, может быть кассит, но он куплен тамкаром и свободно продается. Цена равна 45 сиклям серебра (375 г).

«Тукульти-Нинурта, Альсишаблут, Киден-Гула, их мать Илануту и Бельтуту, женщина Альсишаблута, — 5 амелуту, рабы Эллилькидинни, задержаны в доме Эллилькидинни. Нинуртабани, сын (такого-то), и

120. Насситско-вавилонские дворцовые одеяния (реконструкция М. В. Горелика) :

а)              придворный, в изображения на стенописи дворца в Дур-Куригалъзу (Акаркуфе), XIV в. до н. э. (см. ил. 119);

б—в) царь и царевна, с рельефа кудурру царя Мели-П1иху II и его дочерщ XII ш. до н. а. (см. ил. 117)

121. Храм Иштар Путинской в городе Шадуппум, начало II тысячелетия до н. реконструкция по Г. Хиллу

брат его Баиль-Набу приступили к Эллилькидинни, чтобы добиться выхода людей, и так они сказали: «Пусть „люд“ выходит и входит...» Далее речь поручителей разрушена в документе, но ясно, что они обязуются в случае бегства задержанных возместить Эллилькидинни столько же других работников. Эти люди, несомненно, заперты в доме ростовщика (точнее, в специальном узилище — бит-кйли) за неуплату долгов, и их временно освобождают, вероятно, их родичи или однооб- щинники, но официально они — рабы.

«Мужчину Ибашшийлу, цена 10 сиклей золота, мужчину-эламита, цена 10 сиклей золота, женщину Бурбурукту, цена 7 сиклей золота, женщину Синабушу, цена 7 сиклей золота, женщину Шикабтат, цена 7 сиклей золота, женщину Нухибату, цена 7 сиклей золота, женщину Ди- парша-намрат, цена 7 сиклей золота, девочку Ина-Иссин-рабат, це на

3. сикля золота, — всего 8 амелуту, цена 5/б мины 8 сиклей золота», покупает уже знакомый нам Эллилькидинни у двух братьев. Платит же, как и в первом случае, не он, а четверо его должников, которые взамен золота вносят: один—120 курру ячменя (это более 25 тыс. л!), другой —

5. волов, третий — 5 ослов, четвертый — 40 кг шерсти. Так как 5/б мины и 8 сиклей золота равны были по цене 4,35 кг серебра, то можно считать, что рабы Эллилькидинни недешево обошлись его должникам, впрочем людям тоже довольно состоятельным, если в хозяйстве одного из них могло быть сразу 5 волов, а то и больше.

«[Такого-то] по поручению (?) Эллиль[кидинни] Нинуртайддин... задержал; Тарйбти-Адад... ударил его (= задержанного) по лбу (= символический жест взятия на себя поручительства). В месяце сиване, если просрочит, должен отдать корову. Если не отдаст (раба), тогда Тарибти- Адад должен привести двух больших коров» (очевидно, для использования в хозяйстве ростовщика).

Как видно, Эллилькидинни занимался крупными спекуляциями, обращая в рабство или различным образом эксплуатируя должников, скупая и переуступая рабов — вероятно, в числе тоже немалом. Большинство рабов носят аккадские (в некоторых случаях, как будто ассирийские аккадские) имена, и многие из них — несомненные вавилоняне[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] хотя есть и один эламит. Такое же соотношение этносов и в составе амелуту храмов: большинство носит аккадские имена, некоторые —* касситские, но есть хурриты и эламиты *.

120а

122. Касситская скульптура XIV—

XIII вв. Эф н. э.% и» Дур-Куригальзу (Акаркуфа):

а)              мужская голова, раскрашенная терракота;

б)              терракотовая фигурка львицы

Не удивительно, что не только из храмовых «илотов», но и из свободных земледельцев-общинников многие бежали из своих мест в лесаgt; кустарники и маки предгорий Загроса, присоединяясь к бродячим группам хапиру, или «подрезателей жил» (са-газ), как их называли по-шумерски. В горах они, если была возможность, занимались мелким скотоводством и земледелием, а то и разбоем, а спускаясь в города — работой по найму.

Разорение свободных и зависимых земледельцев не свидетельствует

об              экономическом регрессе Касситской Вавилонии, это скорее естественный результат прогрессировавшего развития рабовладельческих отношений. Об общем регрессе не свидетельствует и упадок международной торговли: он был следствием образования на Ближнем Востоке сплошной полосы деспотических царств, существование которых не способствует росту торговли, хотя само их возникновение объясняется поступательным движением данного способа производства. Действительный экономический упадок, несомненно, имел место в XVII—XVI вв. до н. э., но уже к XV в. началось оживление хозяйственной жизни. Новый период

означающие «Пусть я увижу справедливость бога», «Спасенная», «Приятен его голос» и т. п. Но и среди свободных и законнорожденных вавилонян встречаются весьма своеобразные имена, например: «Не знаю — не видел», «Боже, что я наделал!» и др. Вообще же с касситского времени в обычай входят длинные имена- предложения, обычно не менее как из трех членов.

Так, приведенные выше имена по-аккадски звучат: Дин-или-лумур, Этйрту, Таб-ригймшу, Уль-йди-уль-амур, Мина-эпуш-йли. Вот еще типичные мужские имена Средневавилонского периода: «Полагаюсь на Мардука» (Таклаку-ана-Мардук), «Син, прими мою молитву!» (Сйн-лике-уннинни), «Находящийся под магической защитой Гулы» (Кидин-Гула); Гула — богиня врачевания (имя для болезненного ребенка), «Нинурта дал наследника» (имя для старшего сына: Нинурта-апла-иддин), «Адад укрепил имя» [т. е. «имя» здесь означает «потомство» — имя для второго сына: Адад-шум(а)-укйн], «Бог захотел брата (первому сыну)» (Илу-аха-эриш), «Подари мне — я потерял (сына)» (Киша-ахбут), «Чем я пренебрег для Шамаша?» (Мина-эгу-ана-Шамаш) и т. п. Помимо таких же, в основном теофорных (т. е. содержащих имя божества), женщинам давали такие имена, как «Овечка» (Калумту), «Красавица», или «Милая» (Дамикту), «Цветущая» (Хуннубтум — может быть, уменьшительное от Хуннубат-Нанайя—«Цветет богиня Нанайя»), «Моя прелесть» (Лалути), «За нею — бог» (Арка-ша-илу) и т. п. В быту, конечно, употреблялись уменьшительные имена; например, Дин-или-лумур могла бы стать Диниту, Кидин- Гула мог называться Кидиния. При передаче имен собственных в тексте мы обычно не ставили черточек, разделяющих слова имени-предложения по смыслу, кроме как в слишком длинных именах-предложениях или для выделения имени божества в теофорном имени собственном.

упадка наступил в Нижней Месопотамии в связи с последова]вшими друг за другом кровавыми погромами, учиненными ассирийцами в конце XIII в., эламитами в XII в., опять ассирийцами в XI в., а затем с нашествием кочевников, принявшим катастрофические формы к концу XI в. Источники говорят о голоде в Вавилонии при Кашшунадинаххё, последнем касситском царе II династии Приморья (1006—1004 гг. до н. э.).

Следует еще сказать несколько слов о государственном устройстве Касситской Вавилонии. Названия должностей мало изменились со времени I династии Вавилона, но общая система административной организации изменилась существенно. Прежде всего, если не считать самоуправляющихся городов, уже более, по-видимому, вовсе не проводилось различия между администрацией храмово-царского фонда и общегосударственными должностями. Страна делилась на области-провинции, во главе которых стоял чиновник с неопределенным титулом «должностного лица» (бел-пехати— дословно «господин должности»)[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. Центральной фигурой администрации с весьма широкими полномочиями, распространявшимися на территории земель всех категорий, был хазанну «градоначальник»; рядом с ним мог стоять также шакин-мати— букв, «поставленный (назначенный) страны(?)», возможно, представитель общинного самоуправления [*****************************************************]. Общинным же по происхождению должностным лицом, видимо, был и зазакку, или сассукку (шумер, санг-суг), ведавший землеустройством, и в частности определением территории царских земельных пожалований. Важной считалась должность суккаллу (царского представителя, посланца), иногда доверявшаяся по совместительству высокопоставленным чиновникам.

Ил. 119 Царя окружала толпа придворных — надо полагать, евнухов (рёшу).

Ил. 120 ДрИ нем же состояли советник или несколько советников — шакин тэм- матщ а также военные и гражданские чины, непосредственно ведавшие либо войском, либо царскими повинностями и службами (шакканакку, лапутту, аклу). Специально храмовыми хозяйствами ведали шатамму. Из мелких надзирателей старовавилонского времени они стали руководителями целых огромных имений богов. Кроме того, на посылках, а также, возможно, для взимания поборов и сгона народа на повинности были «скороходы» (лamp;симу) и «слуги на реках и на суше» (калле нари у та- бали). Основными повинностями являлись тупшйкку — строительная — и йлъку. Стирание граней между царским и общинным земельным фондом привело к тому, что ильку вместо «службы царского человека» стало означать «общегосударственную, особенно военную повинность». Кроме того, были повинность транспортная, повинность приема воинов на постой и др. Следует, впрочем, отметить, что функции некоторых из должностей более ясны по документам из Аррапхи, чем из Касситской Вавилонии, и наши толкования терминов могут в некоторых случаях оказаться относящимися не к касситским, а к хурритским порядкам, которые, впрочем, по-видимому, мало отличались, поскольку и в том и другом случае должностная система была общемесопотамской и восходила к Старовавилонскому периоду. Единственный собственно касситский должностной термин засвидетельствован лишь в послекасситское время — это шакрамаш — по-видимому, начальник колесниц (?).