1 Существует устойчивое убеждение в обилии у некоторых поэтов (в том числе Маяковского и Державина) языковых «неправильностей» лексического порядка — находящихся вне сферы литературного языка вульгаризмов, диалектизмов, просторечных слов и т.д. Однако на деле подобные речевые средства занимают в произведениях Маяковского и Державина в количественном отношении весьма скромное место. Обсуждаемое убеждение носит отчасти характер непроверенного мнения. В.В. Тимофеева остроумно пишет о попытках некоторых авторов быть правовернее самой истины, утверждая, например, что Маяковский-де «хотел дать словесное выражение» всем обездоленным... хотя бы и хулигану с Обводного канала» (исследователь приводит и другие примеры подобных непродуманных заявлений)201. Ср. с этим такое рассуждение современного автора: «Маяковский употребляет бранные слова с целью уничтожения явлений, которые за этими словами стоят»202. Не станем обсуждать эту оригинальную концепцию. Но с утверждением этого же автора о «нагнетании вульгаризмов» Маяковским согласиться заведомо vcfloBHoe. «Демократизация лексики» отнюдь не осуществлена Поэтом в форме «нагнетания» тех или иных внелитературных лексических единиц. Об этом надо заявить со всей четкостью. О том, как конкретно выглядит «демократизация лексики» у Маяковского, можно сказать словами Достоевского. Последний пишет, что у автора, пытающегося постоянно употреблять словечки, звучащие «характерно» (дабы воссоздать речь представителей определенных социальных групп), получится в результате нечто неестественное — «эссенция». Маяковский отнюдь не писал «эссенциями». Его слог в плане «демократизации лексики» выглядит вполне соответствующим принципу самого Достоевского: «Из десяти фраз в одиннадцатую забористо, остальное обычно» («Ряженый» — XXI, 88). «Демократизация лексики» реализована у Маяковского не в форме «нагнетания» «забористых» словечек, а в виде нерегулярных вкраплений тех слов «с оттенком фамильярности», «с оттенком просторечия» и т.п., наблюдением которых в силу понятных причин увлекались многие авторы работ о «языке Маяковского», но частоту употребления которых нет оснований преувеличивать. Даже такая специфичная для индивидуального стиля Маяковского разновидность лексики, как неологизмы, интенсивно применялась поэтом как разновидность художественной образности преимущественно в годы юности. Сказанное касается лишь конкретных форм, в которые облекалась «демократизация лексики» у Маяковского, не являясь отрицанием факта исключительной значимости этой демократизации для слога поэта. Данная значимость может иметь самые широкие и разнообразные проявления, и их спектр a priori непредсказуем (например, заслуживает осмысления давняя идея Л.И. Тимофеева о соизмеримости роли «босяцких» сюжетов у Горького с ролью «босяцкого» языка у Маяковского157)- Денисова И. Указ. соч. 2 Тимофеев Л.И. Поэтика Маяковского. — М., 1941. — С. 42. Глава | Аналогичные соображения могут быть адресованы Державину То, что он смешал «высокое с низким», отразилось, конечно, и на лексике — но в форме, сходной с тем, что представлено позже у Маяковского. О количественной же стороне характерным напоминанием может послужить дискуссия в письмах между Гротом и Плетневым вокруг державинского словечка «шурмовать». Обсуждению подвергается единственная лексическая единиц встретившаяся Гроту у Державина дважды203. Это весьма нечасто.