<<
>>

Глава 5 Модернизм

Андрей Белый в книге «На рубеже столетий» (М.: Худ. лит., 1989, с. 35-36) написал: «На рубеже двух столетий» – заглавие книги моей, предваряет заглавие другой – «Начало века».

Но имею ли право начать воспоминание о «начале», не предварив «рубежом» его? Мы – дети того и другого века, мы – поколение рубежа: я в начале столетия – сформировавшийся юноша, уже студент с идеями, весьма знающий, куда чалить, – знающий, может быть, слишком твердо, «ненужно» твердо, именно в теме твердости испытывал я в начале столетия удары судеб… «Мы» – сверстники, некогда одинаково противопоставленные «концу века»; наше «нет» брошено на рубеже двух столетий – отцам; гипотетичны и зыблемы оказались прогнозы о будущем, нам предстоящем, в линии выявления его: от 1901 года до нынешних дней…»

Эпический, а не поэтический взгляд символиста А. Белого, модерниста и «преобразователя» языка и формы поэзии, – взгляд, оценивающий «азартный» и острый поиск «нового» искусства рубежа веков, высвечивает, как луч прожектора, основную проблему модернизма – разрыв традиции, отталкивания опыта «отцов», категорическое «нет» – отцам, чрезмерную смелость и «ошибки молодого искусства в прогнозах будущего, а значит, – и в самих формах выражения этих прогнозов.

Вирджиния Вулф в 1924 году сформулировала причину модернистских исканий: «Где-то в декабре 1910 года человеческая природа изменилась». В чем же выражалось изменение человеческой природы? Действительно ли это возможно и случилось ли это на рубеже XIX и XX веков?

Модернизм, обновление языка искусства, начался с экспериментов в области формы. Истоки поисков нового языка и новых форм искусства лежат в философии Ф. Ницше и психоанализе З. Фрейда.

Как пишет О. Ю. Сурова (мы подробно изложим содержание ее статьи), человек модернистский – это Homo Sapiens – особый «подвид». «Гениальная провокация» Ницше состояла в том, что он «предложил» заглянуть в те бездны и те вершины, в которые до этого человек не заглядывал.

Весть о том, что «Бог умер», снимает проблему двоемирия, человек остается в «горизонтальной» реальности, в «сем мире», в эмпиризме реальности.

Романтизм (познание человека всегда романтично) и позитивизм синтезировались в мировоззрении Ницше – «принципе «чертова колеса». Понятие «раса», «среда», «история» стали ключевыми.

Жизнедеятельность человека, по Ницше, протекает в материальной и духовной сферах, духовная – производное от материальной, средство приспособления к выживанию.

«Биологический», «физиологический», «инстинктивный» человек – первичен. «Дух… подобен желудку» (Ницше. По ту сторону добра и зла. Соч. в 2 т., т. 2, с. 351).

Духу свойственна «воля к власти», «энергия жизни». Возвышение человека – и благо, и «ужас». Разум восполняет физическую слабость человека. Но, благодаря разуму, человек знает свою судьбу. Об этом нам «шепчет» миф. Знание о том, что человек лишь прах, «персть земная» – есть абсурд, который лежит в основе нашего бытия. Этот абсурд – «роковая», «дионисийская» мудрость («невыносимая» мудрость). От нее человеку надо защищаться, чтобы выжить. Культура и помогает это делать. Она – плотина на пути дионисийской стихии, хаоса природного бытия. Это и показала нам античность. Культура («золотой сон человека») «снимает боль», «искажает» реальность (т. е. идеализирует ее), чтобы сделать ее приемлемой для человека.

Ницше не принимает «ratio», уничтожающего древнюю (здоровую) культуру.

Оптимизм «теоретического» человека Ницше связывает с «разложением мифа», «смертью трагедии», «закатом Европы». Но когда он претендует на всесилие, – он чувствителен. Ницше – в определенном смысле критик сциентизма, его утопии. Необходим баланс разумного и инстинктивного. Категорическое неприятие Ницше религии обусловлено его сопротивлением чувству вины человека перед Богом (как он говорил, «задолженности божеству») и ослаблением «земной» позиции человека.

Формула Ницше, принятая на вооружение культурой модернизма («Бог умер»), рождена философом в его отрицании мифологического мира богов.

Бога Ницше понимает как «трансцендирование человеком самого себя, своих лучших духовных качеств» (О.

Ю. Сурова. Человек в модернистской культуре // Зарубежная литература второго тысячелетия. М.: Высш. шк., 2001, с.227). Человек, по Ницше, – достаточен, чтобы самому реализовать свою духовность.

Это убеждение философа усилило релятивизм, т. е. относительность всех ценностей. Нет Бога – значит, нет морали, нет добра и зла, вечных ценностей, есть только представление о природной целесообразности.

Искусство – «живая стена, воздвигнутая вокруг себя, чтобы… замкнуться от мира действительности: сохранить идеальную почву и свою политическую свободу» (Ф. Ницше. Рождение трагедии из духа музыки. М, 1990. Т. 1. С. 81)

Человек, утративший Бога, не верит в бессмертие души, примиряется со своей участью смертного существа, «любит судьбу», живет без иллюзий, героическим усилием духа познавая ужасы существования, продолжает жить и творить, т. е. гуманизм Ницше – атеистический гуманизм, от которого в сторону добра и зла человек может шагнуть, не сдерживая себя «страхом Божьим».

В искусстве рубежа веков, особенно в первой половине XX века идеи Ницше воплотились в модернистских опытах множества талантливейших художников: интеллектуальном английском романе (Р. Олдингтон. Смерть героя; О. Хаксли «Желтый Кром»), романе потока сознания (Дж. Джойс. Улисс, У. Фолкнер. Авессалом, Авессалом! и др.), экзистенциальном повествовании (романы Ф. Кафки, А. Камю, Ж.-П. Сартра), «мифологическом» романе (Джойса, Апдайка, Маркеса).

Все эти романные формы, способы структурирования и движения повествования, так или иначе были осуществлены под воздействием идей Ницше и Фрейда.

Но, безусловно, самым важным, «естественным», источником и причиной обновления языка и форм литературы, искусства было «распадение» целостности человека, его мира, мироощущения, мировосприятия (как «распад» ядра атома), дискретность состояния, утрата целостного источника Бытия – Бога, Творца, акцентация наукотворчества человека, утверждение возможности Сверхчеловека.

Но гениальные эстетические (по законам Высшей Красоты, Божественной целостности мира) прозрения литературы XIX века, прежде всего нашей, отечественной, русской, осуществившиеся в художественном сознании А.

С. Пушкина и Ф. М. Достоевского, остались высшими прозрениями человеческого духа, которые не могут опровергнуть никакие новые идеи, теории модернистского направления.

Погружения в глубочайшие тайны интуиций, подсознания в лучших произведениях модернистов созвучны открытиям наши гениев – Пушкина и Достоевского.

Подытоживая исследовательские точки зрения на культуру, искусство, литературу рубежа XIX-XX веков, первой половины XX столетия (работы В. М. Толмачева, Т. Д. Венедиктовой, О. Ю. Суровой, Л. Г. Андреева), отметим следующее.

«Символический образ человечества» создавался романом XX века от Кафки до экзистенциализма и «абсурдизма».

Дж. Джойс, задался целью использовать миф… как способ «контролировать, упорядочивать, придавать форму и значение тому громадному зрелищу тщеты и разброда, которые представляет собой современная история» (Т. Элиот). В сущности Джойс обозначил цель модернизма и создал «роман века», выразивший цель и смысл обновления языка и формы повествования.

В XX веке сложились 2 направления мифотворчества: 1.

Модернистский миф – форма отражения и способ организации хаоса. Кафка, например, имел в виду перевод «внутренних фантазий и случайностей «неоправданных преступлений экзистенциалистских героев на уровень законности, придание им культурного статуса». Поскольку исходной для модернизма «является идея «абсурдного мира», мира без Бога, без смысла, искусство модернизма не конкретно-историческое по методологии; реальность модернизма мифологична, какой бы житейской она ни представлялась, как бы ни питалась трагичностью человеческого существования. Абсурд замыкает миф на самом себе. 2.

Немодернистское искусство отличается тем, что миф в нем является не способом организации распада, а способом его преодоления. Здесь мифотворчество решает «проблему гуманизма», т. е. целого. Источник этого преодоления – возможности человека.

«Выстоять посреди хаоса» (Г. Гессе) – задача исследования жизни и человека.

«Игра в бисер» – «выражение духа сопротивления варварству». Гессе не принимал в Кафке «отчаянное одиночество», утрату «веры в самого себя».

Фолкнер целью творчества считал создание в художественном произведении «фундамента, столпа, поддерживающего человека, помогающего ему выстоять и победить». Кафкинское превращение человека в жука («Превращение»), без вины виноватого подсудимого («Процесс») имеют одну перспективу – «распад личности».

Атеистический экзистенциализм по факту «изгнания Бога» и обретения человеком абсолютной свободы не давал человеку никакой надежды.

Если «камень – достояние Сизифа» (по Камю), то утопическая экзистенциальная идея (образ Мерсо) превращается в «жизнеподобного» персонажа, существующего в жизненных обстоятельствах. Он обществу может противопоставить только «немотивированное преступление», свою готовность расстаться с жизнью. Вопрос стоит не о противопоставлении реализма модернизму, а о том, что реализм XX века существенно изменялся.

И речь шла не о форме. Реализм «экспериментировал» в области формы. Например, брал особенный «внутренний монолог» Джойса, его «перемену стиля», «диссоциации» элементов, отчуждения (Кафка), создавая «универсальный синтез» (Брехт). На основе «открытого реализма», «реализма без берегов» (Роже Гароди) родился неоромантизм с его «двоемирием», хранением вечных ценностей добра, любви, творчества (творчество Сент-Экзюпери).

Свою философию Сартр называет «пережитым», ее признак – тотальность, целостность. В «Критике диалектического разума» (1960) Сартр возвестил о создании всеохватывающего современного знания, некоего синтеза, составными частями которого должны быть экзистенциализм, марксизм, фрейдизм. Он призвал отказаться от «наивного» романа. Адекватным задаче должен стать «роман реальной личности». Образцом такого романа становится его гигантская трехтомная монография о Флобере «Гадкий утенок. Гюстав Флобер с 1821 по 1857 г.» (1971-1972). «Сюжет книги, – так определил Сартр, – что можно знать о человеке сегодня… То есть синтез, Всё». В книге, действительно, есть все: психоанализ, марксизм («типичная» личность эпохи), экзистенциализм. Основа этого – образец европейского интеллектуализма, всякого познания.

Американский вариант синтеза – Уильям Фолкнер. Цельность всего человеческого опыта, «цельность души». Фолкнеру удалось это выразить потому, что он испытал воздействие всех писателей прошлого.

«Символист и реалист», Фолкнер отошел от дегуманизирующих тенденций, от «чистого искусства» и стал «пищей для умов» (Карпентьер). Как показал художественный опыт великих писателей XX века, эстетическая, культурная традиция не умирает, а вступает в диалог с новым искусством, если идеи обновления искусства рождаются в гениальных художественных сознаниях.

<< | >>
Источник: Лучанова. История мировой литературы: Учеб. пособие. – Омск: Изд-во ОмГТУ,. – 128 с.. 2005

Еще по теме Глава 5 Модернизм:

  1. Глава 1.5. Особенности национальной деловой культуры
  2. ГЛАВА I. Дух и природа
  3. 2. Проблематизация понятия «искусство» в парадигме постмодернизма
  4. Глава 5 Модернизм
  5. Глава 6 Постмодернизм
  6. § 2. Наука в эпоху модернизма и постмодернизма
  7. Глава V. Кризис традиционной для США системы ценностей и мятущаяся личность
  8. ГЛАВА 2. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ МОНДИАЛИЗМА
  9. ГЛАВА 6. ТАКТИКА РАЗВИТИЯ МОНДИАЛИЗМА В РОССИИ
  10. Примечания к Главе 6
  11. ГЛАВА 7 Конец какой современности?
  12. Глава вторая «Искусство сердца»: управление
  13. ИНФОРМАЦИЯ, ПОСТМОДЕРНИЗМ И ПОСТСОВРЕМЕННОСТЬ
  14. ГЛАВА II ИСТОРИОГРАФИЯ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ
  15. ПОСТМОДЕРНИЗМ