Я родился в семье, где читали мало, сам тоже чтением не увлекался, некогда мне было этим заниматься, поэтому нередко по стечению обстоятельств, на которые жизнь большая мастерица, я попадал в нелепые ситуации и вынужден был говорить о книгах, которых не читал. Работаю я в университете, преподаю литературу, и мне по долгу службы положено рассуждать о книгах, которых во многих случаях я даже не открывал. Вообще-то, большинство моих студентов – тоже, но достаточно бывает, чтобы кто-то один прочитал текст, о котором я рассказываю, и уже все занятие идет не так, а сам я в любой момент рискую попасть в глупое положение. Кроме того, мне постоянно приходится отзываться о чужих публикациях в своих собственных книгах и статьях, потому что в основном они как раз и посвящены чужому творчеству. Это сложнее, ведь если неувязка, допущенная в устном выступлении, еще может сойти с рук, то любой напечатанный комментарий остается на бумаге и его можно проверить. В силу этих обстоятельств, которые уже стали для меня привычными, я считаю, что вполне мог бы прочитать полный курс лекций, посвященный «нечтению», или, по крайней мере, поделиться изрядным накопленным опытом и положить начало размышлениям на эту запретную тему – что, впрочем, не так-то просто, потому что для этого нужно нарушить множество разных табу. * * * Чтобы вот так взять и поделиться этим опытом, нужна определенная смелость, и неудивительно, что публикаций о пользе нечтения так мало. Потому что идея нечтения натыкается на множество запретов внутри нас, которые мешают поговорить об этом прямо, как попытаюсь сделать я. Есть, как минимум, три главных запрета. Первый можно условно назвать «обязанностью читать». Мы все еще живем в таком обществе (хотя понятно, что дни его сочтены), где к чтению относятся как к сакральному действу. Особенно мощный ореол сакральности окружает некоторые канонические тексты – их список зависит от круга общения, – которых не прочесть нельзя, если не хочешь лишиться уважения ближних. Второй запрет – сродни первому, только слегка видоизмененный, его можно назвать «обязанностью читать целиком». Не читать книг – неприлично, но почти так же неприлично читать наискосок или пролистывать, а главное – признаваться в этом. Так, совершенно немыслимо для университетского преподавателя-гуманитария признаться в том, что он прочитал роман Пруста только местами, а не от корки до корки, хотя большинство именно так и поступили. Третий запрет касается разговоров о книгах. Неписаный закон нашей культуры говорит, что необходимо прочесть книгу, чтобы высказываться о ней более-менее определенно. Хотя, по моему опыту, вполне можно вести увлекательную беседу о книге, которой вы не читали, и, может быть, даже с человеком, который ее тоже не читал. Больше того, как я покажу в этом эссе, иногда, чтобы говорить о книге более определенно, лучше не читать ее целиком или вообще не открывать. И очень важно, по-моему, не упускать из виду опасность, которую таит в себе чтение для человека, собравшегося высказаться о какой-нибудь книге или, хуже того, писать на нее рецензию. * * * Из этой системы обязанностей и запретов вытекает привычка лицемерить, когда речь заходит о том, какие книги человек на самом деле читал. Кроме денег и секса, есть мало областей жизни, о которых было бы так же трудно услышать от людей правду, как о прочитанных книгах. В среде филологов-профессионалов из-за трех запретов, которые я только что перечислил, привирать на эту тему – общее место, что объясняется важной ролью книг в их работе. И хотя сам я читал мало, но достаточно хорошо знаю некоторые книги (роман Пруста, к примеру), чтобы догадываться по разговорам с коллегами, действительно ли они эти книги прочли. Так вот, могу вам сказать: это редкий случай. На тему прочитанных книг лгут другим, но прежде всего и перво-наперво лгут себе, ведь иногда так трудно самому себе признаться, что не прочел какой-то книги, которую в твоем кругу считают «обязательной». Мы же ловко умеем перекраивать свое прошлое, чтобы в наших глазах оно выглядело лучше. Эта повсеместная ложь, которая звучит там, где говорят о книгах, – просто обратная сторона табу, наложенного на «нечтение», и тех, вероятно еще детских, страхов, на которых этот запрет держится. Нет никакой надежды выйти из этого замкнутого круга целым и невредимым, если мы не разберемся с бессознательным чувством вины, которое вызывает у нас тот факт, что мы не читали некоторых книг, и я хочу его побороть, хотя бы частично, с помощью этого эссе. * * * Рассуждать о непрочитанных книгах, а также о том, как мы о них беседуем, сложно еще и потому, что понятие «непрочитанности» очень расплывчато: сложно сказать, лжем мы или нет, утверждая, что некую книгу мы читали. Эти высказывания предполагают, что мы можем провести четкую границу между «читали» и «не читали», хотя на самом деле между этими двумя полюсами находится множество промежуточных способов приобщения к тексту. Между книгой, прочитанной внимательно, и той, которую мы никогда не держали в руках и даже о ней не слышали, есть много промежуточных позиций – их стоит тщательно проанализировать. К тому же в отношении так называемых «прочитанных» книг хорошо бы разобраться, что именно мы понимаем под этим словом: ведь за ним могут стоять очень разные читательские тактики. И наоборот, многие книги, вроде бы непрочитанные, оказывают на нас сильное воздействие – через те отзвуки, которые до нас дошли. Эта размытость границы между «прочитанным» и «непрочитанным» заставила меня задуматься о том, как мы вообще взаимодействуем с книгами. Поэтому мое исследование будет посвящено не только методам, позволяющим обойти опасные места в разговоре на книжные темы, – я собираюсь также, опираясь на анализ таких разговоров, заложить основы настоящей теории чтения, и особое внимание в ней будет уделено именно оговоркам, неточностям и всяким ляпсусам – следствиям тех непоследовательных и причудливых стратегий чтения, которые не стыкуются с идеальными представлениями об этом процессе. * * * Из сказанного выше логично вытекает план моего исследования. В первой части я выделю основные типы «непрочитанности», которые вовсе не сводятся к тому, что книгу просто не открывали. Книги, которые мы пролистали, книги, о которых мы слышали, и книги, содержание которых мы напрочь забыли, – все, хоть и на разных правах, попадают в обширную группу «непрочитанных». Вторая часть будет посвящена анализу конкретных ситуаций, в которых нам приходится говорить о непрочитанных книгах. Не стоит, конечно, приводить полный перечень ситуаций, с которыми в своей жестокости сталкивает нас жизнь: я приведу лишь несколько наглядных примеров – иногда это слегка завуалированный опыт из моей профессиональной жизни. Примеры помогут мне выявить общую основу таких ситуаций, на которую я буду опираться, развивая свою теорию. Третья часть – самая важная, ради нее я и затеял всю книгу. Это серия простых советов, вобравших в себя весь мой опыт нечтения. Советы о том, как человеку, который столкнется с этими проблемами на практике, разрешить их наилучшим образом и даже выйти из ситуации с честью, а параллельно попробовать разобраться, что же на самом деле представляет собой чтение. * * * Все мои предыдущие замечания нужны были не только для того, чтобы выстроить общую структуру книги, они еще помогают разобраться в том, как странно меняются представления об истине, когда речь заходит о книгах и особом пространстве вокруг них. Чтобы подойти к сути дела, мне придется изменить и язык, которым мы говорим о книгах, и даже сами слова, которые мы для этого используем. Следуя основной идее своего эссе – о том, что выражение «прочитанная книга» слишком расплывчато, я буду для всех книг, которые здесь упоминаются, указывать в сноске степень моего личного знакомства с ними1. Эти пометки, которые я по ходу дела разъясню, должны дополнить список тех обозначений, что мы привыкли видеть в сносках, – авторы снабжают ими упоминания о якобы прочитанных книгах (цит. соч., там же и др.). Вообще-то, как я покажу на своем личном примере, мы часто говорим о книгах, которые нам не очень знакомы, и, чтобы порвать с читательской привычкой к лицемерию, стоит в каждом случае уточнять, что мы знаем о книге на самом деле. Вторая пометка, следующая за первой, отражает мое мнение о книге независимо от того, случалось ли мне держать ее в руках2. И правда, поскольку я считаю, что для суждения о книге совсем не обязательно ее предварительно читать, не вижу причин, почему мне не высказываться о тех книгах, которые я упоминаю, даже если я знаю их плохо, а о каких-то вообще ничего не слышал3. Эта новая система обозначений, которую, надеюсь, когда-нибудь начнут широко использовать, должна напоминать о том, что наше общение с книгой – вовсе не такой непрерывный и однородный процесс, как хочется некоторым критикам, и не однозначный метод познания самого себя; это скорее некая загадочная область, где бродят, как призраки, обрывки наших воспоминаний, и ее ценность, в том числе для нашего творчества, определяется теми туманными сущностями, которые ее наполняют.