3.              Социальная философия против среднего пути?

Расхождение между словом и делом, теорией и практикой по вопросу развития России по среднему пути было ещё более разительным после Октябрьской  революции. Русская социальная философия не отличалась от социальной психологии, более того, она оказалась ещё более двойственной, в теории—за марксизм, а на деле—против него.

Прежде всего, общность их подходов—в подчёркивании антиномичных вариантов развития России. Бердяевские позиции обрисованы выше. В ленинских позициях можно выделить хотя бы следующие антиномии о путях развития России: капитализм или социализм; прусский или американский путь аграрного развития; буржуа или пролетариат, богатые или бедные и т.д. Характерным является отрицание и Лениным среднего пути развития между крайними сторонами противоречий, антиномий. Классовые противоречия в процессе социалистической революции разрешаются в пользу бедных, пролетариата. Причём, в России самое активное участие как в революции, так и в послереволюционном строительстве принимал по большей части люмпен-пролетариат, склонный к наибольшим разрушительным и анархическим действиям, чем к созидательным.

К тому же, если учесть, что Россия—преимущественно аграрная страна, то в преобразованиях этой сферы имела место ещё большая люмпенизация. Коллективизация осуществлялась не только путём раскулачивания, но и рассереднячивания.

Но самое главное—общим для Ленина и Бердяева и их сторонников было отрицание созидательной силы среднего слоя—середняков и интеллигенции на Руси. В этом была огромная трагедия России. Судьбы России были бы совершенно иными, если середняки не были бы отвергнуты сознательно многими выдающимися русскими социологами и практикой революционного движения. Судьбы России, её пути-дороги были бы ближе к расцвету, если бы она была бы усеяна розами для середняков, а не сплошь шипами для них.

Из-за склонности к антиномичной трактовке общественного развития России идеалист Бердяев и материалист Ленин проглядели ту реальную силу, которая способна разрешить более оптимально социальные противоречия. Такой силой в России были бы безусловно середняки. Если Бердяев просто игнорировал наличие середняков, то Ленин их просто недооценил в силу своей ориентации на пролетариат в социалистической революции. Пролетариат оказался для него воплощением абсолютного духа России. Вот где вновь русская любовь к абсолютному. Потому он подчёркивал, что учение о диктатуре пролетариата есть краеугольный камень марксизма. Хотя, казалось бы, именно человек, независимо от того, пролетарий или буржуа, должен быть поставлен во главу угла любого учения об обществе, в том числе и ленинизма.

Потребности, помыслы и интересы сельского человека, наверное, в России наиболее полное выражение, воплощение получали в середняке, нежели в бедняке. Не сельский пролетарий, а середняк в наибольшей мере олицетворял абсолютный дух России, материализовал его в себе как основной движущей силы общественного развития. Середняк и собственник, и производитель материальных благ. Потому не следует ли видеть в игнорировании середняков истоки той трагедии и кризисных состояний в экономике, особенно в решении продовольственной проблемы, которые мы испытываем и по сей день? Думается, что да.

В этом можно убедиться, обратившись к историческому опыту всех ныне цивилизованных стран: США, Швеции, Японии и других, где средний класс составляет основную часть социальной структуры общества, на чём держится, как говорится, мир.

Оказывается, в социальной структуре нынешней России удельный вес среднего класса весьма незначителен. Направленность, тенденция постсоветского экономического развития такова, что пока трудно ожидать существенного возрастания среднего класса, если принять во внимание в качестве основных критериев для его определения следующие данные: благоустроенное жильё со всеми удобствами, наличие легкового автомобиля, полного набора домашней бытовой техники и самое главное—соответствующей зарплаты и т.д.

Однако в указанное общее число среднего имущественного класса включены люди как с официальной зарплатой, так и с неофициальной. Примерно половина из них владеет недекларированными средствами. Так что вряд ли более 30% населения нашей страны (по официальным данным) составляют армию среднего класса. Он ещё незначителен и потому не в состоянии быть основной движущей силой социального прогресса.

Общей причиной сильно блокирующей становление российского среднего класса служит нынешний развал производства, а также то, что не осуществлён переход к интенсивному развитию экономики на основе информационных технологий. Во всех цивилизованных странах современные высокие технологии и неотрывный от них средний класс практически вытеснили доиндустриальные и раннеиндустриальные формы труда. В условиях всеобщего обвала экономики и слабого внедрения информационной технологии и роста монополий усиливается социальная основа люмпенизации производителей материальных благ, трудящихся.

Люмпенизация общества усиливается неизбежно и в процессе перестройки экономики, а также сокращения непомерно разбухших управленческого аппарата базовых отраслей производства и силовиков. Да ещё систематические задержки в выплате зарплат. В состоянии ли выдержать страна столь колоссальную социальную напряжённость? И не приведи Господь вновь к бунту для решения кричащих социальных противоречий! Но почему Россия каждый раз оказывается перед лицом революционной ситуации?

О социально-психологических причинах российских крайностей и связанной с ними котлованизации общества речь шла в связи с бердяевским анализом антиномий психологии мышления. Кроме этого есть ещё и социально-философские причины анти-логоса. Единство материи и духа было нарушено путём противопоставления материального и идеального в материалистическом понимании истории, практическая реализация которого в России прежде всего связана с именем В.Ленина. Сегодня о Ленине пишут многое и разное. Был он для большинства из нас гением, теперь же ряд авторов считает его злодеем и политическим авантюристом. Правда, подобные крайности в оценке его как личности не новы. Это вполне в духе антиномичности русского сознания. Только одна из этих позиций была более смягчённой, ибо до утверждения о Ленине как о злодее и больным физически и психически всё же раньше дело не доходило до такой неприлично-неприкрытой формы как сейчас. Я имею в виде его характеристики как кремлёвского мечтателя, фантазёра, выдержанные в весьма деликатной форме и принадлежащие Г.Уэллсу. Автором противоположной точки зрения является не менее известный писатель Ромэн Роллан, который считал, что такие великие мыслители, как В.И.Ленин, рождаются в истории лишь один раз в пятьсот лет. В этих крайних характеристиках, возможно, уже содержались истоки психологической антиномичности в оценке В.И.Ленина.

Приведённые мнения принадлежат иностранцам, свободным от аллилуйщины, господствовавшей в нашей стране в период тоталитарного социализма. Мы теперь пытаемся освободиться от такого подхода к пониманию истории и её творцов, в том числе великих, и гениальных, но продолжаем пользоваться до сих пор средствами и методами того же тоталитарно-крайнего подхода: либо В.И.Ленин был великим, либо—авантюристом в политике.

Между тем и основоположники марксизма, и сам В.И.Ленин не считали свои взгляды абсолютно безошибочными. Наоборот, известны их признания в том, что ничто человеческое им не чуждо, включая и ошибки, что не ошибается тот, кто ничего не делает. Короче говоря, Ленин тоже имел право на ошибку и потому не следовало его превращать в подобие Бога, лишённого каких бы то ни было недостатков. Отказ от его «обожествления» отнюдь не умаляет его значимости. В общем и здесь нужна та золотая середина, которая позволяет с позиции логоса более объективно, трезво подойти к оценке деятельности любого человека, в том числе и выдающегося.

В этой связи хотелось бы обратить внимание на одно из самых серьёзных упущений Ленина—недооценки потенциальных возможностей русской общины как стартовой площадки социального развития России эволюционным путём. К этой мысли автор пришел после знакомства с мыслью Г.Куницына: “Ещё двадцать лет назад, задумавшись над тем, что не зря, наверное, Карл Маркс за полтора года до своей кончины признал возможность перехода к коммунизму на основе классической русской крестьянской общины, лично я решил для себя, что, возможно, осуществление В.И.Лениным в России диктатуры пролетариата было не лучшим решением проблемы создания коммунистического общества.”[34]

В данном высказывании затронуты исключительно важные моменты по аграрному вопросу. Прежде всего потому, что практика более чем 70-летнего развития нашей страны в плане решения продовольственной проблемы не дала ощутимых результатов. Отсюда делаются выводы двоякого характера. Первый—практика опровергает теоретические построения марксизма-ленинизма по аграрному вопросу. Второй—допущен отход от марксизма-ленинизма и деформация, что повлекло за собой, прямо скажем—отрицательные результаты на практике.

Известен теперь факт замалчивания Г.В.Плехановым и В.И.Засулич ответа К.Маркса от 8 марта 1881 г. на её письма о роли русской общины в переходе к социализму.[35] Не знаю, как квалифицировать факт сокрытия ими указанного письма К.Маркса—преступлением против человечества или нет,—но факт остаётся фактом, в нём содержалось принципиально новое отношение к перспективам развития русского села от крестьянской общины, являющейся, по К.Марксу, вполне реальной предпосылкой и стартовой площадкой для перехода к социализму, минуя капитализм.

Знакомство не только с данным письмом, но и с тремя набросками писем К.Маркса к В.И.Засулич, которые, как и само письмо Маркса, также не были известны В.И.Ленину, не оставляет никакого сомнения в том, что возможность иного, особого пути развития России, является для К.Маркса не каким-то случайным замечанием, сделанным мимолётно, а вполне сложившимся убеждением. О чём идет речь? В них он дал характеристику основных закономерностей развития сельского хозяйства в России, отмечая при этом ряд принципиальных отличий русской общины от крестьянской общины стран Западной Европы.

Первое отличие русской общины заключается в том, что она была производственной организацией, а не кровнородственным объединением. К.Маркс отмечал, что русская община являлась социальным объединением свободных людей, не связанных кровными узами. Второе отличие связано с сочетанием общественной и частной собственности. Наряду с общественной собственностью на пашню, лес, луга и т.д., дом и его придаток—двор находились в частном владении земледельца. В более древних общинах дом и коллективное жилище были в общем владении общины. Третье отличие состояло в том, что пахотная земля—неотчуждаемая и общая собственность периодически перераспределялась между членами земледельческой общины; и каждый из них собственными силами обрабатывал отведённые ему поля, а урожай присваивал единолично. В более древних общинах производство и распределение имело архаичные формы: всё происходило на общих основаниях.

Такое сочетание общественных и личных интересов определяло большую перспективность русской общины. “Понятно,—писал К.Маркс,— что дуализм, свойственный строю земледельческой общины, может служить для неё источником большой жизненной силы. Освобождённая от крепких, но тесных уз кровного родства, она получает прочную основу в общей собственности на землю и в общественных отношениях, из неё вытекающих, и в то же время дом и двор, являющийся исключительно владением индивидуальной семьи, парцеллярное хозяйство и частное присвоение его плодов способствует развитию личности, несовместимому с организмом более древних общин”.[36]

“Большая жизненная сила” русской общины, заложенная в сочетании общественных и личных интересов, способна, по мнению К.Маркса, даже противостоять развитию капитализма в сельском хозяйстве. В этом также заключалось существенное отличие русского пути аграрного развития от западного. Подчёркивается это К.Марксом на основе сравнительного анализа. “В этом западном пути развития речь идёт, стало быть, в превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности. У русских крестьян пришлось бы, наоборот, превратить их общую собственность в другую форму частной собственности... Самое большое, из этого анализа можно было бы сделать лишь тот вывод, что при современном положении огромного большинства русских крестьян их превращение в мелких собственников было бы прологом к их быстрой экспроприации.”[37] Экспроприация крестьян означает их раскрестьянивание, превращение в пролетариев.

Община создавала бы оптимальные условия для перехода от уже сложившейся перспективной общественной собственности, имеющей “большую жизненную силу”, непосредственно к социализму, минуя при этом капитализм. Эта мысль содержится в следующем высказывании Маркса: “Отвлечёмся на момент от бедностей, которые давят русскую общину и присмотримся только к её возможной эволюции. Положение её совершенно особое, не имеющее прецедентов в истории. Во всей Европе она одна только является органической, господствующей формой сельской жизни огромной империи. Общая собственность на землю представляет ей естественную базу коллективного присвоения, а её историческая сфера—существование одновременно с ней капиталистического производства—обеспечивает ей в готовом виде материальные условия для кооперативного труда, организованного в широком масштабе...

Привычка русского крестьянина к артели облегчит ему переход от труда парцеллярного к труду кооперативному.”[38] Обратим внимание—“к труду кооперативному”.

Здесь К.Маркс подчёркивает приверженность русского крестьянина к коллективному труду как особенность его психологии. В более широком плане—это проблема самобытности русского народа, проявляющейся в его склонности больше к общественному ведению дела. В общественном укладе жизни русского крестьянства, а также в существующем наряду с этим капитализмом, нужно видеть одну из прямых предпосылок перехода к кооперации—социалистическому виду хозяйства. Потому “она (Россия—Г.Ю.)может, следовательно воспользоваться всеми положительными приобретениями, сделанными капиталистической системой, не проходя сквозь её кавдинские ущелья. С помощью машин, для которых так благоприятна физическая конфигурация русской почвы, она сможет постепенно заменить парцеллярную обработку комбинированной обработкой. Будучи предварительно приведённой в нормальное состояние в её теперешней форме, она может непосредственно стать отправным пунктом той экономической системы, к которой стремится современное общество, и зажить новой жизнью, не прибегая к самоубийству.”[39] Под «самоубийством» здесь имеется ввиду развитие капитализма в сельском хозяйстве России путём отказа от преимуществ общинной (общественной) собственности.

Из сказанного можно сделать следующий вывод. “Отправной пункт”, начало, или экономическая клетка, сельского хозяйства социализма, по К.Марксу, складывается из двух основных моментов: развития русского общинного землепользования и достижений капитализма в сельском хозяйстве на Западе. По существу, это точка зрения евразийской конвергенции капитализма и социализма, совмещения в русской общине интересов социализма с западными капиталистическими методами хозяйствования. Не это ли имел ввиду Маркс, отмечая, что если прежний анализ не дал выводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины, то “специальные изыскания... убедили меня, что эта община является точкой опоры возрождения России.”[40]

Выводы эти К.Маркс сделал после ознакомления с работой Н.Г.Чернышевского “Критика философских предубеждений против общинного землепользования”, где автор обосновывает мысль о необязательности прохождения каждой страной капитализма, если в недрах развития их уже сложились предпосылки к развитию общественной собственности, благоприятные для социализма. Но при этом обязательным условием является усвоение и применение на практике всех положительных достижений хозяйственно-экономической деятельности капитализма. Например, путь, пройденный человечеством от первобытного способа добывания огня с помощью примитивного огнива до первых спичек, составляет несколько тысячелетий. В связи с этим Н.Г.Чернышевский спрашивает, обязательно ли нужно всем туземцам и в конце XIX столетия проходить весь этот длительный путь, чтобы научиться пользоваться спичками? Бессмысленность и абсурдность такого подхода ясны. Рассуждая по аналогии, он ставит вопрос об абсурдности требовать и для русских крестьянских общин полного прохождения всех стадий и этапов капиталистического развития, чтобы научиться хозяйствовать прогрессивными методами, наработанными капитализмом.

Если К.Маркс сумел с помощью Чернышевского преодолеть философские предубеждения против общинного землепользования, связанные с мыслью о необязательности прохождения русским крестьянином сквозь тернии капитализма, то первые русские марксисты не смогли преодолеть подобную планку высоты теоретической мысли и подняться выше схематизации марксизма. Как говорят в таких случаях, они оказались более “правоверными” марксистами, чем сам Маркс, который к концу жизни кардинально изменил свой взгляд на русскую общину и пришёл к выводу о возможности в целом некапиталистического развития русского села. Плеханов через Засулич обратился к Марксу с целью заручиться его поддержкой в борьбе с народниками, ратовавшими за общину, как за единственный истинный путь России. Но когда адресат не подтвердил позиции Плеханова и Засулич, то они решили в борьбе против народников, скрыть от общественности ответ К.Маркса, невыгодный для их позиции, по вопросу об общине.

Нет пророков в своём отечестве! Чернышевский не был пророком  для русских марксистов, не стал им и для нынешних реформаторов, которые вновь сделали выбор не в пользу эволюции социума и среднего пути.