§ 4. Обрядовая практика аборигенов Севера в горизонте философии прав животных Ж.Ж. Руссо
Философ полагает, что поскольку животные одарены способностью чувствовать, то «они также должны быть причастны естественному праву». На этом основании «на человеке лежат по отношению к ним некоторого рода обязанности». Так, в частности это должно, по меньшей мере, давать право животному «не подвергаться напрасно мучениям по вине человека»413.
Высказываемое Ж.Ж. Руссо замечание имеет определенный концептуальный смысл. С позиций теории естественного права от природы конкретными естественными правами необходимо обладают не только люди, но и представители живого мира. Доктри- нальное значение учения о правах человека для современного права настолько велико, что можно предположить и необъятные перспективы учения о правах животных как более широкого концептуального основания.
На возможность объективно-правовой интерпретации положений естественного права указывает известный российский правовед академик С.С. Алексеев. Характеризуя значение врожденных регуляторов поведенческих реакций для конструирования механизма правовой регламентации, он пишет: «В реальном человеческом бытии некоторые элементарные требования жизнедеятельности (такие, как императивы эквивалентности при обмене, "старшинства", "первенства", "очередности") действительно довольно прочно утвердились в виде непреложных, безусловных, категорических.
Отсюда — выводы, имеющие существенное значение для позитивного права, для понимания его особенностей, необходимых качеств в его развитии. Проникновение естественно-правовых требований в содержание позитивного права должно рассматриваться в качестве такого процесса, который призван придать действующему правопорядку необходимую твердость, непререкаемость и, следовательно, обеспечивать при помощи правопорядка большую определенность, строгость и надежность в людских взаимоотношени- ях, в поведении людей, причем такую определенность и строгость, которые обусловлены "природой"»414.С.С. Алексеев объективирует естественное право, рассматривая его не как умозрительную, спекулятивную конструкцию, а как реальные правоотношения, основывающиеся на естественной соразмерности и периодичности природных процессов. Он исходит из того бесспорного факта, что «в человеке заложены не только биологические программы, предопределяющие возможность его антисоциального поведения, но и другие инстинктивные программы: желание быть свободным, потребность иметь собственность (включая землю, дом семью), запрет убивать, грабить, отнимать, притеснять слабых»415.
Как считает академик, есть весомые основания говорить о «биосоциальном ощущении права», о том, что «стойкое природное уважение к нему таится в самых глубоких биосоциальных корнях людей...». «Ведь ощущение особью "своего" места в биосоциальной иерархической организации сообщества животных, "своей" монополии на самку или на "своих" детенышей, "своей" роли в совместной охоте и возможности на получение доли в добыче, — это все не что иное, как первичные зачатки того, что позже на языке людей получило название "право"» — отмечает он.
Важным С.С. Алексееву представляется момент дифференциации и разветвления биосоциальных предпосылок права. Во-первых, это «свободы» и «права» верховного иерарха (вожака стаи), избранных им самок, «приближенных» и далее. Во-вторых, «свобода» каждой особи организованного сообщества, выражающаяся, например, в «праве» на равную на данной ступени иерархической лестницы долю пищевых ресурсов.
Здесь, по его мнению, кроются истоки органически разного построения правовой материи, которые проявляются затем в публичном и частном праве и по-разному сказываются на возникновении и развитии права, его типов и семей, на4
характере, направлении и перспективах правового прогресса .
С.С. Алексеев приходит к заключению: «право имеет глубокие природные предпосылки, особо четко выраженные в "нравах" и "нормах поведения" организованных биологических сообществ»416. В иерархической организации стайных животных он видит «первичные подпочвенные истоки» организации власти и исторически первые ступени правового развития — «право сильного», «право войны», «кулачное право», «право власти».
Действительно, эволюционный процесс выработал систему инстинктивных запретов, которые можно рассматривать как протопра- во. Помимо запрета «не убий», пишет В.Р. Дольник, многие животные подчиняются запретам «не бить лежащего», т. е. соперника, принявшего позу покорности, не трогать детенышей, не покушаться на чужую территорию, чужое гнездо, чужую самку, не нападать неожиданно или сзади, не отнимать пищу, не воровать ее и т. п.417
В отношении «своих» (это могут быть родители, братья и сестры, партнеры по стае, обитатели общей территории и т. п.) запреты действуют очень сильно, а в отношении чужих — слабее или вообще снимаются. Как представляется, эти запреты можно считать составной частью системы естественного права.
Идея естественного права не исключает признания живых организмов субъектами права, носителями правоспособности, дееспособности и деликтоспособности. По обычному праву приамурских народов, закон кровной мести распространялся на тотемных животных — тигра и медведя . Согласно представлениям, распространившимся в средние века, животные и другие неразумные твари подвластны праву и могут нести юридическую ответственность за свои
4
поступки, совершенные ими против людей .
С XIII века в средневековой Европе животное, причинившее вред человеку или его имуществу, могло быть подвергнуто аресту, судебному преследованию и осуждено с соблюдением всех процессуальных норм.
Такого рода процессы происходили как в светских, так и в церковных судах. Против животного вчиняли иск и выдвигали обвинение, для его защиты нанимали адвоката, велся судебный протокол. Обвиняемое животное во время процесса оставалось в тюрьме, и в суде его представлял защитник. По вынесении смертного приговора для казни осужденного приглашали палача.Церковные суды рассматривали иски против скоплений животных, как правило, сельскохозяйственных вредителей (грызунов, насекомых, птиц, личинок, улиток и т. п.). В процессах данного типа возникали трудности с объяснением неявки обвиняемых в судебное присутствие. Представитель истца являлся в места их обитания и вызывал преступников в суд. Решением суда животные отлучались от церкви, изгонялись. Нередко изгнанникам отводилась особая территория для проживания. Были случаи, когда животным-вредителям выдавалась охранная грамота. Отсрочка в исполнении приговора могла быть предоставлена детенышам и беременным животным418.
В англо-саксонской системе общего права одни существа или предметы могут быть приравнены к другим, если суд сочтет это обоснованным, причем такое решение суда служит образцом (прецедентом) для других судов и влияет на юридическую практику. Поэтому животные довольно давно выступают как субъекты некоторых правоотношений, например, они могут наследовать имущество или получать завещательные отказы, быть бенефициарами (благо- приобретателями) и т. п. Такая практика довольно широко распространена в США, Великобритании и ее доминионах. Некоторые элементы такой практики сохранились и в Европе со времен средневековья вплоть до Нового времени419. Развиваемая в настоящее время философия прав животных утверждает: «Если у людей есть права, то у многих зверей они тоже есть»420. Т. Риган также указывает на грандиозные масштабы смертности и страданий животных, происходящих в данный момент по вине людей. Выдвигая ряд моральных аргументов против существующих технологий обращения человечества с живым миром, философия прав животных не требует полного отказа от потребления животных, но требует, чтобы к животным относились с уважением421.
Отстаивая права животных, участники движения за экологическую этику оппонируют многим технологиям традиционного природопользования и выступают за ограничение промысловой деятельности аборигенов.
Высказываемые моральные аргументы оказывают серьезное влияние на покупательский спрос на продукты северных промыслов, что существенно воздействует на ориентированную на рынок аборигенную экономику.Так, в принятом в 1991 г. «Заявлении о собирании урожая плодов возобновляемых ресурсов» лидеры коренных народов Арктики провозглашают: «Мы живем в продолжающейся гармонии с нашей окружающей средой. Мы являемся главными борцами за сохранение природы. Мы просим, чтобы все народы и правительства признали и утвердили наш образ жизни и индентитет как тех, кто собирает урожай плодов дикой природы.». Далее они ставят насущный вопрос: «Коренные народы по всему миру все больше и больше оказываются под угрозой движений против этого собирания урожая, совершающих работу лобби. Эти группы представляют в ложном свете общественности и правительствам свои настоящие цели, которые заключаются в полном запрете убоя диких животных. Эта цель ложным способом описывается как только один компонент более широкой цели защиты окружающей среды. Поступая таким образом, это движение приносит большой вред коренным народам и действительно ставит под угрозу права коренных народов жить как отдельный народ»422.
Доктрина естественного права необходимо допускает равенство всех живых существ в праве на свою жизнь, а следовательно, в праве на чужую смерть. На представление о естественном равенстве прав всего живого опирается принцип общественного договора, который заключается не только между людьми, но и между людьми и животными.
Естественно-правовые представления присущи философскому миропониманию, например, обских угров. А.С. Песикова, в частности, выделяет следующие основные положения религиозной философии угров:
«Первое, что бросается в глаза, — это одушевление всего и вся. Животные, растения, вещи, как и люди, разговаривают, имеют чисто человеческие переживания. Иногда эти переживания достигают космических размеров, изменяя вокруг природу.
Второе: все — и люди, и животные, и растительность, и вещи — равноправны, то есть равное право имеют на жизнь, на свои поступки, на волеизъявление»423.
Поэтому, забивая оленя или готовясь убить медведя, ненцы, например, сначала вступают в переговоры, договариваются и добиваются согласия как на смерть, так и на то, например, что за смерть животного не будут мстить его родные424. С.Н. Харючи вспоминает, что, когда на охоте или рыбалке его отец рубил живое дерево, то «разговаривал тихонько с этим деревом, прощения просил — я, мол, тебя руб-
4
лю не потому, что этого хочу, а потому, что нужда заставляет» .
Таким образом, в обрядово-ритуальной практике аборигенов Севера существуют механизмы, обеспечивающие соблюдение прав животных и человека, а также честные и справедливые отношения между ними.