§ 7. Основы сценарного анализа развития коренных малочисленных народов Севера

В настоящее время сценарный подход широко используется для анализа и оценки возможных вариантов развития событий в социо- гуманитарных исследованиях646. Сценарный подход хорошо апробирован в стратегическом планировании развития корпораций, на него возлагаются определенные надежды в практике геополитического прогнозирования. О сценариях стали говорить применительно к перспективам развития коренных малочисленных народов Севера, а также других народов России647.

Не вдаваясь в историографию вопроса648, сформулируем основные идеи системно-генетической концепции (как мы ее представляем) сценарного подхода. 1.

Сценарий является преимущественно качественным описанием возможных вариантов развития исследуемого объекта при различных сочетаниях определенных, заранее выделенных условий. Сценарный подход в развернутой форме показывает возможные варианты развития событий для их дальнейшего анализа и выбора наиболее реальных, благоприятных. 2.

Сценарный подход представляет собой форму использования сценарной литературно-художественной техники в научном описании действительности. Простейшей, генетически первичной формой

„4

сценарного анализа является именно художественный сценарий . 3.

Художественная природа сценарного подхода определяет ограниченность множества сценариев. Мощность класса ограничена первичными нарративными элементами — сюжетными архетипами повествовательных схем мировой литературы. Практика сценарного анализа показывает, что наиболее часто встречаются классы сценариев, включающие три-четыре сценария, различающиеся соотношением противоборствующих тенденций. 4.

Сценарий абстрактно определяется как возможный набор событий — подобно мозаике в калейдоскопе, варьирующем в разнообразных комбинациях один и тот же набор фрагментов. Представляемый набор событий образует сцену, но не сцену как пустое место театрального действия, а сцену как собственно действие — место, наполненное событиями. Сценарий рисует с этой точки зрения как последовательность (цепочку) событий, так и последовательность набора событий — сцен. 5.

Элементарное сценарное событие фиксируется как со-бытие противоборствующих в рамках единого конфликта сил. Отсюда вытекает требование двоичного описания содержания сценарных событий как актов противоборства, продвигающих к развязке с нарастающим драматическим напряжением. Выбор фундаментальных архетипических оппозиций имеет решающее значение для сценарного подхода. 6.

Ядро накопленного сценарного потенциала субъекта составляют базисные архетипы культуры, определяющие тенденции и контртенденции развития его деятельности. Набор базисных архетипов культуры социального субъекта составляет код его социокультурного генотипа. Социокультурный код составляет основание генетической программы субъекта, реализуемой с различной степенью адаптивности в конкретной социокультурной среде. Объективные различия в данной среде и определяют сценарные вариации реализации генетической программы этносоциального субъекта. 7.

Сценарии разрабатываются как прикладной научный продукт для стратегического менеджмента того или иного заинтересованного социального субъекта. Концептуальная схема сценария определяется объективной логикой развития того субъекта, в отношении которого этот сценарий разрабатывается, а также характером разрешения предшествующих кризисов его развития и типами избранных альтернатив.

Применительно к коренным малочисленным народам Севера (на примере Ханты-Мансийского автономного округа — Югры) один из вариантов набора сценариев их развития представлен А.П.

«1) постепенная ассимиляция в единый российский народ, полная утрата родного языка, превращение культуры в музейный экспонат, более не существующий в реальной жизни. 2)

полная изоляция от техногенного мира, сохранение в неизменном виде традиционного образа жизни, способов хозяйствования, языка и культуры, создание при поддержке государства своего рода заповедных зон наподобие резерваций, ожесточенное неприятие всего, что идет от индустриальной цивилизации... 3)

установление тесных и постоянных контактов с финно-угорскими народами, которые не будут ограничиваться только взаимодействием в сфере образования и культуры, но превратятся в устойчивые экономические связи, а в перспективе приведут к интеграции в финно-угорский мир с доминированием Финляндии. 4)

налаживание сложного политического взаимодействия с региональными политическими и экономическими элитами, большинство представителей которых не принадлежат по происхождению своему к аборигенным народам Севера; при этом малочисленные северные народы получат от них поддержку в деле сохранения своего образа жизни и культуры, которые будут, в свою очередь использоваться для обоснования перед "центром" особого экономического и политического статуса административных автономных образований»649.

Каждый вариант развития имеет, по оценке А.П. Гудымы, своих влиятельных сторонников, к числу которых она относит в первом варианте — «центр», во втором — промышленную элиту современной России, в третьем — Финляндию и Европейский Союз в целом, в четвертом — США и Канаду. И каждый из этих вариантов, лоббируемый мощными геополитическими субъектами, находит отклик и понимание со стороны определенных социальных слоев коренных малочисленных народов Севера. Заметим, однако, что сами народы Севера в качестве влиятельных субъектов арктической политики никем из геополитических партнеров не рассматриваются.

Следует отметить, что сценарии развития коренных малочисленных народов Севера могут разрабатываться разными социальными субъектами — органами власти федерального, регионального, локального уровней, действующими на территории их традици- онного проживания корпорациями, самими народами.

Во-первых, содержание и сюжетная композиция сценариев развития народов Севера определяются архетипами традиционного мифологического сознания. Их конкретный набор определяется ведущими тенденциями глобального и локального социокультурного развития. Мифологическое мышление не ушло в прошлое, миф играет большую роль в самоорганизации этноса (в художественной форме на материале ненцев Ямала об этом, в частности, хорошо сказано и показано в документальном фильме А.В. Головнева «Путь к святилищу»). После постигшей тот или иной народ катастрофы возвращение к истокам и следование заветам предков, подражание культурным героям представляются способными вдохновить возрождение этнокультуры, наступление ее «золотого века».

Во-вторых, разработка благоприятных для самих народов сценариев должна осуществляться с использованием мультидисциплинар- ных эмпирических научных данных, обеспечивающих релевантный отбор фольклорно-мифологического материала и его адекватную литературно-художественную обработку, а также выработку социального механизма его реализации.

Как показывает мониторинг реализации ряда сценарных планов, они не всегда оправдываются из-за недоучета значимых возмущений и неожиданностей, появляющихся в процессе осуществления таких планов. При всей вариабельности внешних возмущений основной константой ситуационной динамики является социальный субъект. Инкорпорированный субъектом габитус — ценностные ориентации, системы устойчивых диспозиций, привычные модели и стереотипы поведения — определенным образом дифференцируют значимые варианты развития событий. Изменения объективной реальности субъект интерпретирует в рамках онтологической схемы собственной картины мира и реагирует в соответствии с апробированными прежде подходами. Поэтому исследование социокультурного потенциала субъекта представляет собой важнейшее условие устойчивости сценарных прогнозов.

На этом основании можно утверждать, что заложенный в основаниях программ развития сценарий является не столько объектно, сколько субъектно определенным сценарием развития отдельного субъекта.

Различие в структурно-функциональной значимости сценарных перспектив для субъектов образует между ними разность социальных потенциалов. Относительно субъекта одна перспектива является положительной, другая — отрицательной. Выделение инерционного, пессимистического или оптимистического сценарных вариантов осуществляется, очевидно, в системе ценностей конкретного социального субъекта, далеко не всегда, правда, рефлексивно фиксируемой. Соответственно могут выстраиваться так называемые альтернативные сценарии, согласно которым субъект существует или не существует в следующем цикле развития, обладает в будущем меньшим или большим «градусом» бытия.

Реализация той или иной сценарной перспективы является результирующей взаимодействия, определяющего как характер внешнего влияния, направленность изменения внешних условий деятельности субъекта, так и ориентацию его собственной активности. С этой точки зрения, пессимистический сценарий может учитывать не только объективную возможность возникновения неблагоприятных внешних условий, но и такой социально-психологический фактор как настрой субъекта, ориентированного на свертывание своей активности. Поэтому сценарий является в конечном счете объ- ектно-субъектно определенным. Это сценарий объекта, но и сценарий субъекта, реализующего свой сценарный потенциал.

Накопленный в ходе социокультурного процесса сценарный потенциал определяет границы сценарного действия. Поэтому в сценарном планировании область допустимых решений и вектор движения ограничиваются сценариями, реализованными в предшествующих циклах деятельности субъекта. Поле возможных путей эволюции оказывается объектно и субъектно детерминированным небольшим числом переменных — параметрами порядка.

Так, рассмотренные сценарии развития коренных народов Севера Югры (их изоляция, автономизация, интеграция в финно-угорский мир, ассимиляция в российское сообщество) экстраполируют на будущее уже сложившиеся, длительное время действовавшие тенденции этносоциального развития, определявшиеся как внешними влияниями, так и привычными, стереотипными формами реакции финно-угорских народов российского Севера на вызовы окружающего мира. Сценарное будущее народа во многом определяется его сценарным прошлым, закрепленным в этническом менталитете и достигнутом уровне этносоциального развития. Нет сомнений в том, что набор и содержание сценариев этносоциального развития, скажем, якутов или чукчей будут отличаться от сценариев развития тофаларов или юкагиров.

Выделение сценариев и антисценариев, реализованных в истории развития народов, позволяет уточнить представления о методологических возможностях сценарного подхода. Его следует рассматривать как метод исследования не только будущего, но настоящего и прошлого. Изыскания в области археологии духовной и материальной культуры позволяют задействовать потенциал социальных и гуманитарных наук (этнографии, социологии, истории, религиоведения, искусствоведения, филологии, психологии и др.) при анализе и определении наиболее приемлемых для данных народов вариантов развития. Для сценарного анализа развития народов Севера существенным является систематическое изучение сценарного потенциала, реализованного в их исторической практике и отраженного в духовной культуре — мифологии, фольклоре, литературно-художественном наследии. Отправным пунктом сценарного анализа должно быть выявление и протоколирование массива архе- типов культуры, проявления которых в современных условиях следует рассматривать не только в качестве «реликтов», но как признаки латентной детерминации стратегий жизнедеятельности.

Переходя от общей постановки задачи выявления и разработки сценариев развития коренных малочисленных народов Севера к конкретным направлениям ее решения, важно обратить внимание на архетипы культуры, являющиеся типичными для этих народов. Возможны различные категоризации данных архетипов. В качестве одного из первичных уровней архетипической детерминации является тотемизм.

Передаваемые в мифах деяния животных-первопредков рассматриваются как образец для подражания. Любопытны в этом отношении приводимые Е.М. Мелетинским реплики информаторов из индейского племени тлинкитов: «Что и как делал и жил Эль, так точно живем и мы»; «вот почему мы такие лгуны — потому что мы Вороны»650. Первоначала этнокультуры постоянно актуализируются во время массовых праздников и ритуалов, представлены в государственной символике и военных парадах, музеях и мемориалах, произведениях искусства. Архетипы транслируются, социализируются и определяют сценарии массового поведения посредством фольклора, особенно в сюжетах сказок.

Культ ворона характерен для многих народов российского Севера. Но он является далеко не единственным тотемным первопред- ком. Так, если, как указывает Е.М. Мелетинский, при исключительном значении ворона в тлинкитских мифах поддерживается разделение тлинкитов на фратрии Иеля и Канука, т. е. Ворона и Волка (или Орла у северных тлинкитов), то у народов российского Севера, пожалуй, более популярным является медведь.

Сопоставимым по ценности для Европы является только архетип волка, который сохраняет свое влияние от античности вплоть до современности651. Соответственно, поведение выходцев из Европы может ассоциироваться у народов Севера с поведением волков. Так, например, в декламации героя романа Э. Тополя «Красный газ» русские сравниваются с волками:

«... И как волки на добычу, Потекли тогда потоки Русских орд на нашу землю, Оттесняя нас все дальше, Дальше к Морю Ледяному...»652.

Для ненцев же в качестве тотемно значимой фигуры выступает медведь:

«Нут и шар» — Клянусь медведем! Я хочу, чтоб каждый ненец Крикнул громко и победно: «Смерть коварным чужестранцам!...» «Нут и шар!...»653.

Мифологические архетипы медведя и волка являются не единственными тотемными «завязками» сценарных циклов развития коренных малочисленных народов Севера. Достаточно значим для отдельных народов (например, для эвенков) архетип оленя654, который является функциональным эквивалентом архетипа коровы (или коня) в традиционной культуре евразийских народов.

Архетипы культуры всегда представлены целым набором, который допускает возможность выбора в зависимости от складывающейся этнополитической конъюнктуры. Выбор в рамках фундаментальных архетипических оппозиций имеет решающее значение для сценарного подхода. Этот выбор определяет характер и динамику сценарного процесса, который инициируется завязкой противоборствующих сил, кульминацией борьбы и развязкой.

Завязка и развязка конституируют сценарный цикл, выделяют его из непрерывного сценарного процесса. Завязка собственно инициирует сценарный процесс, а развязка завершает сценарный цикл, дезинтегрирует и снимает основное противоречие, создавая предпосылки для развертывания нового сценарного цикла, завязывающегося в противоборстве уже других сил. Развязка и снятие проти- воречия создают основание для последующего развития, но циклы нового, более высокого порядка основываются на воспроизводстве и разрешении уже снятых противоречий. Вследствие этого образуются встроенные друг в друга сценарные циклы, что позволяет в определенном смысле слова говорить о «матрешировании» или построении сценарной матрицы.

Данные сценарные матрицы строятся обычно структурно путем указания отсутствия или присутствия одной из фундаментальных переменных. Характеризуя основания дифференциации сценариев, говорят о «ключевых неопределенностях», которые обычно заключаются в отсутствии или присутствии этих переменных. Поскольку неопределенность заключается в гегемонии одной из фундаментальных переменных, то нельзя рассчитывать на то, что другая, рецессивная переменная будет устранена из сценарного действия. На всех этапах сценарного процесса будет наблюдаться конкретное неустранимое соотношение неопределенностей. Действительная проблема состоит в прогнозировании срока снятия этой неопределенности, когда завершится сценарный цикл, где эта проблема представляется существенной, и в этом смысле возникнет какая-то определенность, предопределяющая последующее развитие.

Неопределенностью является сам итог разрешения соотношения неопределенностей. Сценарная перспектива может быть как прогрессивной, выдвигающей и раскрывающей новые неопределенности, так и регрессивной, возвращающей к неопределенностям, подрывающим основания сценарного процесса. Перспективность и регрессивность сценарной перспективы также относительна. Она определяется тем, какая из противоборствующих сил в каждом цикле взаимодействия обеспечила продолжение сценарного процесса, стала его носителем, субъектом.

Так, возрождение культа медведя (и в меньшей степени культа ворона) является косвенным признаком того, что архетипы медведя и ворона дифференцированно проявляют свое действие в различных исторических ситуациях. В современной культуре народов российского Севера доминирует, по-видимому, архетип ворона.

Врановые, как известно, характеризуются известным коллективизмом поведения. И в мифологии ворон действует, как правило, не один. Нельзя не отметить, что именно данный тип коллективизма находит проявление в самом факте существования такой организационной структуры как Ассоциация коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации, а также в многолетней практике разработки и реализации целевых комплексных программ, ориентированных на развитие не конкретных народов Севера, а всего их этнического массива. Подобным же образом обучавшиеся в столичных образовательных учреждениях северяне сохраняют и поддерживают связи, работая как в регионах, так и в центре655.

Обобщение опыта управления развитием коренных народов Севера, а также существующей практики программирования приводит к осознанию того, что не для всех, а «для каждого этноса должна быть разработана программа выживания»656. Необходимость этого объясняется также тем, что коренные народы, как правило, представляют собой экстерриториальные этносы. Поэтому поддержание этничности народа как целого требует межрегиональных эт- ноориентированных программ. «Для этого федеральная программа "Экономическое и социальное развитие коренных малочисленных народов Севера" должна быть нацелена на решение проблем этих народов, а не отдельных территорий, — замечает А.Д. Марфусало- ва. — К примеру, должна быть федеральная программа "Эвенки России", "Эвены", "Юкагиры" и т.д.» При последующем дезагрегировании задачи могут быть конкретизированы до уровня отдельных территориальных этнических групп. Поэтому если удастся инициировать разработку этноориентированных целевых комплексных программ устойчивого развития коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока России в рамках возросшей этнической самоорганизации отдельных народов, то это можно будет интерпретировать и как следствие усиления действия культурного архетипа медведя.